1. См. «Психология обыденной жизни» (последняя глава) [62].
2. Сюда же относятся и «облака», укутывающие троянских героев в момент опасности, или афинский «туман».
Иногда герой рождается в полном вооружении, как Уитцилопочтли – племенной герой ацтеков.
3. В противоположность к «защищенной» голове (счастливая рубашка, корона), которая первой покидает материнскую утробу, ноги, которые выходят последними, представляют собой, как правило, слабое место. Как ахиллесова пята, так и опухшие ноги Эдипа показывают, что речь идет, вероятно, о той самой части тела, которая фактически последней касалась материнских гениталий при выходе из утробы; принятие этого предположения сделало бы понятным также и то, каким образом это слабое место могло впоследствии стать «символическим» представителем гениталий (ноги = пенис; страх кастрации!).
И адлеровская теория о неполноценности органа и ее гиперкомпенсации (Ахиллеса зовут «быстроногим»), которую автор пытался обосновать наследсвенно-эмбриологически, обосновывается индивидуальной травмой рождения.
4. См. мою работу «Миф о рождении героя» [142].
И Ахиллес, более поздний герой эоловых переселенцев, носит в своем имени знак травмы отнятия от груди; его зовут «безгубым», так как в огне, где мать хотела сделать его бессмертным, его губы обгорели.
5. Здесь я хотел бы оставить открытым вопрос о том, как первобытная травма ледникового периода, которая представлена, по всей видимости, в мифе о всемирном потопе, соотносится с первичной онтогенетической травмой индивида. Ведь внезапную смену температур, контрасты теплого и холодного бессознательное воспринимает как типичные репродукции травмы рождения, как в сновидении, так и при известных невротических (вазомоторных) симптомах, таких как озноб, покраснение и т. д. Во всяком случае, представляется, что этот индивидуальный опыт оказывает влияние на формирование нашего представления о «ледниковом периоде», научное знание о котором пока еще очень расплывчато. Весьма вероятно, что речь шла не об одном, а о нескольких периодах очень медленного похолодания, которое индивидуум вообще не мог воспринимать как таковое. Впрочем, эти точки зрения могут быть объединены посредством биоаналитической теории катастроф Ференци на основе филогенеза.
Фурман очень точно подметил, что сказки первоначально были зимними сказками, т. е. их рассказывали только зимой, чтобы найти утешение долгими темными месяцами [73]. Кроме того, можно сослаться на приведенное им там же истолкование датского сказания о короле-драконе в смысле процесса рождения.
6. Известная символика хлеба и его выпекания как процесса рождения рассмотрена недавно Фурманом [79].
7. Лежащий в основе героического мифа и совершенно наивно выражающийся в сказке «семейный роман» имеет, помимо сознательной тенденции возвеличивания и бессознательного устранения отца, еще и конечный смысл аннулирования собственного рождения вообще.
8. Тип: мифы о людоедах. Подход к их анализу см. в моей статье «Гештальт Дон Жуана» [153].
9. В качестве «основателя города» он пытается вновь реализовать первоситуацию материнской защиты.
Еще в психогенезе духовного реформатора, интеллектуального героя, как его репрезентирует, пожалуй, наиболее отчетливо Ницше, мы видим «освобождение» от всего унаследованного, традиционного, все ту же тенденцию отделения.
10. Проникновение приносит тем большее удовольствие, чем сильнее оно напоминает о трудностях выхода. С другой стороны, девственность уменьшает первичный страх, поскольку осуществляется проникновение туда, где еще никто не побывал (Хеббель «Мария Магдалена» [87]). См. также статью Фрейда «Табу девственности» [60].
11. В качестве примера этой, можно сказать, «филогенетической» символики следует указать на сказку о лягушачьем короле, где лягушка олицетворяет пенис, но одновременно и зародыш.
12. В вавилонской космологии из утробы разрезанного чудовища Тиамат сотворяется мир.
13. Например, в «Сказках братьев Гримм». См. гл. VI моей работы [152].
14. Сюда же относится и тема оплодотворения (коитуса) во сне, распространенная в анекдотах и новеллах (См. Генрих фон Клейст «Маркиза фон О… поэзия и ее истоки» с сопроводительным словом издателя Альфреда Клара).
15. Его глупость всегда проявляется также и в форме сексуальной неопытности (так, Парсифаль несколько ночей спит рядом с возлюбленной, не прикасаясь к ней), по всей вероятности, соответствует первоначальной ситуации удовлетворенности либидо, как показывают африканские повествования, которые слышал Фробениус от хамитов в бассейне Нила. В этих повествованиях королевский сын нередко месяцами спит у принцессы; каждую ночь они «обвиваются ногами» и «сливаются губами». Спустя несколько месяцев связь раскрывается. Принц вот-вот должен быть принесен в жертву. Но тут отрывается его истинное положение, празднуется свадьба. И в свадебную ночь «он нашел непросверленную раковину, и кровь окропила простыни» [72].
16. Вдувание дыхания через нос опять указывает на удушье новорожденного. Сюда уходит корнями более поздняя греческая и новозаветная концепция пневмы.
17. В полярной зоне умершего помещают в обтянутый кожей призматический футляр в позе на корточках; сходным образом и в Древнем Египте, еще до периода бальзамирования, покойника укутывали в меховую шкуру (Фурман [78]). В Новой Гвинее могильники располагались под женскими домами. У более поздних культурных народов в могилу вместе с покойником клали жену или, если он был не женат, принесенную в жертву вдову или девушку, которая позднее была замещена так называемой «посметрной наложницей-сожительницей» (глиняной фигуркой обнаженной женщины).
18. Работа Бахофена «Окнос, плетельщик веревки». Мысли об избавительном искуплении в античной погребальной символике». Мотив Окноса встает в ряд тех сюжетов о подземном мире, которые мы в следующей главе осмыслим как превращение ситуации первичного удовольствия в мучительную ситуацию наказания: он нескончаемо плетет веревку, другой конец которой проглатывается ослицей (фиксация на пуповине!).
19. «На ликийском монументе гарпий само яйцо образует птичью утробу. Яйцо и курица, следовательно, совпадают здесь совершенно. То, что в мифе передается через отношение мать-дочь (Леда), скульптура выражает более полно» [9, 70].
20. По Лоренцу [115]. См. также погребальное заклинание на умершего и на землю из Ригведы (X, 18, 49 и 50): «Полезай теперь здесь один в Мать-Землю, в просторную, широкую, исполненную высокой святости. Как шерсть, мягка Земля для приносящего жертвенную плату, она сохранит тебя в твоем дальнейшем путешествии». – «Да поднимет тебя вверх, о ты широкая, не гнети вниз, будь ему легко доступной и легко впускающей. Как мать, сына покрой ты его своей рукой, о Земля».