Глава 20
До места они доехали всего за семь минут, и то не спеша. Спешить теперь было некуда.
На Сент-Николас-авеню Гробовщик развернулся, выехал на Сто двадцать пятую улицу и повернул на запад, в сторону Гудзона.
Здесь еще тянулись негритянские кварталы. В барах с неоновыми вывесками гремела музыка, по тротуару болтались, громко переругиваясь, бродяги. Перед кафе «Даун-бит» толпились гомосексуалисты, что-то оживленно обсуждая своими бархатисто-нежными голосами; возле бильярдной «Попс-парлор» жестикулировали любители покурить травку. А дальше, за забором, тянулась погруженная во мрак строительная площадка.
Со Сто двадцать пятой улицы Гробовщик свернул на Бродвей, затем опять на запад; на Сто двадцать четвертую улицу, поднялся по крутой Клермонт-авеню, объехал Интернешнл-хаус, снова свернул к реке — выехал на Риверсайд-драйв, прямо рядом с церковью.
Всю дорогу он внимательно следил в зеркало заднего вида, нет ли хвоста, но никто за ним не следил.
И на том спасибо.
Гробовщик остановил «плимут» перед домом Гаса и, потушив фары, некоторое время просидел в машине, наблюдая за улицей. Все было тихо, с реки дул слабый ветерок. Машины стояли по обеим сторонам, хотя со стороны парка стоянка запрещалась. Выходя из автомобиля. Гробовщик держал пистолет наготове — мало ли что.
Следом за ним вышли Испанец и Джинни. Опять выстроившись цепочкой, они подошли к дому, и Джинни собственным ключом открыла входную дверь.
Гробовщик пропустил их вперед, вошел сам, сказал: «Ждите здесь», направился к шахте лифта, вызвал лифт на первый этаж. Когда кабина остановилась, он открыл дверь, заглянул внутрь, потом закрыл дверь кабины и внимательно осмотрел дверь шахты. Дверь как дверь — ничего примечательного. Пол кабины находился на одном уровне с полом коридора, а дверь лифта — вровень с дверью шахты.
После этого Гробовщик вернулся назад, сказал: «Ладно, пошли», и они из вестибюля спустились в коридор цокольного этажа. Свет в коридоре, как полагалось, горел, но Гробовщик на минуту остановился и прислушался. Он вновь увидел дверь в квартиру управляющего, мастерскую, лестницу, лифт, прачечную, а также дверь, выходившую на задний двор. Не было слышно ни звука, тишина стояла не только внутри, но и снаружи. Его взгляд на мгновенье задержался на приставленной к стене, прямо под огнетушителем, лесенке. Должно быть, она стояла здесь и утром — просто он ее не заметил.
В конце коридора у стены были свалены дешевые старые чемоданы, сундуки и мебель нового управляющего, но в квартиру он с семьей не въехал — дверь была опечатана полицейской печатью.
Гробовщик достал свой перочинный нож и сорвал им печать. Джинни открыла ключом дверь, переступила через порог и включила свет.
— Господи помилуй! — вскричала она, отпрянув. — Что это значит?!
За то время, что Гробовщика здесь не было, в квартире ничего не изменилось — не было только трупа африканца.
— Это значит, что твоему дружку перерезали глотку, — сказал Гробовщик.
Джинни расширившимися от ужаса глазами смотрела на почерневшую, запекшуюся кровь на полу и стенах. У Испанца опять застучали зубы.
— Какого же черта вы так перепугались? — съязвил Гробовщик, обращаясь к ним обоим одновременно. — Это ведь чужая кровь, не ваша.
Джинни позеленела, ее могло вырвать в любой момент.
— Неси ключи, быстро! — крикнул он ей.
За ключами надо было идти на кухню. Джинни подобрала юбку и, держась за стены, как на корабле в шторм, пошатываясь, пошла по коридору.
Когда она вернулась со связкой ключей. Гробовщик сказал Испанцу:
— Останешься здесь.
Испанец покосился на запекшуюся кровь, окинул взглядом разгромленную квартиру, и его лицо приобрело какой-то немыслимый для чернокожего светло-серый оттенок.
— Это обязательно?
— Дело твое, хочешь — ступай домой.
Испанец остался.
Гробовщик вытолкнул Джинни в коридор, запер Испанца в квартире, а затем подошел к ведущей во двор задней двери и закрыл ее на засов. Джинни ждала его у лифта, без него она боялась сдвинуться с места.
— Стой тут, — распорядился Гробовщик, садясь в лифт.
— А ты меня не бросишь? — На ее лице появился испуг.
— Не бойся, — сказал Гробовщик и захлопнул дверь шахты у нее перед носом.
Подымаясь наверх, он слышал, как она что-то кричит ему снизу, но не обратил на это никакого внимания.
Он вышел из лифта на первом этаже и, сбежав по ступенькам, столкнулся с Джинни, которая подымалась ему навстречу.
— Ты куда это, детка? — спросил он, разворачивая ее в обратном направлении.
— Если ты думаешь, что я… — начала было она, но Гробовщик грубо перебил ее, схватив за локоть:
— Чем болтать, показывай, где вырубается эта штука. — И он ткнул пальцем в сторону лифта.
— Ладно, ладно, мог бы и повежливей разговаривать, — проворчала мулатка, но спорить не стала.
Она показала ему короткий квадратный ключ от шахты лифта.
— Нажмешь на кнопку — и лифт встанет, — сказала она. Гробовщик сбежал в подвал, открыл ключом дверцу в шахте и нажал кнопку на распределительном щите.
— Имей в виду, того, что ты ищешь, здесь нет, — предупредила Джинни. — Они мне рассказывали, что в шахте тоже искали. — Она говорила негромко, но не шепотом.
Гробовщик заглянул в черный провал шахты.
— Заткнись. Посвети-ка мне лучше.
— Внутри есть лампочка. Выключатель где-то здесь, на выступе.
Он нащупал в темноте маленький выключатель, и, осветив бетонный колодец глубиной в шесть футов, на дне зажглась голая лампочка, от которой по залитому маслом полу тянулся к розетке длинный шнур.
В центре колодца из темноты возник массивный стальной блок с пружинистым амортизатором, а сзади него — электрический мотор и катушка с тросом, рядом с которым помещались распределительный щит и рычаги для регулировки кабины.
Гробовщик спрыгнул в шахту, подобрал какую-то грязную, засаленную тряпку и, стерев пыль с двух медных табличек на моторе и под рычагами, изучил инструкцию. С помощью одного из рычагов можно было подымать и опускать кабину, если та застрянет между этажами.
Дернув рычаг на себя, он опустил кабину на три фута, затем вылез из колодца и, оставив внизу свет, захлопнул дверцу шахты.
Затем, нажав на кнопку на распределительном щите, он снова включил электромотор и спустил лифт в подвал. Теперь пол кабины находился на три фута ниже подвального помещения, и можно было, поднявшись на дверь шахты, перелезть оттуда на крышу лифта.
Он взял стоявшую у стены лестницу, приставил ее к сетке шахты и поднялся наверх.
— Видишь? — крикнула снизу Джинни, затаив дыхание.
Он ничего не ответил, просунул голову и плечи под сетку, поднялся на последнюю ступеньку лестницы и, подтянувшись, вполз на животе на крышу кабины.
— Нашел? — с тревогой переспросила она.
— Заткнись ты! — огрызнулся он, шаря рукой в поисках синей холщовой сумки. Наконец нащупал, подтянул ее к себе поближе, а затем перевернулся на спину, вытащил оба револьвера и в тусклом, пробивающемся снизу, из-под кабины, свете осмотрел их. Оружие было в полном порядке.
А затем, по-прежнему лежа на спине и подталкивая сумку локтем, медленно, дюйм за дюймом, пополз обратно ногами вперед.
— Ее там нет? — спросила Джинни. От волнения голос у нее срывался и хрипел.
— Заткнись, слышишь! Дай поискать! — злобно крикнул он. Ее хриплый срывающийся голос действовал ему на нервы.
Наконец он нащупал ногами лестницу. Теперь снизу просматривалась вся нижняя часть его тела, не видны были только голова, шея и руки с револьвером. В этот момент он и сбросил вниз, на пол, синюю холщовую сумку.
— Он нашел ее! — громко закричала Джинни и нырнула в лифт.
Секундой позже Гробовщик, по-кошачьи перевернувшись в воздухе, спрыгнул с лестницы на пол.
И тут же перед ним, сбежав по ступенькам, вырос тот самый тощий бандит с изможденным лицом наркомана.
Оба выстрелили одновременно. Гробовщик стрелял из револьвера Могильщика левой рукой, да еще от бедра, чего он терпеть не мог. Тощий же стрелял правой рукой через левое плечо, из «деринджера» с глушителем, а в левой руке у него был зажат полицейский автоматический пистолет.
Сухой хлопок «деринджера» с глушителем потонул в громовом раскате длинноствольного револьвера 38-го калибра.
Пуля 38-го калибра с медной насадкой угодила тощему прямо в рот, откуда фонтаном брызнула кровь и посыпались зубы, а пуля 44-го калибра, выпущенная из «деринджера», проделав дырку в рукаве Гробовщика, чиркнула ему по левой руке, повыше локтя. Кожу обожгло словно раскаленным утюгом.
Прежде чем второй бандит, толстяк, сбежал с лестницы, Гробовщик, широко расставив ноги и подавшись вперед, чтобы не упасть, успел выпустить в тощего еще две пули, отчего тот, подпрыгнув, исполнил в воздухе данс-макабр.
Пытаясь притормозить и выстрелить одновременно, толстяк выбросил вперед руку с автоматическим пистолетом 38-го калибра и выпустил две пули — одну в потолок, другую в огнетушитель. Гробовщик же, выстрелив из двух револьверов сразу, вогнал толстяку в брюхо две пули.
В следующее мгновение с головы Гробовщика, точно ракета, плавно взмыл в воздух шотландский берет, а секундой позже выпущенная сзади пуля 45-го калибра в медном цилиндре угодила ему в лопатку и сбила с ног.
Когда Гробовщик свалился лицом вниз, в дверях прачечной с армейским кольтом 45-го калибра в руке появился еще один бандит. Но выстрелить в третий раз он не успел — из всех дверей, щелей и углов высыпались детективы в штатском, поднялась стрельба, и третий бандит, изрешеченный сразу тринадцатью пулями, рухнул рядом с Гробовщиком.
Вся перестрелка продолжалась двадцать семь секунд.
В воздухе плавал синий дым, в узком коридоре стоял удушливый запах пороха, в ушах звенело от оглушительной пальбы.
Два бандита, наркоман и толстяк, лежали рядом. Тощий скончался на месте, а толстяк, у которого вывалились внутренности, с простреленной печенью и разорванной селезенкой, был еще жив. Один из детективов, склонившись над ним, пытался его допрашивать, но умирающий только тяжело стонал.
Другой детектив вытащил Джинни из лифта и надел на нее наручники, а третий вывел из квартиры Испанца. Всего полицейских было девять: трое из уголовной полиции, трое из отдела по борьбе с наркотиками (ОБН) и еще трое, специализирующихся на марихуане.
Гробовщик, скрипя зубами от боли и опираясь на левую руку, попытался встать на ноги. Двое детективов помогли ему подняться, а третий подошел к телефону-автомату в конце коридора и, позвонив в ближайшее отделение, вызвал две санитарные машины и две кареты «скорой помощи».
— Я цел, — сказал Гробовщик. — Где мой револьвер?
Револьвер Могильщика он по-прежнему держал в левой руке, а вот собственный выронил, когда в лопатку попала пуля 45-го калибра.
Один из детективов, улыбнувшись, расстегнул ему пиджак и вложил револьвер обратно в кобуру, а револьвер Могильщика Гробовщик сам засунул себе за пояс. Детектив застегнул ему пиджак на нижнюю пуговицу и перевязал раненую руку.
Капитан из отдела по борьбе с наркотиками подкинул на руке синюю холщовую сумку и вопросительно посмотрел на Гробовщика.
Но с вопросом его опередил лейтенант уголовной полиции:
— Как ты догадался, что сумка на крыше кабины?
— Ничего он не догадался, — обиделся капитан ОБН. — Просто нашел. Мы, между прочим, там тоже искали.
— Рассказывай, — хмыкнул Гробовщик. — Я ведь сам сегодня днем эту сумку сюда подбросил. С этого начал.
— Выходит, это была приманка?
— Вроде того. Это единственное, что мне пришло в голову.
С минуту все молча разглядывали его покрытое ожогами, искаженное судорогой лицо. Зрелище было не из приятных.
— У меня идея, — сказал детектив из подразделения по борьбе с марихуаной (ПБМ). — Один раз они уже попали на удочку — возможно, попадутся во второй. На улице за памятником Гранту сидит в машине с шофером Бенни Мейсон и наблюдает за домом в полевой бинокль. Мы ведь этого Мейсона давно пасем.
— Да, и она тоже сказала, что Мейсон будет где-то поблизости, — припомнил Гробовщик, показывая на мулатку глазами.
— А ты сам как считаешь? — спросил капитан.
— Пусть она с этой сумкой в руках пойдет по улице, только не к машине, а в противоположном направлении. Мейсон попытается сумку отобрать и…
— И что дальше? — перебил его лейтенант. — В сумке-то ничего нет. А отягчающие улики как же?
Детектив улыбнулся:
— А мы туда что-нибудь положим. Мы ведь, со своей стороны, тоже готовили засаду и прихватили с собой небольшой сверток с двумя килограммами чистого героина. Положим героин в сумку…
— …и пусть Мейсон эту сумку берет?
— Вот именно. Должны же мы оправдать надежды мистера Мейсона.
— Тогда надо торопиться, — сказал лейтенант. — А то через две минуты вся улица будет забита полицейскими машинами.
— Мистер Мейсон сейчас «на винте», и ему на полицию наплевать, но особенно тянуть действительно не стоит.
Второй детектив из ПБМ достал сверток с героином; из сумки вынули лактозу, вместо нее положили героин, после чего сняли с Джинни наручники.
— Не пойду, — сказала она.
Все уставились на нее тем же неподвижным взглядом, каким обычно смотрят на задержанного полицейские, если тот отказывается подчиняться.
— Что ей вменяется в вину? — спросил один из детективов.
— Укрывательство, — ответил Гробовщик.
— И убийство, — совершенно спокойно, не шелохнув бровью, добавил лейтенант. — Это она убила африканца.
— Я не убивала! — завопила Джинни. — Ложь это! Гнусная ложь!
— У нас есть доказательства, — тем же ровным голосом возразил лейтенант.
— Клевета! Подставить хотите!
— Старая песня. На суде оправдываться будешь — может, там тебе и поверят.
— Подонки! — выдохнула она.
— Дайте мне тридцать секунд, и я ее успокою, — сказал Гробовщик. Джинни мельком посмотрела на Гробовщика, и у нее тут же пропала охота качать права.
— Ладно, давайте вашу проклятую сумку, — сказала она.
