На берегах Касаи
Касаи – один из самых больших притоков Конго. Исток реки расположен в Анголе, далее она течет на север и впадает в Конго к северо-востоку от Киншасы, столицы современной Демократической Республики Конго. В целом ДРК – бедная страна, и все же между этническими группами, населяющими ее, всегда существовали значительные различия в материальном благосостоянии. Касаи как раз разделяет две такие разные группы. Вскоре после того, как река пересекает границу Конго, на ее западном берегу появляются поселения народа леле, тогда как на восточном берегу обосновались бушонги (см. карту 6, стр. 85). Казалось бы, большой разницы в доходах между ними существовать не должно, ведь их разделяет всего лишь река, которую легко пересечь на лодке. Обе народности имеют общее происхождение и родственные языки. Объекты их материальной культуры – дома, одежда, ремесленные изделия – также похожи по стилю.
Тем не менее, когда антрополог Мэри Дуглас и историк Ян Вансина начали изучать две эти группы в 1950-х годах, они обнаружили громадные различия. Дуглас писала:
«Леле бедны, а бушонги богаты… Все, что есть у леле, есть и у бушонгов, только в гораздо больших количествах; все, что умеют делать леле, бушонги умеют делать еще лучше».
На самом деле найти объяснение этой разницы несложно. Важное различие между леле и бушонгами напоминает различие между регионами Перу, затронутыми и не затронутыми митой Потоси, и состоит в том, что леле вели натуральное хозяйство, а бушонги производили товары на продажу. Дуглас и Вансина также обратили внимание на то, что леле пользуются более отсталыми технологиями. Например, у них не было охотничьих сетей, хотя сети резко упрощают поимку добычи. Дуглас пишет: «Отсутствие сетей согласуется с общим нежеланием леле тратить время и усилия на производство оружия и орудий производства».
Важные различия имелись также в сельскохозяйственных технологиях двух племен и в их общественной организации. Бушонги использовали сложную систему севооборота, которая включала последовательное чередование пяти различных сельскохозяйственных культур на протяжении двухгодичного цикла. Они выращивали ямс, сладкий картофель, маниок (кассаву) и бобы и собирали два, а то и три урожая кукурузы в год. У леле такой системы не было, и они довольствовались лишь одним урожаем кукурузы в год.
Два народа отличались также и тем, насколько успешно в их среде поддерживался правопорядок. Леле жили в хорошо укрепленных деревнях, которые постоянно враждовали одна с другой. Каждому леле, рискнувшему наведаться в соседнюю деревню или даже просто пойти в одиночку в лес на поиски пищи, грозило нападение или похищение. У бушонгов такие случаи если и бывали, то крайне редко.
Что кроется за этими различиями в сельскохозяйственных методах, в уровне технологий и безопасности? Разумеется, не география привела к тому, что у леле были отсталые сельскохозяйственные технологии и охотничьи орудия. Дело и не в невежестве: леле прекрасно знали о том, какие орудия и технологии есть у бушонгов и как те ими пользуются. Альтернативным объяснением могли бы быть культурные различия. Может быть, культура леле не поощряла их к тому, чтобы плести охотничьи сети и строить более надежные хижины? Но и это объяснение не кажется удовлетворительным. Как и все остальные жители Конго, леле всегда охотно покупали оружие. Как отмечает Дуглас, «их желание приобрести оружие… показывает, что их культура не препятствует использованию новых технологий, если только это не требует больших усилий и слишком тесной кооперации». Таким образом, ни культурная предрасположенность, ни невежество, ни география не могут объяснить сравнительный успех бушонгов на фоне их соседей леле.
Разница между племенами кроется в различиях политических институтов, которые сформировались у тех и других. Как мы отмечали ранее, леле живут в хорошо укрепленных деревнях, которые не являются частью единого политического пространства. На другом берегу Касаи дела обстоят иначе. Около 1620 года человек по имени Шиам возглавил настоящую политическую революцию, которая привела к объединению бушонгов и возникновению Королевства Куба с Шиамом во главе (см. карту 6). До этого момента жизнь бушонгов вряд ли заметно отличалась от жизни леле; отличия стали следствием изменений социальной организации, которую провел Шиам на восточном берегу реки. На основе политических институтов, которые он построил, появилось настоящее централизованное государство. Оно было не просто более централизованным, чем раньше, оно было построено на сложных, многоступенчатых социальных иерархиях и институтах. Шиам и его последователи создали бюрократию для сбора налогов, систему законов и полицию, нужную для того, чтобы подданные подчинялись закону. Власть вождей королевства сдерживалась наличием советов старейшин, с которыми вожди обязаны были консультироваться перед принятием решений. В королевстве имелся даже своего рода суд присяжных – вероятно, единственный в доколониальной тропической Африке. Тем не менее централизованное государство, выстроенное Шиамом, было абсолютистским и служило инструментом для извлечения максимальных доходов посредством эксплуатации населения. Шиама и его наследников никто не избирал, а политика, которую они проводили, определялась самой элитой, а не через народное представительство.
Политическая революция, создавшая централизованное королевство Куба и укрепившая в нем нормы правопорядка, легла в основу революции экономической. Сельское хозяйство было реформировано на основе новых технологий, которые резко повысили производительность труда. Злаки, лежавшие в основе пищевого рациона, были заменены более урожайными культурами, завезенными из Америки (главным образом кукурузой, маниоком (кассавой) и красным перцем). Интенсивный цикл севооборота, введенный бушонгами, позволил им вдвое повысить урожайность. Для того чтобы собирать такой урожай и поддерживать севооборот, потребовалось больше рабочих рук. С этой целью возраст вступления мужчины в брак был снижен до двадцати лет, что позволяло ему раньше включаться в работу в поле. Здесь разница с леле становится особенно заметной: мужчины леле обычно женились в тридцать пять и только после этого начинали участвовать в сельскохозяйственных работах. До этого они занимались главным образом распрями и нападениями.
Связь между политической и экономической революциями очевидна. Король Шиам и его сторонники хотели иметь возможность извлекать больше ресурсов из населения, которое, соответственно, должно было производить больше продовольствия, чем нужно было самим земледельцам, чтобы прокормить себя, то есть создать излишки производства. Хотя Шиам и не организовал на восточном берегу Касаи инклюзивные институты, некоторый уровень централизации государства и правопорядка, которые появляются вместе с экстрактивными институтами, могут привезти к умеренному экономическому росту. Поддержка экономической активности, разумеется, была в интересах Шиама и его окружения, поскольку в отсутствие этой активности им просто нечего было бы выжимать из населения. Точно так же как Сталин, король Шиам силой навязал своим подданным целый набор институтов, которые позволяли создавать достаточное количество богатства, чтобы система продолжала функционировать. По сравнению с полным отсутствием закона и порядка на западном берегу Касаи эта система была передовой и обеспечивала известное материальное благополучие жителям, даже с учетом того, что большинство излишков изымал король. Тем не менее это благополучие было – и не могло не быть – весьма относительным. Так же как в СССР, в Королевстве Куба не был запущен процесс созидательного разрушения, и после изначального прорыва технологии перестали совершенствоваться. Эта ситуация так и не поменялась вплоть до конца XIX века, когда до королевства добрались первые солдаты бельгийских колониальных войск.
Достижения короля Шиама демонстрируют, как умеренный экономический прогресс может быть достигнут в условиях экстрактивных институтов. Экономический рост требует наличия централизованного государства. Для того чтобы оно возникло, часто требуется политическая революция. Как только королю Шиаму удалось выстроить дееспособное государство, он смог использовать его мощь для того, чтобы изменить структуру экономики и повысить урожаи основных культур, что, в свою очередь, открыло для него широкие возможности по налогообложению населения.
Почему эта революция произошла именно у бушонгов, а не у их соседей леле? Разве у леле не могло быть своего короля Шиама? То, чего удалось достичь Шиаму, не было обусловлено географией, культурой или какими-то уникальными знаниями. У леле тоже могла бы произойти такая же революция, которая могла бы повлечь такое же изменение институтов.
Почему этого не произошло, мы не знаем – слишком мало у нас сведений о том, как было устроено это сообщество в те далекие времена. Скорее всего, это просто историческая случайность. Такого же рода случайность, возможно, обусловила и тот факт, что 12 000 лет назад обитатели Ближнего Востока начали еще более радикальную институциональную революцию, которая привела к появлению оседлых сообществ и началу одомашнивания важнейших видов растений и животных. К разговору об этой революции мы сейчас и перейдем.