Когда, наконец, Бен начал защитительную речь, он просто наткнулся на стену абсолютно непроницаемых лиц, ощутил себя альпинистом, распростертым на вертикальной скале.

Вначале он представил Гарри хорошо воспитанным и порядочным молодым человеком, который незаслуженно попал в исправительный дом, в общество разнузданных преступников. Далее изобразил жизнь Гарри после выхода на свободу как абсолютно соответствующую правовым нормам. Перейдя к изложению фактов, проявил чрезвычайную осторожность. Ему нужно было доказать, что часть ответственности в этом деле ложится на Лорин. Нужно было создать иной образ жертвы, чем поданный прокурором, но при этом остерегаться слишком сильных формулировок, касающихся репутации погибшей девушки.

Роулинг, который не забывал ни о чем, счел нужным предостеречь его от попытки «осквернять имя покойной», — которая была, как он выразился, — «исключительно невинной жертвой».

Бену пришлось использовать все свое искусство, чтобы дипломатично изложить историю о том, как Лорин повстречала в баре двух незнакомых мужчин и без колебаний отправилась с ними в Нью-Йорк. Отметил, что вместо того, чтобы поехать к тетке, как было условлено, Лорин поселилась в одной квартире с двумя мужчинами, даже не намекнув на характер отношений, возникших у нее с одним из них, зато не упустил, не слишком акцентируя, что Лорин стала любовницей и одного из приятелей Гарри. Затем он остановился на том, что Лорин в итоге согласилась принять пресловутого Каннингэма. При этом он долго описывал роль старухи Торнбридж, на которой не оставил живого места и потребовал ее обязательного появления перед судом.

Пот крупными каплями стекал по лицу Бена, потому что он чувствовал — публика ускользает из его рук. Роулинг опроверг его аргументы еще до того, как он получил слово. Как неприятель, тот оставил за собой полосу выжженной земли. Даже хуже, чем выжженной — заминированной. Видно было, что присяжные не простят ему попытки бросить тень на образ Лорин — девственницы — мученицы, как заявил прокурор.

Фрейдистский портрет Гарри, не знавшего своего отца и потому тянувшегося к мужчинам зрелого возраста, тоже отклика не нашел.

Бен стал похож на боксера, побывавшего в нокдауне уже в первом раунде, и теперь напрасно пытавшегося собраться. Он попытался подать Гарри как жертву системы средневековых репрессий и яростно атаковал исправительные дома — школу разврата и преступлений. Его пламенная риторика сумела расцветить даже привычные судебные штампы, которыми он пользовался. Говорил Бен голосом хорошо поставленным, благородным, глубоким.

К огромному изумлению Гарри старый юрист вдруг превратился «во льва рыкающего». Наконец, овладев аудиторией, он начал раскрывать механизм аферы Джерми-Каннингэма, придавая фундаментальное значение пресловутому счету.

— Этот клочок бумаги, который полиция нашла на месте преступления, — доказывал Бен, — позволила детективу на основе информации, полученной от хозяина магазина филателии, отыскать адрес убийцы. Преступник утерял этот решающий документ, видимо, в тот момент, когда доставал из кармана плаща свой шарф.

Бен утверждал, что детектив просил у хозяина магазина не адрес Каннингэма, как утверждал Кастелли, а адрес клиента, купившего марки, цены которых были выписаны на треугольном листке.

— Кастелли признал, что это его информация позволил Сиднею Джерми найти убийцу. Кастелли же заявил в полиции, что знает убийцу Каннингэма. Все совпадает до мелочей: депеши Джерми предшествовали убийству Каннингэма, исчезновение Джерми произошло одновременно со смертью миллиардера.

Затем Бен пояснил, почему лгал владелец магазина, утверждая, что не знает ни о каком счете, фигурирующем в деле.

— Этот счет, — гремел Бен, — был путеводной нитью всего дела.

И тут он вызвал сенсацию, потребовав, чтобы на глазах у присяжных Кастелли собственноручно написал пресловутый счет, о котором он якобы не знает. Если Кастелли — автор листка, найденною в изголовье постели Лорин Смитсон, связь между двумя убийствами будет неоспоримо доказана и обвинение по этому пункту опровергнуто. Требуя, чтобы Кастелли подвергся публичной проверке, Бен играл ва-банк.

Судья спросил Кастелли, согласен ли он подвергнуться этой проверке. Кастелли не раздумывая согласился. И тут Бен почувствовал близость поражения. Как только Кастелли закончил писать под его диктовку, двое экспертов, не мешкая, взялись за дело. Тем временем заседание суда продолжалось. Когда Бен перешел к описанию погони за неизвестным убийцей, предпринятой Джерми, у слушателей перехватило дыхание. Не жалея красок, он живописал убийство миллиардера, упомянул о его «легендарной» коллекции и ясно показал, что Гарри Уэст пал жертвой алчности частного детектива.

И вот, когда скамья присяжных начала поддаваться риторике Бена и попала под впечатление его доводов, прокурор, слушавший до тех пор со скрещенными на груди руками, вдруг не выдержал.

Он тоже играл ва-банк, перебив адвоката:

— Вся эта аргументация опирается на предположение, что свидетель Кастелли — автор счета. Если нет — а я в этом абсолютно убежден, — то все, о чем тут рассказывает адвокат — пустая болтовня, фантазия, умозрительные построения…

Напряжение, вызванное таким заявлением прокурора, сразу подорвало силу аргументации Бена. Адвокат отдавал себе в этом отчет и потребовал прервать заседание в ожидании вердикта графологов.

Когда заседание возобновилось, поражение Бена стало фактом: эксперты официально подтвердили — счет не был написан рукою Кастелли.

Бен попытался еще возражать, утверждая:

— Если счет писал не Кастелли, то писала его жена. Для дела это не имеет никакого значения, не меняет фактов…

— А если новая экспертиза тоже даст отрицательные результаты, — воскликнул прокурор, — тогда вы потребуете третьей, четвертой, пятой и так далее…

— Простите, простите! — в отчаянии протестовал Бен. — Я никогда не утверждал, что счет был написан Кастелли собственноручно. Я только утверждал, что это счет из его магазина! Его могла написать жена Кастелли, или помощник, откуда мне знать..

— У меня нет помощника, — протестовал Кастелли, — а моя жена никогда не занимается торговыми делами. К тому же ее тогда не было в Нью-Йорке, она ездила к сестре в Коннектикут. Десяток человек могут это подтвердить.

— Все десять из вашей семьи, — бросил Бен.

— Не смейте задевать честь моей семьи! — воскликнул Кастелли в порыве благородного негодования.

Зал загудел. Бен проиграл. Он еще потребовал, чтобы жена Кастелли тоже подверглась графологической экспертизе. Кастелли заявил, что в данный момент ее нет в Нью-Йорке. Прокурор категорически возражал против отсрочки дела, как предлагал Бен.

— Факты, собранные против обвиняемого, абсолютно ясны, — доказывал он.

— Супруги Кастелли — свидетели по этому делу, — гремел адвокат.

— Они свидетели защиты, — постановил судья. — А защита не представила доказательств, что существует связь между делом Каннингэма и делом Уэста. Суд не уполномочен рассматривать дело Каннингэма. С точки зрения права Кастелли является свидетелем по делу Каннингэма, а это дело к нам не относится.

Роулинг торжествовал. Бен говорил еще минут десять, а потом просто упал на скамью.

Посовещавшись около часа, присяжные приговорили Гарри к смертной казни. Где-то в глубине зала вскрикнула женщина и упала в обморок.