48

Черри Лансинг уже разочарованно решила про себя, что этот жгучий красавчик, сидящий рядом в кресле у иллюминатора, никогда в жизни не заговорит с ней. Он походил на одного из скучающих парней, каких она немало встречала во время каникул. Ну ладно. Интересно, насколько он бесстрастен? Он читал Библию, ну по крайней мере какую-то иностранную Библию. У него был MP-3 плейер, что было хорошим признаком. Но едва он сел в кресло и пристегнулся, как сразу же врубил свой плеер и заткнул уши наушниками. А это, как она знала по своему опыту общения с мальчиками, было плохим признаком. Зануда.

Она скатала кусок отвратительного сэндвича с ветчиной в небольшой шарик, бросила его в пластиковый контейнер и, скомкав его, засунула в карман сиденья впереди. Интересно, что там на завтрак едят родители в салоне первого класса? А ты еще сиди тут и радуйся, как ангелочек! Это было так недемократично — запихать ее сюда, в это гетто.

Едва она посмела — ах, как это она осмелилась — пожаловаться своей матери на то, что это несправедливо, мать, конечно же, начала дудеть в свою дудку, сокрушаться о том, как же она безнадежно испорчена. Разве она испорчена? Чушь! В общем, поняв, что жаловаться бесполезно, она свернула в женский туалет у посадочного терминала и, недолго думая, выкурила гашиш, который раздобыла у какого-то симпатичного мальчика то ли в Маджонге, то ли в Гонконге — да какая разница. Хороший гашиш. Полный улет.

— Эй, привет, — сказала она.

— Здравствуй, — ответил он.

Здравствуй? Так, что ли, он сказал? Здравствуй? Не «привет», не «здорово, детка», как все нормальные люди?

— Как тебе мое ожерелье? Как камешки, а? Мое имя в них отражается. Я достала его в Сингапуре.

— Что?

Может быть, он плохо говорит по-английски. Он был похож то ли на араба, то ли на азиата — в общем, какой-то южный парень. Невысокий, смуглый, красивый. Черри снова потрясла перед ним своим именным ожерельем. Ей не терпелось поскорее вернуться домой из этой поездки. Еще бы — шикарные азиатские побрякушки из Сингапура! Не могла дождаться, когда покажет их друзьям-приятелям в Дарьене. И своему бэби, без которого так тосковала. Ну ладно. Осталось всего двенадцать часов до Лос-Анджелеса, потом еще пять до Нью-Йорка, а потом примерно час на лимузине до Дарьена. Она вынула из сумки книгу, что мать купила ей в аэропорту, и открыла. Книгу назвали в честь известного художника Да Винчи, но мать сказала ей, что речь там о каких-то секретных кодах или какой-то еще ерунде.

— Вы интересуетесь нумерологией? — удивился мальчик, вынимая наушники и глядя на книгу. «Студент. Определенно студент», — решила она.

— Что? — переспросила она. Как будто ее раздражало, что он отвлекает ее от чтения. Она, конечно же, притворялась.

— Ну, числами. Их тайным значением.

— О да. Это замечательно. — Так вот о чем эта книга? О числах? О господи! Это что, она мне математику подсунула, что ли?

— Я тоже ими интересуюсь. — Он улыбнулся. Неплохие зубы. Ровные и как будто жемчужные. Большие карие глаза. Длинные, густые ресницы.

— Вы знаете, — продолжал он, — ведь номер рейса — 77 — имеет мистическую силу. Мощную. Или, например, номер ряда, на котором мы в настоящее время сидим, — 76. Кстати, очень важное число для вас, американцев, правда ведь?

— 76? Ты что имеешь в виду — сеть бензоколонок? Или что?

Парень посмотрел на нее еще некоторое время, только теперь как-то отстраненно.

— Мой бойфренд дал мне эту книгу, — спохватилась она. — Ты бы только видел его. Какой он милашка! Он выглядит точь-в-точь как Джей Эф Кеннеди. Один в один.

— Который из них?

— Что значит который?

— Ну, как президент Кеннеди? Или как аэропорт Кеннеди?

— Что?

Зажегся световой сигнал, означающий, что можно отстегнуть ремни. Стервозная бортпроводница из «Бритиш Эйрвейз» сообщила со своим стервозным английским акцентом, что пассажиры могут встать, если хотят, лишь бы не шарахались по проходу, где они катают свои дрянные тележки. И все же лучше оставаться на местах и не отстегиваться, потому что в Южном Китае разыгрался шторм.

Встать, но не ходить по проходу? Отстегнуть ремни, но не отстегивать их? Тяжелый случай. У нее что, не все дома?

— Извините меня, пожалуйста, — пробормотал жгучий кареглазый красавчик, вынимая какой-то дрянной пластмассовый бритвенный набор из своего тайваньского рюкзака. Открывая «молнию», он повернулся к ней спиной — словно не хотел, чтобы она видела, как он прячет туда свой плейер. Как будто ей было не все равно, что у него там, в этом рюкзаке. — Мне нужно срочно сходить в уборную.

Да уж. Будто это жутко интересовало ее. Может, еще скажет, что собирается бриться? Или чистить зубы? Это явно была излишняя информация. Почему бы просто не сказать, что ему нужно выйти? Она бы и сама сейчас не прочь сбегать в туалет и покурить там травки, но здесь этого делать нельзя. Уж она-то это знала. Она пробовала.

Срочно? Зачем ему так срочно нужно в сортир?

В ту минуту, когда Джонни Адар вышел из кабины в сопровождении коротышки-доктора, пассажирки начали успокаиваться. «Все дело в униформе», — предположил Джонни. Ну и, конечно же, в неподражаемой улыбке, которую он унаследовал от отца. И то и другое много раз помогало ему покорять женские сердца. Ему потребовалось бесконечное самообладание, чтобы избегать посещений гостиницы «Бамба» в последние три дня. Он видел, как девицы выгружаются из самолета, как ждут автобуса, чтобы поехать к гостинице. Ни одна из них не была старше двадцати пяти, ни одна из них не была красавицей, но какая разница, черт возьми?

«Даже не думай об этом», — сказал ему однажды Халид. Ну и ладно. Он так и не приблизился к гостинице, но ни на секунду не прекращал думать об этом.

— Извините за ухабистую дорогу, дамы, — сказал Джонни по селекторной связи мужественным голосом настоящего пилота.

Одно из основных требований к отрядам смертниц Паши заключалось в том, что все они должны были говорить на прекрасном английском языке. Адар не совсем понимал, для чего весь этот цирк с кучей девушек, говорящих по-английски, но знал, что лучше не задавать вопросов. «Просто молчи и веди самолет, Джонни». Он давно усвоил этот урок Халида.

— Парочка выбоин в небе, — продолжал он, — вот и все. Некоторое время мы будем лететь немного ниже, чем положено. Но скоро минуем грозовой фронт и поднимемся на нормальную высоту. Сегодняшний полет в Лос-Анджелес пройдет без эксцессов, обещаю. Главное, расслабьтесь и успокойтесь. Как только сможем, подадим вам легкий завтрак. Спасибо за внимание.

«Наверное, я говорил очень странно», — подумал Адар, закончив связь. Десять лет на службе у Паши. Господи, да он почти забыл, как обращаются к пассажирам пилоты.

Джонни кивнул в знак благодарности команде стюардесс — трем красивым служанкам Паши, которые сидели на откидных креслах в бортовой кухне на верхнем ярусе. Двух из этих девушек он знал очень хорошо. Он улыбнулся им и жестом предложил Сунгу следовать за ним вниз по спиральной лестнице.

Его лицо светилось улыбкой. Он останавливался у каждого ряда и уверял девушек, что волноваться не о чем. Они с доктором шли по направлению к хвосту, где раньше были личные апартаменты Паши, сейчас превратившиеся во вспомогательные топливные баки. Примерно на половине пути он заметил, что с потолка свисает незакрытая панель. Инженер, который в последнюю минуту заменил все кислородные канистры теми, что притащил на борт в своем черном чемодане Сунг, забыл закрепить ее должным образом. Джонни поправил панель, улыбаясь женщинам. Они улыбались в ответ. Черт, они теперь все улыбались.

А куда же подевался этот маленький паршивец?

— Эй, доктор! Я думал, что это важно, вы же сами говорили, — позвал он Сунга. Карлик разговаривал с одной из путешественниц в обтягивающей белой футболке. У нее были такие буфера, что и у мертвого ирландца глаза на лоб повылазили бы. Да и доктор пускал слюни.

— Извините, извините, — торопливо пробубнил он и быстренько заковылял к Джонни, держась за спинки сидений, будто старался избежать нечаянного падения на чьи-нибудь колени.

Адар закрыл украшенную резьбой деревянную дверь, оперся на нее спиной и вытряхнул из пачки сигарету. Он зажег спичку о ноготь большого пальца. Уютно освещенная каюта была, конечно, переоборудована, но все же знакома. Он провел здесь много времени, развлекая очаровательных стюардесс, когда босса не было на борту. Он подошел к стойке со спиртным и налил себе чуточку — ну, две чуточки — виски. Его последний официальный рейс. Можно вздрогнуть за успешный полет.

— Ну и? — спросил он, наслаждаясь восхитительным вкусом виски. — Что происходит, доктор?

Доктор тоже закурил. Он взял сигарету марки «Багдадец» из инкрустированного портсигара Паши, лежавшего на кожаном диване. Его руки так тряслись, что он едва сумел поднести спичку к сигарете.

— Мы должны провести небольшое испытание на борту самолета, — нервно пропыхтел доктор Сунг. — Очень важное. Чем скорее, тем лучше.

— Испытание на борту? — удивленно переспросил Адар. Ему не понравилась эта фраза. — Вы, должно быть, шутите. Какое еще испытание?

— Ничего страшного, — начал успокаивать пилота Сунг, опустив свою тонкую костлявую руку на его плечо. — Главное, не волнуйся. Всего-навсего испытание системы аварийной подачи кислорода, Джонни.

Правая рука Адара внезапно вырвалась вперед, и он со всей силы протаранил грудную переборку этому выскочке. Его ребра на ощупь напоминали цыплячьи. И Джонни показалось, что они ввалились внутрь. Это маленькое дерьмо определенно разозлило ирландца Джонни.

— Если я захочу, чтобы кто-то называл меня Джонни, он узнает об этом заранее. А ты, жалкий маленький педераст, находишься в самом конце этой очень длинной очереди. Поэтому лучше тебе поскорее рассказать, что за чертовщину ты затеял. Я очень не люблю, когда кто-нибудь в последнюю минуту разбирает на запчасти мой самолет.

— Да-да, я все объясню! Скажите только, в кабине есть отдельный источник подачи кислорода?

— Ну, есть, и что?

— А сама кабина имеет воздухонепроницаемое уплотнение?

— Господи боже! Ты что, совсем рехнулся? Что ты… что ты натворил?!