Те четыре дня

…На память пришла история А. Д. Меншикова — первого российского военного министра. Любимец и сподвижник Петра I, много сделавший для России, он закончил жизнь в ссылке. После него никто из военных министров под арестом не был. Неужели и его, Язова, ждет нечто подобное? Вспомнил и некогда прочитанное о том, что Меншикова опала не сломила, находясь в заточении, он продолжал работать, самолично срубил в Березове церковь. Местные крестьяне относились к нему, как к святому.

Как отнесутся к участию в ГКЧП его, Язова, сослуживцы, подчиненные, товарищи по партии, не переметнувшиеся в лагерь демократов? Что будет с семьей? Эмма Евгеньевна, ставшая после кончины первой жены надежным спутником жизни, всегда стремившаяся снимать его служебные стрессы своим вниманием, лаской и заботой, сегодня самостоятельно не может передвигаться. Сын Игорь — слушатель военной академии. Дочь вместе с мужем за рубежом. В Омске уже жадно ловит радио- и телесообщения старая мать. Материнское сердце стучит тревожно, чувствует надвигающуюся на ее любимца Диму страшную беду. Несмотря на огромную занятость, он ежегодно приезжал к ней на. несколько часов. На большее время остаться не мог — не позволяла обстановка, да и связи, кроме городского телефона, не было. Потому-то и оставалось лишь обнять поседевшую мать, справиться о здоровье, коротко, общими фразами рассказать о себе, детях, внуках, попить чайку и снова в Москву. Мать гордилась сыном, и эта гордость, окрыляя ее, придавала силы, помогала противостоять старости.

Переживут ли его близкие такой удар судьбы, не станут ли они жертвами репрессий демократов? Он вспомнил волнующую речь на съезде народных депутатов России Светланы Горячевой, где она со слезами на глазах рассказывала, как терроризировали мать и сына за ее выступление против Б. Н. Ельцина. Но Горячева всего лишь подвергла Президента РСФСР публичной критике. Он же ввел в Москву танки.

Ближе к рассвету все же достала мысль о возможном аресте. После некоторого раздумья Язов принялся осматривать предметы, находящиеся в собственных аппартаментах. Со столика, где лежали газеты и журналы, откладываемые для внимательного прочтения, взял несколько экземпляров «Дня» со статьей К. Раша о нем, Дмитрии Язове. Накопившиеся вырезки из газет, журналов скомкал и отбросил на письменный стол. В комнате отдыха постоял у книжного шкафа, просмотрел выставленные книги, достал Библию и два других церковных издания (презент священнослужителя, которого он принимал несколько месяцев назад), взял с собой. Осмотрел стоящие на столиках и тумбочках сувениры — не тронул. Заглянул в платяные шкафы — там висела сменная маршальская форма, внимательно посмотрел на нее и закрыл дверцу.

Подошел к окну, выходящему в закрытый двор, постоял несколько минут и вернулся к рабочему месту.

Открыл сейф, просмотрел лежащие там несколько бумаг. Важные документы в сейфе он не хранил. Просто иногда убирал от посторонних глаз информацию негативной направленности о нем да всякого рода личные, как правило, бытовые записки, квитанции и пр. Тщательно прочитал и, порвав, выбросил в корзину. В сейфе лежало и месячное жалованье, что-то около 2 тысяч рублей. Не считая, сложил их в конверт и бросил на стол.

В 6.00 отнес порученцу церковные книги, конверт с денежным содержанием, попросил все отвезти Эмме Евгеньевне. Негромко произнес: «Ты, если что, помоги ей, пока она плохо передвигается. Ну и вообще…».

Вернувшись в кабинет, дал команду дежурному генералу Центрального командного пункта о вызове членов Коллегии на заседание…

Министр обороны прибыл на службу как всегда рано. В 9 часов утра собрал совещание в весьма узком кругу — в основном из лиц, прямо или косвенно осведомленных о грядущих событиях. Обычно перед открытием совещаний маршал весело здоровался с подчиненными, отпускал шутки. Сегодня он был серьезен и даже мрачноват. На лице лежал отпечаток усталости — результат бессонной ночи, тяжелых раздумий.

Поприветствовав собравшихся, сообщил им, что в силу складывающейся неблагоприятной обстановки в Форос, к Президенту СССР Горбачеву, вылетает группа товарищей, чтобы предложить ввести в стране чрезвычайное положение. В случае введения ЧП будут задействованы войска с целью охраны объектов и поддержания общественного порядка. Для отслеживания обстановки, поддержания связи и координации действий с местными органами власти принято решение направить представителей Минобороны в некоторые военные округа. Здесь же министр обороны определил, что в Прибалтийский военный округ вылетит генерал армии A. В. Бетехтин, в Туркестанский — генерал-полковник Н. А. Моисеев, в Ленинградский — генерал армии B. Ф. Ермаков. Попросил вылететь сегодня — 18 августа, по прибытии установить связь с министром обороны и ЦКП — Центральным командным пунктом. Перед закрытием совещания предупредил: если чрезвычайное положение введено не будет, никаких самостоятельных действий не предпринимать. В 9.25 совещание закончилось.

Около половины двенадцатого попытался связаться по ВЧ с главкомом ВМФ адмиралом флота В. Н. Чернавиным, отдыхавшим в Ялте. Разговор состоялся позднее, примерно в 13.45. Поинтересовавшись, как отдыхается, не приказал, а скорее попросил: «Сегодня часов в 17–18 на аэродроме Бильбек будет Варенников. Можешь с ним встретиться, и он даст тебе небольшую информацию». Подобный разговор по ВЧ состоялся и с рядом других заместителей министра обороны, командующими войсками округов.

В связи с довольно частым упоминанием населенного пункта Бильбек и его роли в событиях 18–21 августа 1991 г., думается, есть смысл сказать о нем несколько подробнее.

Из ничего не подозревающих о грядущих событиях граждан СССР одним из первых почувствовал возросшую активность вокруг резиденции Президента СССР командир авиационной части, дислоцированной в Бельбеке. Этот аэродром не впервые принимал главу Советского государства. Неоднократно приземлялся на нем самолет Л. И. Брежнева, многих членов Политбюро ЦК КПСС, избиравших Крым местом отдыха или прилетавших на аудиенцию к Генеральному секретарю ЦК.

3 августа 1991 г. прибыл президентский Ту-134. Он являлся резервным, а также планировался для использования во время возможных поездок Президента на небольшие расстояния в период отдыха.

4 августа в Бильбеке приземлился Ил-62 с главным пассажиром страны на борту.

До 18 августа все шло своим чередом — плановая повседневная подготовка личного состава полка, планирование, боевое дежурство. Экипажи президентских самолетов сменялись регулярно. Контроль за самолетами осуществляло командование 235-го отдельного авиационного отряда.

17 августа стали готовиться к отлету Президента в Москву. Вылет был назначен на девятнадцатое. Однако 18 августа в 8 часов утра по диспетчерской линии поступила заявка на посадку литерного самолета Ту-154 из Москвы. В 11.00 запросились два Ту-134 из Борисполя (Киев) и Львова. В 14.00 еще одна заявка на Ту-134 из Сочи. Такая неожиданная активность в районе президентской дачи для командования полка была непонятной, тем более, что охрана Президента, всегда имевшая информацию о прибытии подобных «бортов», на этот раз выглядела не лучшим образом, в плане своей информированности.

Около 15 часов на аэродром Бильбек приземлился литерный Ту-154, и его пассажиры сразу выехали в Форос. Пассажиры, прибывшие на Ту-134, остались ожидать на аэродроме.

Командир полка облегченно вздохнул лишь в 9 часов вечера, когда последний из приземлившихся в этот день самолетов взмыл в воздух. Но облегчение было временным. Последующие три дня оказались еще более драматическими.

К моменту возвращения Варенникова из Фороса в Бильбек, кроме Чернавина, его ожидали командующие войсками Киевского, Прикарпатского и Северо-Кавказского военных округов. Там они получили информацию о возможности введения чрезвычайного положения. Напомним время — около 19 часов.

В этот же день, примерно в 16.30, в Ригу прибыл первый заместитель главкома Сухопутных войск генерал армии А. В. Бетехтин. Срочно собранным и несколько удивленным членам Военного совета ПрибВО он поставил задачу… изучить Закон о правовом режиме чрезвычайного положения в СССР, проверил, в каком состоянии в округе план действий при приведении войск в повышенную боевую готовность.

Маховик событий раскручивался и в Москве. В Форос (с посадкой на военном аэродроме в Бильбеке) для встречи с Горбачевым улетели Бакланов, Шенин, Варенников, Болдин и Плеханов. А несколько ранее, примерно в 12.00, к министру обороны прибыл Председатель КГБ. Поинтересовался готовностью самолета для визита к Президенту. Д. Т. Язов сообщил, что самолет выделен, все к полету готово. В ходе беседы было предложено пригласить сюда же министра внутренних дел Пуго. Дело в том, что руководитель МВД СССР находился в отпуске и в предыдущих встречах не участвовал. Но поскольку он 18 августа прибыл в Москву, его удалось найти по телефону, и к 13.00 он был в кабинете министра обороны. Информацию о намечаемых мерах встретил спокойно. Предложил наметить меры по организации взаимодействия трех представленных в кабинете ведомств. В отношении попытки уговорить Президента ввести ЧП в стране покачал головой, сказав: «Не решится он на это».

Попили чаю, и в 14.30 Крючков и Пуго уехали.

К 19 часам министр обороны вызвал к себе В. Ачалова. Вместе направились в Кремль, к Павлову. Здесь уже находились Крючков, Пуго, Янаев, Лукьянов. Крючков долго говорил по телефону. Собравшиеся нервничали, часто поглядывая на часы, разговор вели какой-то неопределенный. Янаев и Павлов были излишне возбуждены. Язов и Пуго старались держаться в стороне, в «базарный» разговор не вступать.

Около 22 часов возвратились из Фороса «полпреды». Возвратились, как заметил Язов на допросе, «с довольно кислыми физиономиями». Но часом ранее В. А. Крючков уже сообщил предварительные итоги переговоров с Президентом. Стало ясно, что прежний план — добиться от Горбачева подписания Указа о введении чрезвычайного положения или о передаче своих полномочий вице-президенту сорвался. Несколько минут все растерянно молчали. Затем стали обсуждать, что делать дальше. Крючков подытожил, что ждать больше нечего.

Пути отступления тоже оказались отрезанными: ультиматум Президенту предъявлен, связь отключена, охрана заменена. К принятию какого-либо решения стал подталкивать и личностный мотив: все «засветились», и если не идти вперед, завтра же последуют контрмеры. Решили идти вперед. Стали уговаривать Янаева взять на себя функции главы государства, предложили образовать ГКЧП. К 23 часам раздали проект Указа вице-президента о взятии на себя функций Президента, другие проекты документов.

Неожиданно для всех А. И. Лукьянов отказался войти в ГКЧП, заявив, что как глава парламента он не может сделать этого. На Д. Язова это подействовало весьма удручающе. Около 23 часов к собравшимся присоединился министр иностранных дел А. А. Бессмертных, который, однако, предпочел также не входить в комитет.

В 23.30 Янаев подписал указ о взятии на себя полномочий Президента страны. Он же вместе с Баклановым и Павловым подписал «Заявление советского руководства» о создании ГКЧП и о введении в некоторых местностях СССР режима чрезвычайного положения. Язов, как и другие члены ГКЧП, завизировал документ.

Этому предшествовал следующий диалог министра обороны с вице-президентом:

Янаев: — В Москву надо ввести войска.

Язов: — Тогда нужен режим чрезвычайного положения, иначе прав на ввод войск не имеем… (Указ Янаева о введении ЧП в Москве последовал на следующий день).

Подписание документов сопровождалось бурным обсуждением. Было поддержано предложение начать с утра 19.08 передавать в средствах массовой информации принятые акты. А. И. Лукьянов напомнил о неконституционности создаваемого ГКЧП. Тут же предложили вынести документы на утверждение сессии Верховного Совета СССР, на что Анатолий Иванович возразил с сомнением: сложно созвать сейчас парламент, да и набрать требуемых для утверждения ГКЧП 2/3 голосов парламентариев будет весьма трудно.

То, что происходило в те часы в Кремле, весьма отдаленно напоминало жалкое подобие заговора. Отсутствие конкретных и взаимоувязанных планов, импровизация, расплывчатые решения, отсутствие признанного лидера.

И еще: растерянность и страх. Страх ответственности господствовал в каменных кремлевских залах и кабинетах.

Разъезжались поздно. Министр обороны поехал в здание министерства — отдать необходимые указания.

Далеко за полночь Язов был у себя на даче, в Баковке. Попытался немного отдохнуть, чтобы назавтра окунуться в мучительную атмосферу событий, которые он сам через несколько дней квалифицировал как авантюру. Один бог знает, что думал, что чувствовал в эти часы министр обороны, но уснуть ему не удалось, не дали тревожные мысли, навязчиво лезшие в голову.

Следует сказать еще вот о чем. Отключение Президента от всех видов связи, в том числе и специальной, стало причиной изъятия его абонентского комплекта, управляющего стратегическими ядерными силами, знаменитого «ядерного чемоданчика». Сделано это было с разрешения министра обороны.

Эта ситуация с «ядерным чемоданчиком» для подавляющего большинства наших читателей, видимо, требует некоторого пояснения. Попытаемся это сделать.

Гонка ядерных вооружений была доведена до величайшего абсурда. СССР и США были в состоянии несколько десятков раз уничтожить друг друга и, более того, в результате обмена массированными ядерными ударами дальнейшее развитие человечества скорее всего пошло бы по затухающей кривой, порождая каких-нибудь уродов-мутантов.

Чернобыль тому наглядный пример и серьезное предупреждение.

Необходимость оперативной выработки решения на применение ядерного оружия подтолкнула руководство США к созданию мобильных средств срочного реагирования, которые постоянно находились бы рядом с главой государства и другими лицами, облеченными правом участия в принятии решения на нанесение ядерного удара. В начале 80-х годов у американского президента появился ядерный кейс. Советское руководство по настоянию Министра обороны Д. Ф. Устинова и Председателя КГБ Ю. В. Андропова в связи с кратковременностью подлета ракет также решило обзавестись подобным инструментом. Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР система была задана к разработке.

Советские конструкторы совместно с военными специалистами успешно выполнили «важное задание партии и правительства». И начиная с 1984 года высших должностных государственных (партийных) и военных лиц стали в поездках сопровождать черные ЗИЛы с многочисленными антеннами на корпусе и боевые расчеты с кейсами в руках.

И где бы ни находился руководитель — на служебном месте, в командировке, на отдыхе, — расчеты всегда рядом.

Система, сопряженная с комплексами предупреждения о ракетном нападении, обеспечивала доведение информации о ядерном нападении противника в течение нескольких секунд и примерно столько же требовалось на автоматический обмен информацией, выработку решения на ответный удар и подачу команды на пуск ракет.

4 августа 1991 г. вместе с Президентом в Форос убыли и офицеры специальной службы, обеспечивающие функционирование вышеописанной системы.

По прибытии специалисты развернули аппаратуру, организовали круглосуточное дежурство. Дежурная смена располагалась в ста метрах от резиденции М. С. Горбачева, остальные — в санатории Министерства обороны в Алупке. С кабинетом и комнатой отдыха Президента была установлена прямая телефонная связь.

До 18 августа все шло в обычном режиме. В 9.00 утра очередная смена заступила на дежурство. Доложили в Москву, своему руководству и потянулись затем монотонные и одновременно напряженные часы боевой работы. Но в 16 часов 32 минуты внезапно приборы зафиксировали пропадание всех видов связи, в том числе и правительственной. Продолжала действовать радиотелефонная. Именно по ней и удалось выйти на спецкоммутатор, с которого сообщили, что на ВЧ — станции в Мухолатке произошла серьезная авария. На просьбу соединить с Москвой телефонистка ответила отказом.

Попытались по внутренней связи связаться с охраной М. С. Горбачева. И вновь неудача.

Оказавшись в сложной ситуации, в 17.05 старший смены с некоторой робостью впервые снял трубку специальной прямой связи с Президентом СССР, которую он вправе поднимать только в критический момент. Телефон молчал.

Предприняли попытку через службу охраны Президента выяснить, есть ли какая-либо другая связь с Москвой. Незнакомый офицеру солидный мужчина в штатском спокойно ответил: «Это вас не касается, продолжайте нести дежурство». Стало ясно, что дело здесь не в аварии на станции ВЧ-связи, здесь события принимают более серьезный оборот. Своими мыслями он поделился с подчиненными. Наступила тишина. Приученные не говорить лишнего и рассуждать вслух о серьезных политических проблемах офицеры молча пытались анализировать ситуацию.

Аналогичная картина наблюдалась в Москве на пунктах управления системой. У дежурного оператора системы в 16.32 также вспыхнуло табло, свидетельствующее о пропадании связи с абонентом в Форосе. Попытка оператора немедленно связаться по правительственной связи со сменой в Форосе успехом не увенчалась, телефонистка вежливо ответила, что номер не отвечает. Удалось по другому виду связи связаться со станцией в самом Форосе, но ответ был неутешительным: произошло повреждение кабелей, меры по восстановлению принимаются. Последовали доклады по команде о происшедшем ЧП и настойчивые попытки восстановить связь с дежурной сменой в Форосе.

Наращивался должностной уровень лиц в Москве, пытавшихся дозвониться до дежурной смены, но ответы из Крыма были однотипные: в результате оползня серьезно повреждены кабели, принимаются меры к восстановлению, исправление возможно через 5–6 часов и т. д.

В 6 часов 10 минут утра 19 августа, услышав об образовании ГКЧП, операторы в Москве прекратили попытки связаться с объектом в Крыму. Стало ясно, что «оползень» несколько иного рода.

Утром 19-го начальник Главного оперативного управления Генерального штаба доложил о сложившейся ситуации Министру обороны СССР и предложил эвакуировать неработающую из-за отсутствия специальной связи секретную аппаратуру ввиду отсутствия надежности ее сохранности, а также личный состав объекта в Москву. Несколько поразмыслив над ситуацией, Д. Т. Язов дал согласие.

В 11.40 того же дня представители КГБ СССР дали разрешение на переговоры Москвы со старшим группы операторов, но форосские телефоны по-прежнему включены не были и разговор пришлось вести из Ялты. Именно тогда по правительственной связи старший группы получил команду на вывоз аппаратуры и дежурной смены в Москву.

К 16.00 аппаратура была демонтирована и погружена в автомобили. В 19.40 самолет Ту-134, прибывший 3 августа с командой, обеспечивающей отдых Президента, стартовал с аэродрома Бильбек на Москву. На борту находился тот самый «ядерный чемоданчик».

Президент СССР, Верховный Главнокомандующий Вооруженными силами 73 часа 28 минут оставался без связи из своего кабинета и несколько большее время без своего абонентского комплекта, предназначенного для передачи санкции в полуавтоматическом режиме на применение стратегических ядерных сил.

Но в Форосе оставалась «Волга» ГАЗ-31 с комплектом радиопередвижной правительственной связи. Абонентские комплекты Министра обороны СССР и начальника Генерального штаба постоянно находились в режиме боевого дежурства.

Подъем после бессонной ночи у министра обороны был очень ранний и скоротечный. По крайней мере, уже в 5.30 он позвонил из кабинета своему первому заместителю, генералу армии К. А. Кочетову, отдыхавшему в Крыму. Предложил вылететь в Москву «в связи с возникшими обстоятельствами». Несколькими минутами позже Д. Т. Язов связался с командующим войсками Московского военного округа генерал-полковником Н. В. Калининым. Отдал распоряжение ввести в Москву Таманскую мотострелковую и Кантемировскую танковую дивизии.

Поднятые по тревоге дивизии через 50 минут рванулись по направлению к белокаменной, лязгом гусениц и ревом моторов будоража подмосковные леса и поля, вселяя страх в водителей и пассажиров замершего на обочине автотранспорта.

Примерно в то же время, а точнее в 5 часов, командующему ВДВ генерал-лейтенанту П. С. Грачеву позвонил заместитель министра обороны генерал-полковник В. А. Ачалов и, ссылаясь на указание Д. Т. Язова, приказал выдвигать в столицу Тульскую воздушно-десантную дивизию.

Таким образом, войска покинули места постоянной дислокации и двинулись к Москве еще до того, как мир услышал о ГКЧП и объявленных им мерах.

Между тем маршал Язов продолжал нести свой крест. На 6.00 были вызваны находившиеся в Москве члены Коллегии и другие руководители центрального аппарата Министерства обороны. Язов начал с заявления А. И. Лукьянова о том, что предлагаемый к подписанию проект Союзного Договора противоречит результатам референдума, в ходе которого большинство населения республик высказалось за единый Союз, а также решениям 11 съезда народных депутатов СССР.

Договор собирается подписать группа людей, хоть и являющихся президентами, продолжал министр, но не уполномоченных народами развалить СССР. М. С. Горбачев настаивает на подписании Договора. Группа членов Совета безопасности обратилась к нему с предложением подписать Указ о введении чрезвычайного положения. Он отказался. Указ подписал Янаев. В 6.15 текст будет передан средствами массовой информации, вместе с «Обращением к советскому народу».

Затем министр сделал паузу, прошелся вдоль стола и стал отдавать распоряжения, которые тезисно звучали примерно так:

— обеспечить участие военнослужащих-депутатов в работе предстоящего съезда народных депутатов СССР;

— усилить охрану военных объектов и, прежде всего, позиций Ракетных войск, складов с оружием и боеприпасами, пунктов управления;

— ввести войска в столицу в соответствии с расчетом (при этом подчеркнул, что войска вводятся не для того, чтобы воевать, а обеспечить порядок. Потребовал обеспечить меры безопасности при вводе подразделений в Москву, исключить возможные провокации);

— не разжигать вражду, а стабилизировать обстановку, заготовить все необходимое, чтобы перезимовать;

— обеспечить издание газет, которые будут стабилизировать общество;

— организовать круглосуточное дежурство, отозвать руководящий состав из отпусков;

— укрепить дисциплину и порядок, разоружить незаконные вооруженные формирования, прекратить полеты боевой авиации, не вызываемые оперативной необходимостью;

— назначить военными комендантами Москвы и Ленинграда соответственно командующих войсками МВО и ЛВО.

В заключение Д. Т. Язов сообщил собравшимся состав ГКЧП, при этом отметил, что участие А. Бессмертных — министра иностранных дел СССР в его составе остается под вопросом.

Помолчав, закрыл заседание.

В голосе и поведении министра обороны подчиненные почувствовали неуверенность, волнение, чего раньше за ним не замечалось. Расходились, обмениваясь сомнениями, обговаривая возможные планы своих действий.

Сегодня мы знаем о неоднозначной реакции участвовавших в заседании Коллегии на весть о смещении Президента страны и введении чрезвычайного положения.

Главком ВВС (воинские звания и должности даются на день события) генерал-полковник авиации Е. И. Шапошников: «С первых секунд этого заявления я почувствовал себя неуютно. Но с кем поделиться?.. Попытался разговаривать и разговаривал с некоторыми членами Коллегии. Из этих разговоров мне становилось ясно, что в общем-то мне трудно найти союзников».

Тем не менее с получением приказа машина завертелась. На места пошла шифровка, по сути повторявшая выступление Д. Т. Язова на Коллегии. Войска приводились в повышенную боевую готовность, руководящий состав отзывался из отпусков, усиливалась охрана позиций Ракетных войск стратегического назначения, арсеналов, парков, аэродромов. Особое внимание предлагалось уделить соблюдению уставного порядка и воинской дисциплины. Директива предписывала организовать взаимодействие со «здоровыми силами» местных органов власти, органами КГБ и МВД, производить во всех городах и гарнизонах совместное патрулирование войск МВД, Советской Армии и представителей общественности.

Еще к 6 часам утра дислоцированные в Москве воинские подразделения были направлены к останкинскому телецентру для обеспечения его работы в том режиме, который был приемлем для ГКЧП. Под охрану брались также правительственные здания, станции радиовещания, междугородной и международной связи, ТАСС, другие объекты. В Москву для подкрепления политических акций военной силой было введено в общей сложности около 4600 человек личного состава, более 300 танков, около 270 БМП, 150 БТР и 430 автомобилей.

В этот день Язов ощутил первое серьезное разочарование в составе нового «советского руководства». Он, проведя накануне бессонную ночь и ни свет ни заря начав действовать, был поражен тем, что вице-президент, объявивший себя главой государства, и премьер-министр прибыли на рабочие места только далеко за полдень. Да еще навеселе, успев «обмыть» свое новое амплуа. На совещание же удалось собраться лишь к 14 часам. При этом оказалось, что нет даже наметок сколько-нибудь серьезного плана действий. Все рождалось в ходе импульсивного обсуждения. Сумбурно говорили о развитии ситуации, о Горбачеве, Ельцине, нажимали на Язова, Крючкова, Пуго по обеспечению режима комендантского часа в Москве.

Самым серьезным решением, принятым на этом заседании ГКЧП, было, пожалуй, решение о проведении пресс-конференции для советских и иностранных журналистов. Д. Т. Язов от участия в таковой отказался, сославшись на необходимость быть в министерстве. Но отнюдь не эта причина была главной. Глядя на Янаева, зная состояние Павлова, он все больше утверждался в своих сомнениях. ГКЧП оказался весьма аморфным, беспомощным органом.

Как человек до мозга костей военный, привыкший к планированию и четкой организации любого дела, Язов был шокирован подходом этих государственных мужей к введению ЧП. Зачем было затевать дело, если высокие слова о наведении порядка и дисциплины в стране с первых же часов грозят остаться декларациями? Если авторы этих деклараций топят страх перед конкретными действиями в спиртном?

«Что делать?», — спрашивал себя министр обороны. Отступать он не умел. Учил войска и сам учился наступлению, обороне, встречному бою. Но не отступлению. Поведение Янаева и Павлова подталкивало его не только к решительности, но и к большей осмотрительности.

Еще рано утром командующему воздушно-десантными войсками генералу П. С. Грачеву позвонил Б. Н. Ельцин. Спросил, что происходит? Версию ГКЧП, известную Грачеву от Язова, о болезни Президента СССР, отверг. Спросил: «Выделишь своих людей на охрану?» Грачев ответил согласием, после чего доложил министру обороны. Маршал несколько минут поразмыслил и отдал распоряжение направить к Белому дому батальон десантников во главе с заместителем Грачева генерал-майором А. Лебедем.

К полудню Российское информационное агентство передало Обращение к гражданам России, подписанное Б. Н. Ельциным, И. С. Силаевым и Р. И. Хасбулатовым. Покинув Белый дом и стоя на танке № 110 Таманской дивизии перед телекамерами, Президент РСФСР зачитал его, призвав россиян к сопротивлению ГКЧП. В то же время первые колонны демонстрантов вступили на Манежную площадь. Они несли лозунги: «Фашизм не пройдет!», «Свободу!», «Язова, Пуго, Крючкова — под суд!». А около 14 часов РИА передало Указ Ельцина, квалифицирующий действия организаторов ГКЧП как государственный переворот.

У здания Дома Советов России началось возведение баррикад. Как сообщил генерал-полковник К. И. Кобец, исполнявший в тот момент обязанности председателя Госкомитета РСФСР по оборонным вопросам, был создан штаб по обороне здания. Д. Язова в течение дня постоянно мучил вопрос: как страна отреагирует на смену руководства и на объявленные меры? Только реакция людей на предпринятые ГКЧП действия могла разрешить его сомнения: надо ли было все это затевать? Если будет поддержка народа, он готов смириться даже с малоспособными «сподвижниками» по комитету.

Первые доклады удовлетворяли: если верить их авторам, население многих регионов обещание ГКЧП навести порядок на производстве, укротить преступность, добиться соблюдения законности встретило с одобрением. Литва, Молдова, некоторые другие регионы не поддержали мер чрезвычайного характера — что ж, иной реакции от них Язов и не ждал. Ее легко было предвидеть, зная политику руководства этих республик в отношении Центра.

А вот сообщение о том, что Президент РСФСР Б. Н. Ельцин и другие руководители России выступили против ГКЧП, объявили его незаконным, вызвало у Язова серьезное беспокойство. Поступила также информация о начавшемся на Манежной площади митинге, о попытке москвичей перекрыть городские магистрали, чтобы воспрепятствовать проходу военной техники.

Что это, не мог не задать себе вопрос маршал: «бузят» единицы, спровоцированные новыми советскими буржуа и мафиозными группировками, или налицо сопротивление масс? Если последнее, то почему — ведь народ, казалось, жаждал порядка, требовал остановить разорение страны, надвигающуюся нищету и хаос? А теперь, выходит, против?

Вернувшись к 13.00 в Москву, генерал армии К. Кочетов поспешил сразу к министру обороны и, по его словам, застал последнего в подавленном состоянии. В разговоре с ним намекнул, зачем вы, мол, пошли на эту авантюру? Д. Т. Язов ответил: «По-другому поступить не мог». Первый зам получил указания и убыл в войска Московского военного округа.

Министр обороны плотно сел в рабочее кресло и нещадно эксплуатировал телефоны. Запрашивал обстановку, ставил задачи. И всем абонентам подчеркивал: не допустить кровопролития. Постоянно держал на связи руководство МВО, штаб Сухопутных войск. Беспокоила Прибалтика, Ленинград. Позвонил командующему ПрибВО генерал-полковнику Ф. Кузьмину, уточнил обстановку, поставил задачи по совместному участию с органами КГБ и МВД в изъятии незаконно хранящегося у населения оружия и расформировании на территории Прибалтики военизированных структур. Войскам также предстояло взять под охрану теле- и радиоцентры в Вильнюсе, Каунасе, Риге, Таллинне. Стремление вполне понятное — не дать выплеснуться массам на улицы, не позволить создать вооруженную оппозицию.

Мысли постоянно возвращались в Форос, к Президенту страны. Как поведет себя М. С. Горбачев в дальнейшем — от этого зависело многое.

Еще около 7.30. по инициативе командования ПВО была блокирована взлетно-посадочная полоса на аэродроме в Бильбеке. Вкупе с отключением правительственной связи эта мера должна была надежно «предохранить» М. С. Горбачева от нежелательных для ГКЧП контактов.

Особое внимание Д. Язова, естественно, было приковано к Москве, к выполнению указа Янаева о введении в столице чрезвычайного положения. Военному коменданту — командующему войсками МВО генерал-полковнику Н. В. Калинину министр обороны уточнил задачи по введению режима комендантского часа (аналогичные указания были даны военному коменданту Ленинграда генерал-полковнику В. Н. Самсонову). Спросил Н. В. Калинина, зачем в Москве столько техники? Командующий бодро ответил: «Сейчас выведем». В ответ: «Пока не трогай, а то подумают не то».

Танковый батальон блокировал подходы к зданию российского правительства на Краснопресненской набережной со стороны Кутузовского проспекта, все больше бронетехники выдвигалось на улицу Горького, к Кремлю, на Садовое кольцо.

Безусловно, ввод большой массы вооруженных людей и военной техники в многомиллионный город, тем более в условиях накаленной политической обстановки, был в какой-то мере безумством. Понимал ли это Язов? Говоря на допросе 22 августа о танках в столице, маршал заявил буквально следующее: «Они передвигались, но я запретил применение оружия. Они должны были только блокировать улицы».

…На стол ложились все новые и новые доклады об обстановке. Из Киева сообщал реакцию руководства и населения отправившийся туда генерал армии В. Варенников.

Штаб Забайкальского военного округа информировал о том, что на территории округа распространяется текст Указа Б. Н. Ельцина, объявляющий ГКЧП антиконституционным, преступным, в то же время руководящие документы ГКЧП в органы власти и управления не поступают.

Решительных действий требовал командующий Приволжско-Уральским военным округом генерал-полковник А. Макашов, командиры ряда соединений, частей. Поступали подобного содержания телеграммы и звонки от гражданских органов и от населения.

Читая сообщения, Язов ощутил двойственные чувства. Вроде бездействовать негоже. Но что значит действовать решительно? Это может означать кровь, жертвы. Тем более, что, как проинформировал В. Ачалов, защитникам Дома правительства РСФСР в большом количестве выдаются спиртные напитки. Среди них к тому же много женщин, людей пожилого возраста.

Число людей вокруг здания российского парламента постоянно возрастало, активность их повышалась. А рядом боевая техника, оружие, люди, управляющие боевыми машинами.

Было совершенно ясно: именно вокруг Ельцина группируются основные силы, противодействующие ГКЧП. Именно с ним будет основное противоборство.

Активность действий российского руководства, Язов не мог не отдать должное, все время нарастала. Около 17.00 РИА передало Указ № 61 Президента РСФСР о переходе до созыва внеочередного Съезда народных депутатов СССР всех органов исполнительной власти Союза ССР, действующих на территории РСФСР, в его непосредственное подчинение. Предписывалось исключить выполнение любых решений ГКЧП.

Около 17 часов Б. Н. Ельцин подписал обращение к солдатам и офицерам Вооруженных Сил, КГБ и МВД СССР, которое тут же стали распространять в листовках и по радио: «Солдаты и офицеры России! В эту трагическую для России, всей страны минуту я обращаюсь к вам. Не дайте поймать себя в сети лжи, обещаний и демагогических рассуждений о воинском долге! Не станьте слепым орудием преступной воли группы авантюристов, поправших Конституцию и законы СССР». (Через два часа текст обращения был на столе министра обороны СССР).

А в 23.00 к военнослужащим с призывом переходить на сторону Президента России обратился вице-президент А. Руцкой. Вскоре несколько экипажей боевых машин уже находились среди массы, оцепившей здание на Краснопресненской набережной.

Предпринимались российским руководством и организационно-технические меры по подготовке к обороне. Еще утром 19 августа в Верховном Совете России был готов план «Икс» по противодействию мерам ГКЧП. Подходы к Белому дому были забаррикадированы, вокруг здания возникло живое людское кольцо из добровольных защитников. Отдавая им должное, следует, однако, подчеркнуть, что главную тяжесть в предотвращении кровопролития в районе Краснопресненской набережной, да и во всей Москве, вынесли военные, проявив в сложившейся ситуации выдержку и хладнокровие. Они четко выполняли свой гражданский долг и приказ министра обороны о неприменении оружия.

В 22.30 Б. Н. Ельцин подписал Указ, объявляющий ГКЧП вне закона. Сотрудникам правоохранительных органов и военнослужащим, не поддерживающим ГКЧП и не выполняющим его приказы, гарантировались «правовая защита и моральная поддержка».

Он начался докладами начальника Генштаба генерала армии М. А. Моисеева, главкомов видов Вооруженных Сил. Обстановка в целом складывалась спокойная, войска стычек с населением не допускали. Однако с мест по-прежнему непрерывно шли запросы, просьбы уточнить суть происходящих в Москве событий, разъяснить, какую вести линию в отношении российского руководства и поддерживающих его в ряде регионов местных властей. Нужно было реагировать на возникающие вопросы.

В войска и на флоты из Генерального штаба ушла директива. В нарушение Конституции СССР, говорилось в ней, Б. Н. Ельцин провозгласил себя Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами на территории РСФСР. От него, как и других «оппозиционных и деструктивных сил», исходят требования о блокировании и невыполнении объявленных ГКЧП мероприятий.

«В целях консолидации всех здоровых сил общества по сохранению Союза» предлагалось:

— резко активизировать работу по разъяснению военнослужащим, служащим СА и местному населению истинных замыслов оппозиции, не допустить проникновения в части, учреждения и на корабли агитаторов и подстрекателей;

— перекрыть каналы поступления информации и агитации, ведущейся оппозиционными к ГКЧП силами, для чего учесть и взять под охрану все технические средства передачи информации независимо от ведомственной принадлежности;

— использовать все возможности для разъяснения правильности проводимых ГКЧП мер. Постоянно поддерживать высокую степень боевой готовности к решению задач и в условиях ЧП, и экстремальных ситуациях.

На последнем неоднократно настаивал и Д. Т. Язов в разговорах с командующими. Высокая боеготовность, порядок, дисциплина — без них войска могут быть втянуты во все более обозначавшееся противостояние сторонников ГКЧП и его противников. Если заговорит оружие — трудно даже предположить, во что все может вылиться.

В 10 часов в кабинете Янаева началось очередное заседание ГКЧП. Присутствуют не все члены комитета, у присутствующих настроение подавленное. Выводы из обстановки неутешительные, поддержки в республиках, краях и областях действия ГКЧП не получили. В то же время деятельность российского руководства оценивается как весьма опасная. Комендантский режим в Москве оказался неэффективным, войск для его осуществления недостаточно. По предложению Бакланова принимается решение о создании штаба ГКЧП, однако функции его не определены. Министерству обороны и Министерству внутренних дел поручается принять дополнительные меры по «поддержанию общественного порядка в Москве».

Д. Т. Язов дал указание присутствующему на заседании В. А. Ачалову перебросить в Москву два воздушно-десантных полка из Болграда.

В полдень министр обороны поставил задачу генералу Кочетову вместе с командующим МВО проверить организацию оцепления вокруг Белого дома. Вокруг него уже собрались десятки тысяч людей, готовых защищать российское руководство. Поэтому было опасным держать против них войска: любая искра могла вызвать взрыв. Об этом было доложено министру обороны генералом армии Кочетовым. Но отвести войска от здания 20 августа Д. Язов не решился. В тот же день была предпринята попытка активизировать поддержку местных «ГКЧП». На места была послана еще одна директива, подписанная по просьбе руководства КГБ и МВД, требовавшая направить в комитеты по чрезвычайному положению, созданные в республиках, краях и областях, представителей военных округов, флотов, армий и флотилий для участия в работе совместных с МВД и КГБ оперативных групп. Их цель — отслеживать обстановку, принимать меры по ее «стабилизации».

Как явствует из материалов следствия, с 12 до 15.00 в Министерстве обороны в кабинете В. Ачалова проходило совещание о взаимодействии подразделений ВДВ, МВД и КГБ в случае деблокирования здания российского парламента и очищении площади перед ним от защитников. В совещании участвовали генералы Ачалов, Варенников, Громов, Калинин, Грачев, Лебедь, Карпухин (командир «Альфы» — особого подразделения КГБ). Министра обороны не было. Он решил не принимать участия в рассмотрении этого весьма опасного вопроса. Но зашедший к нему маршал С. Ф. Ахромеев убедил в том, что нельзя пускать это дело на самотек, иначе могут возникнуть непредсказуемые последствия. Язов всегда уважительно относился к мнению Ахромеева. И в этом случае прислушался к нему.

В разгар совещания оба маршала вошли в кабинет Ачалова. Послушали соображения участников совещания. Предпочтение ни одному из вариантов министром обороны отдано не было. Процитировал подсказанное памятью:

направился к выходу. П. С. Грачев подтверждает, что Д. Т. Язов участия в планировании штурма не принимал: «И вообще, все эти дни вел себя очень культурно».

Суждение между тем продолжалось, принимая все более острый характер.

Одни убеждали: надо сделать все, чтобы российское руководство признало ГКЧП. Для этого усилить оцепление здания парламента России: десантников расположить в районе американского посольства, войска МВД — на Кутузовском проспекте, а спецподразделение «Альфа» — на набережной.

Рассматривались и варианты действий: войска МВД оттесняют людей, расположившихся вокруг здания, а в проход входит «Альфа» и штурмует здание. Обсуждалась также версия с высадкой на крышу здания десантников.

Но конкретного согласованного плана действий по захвату или деблокированию Белого дома принято не было, все осталось лишь соображениями на всякий случай.

Этот день, 20 августа, усилил поляризацию сторон, размежевал высшие круги военного ведомства, отдалил многих высокопоставленных генералов от Язова. До конца шли за ним Варенников и Ачалов. Валентин Иванович Варенников, получивший за Афганистан Звезду Героя Советского Союза, все еще надеялся на перелом событий в пользу ГКЧП. Активность генерал-полковника Владислава Ачалова пошла на убыль, однако он продолжал действовать, указания министра исполнял четко.

Но ситуация все больше выходила из-под контроля ГКЧП.

По словам К. И. Кобеца, назначенного в этот день министром обороны РСФСР «до восстановления в полном объеме деятельности конституционных органов и институтов государственной власти и управления», защитники цитадели российских властей активно готовились к обороне. Хотя и понимали, что долго им не продержаться, если действительно будет штурм, о котором повсеместно ползли слухи. Уповали скорее не на силу оружия, а на разум солдат и офицеров, выведенных на улицы и площади Москвы. Тем не менее Президент Б. Н. Ельцин выступил с еще одним обращением к соотечественникам, где, в частности, призывал «солдат и офицеров России не дать превратить себя в слепое орудие…» Завершил обращение следующими словами: «Верю, честь и слава российского оружия не будет обагрена кровью своего народа!».

Он же специально обратился к воинам Таманской мотострелковой дивизии, отдельной мотострелковой дивизии им. Дзержинского, Кантемировской танковой дивизии: «Дорогие мои сыновья! Я надеюсь на вас, на ваш правильный выбор. Надеюсь, что вы станете на сторону законной власти — Президента РСФСР. Уверен, что вы не допустите насилия, что вашим отцам и матерям не будет горько за своих детей».

Следует отдать должное и Д. Т. Язову. Его сомнения в правильности избранной линии поведения достигли в этот день своего пика. Не отказываясь пока публично от поддержки акций ГКЧП, он во второй половине дня все же стал сдерживать желающих поиграть военными мускулами. Ближе к вечеру участились звонки по «кремлевке»: почему войска стоят на месте, надо демонстрировать силу. Язов отказывает. Говорит, что могут быть жертвы, а этого допустить нельзя. «Авантюра, бесполезная, опасная авантюра», — эта мысль все чаще приходит ему в голову, побуждает к осторожности в поступках, подталкивает к размышлениям о грядущей ответственности.

«Когда вы увидели, что народ не „проглотил“ молчаливо ГКЧП и стал сопротивляться, поняли ли вы, что из этой аферы надо выбираться?» — спросил Язова следователь во время допроса 22 августа.

И именно имея в виду второй день деятельности ГКЧП, маршал ответил: «Да, конечно. Я тогда начал кое-какие приготовления. Все это уже, собственно говоря, катилось под откос».

А нажим шел и «снизу». Приведем здесь опубликованную в прессе шифровку, направленную в адрес ГКЧП генерал-полковником А. Макашовым, недавним кандидатом на пост Президента России: «20 августа. Военный совет и войска Приволжско-Уральского военного округа, верные патриотическому долгу перед Родиной, приветствуют и поддерживают действия комитета.

Одновременно обеспокоены нерешительностью по отношению к Ельцину и его окружению.

Промедление смерти подобно».

Но министр обороны медлит, отказываясь прислушиваться к советам «доброжелателей», его активность явно пошла на убыль. Никакой уверенности в успехе предпринятой акции уже нет. Еще тяжело окончательно смириться с мыслью, что оказался втянутым в недостойную, постыдную авантюру, но она сверлит, не оставляет, мешает сосредоточиться. Что делать, какой выход найти?

Во второй половине вызвал в свой служебный кабинет главнокомандующего Военно-воздушными силами Е. Шапошникова. Спросил об обстановке в ВВС. Выслушав, приказал обеспечить, чтобы ни один военный самолет и вертолет ни с какого аэродрома не поднимался. Далее сошлемся на интервью Евгения Ивановича Шапошникова, которое он дал после описываемых событий корреспонденту «Комсомольской правды». Главком ВВС заговорил о необходимости достойно выйти из сложившейся ситуации.

— А разве есть достойные пути выхода? — переспросил Язов.

— Есть.

— Какие?

— Такие, что необходимо сейчас войска вернуть в пункты постоянной дислокации, необходимо разогнать, расформировать, объявить незаконным этот комитет, передать власть Верховному Совету и вернуть Президента.

Да, наверное, это был небольшой шанс, шанс весьма сомнительный и отнюдь не решающий уже ничего, пусть с запозданием объявить официально о разрыве с Янаевым и К°, но маршал не решился. Однако постепенно линию повел свою. Это оказалось тем более необходимым, что после 16 часов обстановка в центре Москвы осложнилась. Радио российского парламента распространило заявление о том, что «в ближайшее время может быть предпринята попытка штурма Дома Советов на Краснопресненской набережной». Поступила информация о передвижении в районе Садового кольца и прилегающих улиц военной техники. После одного из поздних звонков Янаева, требовавшего разогнать собравшихся вокруг Дома правительства России, министр через В. Ачалова отдал приказ: ночью войскам прекратить какое бы то ни было движение. Чутье старого солдата подсказывало: противостояние достигло пика и главное — не допустить малейшего инцидента.

Рабочий день министра обороны длился, кажется, вечно. Наконец, с наступлением ночи наступило некоторое затишье. Последняя ночь перед развязкой. Двигаясь по кабинету, маршал пытался с разных сторон оценить сложившуюся ситуацию и найти в ней хоть какие-нибудь трещинки для выхода. Он уже твердо был убежден в полном провале операции. Одной из мер, которые нужно предпринять — это возвратить войска в казармы. Но попробуй сейчас, ночью, тронь в Москве притихшие боевые машины. Тут же примут за начало атаки. Лучше сделать это утром, прилюдно. Позвонил по прямому телефону В. Ачалову и сказал о принятом решении — выводить утром войска из столицы в пункты постоянной дислокации.

А что дальше? Всегда, в любой обстановке, будь то Спитак, Баку или Ленинакан, смело принимавший решения, сегодня он решения не находил.

Уже после полуночи маршал вызвал порученца. И уже не скрывая подавленности, попросил посидеть у телефонов. Сказал: «Домой не поеду. Пойду отдохну здесь».

Но, конечно, не телефоны были причиной вызова офицера и его присутствия в кабинете. Все телефоны, кроме одного — прямого от Горбачева, переключались на дежурного адъютанта. Президента же в Москве не было. Не хотелось оставаться одному в огромном кабинете накануне надвигающейся развязки.

Тревожная, бессонная ночь стояла над столицей. Не сомкнул глаз и министр обороны, не спали и в Кремле. Оттуда нет-нет, да и звонили Язову. «Шенин, Бакланов», — доложил дежурный офицер. Дважды был звонок от Лукьянова. Маршал ни с кем разговаривать не стал. Да и о чем? Приняв решение дистанцироваться от авантюрных судорог гэкачепистов, он даже почувствовал внутреннее облегчение. Теперь он отвечал только перед своей совестью…

Требовательный телефонный звонок вынудил снять трубку — члены ГКЧП, собравшиеся в Кремле, хотели, чтобы министр обороны присоединился к ним.

— Я туда не поеду, — отрезал Язов звонившему Ачалову. — Так им и передай.

А когда, некоторое время спустя, раздался новый звонок, в сердцах приказал:

— Не соединять!..

Но что эта компания значила без него, на что могла надеяться? Только армия, а значит и Язов, еще вселяли им кое-какую надежду, если не на успех, то хоть на спасение. Посовещавшись за Кремлевской стеной, утром, 21-го, с «тылов» подъехали к зданию Министерства обороны и, почти крадучись, через спецподъезд Крючков, Шенин, Бакланов, Тизяков, Прокофьев поднялись на лифте прямо в кабинет министра обороны. Разговор пошел на повышенных тонах. Попытались «надавить» на министра обороны: мол, не все потеряно, надо действовать, вести вязкую борьбу. Язов так и не понял, что они имели в виду. Да, признаться, и не очень стремился к этому: для себя он уже все решил окончательно.

Со смешанным чувством иронии смотрел Язов, как петушился лидер московских коммунистов Юрий Прокофьев.

— Это предательство. Я обнадежил людей, нас поддержат рабочие. А вы их предаете… Дайте пистолет — лучше застрелиться…

Язов повернулся к Крючкову, жестко сказал:

— Выход один: включить Горбачеву связь и лететь в Форос. Все.

Он не сказал, что еще часа два назад отдал приказ о переброске на Бильбек морских пехотинцев. На всякий случай могут понадобиться…

Около 9 часов утра началась Коллегия. Выступили главкомы ВВС (Шапошников), ВМФ (Чернавин), РВСН (Максимов). Предложение одно: танкам в городе не место, войска из Москвы надо выводить.

— Да, с этим позором надо кончать, — согласился министр и, обращаясь к начальнику Генштаба Моисееву, бросил: — Готовь директиву…

В это время по «кремлевке» позвонил Крючков:

— Почему не летишь в Крым?

— Провожу Коллегию. Высказались за вывод войск.

И после паузы, вместившей в себя, кажется, все переживания последних дней, добавил:

— Я в эти игры больше не играю.

В 13.20 21 августа Д. Т. Язов последний раз спустился на лифте из своего кабинета в спецдвор. У подъезда стоял сверкающий черным лаком правительственный «ЗИЛ». Рядом — машина сопровождения с охраной. Водитель привычно открыл перед министром обороны тяжелую дверцу. Грузно усевшись на заднее сиденье, маршал коротко бросил водителю: «Внуково-2». Машины, рванувшись с места, выехали через автоматически открывшиеся ворота на московские улицы. Регулировщики четко перекрыли движение, и через 2–3 минуты машины понеслись по Ленинскому проспекту.

Довольно часто приходилось маршалу за последние годы мчаться по этому маршруту. Всегда ранее такие поездки сопровождались ощущением гордости, власти. Сегодня министр обороны, вдавливая свое тело в сиденье автомобиля, меньше всего хотел быть узнанным. Проезжая поворот, ведущий на улицу академика Варги, маршал глубоко вздохнул: именно с этой улицы, с закодированного здания, расположенного на ней, начались его злоключения последних дней.

«ЗИЛ» подрулил почти к самому трапу стоящего «Ил-62». Д. Т. Язов тяжелой походкой поднялся по нему, покрытому ковровой дорожкой, наверх. В главном салоне уже находились некоторые из членов ГКЧП. Несколькими минутами позже подъехали А. И. Лукьянов, В. А. Ивашко. Подождали, выглядывая в иллюминаторы. Желающих лететь повиниться перед М. С. Горбачевым больше не нашлось. В 14.00 самолет вырулил на взлетную полосу.

На аэродроме Бильбек прибывших встречали, как в былые времена. Во «фрунт» стоял командующий Черноморским флотом, охрана. Вокруг черные «ЗИЛы», «Волги». Не было лишь цветов и пионеров.

В машину с Д. Т. Язовым сели А. И. Лукьянов, В. И. Ивашко, О. Д. Бакланов. Когда тронулись (с сопровождением, «мигалками»), Язов продекламировал отрывок одного из драматических стихотворений А. С. Пушкина. Лукьянов продолжил. Далее ехали молча.

По прибытии в Форос на дачу изолированного ими шефа все вошли в гостевой дом и стали ждать. Через охрану доложили Президенту о своем визите. Президент в приеме отказал.

Ожидание длилось более пяти часов. Д. Т. Язов почти не присаживался, все время ходил по отведенному членам ГКЧП кабинету, подолгу останавливался у окна. Около 19.30 во двор въехали несколько «Волг» — прибыла делегация во главе с А. В. Руцким и И. С. Силаевым, направленная съездом народных депутатов России. После встречи с ними Президент побеседовал с А. И. Лукьяновым и В. А. Ивашко, а затем был обратный путь на Бильбек.

Перед отъездом сопровождавший офицер шепнул Дмитрию Тимофеевичу: «Из охраны М. С. Горбачева передали, чтобы завтра в 10.00 Вы были у Президента». Д. Т. Язов молча кивнул. Хотелось надеяться на лучшее…

Зачем следовало лететь к Президенту? Язов, наверное, и сам не знал. Вряд ли Горбачев пошел бы на встречу с ним, да и что изменила бы та встреча? Его судьба уже была в руках тех, кто ликовал в Белом доме. Может, непроизвольно тянуло увидеть того, кому обязан назначением на свой, столь высокий пост и кто своими действиями, а больше бездействием подтолкнул его выступить против? И сказать лично те слова, которые 22 числа пришлось передать через следователя, ведущего допрос: «…Я сожалею и осознаю, какой кошмар я вам приготовил».

…А потом был полет назад, в Москву. В. А. Крючков летел в самолете с освобожденным из заточения главой государства в качестве заложника с целью возможного предотвращения диверсии в полете.

Остальные пассажиры, не получившие аудиенции у М. С. Горбачева, а также председатель Верховного Совета СССР и первый заместитель Генсека ЦК КПСС возвращались в Москву на борту лайнера, доставившего их в Бильбек. Но в хвостовом салоне находились и другие пассажиры — офицеры МВД России.

В половине третьего ночи колеса «Ил-62» коснулись бетонки престижного внуковского аэропорта. Членов ГКЧП у трапа ожидали люди с автоматами наперевес. Сзади их сопровождали летевшие в самолете офицеры внутренних войск, также готовые к немедленному применению оружия.

Д. Т. Язов, встряхнувшись, бодро зашагал к зданию прилета. В холле к нему подошел заместитель начальника 9 управления (охраны) КГБ СССР и предложил: «Дмитрий Тимофеевич, зайдите, пожалуйста, сюда» и показал на дверь зала, где обычно перед вылетом останавливались члены Политбюро ЦК КПСС и другие государственные деятели высокого ранга. Там же М. С. Горбачев кратко делился со своими соратниками результатами своих зарубежных визитов сразу после приземления.

Маршал вошел в зал. Генеральный прокурор России объявил о задержании его за участие в государственном перевороте. Через несколько минут черная «Волга» увезла уже бывшего министра обороны СССР в ночную темноту. Прибывший за ним во Внуково «ЗИЛ» возвратился в ГОН (гараж особого назначения) пустым…

Задумавшись, Д. Т. Язов не заметил, как «Волга» проскочила в открывшиеся ворота и остановилась у уютного крыльца. Сопровождавшие вооруженные молодцы предложили выйти из машины и сопроводили в здание. Указав на помещение гостиничного типа, вежливо сказали: «Располагайтесь».

Оставшись один, Дмитрий Тимофеевич осмотрелся, снял галстук и расстегнул ворот рубашки.

До утра даже не задремал. Пытался осмыслить все происшедшее за последние дни. Но мысли не выстраивались в логическую схему, путались в голове. Единственное, что маршал уяснил четко — он арестован.

К утру поднялось давление, ныли ноги, натруженные ночной ходьбой по отведенному ему помещению.

Затем был допрос. Вежливый, корректный, даже несколько слащавый — но допрос, со всеми процессуальными формальностями. Во время допроса почувствовал себя плохо, попросил пригласить врача. Просьбу удовлетворили. Померив давление, врач сделал укол, дал успокоительную таблетку, порекомендовал полежать.

Вскоре допрос был продолжен. Он был долгим и утомительным.

Ночью 23 августа маршал Язов был увезен в один из изоляторов Московской области — Кашино. Везли его скрытно, дворами и проселками. И снова допрос, а затем объявление об аресте. В душе еще теплилась надежда на вызов к Горбачеву и возможное прощение. Естественно, с освобождением от должности министра обороны СССР и уходом в отставку. Но такого приглашения не последовало. Поняв серьезность положения, маршал 23 августа обратился с письмом к Генеральному прокурору России, в котором просил дать ему адвоката.

Затем перед телекамерой наговорил обращение к Президенту СССР, которое затем стало достоянием сначала журнала «Шпигель», а затем и общественности.

26 августа ночью маршал был переправлен в «Матросскую тишину». Об этой тюрьме он был наслышан. Но представить, что будет здесь находиться в качестве узника, да еще в общей камере с двумя, а затем и с 16 арестованными за общеуголовные преступления — такое не снилось даже в самом страшном сне.

Сокамерники отнеслись к бывшему министру обороны СССР с глубоким сочувствием и уважением.

Итак, сомнений в серьезности намерений Российской прокуратуры у Д. Т. Язова не осталось. Как и не осталось надежд на помощь со стороны Горбачева.

Начинался новый этап его жизненного пути — теперь уже в роли обвиняемого в измене Родине, которой он честно служил всю свою жизнь и которую он защищал с оружием в руках.

Страшная — 64-я статья УК РСФСР реально нависла над ним, как черная, тяжелая глыба, готовая сорваться и придавить его своей огромной тяжестью.