Детективные романы в США и Англии сочиняются, как правило, людьми, достаточно далекими от криминальной действительности. Исключений сравнительно немного. И такие авторы были некогда связаны с органами юстиции или полиции или с частным сыском. Так, отец-основатель «крутого детектива» Дэшил Хеммет какое-то время работал в частном детективном агентстве Пинкертона, мастер полицейского романа Джозеф Уэмбо служил в полиции Лос-Анджелеса, а его коллега Дороти и по литературе и по охране общественного порядка Дороти Унак трудилась в полицейском управлении Нью-Йорка. Американский писатель Честер Хаймз, однако, резко выламывается из этой благопристойной традиции. В состязании между «полицейскими» и «ворами», что берет свое начало едва ли не от сотворения мира, вызывая повышенный интерес «болельщиков». Хаймз играл за команду уголовников со всеми вытекающими последствиями. Но обо всем по порядку.

Родился будущий мастер детективной прозы в 1909 году в Джефферсон-Сити, штат Миссури. С малых лет он проявлял обостренное чувство независимости и нежелание подчиняться чужой воле. Учился в школах Сент-Луиса, Миссури и Кливленда, штат Огайо. Быстро схватывал школьную премудрость и столь же быстро пускал в ход кулаки. По малейшему поводу и без оного. Не давал спуску ни чернокожим сверстникам, ни белым, напрасно ожидавшим от него смирения и повиновения. По окончании школы поступил в университет штата Огайо, откуда его, впрочем, быстро отчислили.

Академическая карьера кончилась, началась криминальная. Юный Честер зарабатывал на жизнь работой в отелях Кливленда, где главной его обязанностью было доставлять проституток гостям и следить, чтобы девицы не проникли в отель со стороны и исправно платили положенный процент боссам. Кроме того, Честер был завсегдатаем многих игорных заведений Кливленда и нередко выигрывал. Однако этим его несоблюдение правил поведения в респектабельном обществе не ограничивалось. Дважды его привлекают к уголовной ответственности — сначала за похищение партии оружия, которую, впрочем, продать так и не удалось, а второй раз за подделку чека. Оба раза, правда, он отделывается испугом — суд выносит условные приговоры, принимая во внимание среди прочего и юные лета правонарушителя, и сложную обстановку в его семье, где отсутствие денег сочеталось с постоянным выяснением отношений родителей правонарушителя. Однако в третий раз выйти сухим из воды Честеру не удается. В 1928 году он совершает дерзкое вооруженное ограбление, и на сей раз уже Фемида оказывается неумолима. Приговор гласил «от двадцати до двадцати пяти лет лишения свободы», причем условно-досрочное освобождение Хаймз получил, когда отсидел в тюрьме штата Огайо семь с половиной лет.

Собственно, в тюрьме-то и родился Хаймз-писатель. Вот как вспоминал он об этом в своей автобиографии «Качество боли»: «Когда передо мной уже забрезжил свет свободы, я приобрел пишущую машинку и стал учиться на ней печатать. Я читал рассказы Хеммета из журнала „Блек маек“, и мне показалось, что могу написать не хуже. Когда мои рассказы увидели свет, то другие заключенные пришли к тому же выводу. Все было очень просто. Я писал о том, как бывает на самом деле». Его рассказы стали появляться в американской периодике с 1934 года, и, по словам автора, это сильно помогло ему выжить — ни тюремщики, ни уголовники не смели дать волю своим садистским импульсам по отношению к человеку, который не просто что-то там пишет, но и печатается в журналах, которые читает вся Америка. Загадочное, почти мистическое благоговение перед теми, кто владеет искусством художественного слова, вообще присуще грубым и жестоким — от представителей криминального дна до просвещенных тиранов всех времен и народов, обожающих покровительствовать союзам писателей, строго, впрочем, спрашивая с последних.

После выхода на свободу в 1936 году Хаймз пытается отыскать свое место в американской реальности, но у него это плохо получается. Он покидает Огайо, переселяется в Лос-Анджелес, где снова и снова его третируют как представителя второсортной расы, хотя делается это достаточно корректно, с соблюдением всех правил социального ханжества. В 1944 году Хаймз с чемоданом рукописей переезжает в Нью-Йорк, но и в столице издательского бизнеса США чувствует себя не в своей тарелке. «Нью-Йорк меня не отверг, и от этого мне стало еще больней, — писал он в автобиографии. — Это может показаться парадоксом, но я не кривлю душой. Ото всех прежних обид мне было плохо, но в Нью-Йорке на меня впервые посмотрели как на нормального человека, и от этого стало еще больнее».

Шум и ярость, переполнявшие душу Хаймза, нашли свое выражение в его романах, посвященных драматической судьбе черного человека в Америке, где всем заправляют белые. «Если заорет, отпустим» (1945), «Война в одиночку» (1947), «Кто первым бросит камень» (1952) вызвали, как говорится, неоднозначную реакцию в прессе. Любопытно, что эстеты находили прозу Хаймза отменной, но люди политически ангажированные, напротив, встречали его книги в штыки. Романы Хаймза конца 40-х — начала 50-х полные горечи и обиды, населенные отчаявшимися, неистовыми персонажами раздражали коммунистов и консерваторов, вызывали недовольство белых южан и чернокожих собратьев. Тем, кто вроде бы должен был увидеть в книгах Хаймза свое, понятное, родное, отождествить себя с героями и ситуациями сюжетов, романы казались «грязными», «непристойными», «порочащими черную расу», «издевающимися над идеями добра и правды». Ситуация чужого среди своих и своего среди чужих (те, кто хвалили книги Хаймза, делали это по своим, не вызывавшим у него симпатий резонам) угнетала писателя. Постоянно напоминала о том, что он для всех «посторонний».

В конце концов Хаймз обращается за иностранным паспортом в госдепартамент, получает его — возможно, не в последнюю очередь потому, что его романы подвергались разносу в коммунистической прессе, и 3 апреля 1953 года покидает США на борту океанского лайнера, взявшего курс на Гавр. Как выяснилось, он покидал Америку навсегда. Он будет долго жить в Париже, потом переедет в Испанию, где и проживет до смерти, последовавшей в 1984 году, но в Америку не вернется, хотя в 60–80-е годы прославится как мастер детективной прозы, и эта слава, в свою очередь, повысит «продаваемость» его «серьезных» романов, рекламируя которые, издатели будут делать упор на их яростный мир секса и насилия, «покруче, чем у Спиллейна».

Детективным писателем Хаймз, впрочем, стал едва ли не случайно. В 1957 году к нему обратился Марсель Дюамель, который вел в издательстве «Галлимар» знаменитую криминальную «черную серию». В те годы французская публика буквально упивалась американскими гангстерскими фильмами и детективными романами, где бушевали роковые страсти, где было много крови и, конечно же, находилось место и для тайны. В известном смысле французские издатели не так уж и ошибались, помещая на титуле очередного криминального шедевра слова «перевод с американского», и мало кто из французских поклонников Чейза знал, что этот английский сочинитель, писавший исключительно об Америке, посетил эту страну, когда уже прославился своими жестокими мелодрамами с американским колоритом.

Честер Хаймз выполнил заказ Дюамеля за две недели. Обосновавшись во второразрядному парижском отеле, он сочинил роман «Из любви к Имабель», который в том же 1957 году был опубликован, а год спустя получил престижную «Гран при» за полицейский роман. В последующие два года Хаймз пишет и публикует еще четыре крутых детектива — кстати сказать, практически все его произведения криминального жанра, за исключением «Слепого с пистолетом», были первоначально опубликованы во Франции. Слава нового корифея детектива быстро доходит и до родины писателя, однако, несмотря на очень высокий рейтинг Хаймза у знатоков и теоретиков этого жанра, «Гран при» французов так и остается его единственной престижной наградой. Он так и не удостоился в США ни премии Эдгара По, ни Гроссмейстерского приза, хотя, безусловно, имел на это все основания. Что ж, американский литературно-детективный истеблишмент нанес писателю очередную обиду, словно подтверждая обоснованность его претензий к родине. Правда, и профессиональные читатели, и те, кто берется за книгу удовольствия ради, с интересом следили за детективным творчеством Хаймза, и уже в 70-е годы стал нарастать поток литературоведческих исследований о нем, от докторских диссертаций до монографий.

Честер Хаймз стал первооткрывателем новых детективных территорий. Он не просто познакомил читателей с криминальной жизнью нью-йоркского Гарлема, но сделал это так, что его «гарлемские истории» стали интересны неграм и белым, ими зачитывались в Америке, и в Старом Свете, в Африке, Азии и Австралии. Хаймза ценят и те, кто обожает детективные загадки, и те, кто убеждены, что в хорошем криминальном романе помимо напряженной интриги и традиционного «кто убил?» должно быть «кое-что еще».

Детективное творчество Хаймза (а всего он написал девять романов) вроде бы вполне укладывается в канон «крутого детектива», основы которого закладывали Хеммет и Чандлер, а в 50-е годы в нем работали такие популярные и не похожие друг на друга мастера, как Росс Макдональд и Микки Спиллейн, Бретт Холлидей и Ричард Пратер, Джонатан Крейг и Стивен Марло.

Гарлем Честера Хаймза выступает неплохим дополнением к Лос-Анджелесу Росса Макдональда и Реймонда Чандлера и Сан-Франциско Дэшила Хеммета. Впрочем, в детективной прозе Хаймза существует и иное измерение, выводящее его гарлемские романы за достаточно узкие рамки литературно-детективной игры.

Дело в том, что Честер Хаймз — как и его старший коллега по детективному цеху Реймонд Чандлер — был прежде всего отличным писателем, способным через описания и диалоги передать куда больше художественной информации, чем необходимо и достаточно для того, чтобы криминальный сюжет успешно развивался и любители острых ощущений не зевали над страницами. Гарлем Хаймза привлекает не просто красочностью описаний, надолго врезающихся в читательское сознание. Хаймз наделен даром двойного видения. Он зорко подмечает мельчайшие подробности быта, делает их рельефными и колоритными, и в то же самое время способен взирать на происходящее с вольтеровской иронией. Это проявляется и в том, как Хаймз выстраивает сюжетные коллизии и, конечно же, в том, как действуют его главные герои, детективы Джонс и Джонсон, более, впрочем, известные под кличками Могильщик и Гробовщик.

Герой-расследователь занимает, как правило, центральное место в детективе и то, что иные писатели систематически позволяли себе обходиться без него (Патриция Хайсмит, Джулиан Симонс, Дик Френсис) — воспринимается, скорее, как исключение, подтверждающее правило. В большинстве своем сочинители детективных историй стараются создать образ обаятельного, проницательного, победительного персонажа, которому нипочем все преграды, которые возникают между ним и ответом на вопрос «кто это сделал?». Добившись того, что их герой вызывает читательские симпатии, такие авторы чаще руководствуются принципом «от добра добра не ищут» и если уж придумывают нового героя, то скорее потому, что старый и так поработал на славу. Честер Хаймз, впрочем, сохранил верность тому дуэту, который появился в его первом романе «Из любви к Имабель». Однако создавая этот грозный дуэт, он не пошел по дорожке, проторенной его предшественниками.

Классический детектив в центр сюжета выдвигал фигуру «интеллектуала со странностями», гениального дилетанта, который обращал свой взор к криминальной реальности скорее из любопытства, и с помощью методов дедукции приводил мир в порядок. Именно так действовали Огюст Дюпен Эдгара По, лорд Питер Уимзи Дороти Сейерс, мисс Марпл и Эркюль Пуаро Агаты Кристи (и полицейское прошлое последнего было, конечно же, условностью). Крутой детектив выдвинул таких обаятельных «одиноких стрелков», как Филип Марло Чандлера, Лy Арчер Росса Макдональда, Тревис Макги Джона Макдональда, побеждавших и крутых злоумышленников, и очаровательных представительниц слабого пола.

Честер Хаймз, однако, не стремится угодить читателю, не собирается делать своих героев «приятными во всех отношениях». Эти парни внушают чувство безудержного страха гарлемским бандитам, но и читатели не могут отделаться от ощущения дискомфорта, необъяснимой тревога, когда те выходят на сцену. И дело не в их крутых поступках. В их облике нет и намека на привлекательность в добрых голливудских традициях. Вот как характеризуется в романе «Белое золото, черная смерть» Могильщик, провалявшийся три месяца на больничной койке после того, как в него стреляли бандиты, а затем столько же приходившего в себя дома и лишь теперь явившийся к своему шефу лейтенанту Андерсону для дальнейшего прохождения службы: «Если не считать шрамов от пуль, скрытых одеждой, и рубца с палец на затылке, где первая пуля опалила волосы, Могильщик выглядел как и прежде. То же темно-коричневое бугристое лицо, те же, тлеющие как угли, красно-коричневые глаза, та же крупная нескладная фигура чернорабочего на литейном заводе, та же темная мятая шляпа, с которой он не расставался ни зимой, ни летом, тот же черный шерстяной костюм, под которым угадывались очертания длинноствольного с никелированной рукояткой, отделанной медью, револьвера 38-го калибра…» Под стать ему и его напарник. Ниже читаем: «Насколько помнил лейтенант Андерсон, его асы-детективы с одинаковыми револьверами, способными и разить наповал, и разбивать непослушные головы, всегда выглядели как два фермера-свиновода, оказавшиеся в Большом Городе в выходной день».

Впрочем, нескладность, неуклюжесть, медлительность Могильщика и Гробовщика — это видимость, которая, как и положено видимости, больше скрывает, чем выявляет сущность. Когда надо, и тот, и другой действуют быстро, решительно и проявляют завидную смекалку.

В романах Хеммета и Чандлера полицейские изображались людьми жестокими, отвечавшими на насилие насилием и не очень-то соблюдавшими букву закона. В полицейских сериалах Эда Макбейна и Делл Шаннон труды и дни представителей органов охраны порядка изображаются с неподдельной симпатией, и та грязь и кровь, с которой приходится ежедневно иметь дело детективам, словно не пристает к главным героям. Честер Хаймз, которого, кстати сказать, трудно заподозрить в особых симпатиях к американской полиции и который отлично знал жизнь в ее криминальном аспекте, постоянно эпатирует читателей (которых тогда, в 50–60-е годы еще можно было чем-то удивить и возмутить!): он словно позволяет живой жизни заняться эстетическим самооправданием, и это, конечно же, дает впечатляющий художественный эффект.

Персонаж детективного романа, занимающийся расследованием, — безусловно, лицо героическое, ибо одерживает победы, несмотря на неблагоприятно складывающиеся обстоятельства. Честер Хаймз постоянно подчеркивает, что его персонажи — герои трагические, ибо вынуждены действовать и мире, сотканном из противоречий, примирить которые практически невозможно. Как чернокожие, они давным-давно успели понять, что являются чужими в Америке, где всем верховодят белые. Как полицейские, они должны поддерживать закон и порядок в Гарлеме, где нелюбовь к закону и презрение к порядку, что называется, вошли в плоть и кровь обитателей, где для слишком многих остро стоит проблема выживания, ради чего все средства хороши, а полицейский — всегда враг, даже если он лично к тебе не имеет никаких претензий. Могильщик и Гробовщик тем самым оказываются между двух огней — чтобы оберегать гарлемцев от бандитов, убийц, насильников, им приходится быть гораздо более крутыми, чем самый крутой из их оппонентов-уголовников, но именно это вызывает к ним боязливо-неприязненное отношение тех, кого они защищают. Разумеется, и на белое начальство надежды нет. Оно решает свои проблемы, и прежде всего старается поддерживать имидж безупречного служения обществу, что, учитывая разгул преступности, с одной стороны, и назойливость ищущих жареные факты газетчиков, с другой, сделать совсем не просто. Чтобы ловить бандитов, действующих «поверх законов», детективам приходится постоянно лавировать между правилами и инструкциями, свято соблюдая которые нельзя поймать и расколоть даже последнего карманника. Впрочем, им постоянно надо помнить и о самом главном враге — собственном темпераменте, который норовит выйти из-под контроля. Когда они сталкиваются с очередным проявлением наглости, беспредела, у Гробовщика начинают вздуваться жилы как веревки, а изуродованное лицо Гробовщика сотрясает тик. Некогда один подонок плеснул ему в лицо кислотой, и, несмотря на все пересадки, остались следы и на лице, и в душе. С тех пор Гробовщик особенно часто стал давать волю рукам, и его напарнику приходится следить, чтобы тот не наломал дров.

Лейтенант Андерсон, белый начальник Могильщика и Гробовщика, очень ценит своих сотрудников, но далеко не всегда оказывается в состоянии понять их установки. Для честного служаки Андерсона закон необходимо поддерживать всегда и везде, и его порядком задевает то равнодушие, которое Могильщик и Гробовщик выказывают к уличным проституткам и содержательницам публичных домов, если те хорошо, без обмана обслуживают клиентов. Андерсон не понимает, почему его подчиненные сквозь пальцы смотрят на деятельность подпольных лотерейщиков, которыми кишмя кишит Гарлем, несмотря на все усилия полиции закрыть этот рэкет. Но Могильщик и Гробовщик не проявляют халатности. Просто они успели понять, что жизнь слишком сложно устроенная штука, чтобы всерьез пытаться ее выправить по каким-то рецептам и правилам, навязанным извне. В конце концов, если люди хотят удовольствий, пусть развлекаются. Они видят свой долг в том, чтобы оберегать гостей и жителей Гарлема от насилия, и тут уже не ведают снисхождения к нарушителям закона.

Насилие они понимают достаточно широко. Они объявили священную войну не только бандитам и убийцам, но и мошенникам всех мастей, способным с помощью красивых речей, задевающих священные струны, выманить у людей те последние крохи, которые не под силу отобрать даже бандиту с ножом.

То, что воры, бандиты, насильники, убийцы плохи — самоочевидно. Но особую опасность в романах Хаймза представляют проповедники всех мастей, которые умело торгуют «опиумом для народа» и не только не подвергаются преследованиям, как наркодельцы, но даже напротив пользуются определенным благоволением властей. Этими людьми, однако, движут совершенно корыстные мотивы, и не случайно движение «назад в Африку» в романе «Белое золото, черная смерть» возглавляет только что отсидевший свое рецидивист Дик О’Хара, ставший преподобным О’Мэлли. С голого по нитке — умелому рубаха, сострил один из персонажей Салтыкова-Щедрина. Сладкий Пророк Браун из романа «Большой золотой сон» действует именно по этому принципу — и стал миллионером. А в романе «Слепой с пистолетом» воинствующие гуманисты всех мастей и вовсе ставят бурлящий Гарлем на грань катастрофы.

Детективное творчество Хаймза парадоксально. Казалось бы, автора волнуют совершенно конкретные вопросы, не дающие покоя совершенно конкретным представителям одного из национальных меньшинств большой и могучей страны, причем ситуация, о которой идет речь в его романах, за последние десятилетия заметно изменилась, и на первый план вышли проблемы иного плана. Тем не менее образ мира, созданный Хаймзом, обрел вневременные и вненациональные черты, не только не утратил свою злободневность, но приходится особенно ко двору к эпохе конца тысячелетия.

Национальный вопрос, как известно, — одна из самых болевых и взрывоопасных проблем, которая может только угрожать общественному спокойствию и процветанию, ибо одной логики и здравого смысла тут подчас недостаточно. Кроме того, этот самый пресловутый национальный вопрос нередко оказывается еще и дымовой завесой, ширмой, предлогом, позволяющим нефам обманывать негров, евреям наживаться на проблемах евреев, русским жестоко эксплуатировать русских, при этом твердя о своем неуемном патриотизме.

Хаймз строит свой опасный и неукротимый мир так, что читатель конца XX века отлично узнает себя и свою среду обитания, даже если он живет в России, Израиле или просвещенной и политически корректной Западной Европе. Возникает тут и поначалу кажущееся невозможным отождествление читателя с антигероическими детективами Гробовщиком и Могильщиком. Возможно, это случается не в последнюю очередь и потому, что победы даются им с невероятным трудом, но из этих отдельных побед складывается впечатление общего проигрыша. Вот характерная цитата из романа «Слепой с пистолетом». «Детективы переглянулись. Их черные волосы были подернуты сединой, и они заметно располнели в талии. Их лица были в шрамах и ссадинах, полученных во время службы в гарлемской полиции. С тех пор как двенадцать лет назад они стали детективами первого класса, их больше не повышали. Прибавки к зарплате не компенсировали роста цен. Они еще не выплатили пай за свои квартиры. Их машины были куплены в кредит. И тем не менее они не взяли ни у кого ни цента. Их долгая полицейская карьера была одним сплошным сражением. Когда они не получали синяков от бандитов, им доставались шишки от начальства. Теперь оно мешало им делать дело, причем не в первый раз».

Гробовщик и Могильщик в каком-то смысле продолжают традицию «грустного детектива», начатую Чандлером и продолженную Россом Макдональдом. Но если Филип Марло и Лy Арчер переживают драмы на личном фронте — семейная жизнь ни у того, ни у другого не сложилась, и драматизм их ситуации лишь подчеркивался чужими проблемами, к которым они оказались причастными в ходе своей профессиональной деятельности частных детективов, то Могильщик и Гробовщик уже обретают трагические измерения. Семейная жизнь у них вроде бы как раз в порядке — оба женаты, имеют дочерей, и никаких особых конфликтов дома не возникает. Но от романа к роману нарастает ощущение общей безысходности, неуклонно надвигающейся катастрофы, которую не предотвратить.

Честер Хаймз пробовал самые разные подходы, чтобы запечатлеть реальность в ее противоречивой полноте. Любопытно, однако, что именно в детективном жанре он по-настоящему обрел себя, заговорил во весь голос. Сочиняя гарлемские криминальные сказки, он избавился от той предвзятости и желания учить уму-разуму, что были характерны для его «серьезных романов». Когда исчезла «ангажированность», художник обрел полную свободу для самовыражения. Что же касается самого детективного жанра, то он задал верную тональность, которая помогла сработать «эффекту отчуждения», необходимому, чтобы люди, погрязшие в обыденном, сумели взглянуть на свою жизнь без предубеждений, словно впервые.