Глава 13
В восьмом часу вечера Гробовщик и Могильщик подъехали на своей машине к магазину Голдстайна на 116-й улице, между Третьей и Лексингтон-авеню.
Фамилия хозяина была выведена тусклыми золотыми буквами над грязной витриной. Под прямым углом к ней торчала вывеска с изображением цыпленка, на которой значилось: КУРЫ.
На тротуаре у магазина стояли одна на другой, в шесть рядов, куриные клетки, связанные воедино цепочками. Те, в свою очередь, были прикреплены к специальному приспособлению на стене магазина. Почти все клетки были пустые.
— Голдстайн не доверяет своих курочек этим ребятам, — заметил Гробовщик, когда детективы вылезли из машины.
— Разве он не прав? — отозвался Могильщик.
В самом магазине также было полно клеток — уже с курами. Мистер и миссис Голдстайн, а также юные члены их семейства продавали кур запоздалым покупателям, в основном владельцам гриль-баров, ночных клубов и кафе.
К ним направился мистер Голдстайн, потирая руки, словно пытаясь отмыть их в скверно пахнущем воздухе.
— Чем могу быть полезен, джентльмены? — осведомился он. Голдстайн всегда вел дела честно, с законом неприятностей не имел и потому не знал детективов в лицо.
Могильщик вынул из кармана свой жетон и показал Голдстайну.
— Полиция, — сообщил он.
Мистер Голдстайн побледнел:
— Разве мы делаем что-нибудь не так?
— Нет-нет, вы оказываете обществу большую услугу, — успокоил его Могильщик. — Просто мы ищем парня по прозвищу Утюг. Он у вас работает. Вообще-то его фамилия Ибсен.
— Ах, Ибсен, — облегченно вздохнул мистер Голдстайн. — Он ощипывает кур в служебном помещении. — Тут его снова охватило беспокойство: — Вы не собираетесь его арестовать? А то у нас сегодня уйма заказов и…
— Мы только хотим задать ему несколько вопросов, — успокоил его Могильщик.
Но мистер Голдстайн не успокоился.
— Только, пожалуйста, не задавайте ему слишком много вопросов, — попросил он. — Ибсен, видите ли, не в состоянии думать о нескольких вещах сразу. К тому же, похоже, он выпил…
— Мы не будем его утомлять, — пообещал Гробовщик.
Детективы прошли через входную дверь в служебное помещение. Спиной к двери у разделочного стола стоял голый по пояс мускулистый широкоплечий парень. Пот градом катил с его черных-пречерных плеч. Его руки работали, как шатуны паровоза, мокрые куриные перья летели в большое ведро на полу.
Парень работал и напевал подвыпившим голосом.
На столе в ряд на спинках лежали куры, уткнув голову под крылышко, воздев лапки вверх. На ножке у каждой виднелась бирка.
От упаковочного стола к широкоплечему подошел молодой человек в очках. Он равнодушно покосился на детективов и спросил подозрительным тоном, ткнув в сторону большого плимутрока без бирки с краю:
— Что там делает вон тот цыпленок, Ибсен?
Ибсен повернулся к очкарику. В профиль его голова напоминала утюг — выдававшаяся вперед нижняя челюсть образовывала с плосконосым лицом и покатым лбом угол градусов в тридцать.
— Вон тот? — переспросил он. — Так это цыпленок мисс Клайн.
— Почему на нем нет бирки?
— Она еще не решила, будет брать заказ или нет. Она пока не пришла.
— Ладно, — сварливо отозвался очкарик. — Работайте, Ибсен, у нас заказов невпроворот, некогда разговаривать.
Парень повернулся к столу, и опять его руки заработали, как шатуны паровоза. Он снова запел. Детективов, стоявших у двери, Утюг не приметил.
Могильщик незаметно показал в сторону двери. Гробовщик ответил кивком согласия. Оба беззвучно удалились.
Когда они оказались в зале, мистер Голдстайн оставил клиента и подошел к ним.
— Я рад, что вы его не арестовали, — сообщил он, снова умывая руки воздухом. — Он хороший работник — и главное, очень честный.
— Да, мы уже обратили внимание, что вы ему доверяете, — сказал Гробовщик.
Они сели в машину, отъехали чуть дальше, остановились и стали ждать.
— Готов поспорить на пинту виски, он его прикарманит. — сказал Могильщик.
— Тоже мне пари! — фыркнул Гробовщик. — Этот парень спер столько кур, что сам на четверть превратился в цыпленка. Я готов поспорить, что он украдет цыпленка прямо из яйца и не повредит скорлупы.
— Скоро мы все увидим.
Они чуть было его не упустили. Утюг вышел через заднюю дверь и появился на улице из проулка перед машиной.
На нем была просторная оливкового цвета куртка армейского образца со шнурками снизу, а на голове армейский же картуз, надетый задом наперед, козырьком назад. От этого его сходство с утюгом сделалось еще более отчетливым. Собственно, у него был такой вид, словно он попытался проглотить утюг и тот застрял у него под нижней челюстью.
Он вышел на Лексингтон-авеню и пошел по ней слегка пошатываясь, стараясь не задевать прохожих. Он насвистывал «Рок круглые сутки».
Детективы двигались за ним в машине. Когда парень свернул на 119-ю улицу и пошел на восток, они объехали его, остановили машину, вылезли и загородили ему дорогу.
— Каким ветром тебя сюда занесло, Утюг? — спросил Могильщик. Тот попытался понять, кто это такой. Его большие мутные, слегка раскосые глаза никак не могли поймать Могильщика в фокус. Когда же наконец это случилось, обнаружилось, что Утюг сильно косит.
— Почему вы ко мне пристаете, ребята? — спросил он пьяным голосом и опять пошатнулся. — Я ничего такого не сделал.
Гробовщик протянул руку и быстрым движением расстегнул молнию на куртке Утюга до самого низу. Заблестела черная мускулистая грудь, но там, где полагалось быть животу, показались черные и белые перья.
В уютном гнездышке у живота лежала курочка, мирно скрестив желтые лапки, сунув голову под крылышко и очень напоминая покойника.
— Что ты делаешь с курицей? — спросил Гробовщик. — Нянчишь ее?
— Курица? — удивился Утюг. — Какая курица?
— Ладно, только не пудри мне мозги пудрой с доброго старого Юга, — предупредил его Гробовщик. — Я тебе не Голдстайн.
Могильщик чуть подался вперед и длинным пальцем приподнял куриную голову.
— Мы про этого цыпленка тебя спрашиваем, — пояснил он.
Курица нахохлилась и испуганно посмотрела на детективов сначала одним глазом, потом повернула голову и поглядела другим.
— Ну прямо как моя теща, когда я ее бужу, — признал Могильщик.
Внезапно курица заквохтала и стала бить крыльями, пытаясь освободиться из плена.
— Ну вылитая теща, — подтвердил Могильщик.
Курица оттолкнулась от живота Утюга и прыгнула в сторону Могильщика, неистово кудахтая и махая крыльями, словно обидевшись на сравнение.
Утюг повернулся и пустился наутек, выбежав на середину улицы. На нем были грязные парусиновые туфли, похожие на те, что носил Бедняк. Он летел, словно черная молния.
Не успел Утюг пуститься бежать, Гробовщик уже достал свой длинноствольный поблескивающий никелем револьвер, но его обуял такой приступ смеха, что он никак не мог крикнуть: «Стой». Наконец он обрел дар речи, крикнул: «Тпрру, дружок» — и трижды выстрелил в воздух.
Из-за курицы Могильщик вытащил свой револьвер — такой же, как у Гробовщика, — чуть позже, чем его партнер. Кроме того, ему пришлось огреть курицу по голове — она была нужна как вещественное доказательство. Когда же он поднял голову, то увидел, что Гробовщик выстрелил еще раз и попал Утюгу в правую туфлю. Пуля 38-го калибра оторвала подметку, а Утюг поскользнулся и проехался на заду. Оказалось, что, хоть подметка и отлетела, нога цела и невредима, хотя Утюг упал, решив, что его ранили.
— Убивают! — вопил он. — Полицейские убивают!
Стала собираться толпа.
Подошел, помахивая револьвером, Гробовщик. Он взглянул на ногу Утюга.
— Вставай, — сказал он, хватая его за шиворот. — На тебе нет ни царапинки.
Утюг осторожно поставил ногу на мостовую и обнаружил, что она и правда цела и невредима.
— Значит, меня ранили куда-то в другое место, — продолжал он упрямиться.
— Никуда тебя не ранили, — сказал Гробовщик, взяв его за руку и толкая по направлению к машине. — Поехали отсюда, — сказал он Могильщику. Тот поглядел на толпу зевак и сказал:
— Да, нам пора.
Они посадили Утюга на переднее сиденье между ними, курицу бросили на заднее и поехали по 119-й улице на восток, к заброшенному пирсу на Ист-ривер.
— Ты можешь получить тридцать дней в каталажке, — сказал Могильщик. — А можешь получить назад своего цыпленка и идти домой его жарить, — сказал Могильщик, — все будет зависеть от тебя.
Утюг посмотрел сначала на одного детектива, потом на другого и сказал:
— Я не знаю, о чем вы, начальник.
— А ну кончай прикидываться дядей Томом, — сказал Гробовщик. — Так будешь говорить с белыми. На нас это не действует. Мы знаем, ты человек темный, но не полный болван. Поэтому отвечай как есть, понятно?
— Да, начальник.
— Я разве тебя не предупреждал? — удивился Гробовщик.
— Кто был в машине с Джонни Перри, когда он рано утром ехал по 132-й перед тем, как Бедняк ограбил бакалейщика? — спросил Могильщик.
Утюг прищурился, подумал и ответил:
— Не понимаю, о чем вы, начальник. Я никого не видел. Я все утро крепко спал в своей постели, а потом пошел на работу.
— Ладно, парень, — сказал Могильщик, — раз так, то ты заработал свои тридцать дней…
— Начальник, клянусь… — начал было Утюг, но Гробовщик его перебил:
— Слушай, сука, мы уже взяли Бедняка, и завтра утром он пойдет в суд. Он показал, что ты стоял в подворотне на 132-й улице недалеко от Седьмой авеню. Так что мы все про тебя знаем. Мы знаем, что Джонни Перри проезжал как раз в это время по 132-й улице. Мы не хотим повесить на тебя эту кражу, нам только надо знать, кто был в машине с Джонни Перри.
На плоском лице Утюга выступили капли пота.
— Начальники, — сказал он, — я не хочу неприятностей с Перри. Лучше уж отсижу месяц.
— Не бойся, — успокоил его Могильщик. — Нас интересует не Джонни, а тот, кто с ним сидел в машине.
— Он ограбил Джонни — отобрал две тысячи и смылся, — солгал Могильщик. Обман подействовал.
Утюг присвистнул.
— Я так и понял, что там неладно, раз они остановились так, словно не хотели, чтобы их кто-то видел.
Гробовщик и Могильщик обменялись взглядами. Сидевший между ними Утюг тупо смотрел то на одного, то на другого.
— Тогда все встает на свои места, — сказал Могильщик. — Они с Вэлом остановились на 132-й незадолго до того, как Бедняк ограбил бакалейщика. — Он снова обратился к Утюгу: — Они вместе вышли из машины или только Вэл?
— Начальник, я видел только то, что рассказал. Клянусь… — забормотал Утюг. — Когда Бедняк дал деру, а бакалейщик и полицейский припустились за ним, из окна выглянул один тип, а когда они свернули за угол, он высунулся еще дальше, чтобы посмотреть, куда они делись. Тут-то он и вывалился из окна. Ну, я, понятно, стал уходить по Седьмой — не хватало мне только, чтобы набежали легавые и стали задавать всякие вопросы.
— Ты не заметил, сильно он ушибся? — спросил Могильщик.
— Нет, я решил, что он разбился насмерть, — сказал Утюг. — Ну и удрал от греха подальше. Я ведь не такая шишка, как Перри. Полиция запросто могла сказать, что это, мол, я вытолкнул его из окна, доказывай им потом…
— Ты меня огорчаешь, парень, — сказал без тени улыбки Могильщик. — Полицейские не такие мерзавцы.
— Мы бы с удовольствием отпустили тебя с твоим цыпленком домой, — сказал Гробовщик, — но штука в том, что сегодня утром зарезали Вэлентайна Хейнса, и мы вынуждены задержать тебя как главного свидетеля.
— Понятно, — смиренно сказал Утюг. — Этого-то я и боялся.
