44

Фудо Мио-о владел мечом мудрости и веревкой, чтобы связывать злодеев, которые не захотели прислушаться к его словам.

— Он выглядит очень мощным, Ичи-сан, — сказала Жасмин борцу. Но Ичи был настолько увлечен своим занятием, что даже не поднял глаз. Жасмин была закутана в синюю шелковую ткань. Отщипнув очередную ярко-зеленую виноградину от грозди, женщина спросила:

— Кто изображен на этом рисунке?

Они сидели в личном саду Жасмин, который предназначался для медитации. Уже несколько дней Ичи работал там — каждое утро. Он уже заканчивал картину. Жасмин пообещала тайно отправить это полотно его возлюбленной Мичико. Красавица Жасмин появилась этим утром неожиданно, тихо присела на мраморную скамью и наблюдала за его работой.

— Это образ Фудо Мио-о, — ответил Ичи с улыбкой. — Мне очень приятно, что вам нравится.

— Фудо — твой бог?

— Один из богов.

Жасмин и Ичи говорили полушепотом. Скрытность уже вошла в привычку начиная с той ночи, когда он впервые навестил ее в саду; той ночи, когда он открыл ей правду об измене ее мужа с предательницей Розой. Они должны были разговаривать шепотом, потому что даже здесь, в личном саду Жасмин, нельзя было ничего скрыть от посторонних глаз. Чужие глаза и уши были повсюду.

Жасмин иногда задавалась вопросом — а осталась ли вообще какая-нибудь возможность хранить тайны здесь, в роскошном мире ее заточения? Ей казалось, что даже за мыслями кто-то следит.

— У тебя много богов, Ичи-сан?

— Фудо я знаю уже давно. Еще с детства. Для воина образ Фудо означает непоколебимость и решительность. Он тот, кто непреклонен, как скала.

Свет утреннего солнца залил сад. Аромат желтых вьющихся цветов был тяжелым и вызывал головокружение. Жасмин хотела бы опустить голову на колени Ичи и уплыть мыслями далеко за пределы этих стен. Но она не могла. У нее были плохие новости.

— Я только что получила известие от своего мужа, Ичи-сан. Его самолет вскоре покинет остров Сува. Он будет здесь уже сегодня, поздно вечером.

Ичи не отвечал. Он был поглощен искусством.

— Как жаль, — продолжала Жасмин. — Я думала, что у нас будет больше времени.

На заре следующего дня из дворца в путь отправлялись большие караваны слонов и верблюдов. Жасмин приняла меры, чтобы Ичи был тайно вывезен из крепости в одной из больших корзин, которые уже сейчас подтаскивали к ее стенам. Но сегодня силы безопасности наверняка еще раз, под тщательным присмотром бин Вазира, проверят каждую корзину, которая должна покинуть пределы Синего Дворца.

Ичи закрыл глаза и поднял голову, чтобы солнце осветило его лицо.

— Не вводите в заблуждение мое сердце. Оно непреклонно. Прибудет и другой день надежды, — сказал Ичи. Он открыл глаза. — Смотрите. Свет. Он ведь все еще виден в долине за стенами дворца?

— Я помогу тебе сбежать. Ты снова будешь вместе со своей Мичико, мой дорогой Ичи-сан. Я обещаю тебе.

Ичи нанес еще несколько мазков на полотно; кисточка в его руках напоминала крохотное крыло.

— Как ты определишь, что картина закончена? — спросила Жасмин через некоторое время.

Ичи взглянул на нее и улыбнулся. Ему понравился этот вопрос.

— Она никогда не будет закончена, просто придет время, когда ее придется оставить.

Наконец Жасмин поднялась. На мгновение женщина задержала взгляд на сентиментальном борце, который был поглощен искусством и своим горем.

— Рикиши уже убили американца? — спросила она его.

— Нам приказали ждать. До возвращения вашего мужа. Пытками он пока еще не сломлен. Его тело выдает лишь обрывки тайн.

— Но ты все еще приносишь ему еду, которую я передаю?

— Без нее он умер бы с голоду.

— Я до смерти устала от всего этого. Тюрьмы. Пытки. Все эти убийства.

— Все только начинается. Скоро разразится большая смертоносная буря.

— Ш-ш-ш! Слуги!

Ичи снова занялся своей картиной, нанося мазки то там, то здесь, дополняя образ жестокого бога Фудо Мио-о.

В саду появились две молодые женщины, они опустились на колени перед Жасмин и припали лицами к земле.

— В чем дело? Почему вы потревожили меня? — спросила их Жасмин.

— Письмо, о уважаемая. От американца. Он попросил нас передать его вам. Он сказал, что… что вы поймете и не будете на нас сердиться.

— Давайте сюда.

Жасмин взяла конверт из дрожащих рук служанки. Две молодые женщины тихо поднялись и растаяли в тени изящного сводчатого коридора. Она разрезала конверт ногтем и вынула две рукописные страницы. После прочтения опустила руку на огромное плечо Ичи.

— Да? — вздрогнул он, отвернувшись от картины.

— Прощальное письмо, Ичи-сан. Он написал его жене и детям.

Ичи увидел в ее глазах слезы горя.

— Очень сочувствую вашей боли, — проговорил он.

— Так же и твоя жизнь закончится, Ичи-сан. Это письмо напоминает мне твою живопись. Когда-то тебе придется оставить свою картину.

— Да, — заявил сумоист, — этот американец хороший человек. Он стойко перенес тяжкие мучения.

— О господи, — всхлипнула Жасмин, скрывая письмо в складках своих одежд, — да кто из нас не терпел мучений?!