Глава 11
Было восемь часов вечера, но все еще светло.
— Поедем прокатимся, — сказал Могильщик Гробовщику, — посмотрим на пейзаж. Полюбуемся на коричневых курочек в розовых платьицах, подышим ароматом маков и марихуаны.
— И послушаем воркование наших голубков стукачей, — добавил Гробовщик.
Они ехали в южном направлении по Седьмой авеню в маленьком черном, видавшем виды седане. Могильщик, сидевший за рулем, пристроился за большим грузовиком, а Гробовщик внимательно следил за тротуаром.
Субъект, ошивавшийся у входа в парикмахерскую мадам Помадки, помахивал бумажками с выигравшими номерами подпольной лотереи. Увидев, что на него из машины в упор глядит Гробовщик, он сунул бумажки в рот и стал жевать их, словно это были тянучки. Двигаясь под прикрытием грузовика, они застали врасплох марихуанщиков, стоявших у бара на углу 126-й улицы. Восемь молодцов хулиганского вида, в черных брюках в обтяжку, соломенных шляпах с разноцветными лентами, остроносых туфлях, ярких рубашках и темных очках, очень напоминали стайку экзотических кузнечиков-переростков. Они уже выкурили одну самокрутку и собирались пустить по кругу вторую, как один из них крикнул:
— Атас! Кинг-Конг и Франкенштейн!
Тот, кто курил самокрутку, проглотил ее так быстро, что не успел потушить. Огонь опалил ему пищевод, и он согнулся пополам в приступе кашля.
Один из молодцов, по кличке Джиголо, крикнул:
— Спокойно, без паники. Главное, чтоб мы были чистыми!
Ребята поспешно побросали свои ножи на тротуар у бара, один из них проворно сунул две оставшиеся самокрутки в рот, готовый в случае необходимости проглотить их.
Могильщик мрачно ухмыльнулся, глядя на кашлявшего.
— Я бы мог врезать ему по животу, и он наблевал бы улик ровно на год тюряги.
— Как-нибудь в следующий раз мы покажем ему этот фокус, — сказал Гробовщик.
Два наркомана заколотили пострадавшего приятеля по спине, остальные стали преувеличенно громко обсуждать проблему проституции — исключительно с научной точки зрения. Джиголо с вызовом смотрел на детективов.
На нем была шоколадного цвета соломенная шляпа с желтой в голубой горошек лентой. Когда Гробовщик поднес к правому лацкану руку, тот сдвинул шляпу на затылок и сказал:
— Хрен им, ребята, мы с вами чистые, как стеклышки!
Могильщик медленно проехал дальше, не останавливаясь, и в зеркало увидел, как молодой человек вытащил из-за щеки мокрые самокрутки и стал дуть на них, чтобы поскорее высушить.
Они доехали до 119-й улицы, свернули в сторону Восьмой авеню, проехали по ней дальше и остановились у обшарпанного жилого дома между 126-й и 127-й улицами. Пожилые чернокожие расположились на стульях и табуретках у стены дома, прямо на тротуаре.
Детективы поднялись на четвертый этаж по темной лестнице. Гробовщик постучал четыре раза с десятисекундным интервалом между каждым стуком.
С минуту за дверью было тихо. Потом дверь вдруг приоткрылась внутрь на пять дюймов. Замок не щелкал, дверь удерживали снизу и сверху два железных стержня.
— Это мы, Мамаша! — сказал Могильщик.
Тогда дверь открылась полностью. За ней обнаружилась маленькая худая седая чернокожая женщина. На вид ей было лет девяносто. Одета она была в длинное черное платье до полу. Она отступила в сторону, а когда сыщики прошли в темный холл, снова закрыла за ними дверь.
Затем они молча проследовали за ней в конец холла. Она открыла дверь и сказала:
— Он там.
Гробовщик и Могильщик вошли в маленькую спальню и прикрыли за собой дверь.
На краю кровати сидел Джиголо. Его щегольская шляпа была сдвинута на затылок. Он сидел и кусал ногти. Коричневое лицо его лоснилось от пота, зрачки были расширены.
Гробовщик сел перед ним, оседлав единственный в комнате стул с прямой спинкой, а Могильщик посмотрел сверху вниз и сказал:
— Ну что, герой, нагероинился?
Джиголо пожал плечами. Под желтой рубашкой заходили худые плечи.
— Не волнуй его, — сказал Гробовщик. Но затем доверительно спросил у Джиголо: — Кто грабанул деньги вчера, дружок?
Джиголо задергался так, словно ему в штаны кто-то сунул раскаленную кочергу.
— У Бедняка вообще-то завелись деньжата, — быстро и еле слышно проговорил он.
— Какие деньги? — спросил Могильщик.
— Монеты.
— А бумажки?
— Бумажек я не видел.
— Где его сейчас можно найти?
— В бильярдной Туза-Валета. Он на бильярде помешан.
— Ты его знаешь? — спросил Могильщик Гробовщика.
— Гарлем полон таких Бедняков, — сказал тот и обратился к стукачу: — Какой он из себя?
— Худой, черный. Спокойный такой. Держится в тени. Выглядит примерно как Деревенщина, до того как его посадили.
— Как он одет? — спросил Могильщик.
— Как я сказал. Старается не светиться. Ходит в старых джинсах, в тенниске, в парусиновых туфлях. Вид у него обтрепанный.
— Партнер?
— Утюг. Вы его знаете?
Могильщик кивнул.
— Но он вроде ни при чем, — сказал Джиголо. — Сегодня его что-то не было видно.
— Ладно, приятель, — сказал Гробовщик, вставая. — Брось ты героин, пока не поздно.
Джиголо опять задергался.
— А что мне делать? Если кто-то узнает, что я для нас стучу, мне и на улицу-то высунуться будет страшно. Тут уж головой не покачаешь… — Джиголо имел в виду старую гарлемскую шутку про двоих чернокожих, устроивших драку с бритвами. Один из них сказал: «Нет, ты меня не порезал», на что второй ответил: «Если не веришь, то покачай головой — она у тебя отвалится».
— От героина у тебя башка скорей отвалится, — сказал Гробовщик.
Выходя, он сказал старушке:
— Хватит потчевать Джиголо, а то от героина он сыграет в ящик, и очень скоро.
— Господи, а что, я — доктор? — захныкала та. — Откуда мне знать, сколько им нужно. Я продаю им столько, за сколько они платят. Я же сама его не ем.
— Все равно хватит его кормить, — сказал Гробовщик. — Мы ведь почему тебя еще не прикрыли — потому что ты наших голубков обслуживаешь.
— Если бы не голубки стукачи, вы бы вообще оказались без работы, — возразила Мамаша. — Если вам чего не скажут, так вы сами в жизнь не догадаетесь.
— Ну хотя бы разбавляй героин содой, — посоветовал Могильщик. — И выпусти нас из этой дыры поскорей, нам некогда.
Она обиженно зашаркала по темному холлу, а потом беззвучно открыла три тяжелых замка на двери.
— Эта карга действует мне на нервы, — пожаловался Могильщик, усаживаясь за руль.
— Тебе нужен отпуск, — сказал Гробовщик. — Или слабительное.
На это Могильщик только хмыкнул.
Они доехали до пересечения 137-й улицы и Леннокс-авеню, вылезли из машины напротив «Савоя» и стали подниматься по узкой лестнице на второй этаж, где была бильярдная Туза-Валета над баром «Хлопковая коробочка».
Сперва был отгорожен закуток деревянной стойкой. За ней сидел лысый коричневый толстяк в зеленых очках, в шелковой рубашке без ворота и черной жилетке с дешевой золотой цепочкой. Он сидел на высоком табурете у кассы, оглядывая время от времени шесть бильярдных столов в длинном узком зале.
Когда Гробовщик и Могильщик поднялись на площадку второго этажа, он приветствовал их низким басом, каким обычно говорят владельцы похоронных бюро:
— Здравствуйте, джентльмены, как поживает полиция в этот прекрасный летний день?
— Отлично, Туз, — отвечал Гробовщик, оглядывая столы. — В эту жару грабежей, драк и убийств куда больше, чем в обычную погоду.
— От жары люди делаются нервными, — отозвался Туз.
— Сущая правда, — сказал Могильщик. — А что делает Валет?
— Отдыхает, как обычно, — сказал Туз. — По крайней мере, так говорят люди.
Валет был прежний хозяин бильярдной, и скончался он ровно двадцать один год назад.
Тем временем Могильщик обнаружил того, кто был им нужен, за четвертым столом и двинулся туда по узкому проходу. Он присел у одного края стола, а Гробовщик у другого.
Бедняк играл в пул по двадцать центов очко с ловким мулатом и уже проигрывал сорок долларов.
Они как раз устанавливали шары для новой партии. Разбивать должен был Бедняк, и он мелил свой кий. Он покосился сначала на одного детектива, потом на другого и снова принялся мелить кий. Он делал это так долго, что его партнер запальчиво сказал:
— Кончай тянуть, давай разбивай. У тебя на кие столько мела, что хватит на три партии.
Бедняк поставил шар-биток на место, долго водил кием взад-вперед по подставке из пальцев и ударил так неловко, что чуть не порвал концом кия бильярдное сукно, оставив на нем длинную белую полосу. Шар-биток еле-еле покатился вперед и слегка дотронулся до пирамиды.
— Мальчик нервничает, — заметил Гробовщик.
— Плохо спал, — отозвался Могильщик.
— Лично я не нервничаю, — сказал партнер Бедняка.
Он ударил так, что положил в лузы сразу три шара. Он набрал сто очков без перерыва, за один прием, и, когда это случилось, остальные игроки оставили свои партии и подошли посмотреть на это чудо.
Ас бильярда гордо поглядел на детективов и сообщил им:
— Ну что, видно теперь, что я не нервничаю?
— Ты, видать, новичок в Гарлеме, — ответил Гробовщик.
Когда маркер поставил мешочек со ставками на стол. Гробовщик встал со стула и взял его.
— Деньги мои, — сказал ас бильярда.
К компании подошел и Могильщик, а Бедняк и ас оказались между ним и Гробовщиком.
— Не бойся, друг, — сказал он асу. — Мы только поглядим, что это за денежки.
— Самые обыкновенные американские деньги, — фыркнул ас. — Вы что, никогда их не видали?
Гробовщик открыл мешок и высыпал его содержимое на стол. Монеты в десять, двадцать пять и пятьдесят центов образовали сверкающую гору на зеленом сукне. Был там и комок бумажных долларов.
— Ты в Гарлеме новичок, — повторил он асу.
— Он здесь долго не задержится, — уверил партнера Могильщик. Отделив бумажный комок от серебряной горки, он сказал: — Вот твои деньги, парень. Бери их и кати в другой город. Ты слишком ловкий для нас, гарлемских сыщиков-простофиль. — А когда ас открыл рот, чтобы возразить, Могильщик грубо добавил: — И помалкивай, а то проглотишь зубы.
Ас положил деньги в карман и мгновенно растаял. Бедняк помалкивал.
Гробовщик стал набирать пригоршни мелочи и класть обратно в мешок. Могильщик тронул за плечо Бедняка:
— Пошли, парень. Прокатишься с нами.
Гробовщик прошел вперед. Толпа расступилась.
Они посадили Бедняка в машину на переднее сиденье между собой, отъехали за угол, где Могильщик снова остановил машину.
— Выбирай, что хочешь, — предложил ему Гробовщик. — Год в федеральной тюрьме Оберн или месяц в местной каталажке.
Бедняк покосился на него своими грязноватыми глазами и спросил с интонациями уроженца Джорджии:
— Это как понимать?
— А так, что ведь это ты ограбил управляющего бакалеей на Седьмой?
— Нет, сэр, я и близко к этой бакалее не подходил. Я честно заработал эти деньги — чистил обувь у станции подземки на 125-й улице.
Могильщик взвесил на руке мешок.
— Да здесь добрая сотня долларов, — сказал он.
— Мне просто повезло. Давали четвертаки и полтинники, — сказал Бедняк. — Можете спросить людей.
— Пойми, парень, одну простую вещь, — сказал Могильщик. — Если ты украл больше тридцати пяти долларов, это считается крупной кражей, а стало быть, тяжким преступлением, и за это полагается от года до пяти федеральной тюрьмы. Но если ты готов нам помочь и признаешься в мелкой краже, судья тоже пойдет тебе навстречу: ведь ты экономишь государству расходы на процесс с присяжными, на назначение тебе адвоката и так далее. Тогда ты получишь месяц исправительных работ. Так что думай сам.
— Я ничего не крал, — упрямился Бедняк. — Я заработал деньги, чистил обувь…
— Боюсь, что патрульный Харрис и управляющий расскажут другую историю на завтрашнем опознании, — сказал Могильщик. — Лучше помоги нам.
Бедняк стал усиленно размышлять. На лбу, под глазами и на плоском носу появились капельки пота.
— А как я могу вам помочь? — наконец спросил он.
— Кто был в машине Джонни Перри, когда он проехал по Седьмой авеню за несколько минут до того, как ты украл мешок? — спросил Могильщик.
Бедняк фыркнул носом так, словно до этого сдерживал дыхание.
— Я вообще не видел машины Джонни Перри, — сказал он с явным облегчением.
Могильщик нагнулся, включил зажигание и завел мотор.
— Плохое у тебя зрение, парень, — сказал Гробовщик. — Это обойдется тебе в одиннадцать месяцев.
— Клянусь Господом, я два дня уже не видел «кадиллака» Джонни, — сказал Бедняк.
Могильщик вырулил на середину улицы и повел машину в сторону полицейского участка на 126-й улице.
— Я говорю правду, — хныкал Бедняк. — На всей Седьмой тогда не было ни души.
Гробовщик поглядывал на пешеходов, на тех, кто стоял на тротуаре или сидел на крылечках и ступеньках. Могильщик смотрел на дорогу.
— Честное слово, на Седьмой не было ни машин, ни людей, — скулил Бедняк. — Только подкатил тот тип из бакалеи, да еще стоял полицейский. Он там всегда стоит.
Могильщик подъехал к тротуару и притормозил перед самым поворотом на 126-ю.
— Кто был с тобой? — спросил он.
— Ей-богу, никого.
— Плохо твое дело, — изрек Могильщик, снова наклоняясь, чтобы включить мотор.
— Погодите, — сказал Бедняк. — Я правда отделаюсь месяцем?
— Это зависит от того, какое у тебя было зрение в четыре тридцать утра и насколько хорошая память сейчас.
— Я ничего не видел, — сказал Бедняк. — Я схватил мешок и дал деру. Где уж тут что увидеть. Но может, Утюг что-то углядел. Он прятался в подворотне на 132-й.
— А где ты был?
— На 131-й. Мы договорились, что, когда подъедет тот тип из бакалеи, Утюг станет кричать «караул», чтобы отвлечь полицейского. Но он не пикнул, и мне пришлось все сделать одному и бежать.
— Где сейчас Утюг? — спросил Гробовщик.
— Не знаю. Я его сегодня не видел.
— А где он обычно околачивается?
— В бильярдной у Туза. Или внизу, в «Коробочке».
— А где он живет?
— У него комната в отеле «Маяк» на углу 123-й и Третьей авеню. А если его там нет, значит, он на работе. Щипет цыплят у Голдстайна на 116-й улице — иногда они работают до двенадцати.
Когда они подъехали к участку, Бедняк спросил:
— Вы не обманете? Если я признаюсь, то получу только месяц, да?
— Все зависит от того, что увидел твой дружок, — сказал Могильщик.
