59
Гостиная старого дома на площади Бельграв, расположенная на третьем этаже, была освещена огненными бликами от потрескивающих в камине дров. Тяжелые капли дождя колотились в высокие и широкие окна комнаты. Верхние ветви платанов и вязов, скрипя под порывами завывающего ветра, царапали стекло.
Шел холодный дождь со снегом, но огонь, который развел в камине Пелхэм, прогрел комнату и отогнал вечернюю стужу.
Яркие полоски молний на мгновение освещали всю комнату. На огромном диване перед потрескивающим пламенем камина сидели рядом два человека. Молнии сопровождались раскатами грома настолько мощными, что, казалось, они сотрясают добрую половину всего Лондона. В промежутках женщина, не убирая с плеча мужчины головы, говорила ему тихим, сонным голосом:
— Мой папа имел обыкновение говорить, что все браки заключаются на небесах.
Алекс Хок весело засмеялся и убрал прядь темно-рыжих волос, казавшихся бронзовыми в свете камина, с ее бледного лба. Глаза Вики были закрыты, а длинные темные ресницы лежали на щеках, слегка подрагивая.
— Удивительный человек твой отец, — прошептал ей Хок. — Все, что он говорит, кажется, можно заключить в кавычки.
— Многие из его выражений непечатны, — сказала Вики, глубоко зевнув и прижавшись к нему еще ближе. — У него есть несколько политически некорректных взглядов, и, когда ему начинаешь перечить, он превращается в злобного старикашку.
— Что он сказал тебе, когда ты звонила ему сегодня?
— Он говорил мало. Видимо, еще не отошел от всего, что приключилось за последнее время. Ему потребуется некоторое время, чтобы превозмочь нахлынувшие на него чувства. Он ведь такой сентиментальный. Я пообещала приехать, как только смогу. Извини, ты рассчитывал на меня…
— Тихо, тихо. Я понимаю. Ты, кажется, переутомилась, любимая.
— Да, немного. Мы, должно быть, прошли сегодня по всем лондонским паркам. Это было прекрасно. Наконец-то осуществилась моя мечта провести настоящий туманный день в Лондоне.
— Мы не побывали еще в одном — Риджент-парке, — сказал Алекс, поглаживая ее волосы. — Я хотел показать тебе розарий Королевы Марии. Почему мы перешли на шепот?
— Не знаю. Ты первый начал говорить шепотом. Когда один человек начинает, другой продолжает автоматически. Забавно. Ты хочешь еще чаю?
— Я бы сейчас не отказался от глотка бренди. Любопытно — Пелхэма не видно уже час или два.
— Я видела его в буфетной после обеда. Снайпер сидел у него на плече, громко болтая, а он шил. Забавно будет, если вы спросите меня, лорд Фонтлерой, что он шил?
— Не знаю даже, что сказать. Должно быть, подарок на день рождения. Для меня, наверное. Жилет с семейным гербом. Я пробовал убедить его оставить это занятие, но он прикидывается глухим всякий раз, когда я пытаюсь заговорить с ним на эту тему.
В ту же минуту старая дверь заскрипела, и всеведущий Пелхэм Гренвилль вошел в комнату с большим серебряным подносом в руках. Он поставил поднос на оттоманку перед камином.
— Прошу прощения, милорд. Последняя вспышка молнии и удар грома подсказали мне, что глоток бренди вам бы сейчас не повредил.
— Этот человек — телепат, я же тебе говорил, — сказал Хок, беря в руки тяжелый хрустальный графин. — Спасибо тебе огромное, дружище Пелхэм.
Хок заметил на подносе рядом с графином и маленькими хрустальными рюмками с выгравированным на них чертополохом довольно необычную шкатулку. Она была треугольной формы и изготовлена из пожелтевшей слоновой кости. В центре крышки была инкрустация с ястребом, вырезанным из оникса.
— Я никогда прежде не видел этой шкатулки, Пелхэм, — сказал Алекс. — Очень красиво.
— Да, — сказал Пелхэм. — Это подарок, врученный вашему прадеду самим Дэвидом Ллойд-Джорджем. По случаю, связанному с какой-то политической триадой, давно затерявшейся в тумане истории.
— Слишком маленькая для портсигара, — решил Алекс.
— Действительно, — сказал Пелхэм. — Вы не возражаете, если я присяду на секунду?
— Можешь сидеть здесь сколько хочешь. Позволь, налью тебе бренди, — спросил Алекс и наполнил ему рюмку.
Пелхэм пододвинул к себе кожаное кресло с выгнутой спинкой и сел, легонько вздохнув. Он осушил рюмку бренди, затем взял шкатулку и покрутил ее в руках, пристально глядя на Хока мутными синими глазами.
— Ваша светлость, я служу вашей семье уже почти семьдесят лет. И последние тридцать лет я ждал этого момента, — наконец сказал старик. Он осушил рюмку в один глоток и опять протянул ее Хоку. Прикончив и эту порцию, он откинулся на спинку кресла и огляделся. Блики, отбрасываемые языками пламени, освещали все уголки огромного зала, даже лепные потолки высоко над их головой.
— Я даже не знаю, с чего начать, ваша светлость, — сказал он наконец.
— Я полагаю, что начало будет вполне обычным, — беззлобно рассмеялся Хок.
— Я пришел обсудить один серьезный вопрос, милорд.
— Извини, — смутился Алекс и, поднявшись, зашагал перед камином, сцепив руки за спиной. Видно, действительно кое-что важное готовился сообщить Пелхэм.
— Ваш дедушка оставил эту шкатулку мне с тем, чтобы вручить ее вам впоследствии. Он очень ясно выразился, как ею нужно распорядиться. Я должен отдать ее вам, как только почувствую, что вы находитесь в надлежащем настроении.
— Понимаю, — сказал Алекс, озабоченно глядя на него. — Надлежащее настроение, ты говоришь. Как все загадочно, старина.
— Да. И у него были на это причины, как вы очень скоро поймете.
— И ты, очевидно, заключил, что теперь я нахожусь в этом так называемом надлежащем настроении?
— Действительно так, милорд, — сказал Пелхэм, и по его лицу пробежала улыбка. — До сих пор ваша жизнь проходила довольно невесело. Тем более ваш дорогой дедушка ушел в мир иной. Все мы очень тоскуем без него. Но я думаю, он согласился бы с тем, что вы уже прошли свой длинный и одинокий путь сквозь густой темный лес и вышли на залитую солнцем поляну.
— Если ты подразумеваешь, что после катания на санях с очень крутой горки я наконец-то остановился и почувствовал себя таким счастливым, каким имеет право чувствовать себя каждый человек, тогда ты прав. Так и есть. Разве ты не согласилась бы с этим, Виктория?
Она собралась сказать ему, что он «счастлив, как моллюск», но передумала и сказала, что он «счастлив, как никогда».
— Вот видишь? И кроме того, ты хорошо знаешь, что Виктория — в некотором роде психиатр. Так что касательно вопроса о моем текущем состоянии ты абсолютно прав, Пелхэм. Я в полном блаженстве! Так что дай посмотреть, что у тебя там. — Он протянул руку к шкатулке.
Пелхэм отдал Алексу шкатулку.
— Прямо как в романе каком-то, — сказал Хок, постукивая кончиками пальцев по крышке и улыбаясь им обоим. — Вам так не кажется?
Он положил странную белую шкатулку на каминную полку, чуть ниже огромной картины, изображающей Трафальгарское сражение. Разглядывая шкатулку под разными углами, Хок продолжал ходить из стороны в сторону.
— Только обычно хороший писатель выводит на первый план какую-то интригу, чтобы завоевать внимание читателя.
— Ради всего святого, открой ее, Алекс, — сказала Вики. — Мне не терпится увидеть, что там!
— Итак, другими словами, — начал Хок, внимательно глядя на Пелхэма, — дедушка хотел, чтобы я получил эту шкатулку, когда я без боязни смогу соприкоснуться с прошлым?
— Точно, милорд, — сказал Пелхэм, блеснув глазами.
— Хорошо, в таком случае, я думаю, это историческое событие заслуживает тоста! Пелхэм, не нальешь ли всем нам еще по глотку этого прекрасного бренди?
Хок взял бренди и встал, держа рюмку в одной руке, а другой держась за каминную полку. Подняв рюмку, наполненную янтарной жидкостью, он повернулся в направлении Вики и Пелхэма.
— Тост, — сказал Алекс Хок, — если вы не возражаете.
Когда они тоже подняли свои бокалы, он начал:
— Я хотел бы выпить в память о моих дорогих матери и отце. — При этих словах глаза Алекса наполнились слезами.
Вики подумала, что его голос сейчас дрогнет, но он продолжал:
— Они вернулись в мою жизнь совсем недавно нахлынувшими воспоминаниями. Но в этих воспоминаниях они переполнены радостью и счастьем, которых я никогда не видел в этом мире ни у одного живущего. Мой отец был великолепным человеком, красивым и храбрым безмерно.
— О, Алекс! — закричала Вики, кинувшись к нему с объятиями, в ее глазах заблестели слезы.
— Моя мать отличалась и силой, и добротой, и красотой. И всеми тремя качествами она была наделена в изобилии. За семь коротких лет, прожитых нами вместе, она сумела привить мне почти все качества и достоинства, которыми должен обладать настоящий мужчина.
Рыдание сорвалось с дрожащих губ Вики.
Алекс приложился к стакану и осушил его содержимое одним глотком.
— За мою мать и за моего отца, — сказал Алекс и бросил пустой стакан в жерло камина, разбив его о почерневшие от сажи кирпичи.
— Правильно! Правильно! — закричал Пелхэм, мгновенно очутившись на ногах. Он поднял свой стакан, повернувшись к Хоку, и, сверкая глазами, осушил бренди одним глотком. Вслед за этим он тоже бросил свой стакан в камин. Секунду спустя и стакан Вики очутился в камине.
— А теперь, наконец, таинственная шкатулка! — воскликнул Хок. — Взглянем, что в ней, вы не против?
Он снял шкатулку с каминной полки, посмотрел на нее еще несколько секунд, а затем медленно приподнял крышку.
— Да ведь это ключ! — он вынул из шкатулки большой медный ключ, держа его за черную атласную ленту, к которой он был привязан. — А если есть ключ, есть и замок, который он открывает.
— Да, — сказал Пелхэм. — Есть. Если вы оба согласитесь следовать за мной, я вам его покажу.
Вики и Алекс вышли вместе с ним в большой зал и начали подниматься по широкой, извивающейся спиралью лестнице, которая находилась в центре дома. В крыше большого особняка было смотровое окно, сквозь него блистали вспышки молний. Пелхэм, шотландец, никогда не зажигал в доме больше огней, чем было необходимо.
— Куда мы идем, старина? — спросил Хок, когда они дошли до четвертого этажа и продолжали подниматься вверх.
— К моим комнатам, ваша светлость, — сказал Пелхэм.
— К твоим комнатам? Что же, спрашивается…
Где-то совсем поблизости раздался сильный раскат грома. Вики вскрикнула, схватив Алекса за руку и остановившись. Несколько лампочек, освещавших лестницу, замерцали и погасли. Весь дом погрузился во тьму.
— Не о чем беспокоиться, мисс, — сказал Пелхэм. — Я всегда ношу с собой маленький карманный фонарик на такой случай.
Он щелкнул фонариком, и они продолжили путь, поднимаясь на шестой этаж.
— Это здесь, — сказал Пелхэм, — нам надо пройти в конец коридора.
— Я, кажется, ни разу не был в твоих комнатах, Пелхэм, — сказал Хок.
— Вы ошибаетесь, милорд, — возразил тот, открывая дверь в свои апартаменты. — Некоторое время назад вы пришли домой изрядно набравшись и пожелали устроиться на ночлег у моего очага. Я набросил вам на спину одеяло и пытался не замечать ваш ужасный храп.
— Попробуйте включить свет, — попросила Вики. — В коридоре, кажется, уже зажегся.
Пелхэм щелкнул выключателем, и по обеим сторонам его маленького очага, отапливаемого углем, зажглись два светильника. Это была простая комната, уставленная шкафами с книгами и увешанная картинами.
— Позволь мне сделать предположение, — сказал Хок, держа ключ за ленту. — Где-то здесь стоит старинный сундук, полный бесценных семейных реликвий из золота и серебра.
Пелхэм тем временем открыл еще одну дверь и подозвал их жестом.
— Что это? — спросил Хок.
— Мой гардероб, ваша светлость.
— Твой гардероб?
— Да, сэр. В самом его конце вы увидите другую дверь, спрятанную за старой одеждой. Она была заперта в течение тридцати лет. Именно ее открывает ключ.
— Я и не представлял, что ты такой шмоточник, — сказал Хок, зайдя в гардероб. — Все эти хлопковые блейзеры и… а вот и она! Потайная дверь!
Алекс повернул ключ в замке и отворил дверь. Прохладный воздух, отдающий запахом плесени, пахнул ему в лицо. Они с Вики вошли в темную комнату, раздвигая руками паутину.
— О господи, — сказал Алекс.
Осветив фонариком комнату, Алекс увидел, что она до самых стропил заполнена мебелью, игрушками и вещами первых семи лет его жизни.
На крышке пыльного кожаного сундука он разглядел красный резиновый мячик.
— Я раньше любил бросать этот мячик в море, — сказал он Вики спокойным голосом. — Мой пес Шалун всегда пускался вдогонку за ним и приносил мне. А вот, посмотри сюда! Это моя коляска, разве не замечательно? Отец сам построил ее, чтобы она походила на легкую рыбацкую плоскодонку на колесах. А вот картина, которая висела над моей кроватью. И все мои оловянные солдатики, и…
— Алекс, подойди сюда, — сказала Вики.
— Что это?
— Какая-то картина, — сказала она. — Одна из самых прекрасных картин, которые я когда-либо видела.
Чуть позже с помощью Пелхэма Алекс снял картину «Трафальгарское сражение», которая висела над камином почти сто лет. Забравшись на высокую стремянку еще раз, он повесил другую — ту, которую Вики обнаружила в потайной комнате.
— Ровно висит? — спросил Алекс со стремянки.
— Ровно, ровно, любимый! — сказала Вики. — Спустись и полюбуйся!
Алекс подошел к дивану, не оглядываясь, и сел рядом с Вики. Только тогда он поднял глаза и посмотрел на картину.
На ней были изображены отец и мать вскоре после свадьбы.
Мать сидела. На ней было красивое белое платье со шнуровкой, принесшее ей известность в картине «Белая роза». Отец стоял рядом в роскошной морской форме, опустив руку на ее обнаженное плечо. Красная орденская лента, опоясавшая его грудь, была украшена наградами, а на поясе висел меч самого маршала Нея.
Они с Вики сидели тихо, внимательно смотря на лица счастливой пары. Алекс обвил рукой плечи Вики и прижался к ней.
Он поцеловал ее в теплые губы, в первый раз после стольких лет не стыдясь слез радости и облегчения, которые текли по его щекам.
* * *
Пелхэм увидел, как двое влюбленных заснули на диване, обняв друг друга. Он накрыл их меховым покрывалом, подавил зевок и вышел в зал. Была уже половина второго, и он мечтал о своей теплой кровати.
Едва он ступил первый шаг, как услышал внизу звук звонка. Входная дверь! В такой час? Безумие.
Он спустился на первый этаж, бормоча про себя, какой дурак бродит по ночам, а особенно в такой поздний час. Звонок прозвенел еще раз.
Он широко распахнул дверь.
Под проливным дождем у входа стоял мужчина. На нем был длинный черный плащ, застегнутый на все пуговицы. Его лицо было скрыто большим черным зонтом.
— Да? — сказал Пелхэм, не потрудившись придать голосу вежливый тон.
— Дом лорда Александра Хока? — спросил мужчина.
— Лорда Хока нет дома. Что мне передать ему?
— Просто передайте ему это, — сказал мужчина и вручил Пелхэму маленький золотой медальон. Старый дворецкий посмотрел на вещицу в свете лампы, прикрепленной у двери. Это был медальон Святого Георгия. На обратной стороне были инициалы Алекса и дата его седьмого дня рождения.
— Что вы хотите этим сказать? С какой целью…
— Просто передайте ему это, — повторил мужчина. Когда он развернулся, чтобы уходить, Пелхэм мельком увидел его лицо. Он был поражен — глаза мужчины были бесцветны. Абсолютно бесцветны.
