Глава одиннадцатая. ВСТРЕЧА НА ГОРЫНИ.
В то утро Олега разбудил не челядинец Бокша как обычно, а воевода Регнвальд. Он бесцеремонно ворвался в княжескую опочивальню, топая сапогами.
- Не время почивать, князь, - встревоженно сказал Регнвальд проснувшемуся Олегу. - Пришла беда, отворяй ворота. Рать польского князя за рекой стоит. По всей видимости, собираются подступить к Владимиру.
- С чего ты взял, что это поляки? - Олег не поверил. - Может, венгры или ятвяги.
- Уж польские стяги от венгерских я как-нибудь отличу, - промолвил Регнвальд, подавая Олегу порты и рубаху. - Поторопись, князь. Скоро туман над рекой рассеится, тогда поляки переправу начнут. Нельзя их на этот берег пускать.
На ходу надевая шапку, Олег выбежал на широкий теремной двор, где уже стояли осёдланные кони, позвякивая уздечками. Вся молодшая дружина была поднята на ноги расторопным Регнвальдом.
Олег вскочил на своего любимого гнедого скакуна, с которым прошёл многие битвы.
Регнвальд махнул рукой страже, чтобы отворяли ворота детинца.
С натужным скрипом открылись внутрь бревенчатой крепости тяжёлые створки высоких ворот, обитые крест-накрест железными полосами.
Пешая стража посторонилась, пропуская полторы сотни всадников, на рысях устремившихся за своим князем, который первым исчез в проёме ворот. Копыта коней дробно застучали по деревянному мосту через глубокий ров.
Было раннее утро. Город ещё спал, лишь собаки брехали кое-где, потревоженные конным отрядом, проскакавшим по узким улицам в сторону Успенских ворот, названных так из-за Успенской церкви, стоявшей неподалёку.
Град Владимир был расположен на небольшой возвышенности посреди заболоченной низины правого берега реки Луг при впадении в неё речки Смочь. Бревенчатые стены и башни, вознесённые на высокие валы, были видны издалека, как бы паря над низменной округой. Холм с поднявшимся на его вершине градом господствовал над речной поймой, заросшей камышами, над дубовыми и буковыми рощами, меж которых тут и там виднелись деревеньки и выселки, над полями и лугами, обласканными щедрым солнцем и обильными дождями.
Земли вокруг Владимира славились плодородием, потому-то и зарились на них поляки, желавшие иметь границей с Русью реку Буг, куда впадает неширокая извилистая речка Луг.
«Ведь урядился же отец с Болеславом относительно здешних земель, почему же польский князь уговор нарушает? - сердито думал Олег, ведя своих гридней к речным бродам. - Иль Болеслав полагает, что со смертью его тестя все договоры отменяются. Пёсье племя эти Пясты! Прав был отец».
Как ни торопился Олег задержать поляков у бродов, тс все же опередили. Ещё в предрассветной мгле польская конница перешла реку Луг и развернулась широким полукругом, готовая в случае опасности вступить в битву.
Оставив дружину в отдалении, Олег вместе с Регнвальдом и пятью гриднями смело подъехал к тому месту, где стоял, воткнутый в землю, большой стяг польского князя. На широком красном полотнище, натянутом на прочные тонкие рейки, раскинув в стороны когтистые лапы, красовался белый коронованный орёл.
Олега и Регнвальда, когда они спешились, встретили трое длинноусых польских воевод в длинных кольчугах и островерхих шлемах с металлическими глазницами.
Один из воевод снял с головы шлем, чтобы быть узнанным. Это оказался Дыглош.
- Здрав будь, князь, - поприветствовал он Олега.
- И тебе доброго здоровья, друже, - ответил Олег. - Управился ли твой князь с поморянами, кои досаждали ему в прошлое лето?
- Болеслав примерно наказал дерзких язычников, рассеяв их толпы в битве у реки Вислоки, - горделиво ответил Дыглош. - Он разорил поморский город Бялогард. Семь тысяч рабов было пригнано в Краков.
- А теперь, стало быть, Болеслав решил повоевать русские земли, - мрачно заметил Регнвальд. - Это, видать, его благодарность русичам за помощь в войне с чешским князем.
- К чему эти упрёки, Регнвальд, - без всякого смущения сказал Дыглош. - Разве по своей воле пришёл сюда Болеслав? Папа римский повелел добыть княжеский трон для Изяслава Ярославича. Сам Болеслав на этот поход не отважился бы.
- Ах вот в чем дело! - язвительно промолвил Регнвальд. - При Святославе Ярославиче ни папа римский, ни король германский не могли сподвигнуть Болеслава помогать Изяславу. С чего это вдруг ныне такое рвение обуяло польского князя?
Дыглош насупился и ничего не ответил.
- Беглец наш тоже небось в войске Болеслава находится? - с кривой ухмылкой поинтересовался Олег.- Могу ли я с дядей своим перевидаться, прежде чем до сечи дойдёт.
- Бог с тобой, князь! - воскликнул Дыглош. - Болеслав не воевать сюда пришёл, но примирить Изяслава Ярославича со Всеволодом Ярославичем.
- Понимаю, - проговорил Олег. - Да вот беда - трон в Киеве один. Вдвоём на нем ещё никто не сиживал.
- По старшинству стол киевский должен принадлежать Изяславу Ярославичу, - примирительно молвил Дыглош. - Неужто Всеволод Ярославич этого не разумеет?
- Старшинство тут ни при чем, - отрезал Олег. - Не люб Изяслав Ярославич киевлянам и все тут. Пусть ищет себе доли в других землях!
- Помилуй, князь, - изумился Дыглош, - где Изяславу искать себе доли, как не в отчей земле?! Виданное ли это дело, чтобы старший сын Ярослава Мудрого ходил в изгоях по несправедливой воле братьев своих?!
Беседу прервало появление того, о ком говорили.
Через реку переправился вброд ещё один отряд всадников, среди которых оказалось немало русских дружинников. Олег сразу узнал воеводу Коснячко и своего двоюродного брата Святополка. Узнал Олег и Изяслава Ярославича, несмотря на белый рыцарский плащ и немецкий шлем в виде усечённого конуса со спускавшейся на плечи кольчужной сеткой.
Изяслав тоже узнал Олега. Спешившись, он подошёл к нему, сопровождаемый воеводой и сыном.
Регнвальд первым поприветствовал Изяслава, видя, что Олег не собирается этого делать.
Изяслав смерил Регнвальда и Олега презрительным взглядом.
- Что не ждали, не гадали увидеть меня живым-здоровым да ещё во главе такой силищи! - Он горделиво махнул рукой в сторону идущих вброд по реке пеших польских полков, среди которых были и немецкие ландскнехты с большими прямоугольными щитами.
- Кривить душой не станем, - честно признался Регнвальд, - не ждали мы эдакого нашествия. Похоже, князь, за тебя горой стоит не токмо Болеслав, но и германский король.
Регнвальд кивнул на большой отряд немецких рыцарей, которые, вздымая фонтаны брызг, обгоняли усталую пехоту.
- Верно молвишь, боярин, - Изяслав приосанился. - Король Генрих мне друг и союзник, как и Болеслав. А ещё, - Изяслав повысил голос, - сам папа римский за меня. По его воле и чешский князь встать может, и король венгерский иже с ним. Вот так-то!
- Высоко ты ныне вознёсся, дядюшка, - с иронией промолвил Олег, - падать вниз не больно будет? У Всеволода Ярославича на твои иноземные полчища своя рать имеется.
- Коль Всеволод Ярославич посмеет грозить мне, то я его отправлю туда, где ныне твой отец, соколик, - с издёвкой проговорил Изяслав. - Это Господь наказал Святослава ранней смертью за его злодеяния против меня. И ты поостерегся бы дерзить мне, Олег. Лучше переходи в мой стан, покуда я сам тебя зову. Воин из тебя справный, мне такие нужны.
- Я в милости твоей не нуждаюсь, дядюшка, - Олег сверкнул глазами. - Я и ныне князь владимирский и завтра им останусь, а кем ты будешь завтра, неведомо.
- Смертный прыщ ты, а не князь! - рассвирепел Изяслав, хватаясь за меч. - Грозить мне будешь?! Да я разнесу твой град по брёвнышку, а тебя на воротах повешу другим в назидание.
Коснячко, Дыглош и Святополк кое-как угомонили Изяслава.
- Лучше бы нам убраться отсюда, княже, - шепнул Олегу Регнвальд и потянул его к лошадям.
Олег не стал противиться. Он уже сидел в седле, когда подбежал Дыглош, прося, чтобы Олег переговорил с Полеславом, поскольку войском верховодит он, а не Изяслав.
- Не о чем мне толковать с князем твоим, - огрызнулся Олег, поворачивая коня на дорогу к городу. - Коль Болеслав заодно с Изяславом, значит, он враг мне.
- Прошу тебя, князь, не поддавайся гневу, - молвил Дыглош, пытаясь удержать Олега. - Во имя сестры твоей, которая замужем за Болеславом, не опускайся до вражды с ним. Болеслав не обнажит меч, ежели ты не обнажишь.
Олег дал шпоры коню и галопом поскакал по дороге.
На спешно собранном военном совете Олег обязал владимирских бояр и старейшин от ремесленных братчин выставить девять сотен пеших воинов при полном вооружении и двести конников. Регнвальду было велено вооружить всю княжескую челядь и даже банщика Пахома, у которого не хватало четырёх пальцев на левой руке.
Делая смотр своей дружине, Олег твёрдым голосом говорил воинам, что нужно продержаться до прихода киевской рати. Мол, гонцы ко Всеволоду Ярославичу уже посланы и скоро будут в Киеве.
Затем Олег и Регнвальд совершили обход стен и башен.
За городские укрепления можно было не опасаться. Валы возвышались на пять сажен, рвы перед валами достигали глубины четырёх сажен. С юга и запада ров был заполнен водой из реки Луг, а с северо-запада непролазная топь подступала почти к самому валу, так что было не подойти ни пешему, ни конному. Стены, сложенные из дубовых брёвен, являли собой мощь и неприступность, достигая семисаженной высоты. Башни и вовсе были до десяти сажен.
Все князья, правившие во Владимире до Олега, приложили руку к тому, чтобы этот приграничный город Руси всегда был готов к встрече непрошеных гостей.
К полудню был собран пеший полк, привели своих конных гридней бояре.
Олег остался доволен. С девятью сотнями пеших ратников вполне можно держать оборону на стенах против любого вражеского войска, а наличие четырёх сотен конников даст Олегу возможность совершать стремительные вылазки.
Войско Болеслава разбило шатры в двух верстах от Владимира, перекрыв дорогу на Киев, но идти на штурм не торопилось.
Глашатаи изо дня в день подходили к воротам, вызывая Олега на переговоры с польским князем. Одновременно Болеслав, желая произвести впечатление на владимирцев, взиравших со стен и башен, постоянно проводил различные манёвры на равнине к северу от города. То польская и немецкая конница шла в стремительную атаку на воображаемого врага, то польская и немецкая пехота совершала различные перестроения, повинуясь сигналам труб. Наконец поляки выкатили в поле осадные машины, которые швыряли камни и огромные стрелы на большое расстояние.
Так продолжалось девять дней.
На десятый день случилось непредвиденное. Поляки, воспользовавшись беспечностью владимирцев, установили катапульты в непосредственной близости от угловой северо-восточной башни, такой высокой, что с неё просматривалась вся ближняя округа и ещё равнина за рекой.
Стража на башне подняла тревогу в тот момент, когда первые горящие стрелы упали на тесовую кровлю башни. Поляки выпустили больше тридцати больших стрел, обмотанных просмолённой паклей и зажжённых. Когда владимирцы поняли грозящую опасность, башня уже вовсю пылала, превратившись в огромный костёр. Сильный ветер быстро раздул пламя.
Лучники, посланные на стену Регнвальдом, вынудили поляков убраться подальше от городского вала.
Олег хотел было вывести за ворота конную дружину, чтобы уничтожить польский отряд и захватить катапульты, но Регнвальд удержал его, указав на затаившуюся в дубраве конницу.
- Болеслав только и ждёт этого, - сказал воевода. - Наверняка и немецкие рыцари, и дружина Изяслава тоже прячутся где-то поблизости. Хитёр, ничего не скажешь.
Догоревшая башня обрушилась с оглушительным треском. В стене образовалась большая брешь, заваленная обугленными брёвнами, источавшими горьковатый смрад недавнего пожара.
Все, что смогли сделать защитники, это не дать огню распространиться дальше по стене до другой башни и не позволить пламени перекинуться на городские строения.
Пожарище долго заливали водой, пока оно не перестало дымиться.
Олег собрал городских плотников и древоделов, которым надлежало как можно скорее заделать пролом, пока поляки не двинулись на штурм.
Однако работы не начались. К Олегу пришли выборные от владимирских бояр. Он встретил их на теремном дворе, где происходила разгрузка с телег крицой железной руды, из которой в княжеской кузне изготовляли наконечники для стрел и копий.
- С чем пожаловали, бояре? - спросил Олег, глядя на знакомые бородатые лица.
Бояре слегка поклонились. Затем один из них, по имени Самуил, сказал:
- От Болеслава гонец был. Болеслав готов предоставить тебе, княже, свободный выход из города. По-моему, это для тебя лучший выход. Город от поляков нам не спасти, они все равно прорвутся через пролом в стене.
Самуил печально вздохнул, всем своим видом показывая, как нелегко ему говорить своему князю такое.
- В город поляки, может, и войдут, но в детинец - никогда, - жёстко бросил Олег.
- Князь, ты станешь оборонять детинец, а поляки тем временем, озлобившись, сожгут дома, жён и детей наших полонят, - сказал другой боярин, Земомысл. - Ведь в детинце не уместится все население Владимира.
Третий из выборных - Свиязд - поддержал своих спутников:
- Не надо заливать Владимир кровью, княже. Помощь от Всеволода Ярославича не пришла, а одному тебе с Болеславом не совладать. Ты шурин ему, потому он выпустит тебя вместе с челядью и дружиной. Ступай себе с Богом, князь.
- Уходи, князь. Не испытывай терпение Болеслава, - опять заговорил Самуил, - а уж мы сами о себе промыслим. Я женат на польке, у Земомысла дочь замужем за польским воеводой. Нешто мы с поляками не столкуемся!
- Я вижу, вы уже столковались за моей спиной, - с кривой усмешкой промолвил Олег.
Бояре опустили глаза. Видя, что владимирцы через мир с Болеславом желают избавиться от тягот войны, Олег не стал упорствовать и живо собрался в путь. Болеслав не чинил ему препятствий и даже предложил еды на дорогу, но Олег не взял.
* * *
То был горький путь. Называть поведение владимирцев изменой Олег не хотел, но иного слова подобрать не мог. Обиднее же всего было то, что пришлось без боя уступить город Болеславу, поляк превзошёл хитростью.
Регнвальд успокаивал Олега:
- Пускай ныне Болеслав на коне, а завтра ты на коне будешь. Чаю, война с Болеславом токмо начинается. Всеволод Ярославич будет что есть сил сражаться за киевский стол.
Словно в подтверждение слов Регнвальда на второй день пути у реки Горыни Олег увидел большой стан Всеволодова войска.
Оказалось, что великий князь двинулся на Болеслава и Изяслава в спешке, не закончив войну со Всеславом. Он привёл за собой не только сына Владимира с его смоленскими полками, но и Бориса Вячеславича и Рюрика Ростиславича с их дружинами.
Олег, не преуменьшая опасность, честно поведал про многочисленность вражеской рати и про решимость Изяслава отвоевать великокняжеский стол.
На военном совете все молодые князья стояли на том, что надо дать битву, не вступая в переговоры. Особенно непримиримо был настроен Борис Вячеславич, который прямо заявлял: лучше всего покончить с Изяславом и его сыновьями в сече, дабы в будущем не было хлопот с их потомками.
Всеволод Ярославич после некоторых колебаний согласился с общим мнением, понимая, что и Изяслав наверняка горит тем же желанием.
В ночь перед выступлением Олег засиделся в шатре у Бориса.
Борис рассказал про поход на Полоцк, Олег поделился своими впечатлениями от встречи с Изяславом Ярославичем.
Выслушав Олега, Борис гневно воскликнул:
- Жаль, меня там не было! Уж я дотянулся бы до убийцы моей матери мечом.
- Что ты такое молвишь?! - Олег изумился. - Мыслимо ли такое?! По слухам, Изяслав, наоборот, сильно любил твою мать и часто навещал её в Вышгороде. А когда твоя мать внезапно скончалась, то Изяслав пролил немало слез над её телом, это многие видели.
- Может, впоследствии Изяслав и жалел о содеянном в гневе, но это не снимает с него вину за свершённое зло, - сердито сказал Борис. - У меня видоки имеются, кои доподлинно знают, как умерла моя мать.
- И как же она умерла?
Борис помолчал, нехотя заговорил:
- Моя мать была очень благочестивой женщиной. Когда она овдовела, то Изяслав под видом заботы обо мне совратил её и держал в Вышгороде как свою наложницу. Я подрос, и Изяслав спровадил меня в Киев в греческую школу при Софийском соборе, дабы я не мешал ему и дальше совращать мою мать с пути праведного.
Однажды моя мать отказалась делить ложе с Изяславом и целиком обратилась к Богу. Говорят, ей было видение. Она даже хотела уйти в монастырь, однако этому воспротивился Изяслав. Он постоянно наезжал в Вышгород и продолжал приставать к моей матери с похотью. Об этом доподлинно знают два человека: бывший вышгородский посадник Огнив и служанка моей матери Лазута. Была ещё ключница Власта, но она недавно умерла.
Как-то раз случилось невероятное событие. Моя мать забеременела чудесным образом от Духа Святого. Прознавший об этом Изяслав пришёл в дикую ярость, а когда увидел большой живот у неё, и вовсе разума лишился. Негодяй так избил мою мать, что у неё случились преждевременные роды, которые и свели её в могилу. Это произошло на глазах у Лазуты.
Олег скорбно покачал головой.
- За все это Изяслав заслуживает только смерти, - уверенно сказал он.
- И он её получит! - воскликнул Борис. - Я уговорю Всеволода Ярославича, чтобы он поставил мой полк напротив полка Изяслава. Видит Бог, недолго осталось жить убийце.
Быстро пролетела короткая июньская ночь.
Утром, едва развиднелось за рекой, послышался шум идущего войска. По округе разносился топот копыт, скрип повозок, тяжкая поступь пехоты. Реяли на ветру польские и немецкие знамёна.
В стане Всеволода Ярославича стали готовиться к битве. Полки уже выстраивались на объятой солнцем равнине, и по рядам ратников передавался пароль, когда от Болеслава прискакал гонец.
Изяслав звал своего брата к себе на совет, дабы урядиться с ним миром. Чтобы Всеволод Ярославич не испытывал недоверия, он был готов дать в заложники на время переговоров своего любимого сына Ярополка.
Всеволод Ярославич согласился встретиться со старшим братом.
Русское войско стояло в боевом строю, когда из-за реки прибыл Ярополк с двумя слугами. Всеволод Ярославич в сопровождении двух воевод удалился в стан поляков.
Олег и Борис, движимые любопытством, приблизились к шатру великого князя, возле которого под надзором киевских дружинников находился Ярополк. Там уже был Рюрик, беседуя с Ярополком как с закадычным приятелем.
Ярополк с непоказным дружелюбием поздоровался с подошедшими Олегом и Борисом.
Олег ответил на приветствие, к Ярополку он всегда испытывал симпатию. Когда-то они вместе сражались с полочанами на Немиге-реке и с половцами на реке Альте. В ту пору их отцы были дружны и вместе выступали против врагов.
Борис не стал ни здороваться с Ярополком, ни вступать в беседу с ним. Щуря на солнце ослепительно синие глаза, Борис то и дело поглядывал на противоположный берег мелководной речки, где виднелись польские шатры, с явным нетерпением ожидая возвращения Всеволода Ярославича.
Шло время. Солнце катилось по безоблачному небу, постепенно поднимаясь к зениту.
Стольничий Всеволода Ярославича, выйдя из шатра, предложил молодым князьям подкрепиться.
- С утра ведь не евши.
Олег, Ярополк и Рюрик откликнулись на приглашение и скрылись в шатре. Борис же отказался, проворчав:
- В сечу лучше с пустым желудком идти. Да и не сяду я за один стол с Изяславичем.
Долгое отсутствие отца не на шутку встревожило Владимира, который не распускал войско, ожидая подвоха.
Наконец великий князь вернулся в свой стан. Тотчас Ярополк ускакал обратно.
Всеволод Ярославич объявил молодым князьям и воеводам, что сражения не будет: он договорился с Изяславом полюбовно.
Подробности заключённого соглашения Всеволод Ярославич огласил на совете в своём шатре.
Перед тем как перейти к сути дела, он долго распространялся о том, что негоже Изяславу и дальше скитаться по чужим землям, внося разлад в отношения Руси с иноземными государями. Очевидно, что по закону и по разуму ему место в отчей земле. А коль так, то и старшинство должно быть за Изяславом.
- А посему… - Всеволод Ярославич кашлянул, чтобы придать солидности голосу и подавить смущение под пристальными взглядами племянников, - урядились мы с Изяславом так.
Возникла гнетущая пауза.
- Значит, так, други мои. - Всеволод Ярославич поднял глаза, но тут же опустил их. - Дело, стало быть такое… Киев я уступаю Изяславу, а сам сяду в Чернигове. Переяславль тоже за мной останется. Тебе, Владимир, как и прежде, быть в Смоленске. Рюрик останется в Овруче. Давыд Игоревич - в Каневе. Глеб Святославич - в Новгороде. Давыд Святославич как был на ростовском княжении, так и будет. Ярослав по-прежнему будет в Муроме, Роман останется в Тмутаракани. За Володарем Ростиславичем будет тот град на реке Рось, какой дал ему покойный Святослав Ярославич. Васильку Ростиславичу отныне быть вместе с братом Рюриком в Овруче.
Опять возникла пауза, во время которой Всеволод
Ярославич вздохнул так тяжело, будто собирался объявить кому-то смертный приговор.
- Кроме того, порешили мы с братом Изяславом, что в Турове сядет его старший сын Святополк, - вновь заговорил великий князь. - И ему же достанется Вышгород. Тебе, Борис, надлежит сесть князем в Курске. Град Владимир переходит к Ярополку Изяславичу. Какой стол дать тебе, Олег, мы с Изяславом будем думать в Киеве.
Всеволод Ярославич умолк, не решаясь взглянуть на своих слушателей.
Возникшее было молчание нарушил Борис Вячеславич, который громко выругался. Затем вскочил со скамьи Олег.
- Как видно, мне лишь на милость Господню уповать остаётся, но никак не на милость дядей своих, - язвительно промолвил он. - От Изяслава Ярославича я добра и не ждал, но я никак не…
- Ты без стола княжеского не останешься, - перебил Всеволод Ярославич. - Я же сказал, что о тебе мы будем толковать с Изяславом в Киеве.
- Куда же мне с моей дружиной подвигаться? - спросил Олег. - В Киев, что ли?
- В Киев, - кивнул Всеволод Ярославич. И примирительно добавил: - Я хочу попросить у Изяслава для тебя Вышгород. Так что ты лучше не ерепенься, Олег. Не зли моего брата понапрасну.
Олег нахмурился, но вновь опустился на скамью.
- А коль я не отдам Вышгород ни Святополку, ни Олегу, что тогда? - подал голос Борис.
- Умерь свою гордыню, - осуждающе произнёс Всеволод Ярославич. - Ты ещё годами не вышел, чтобы старшим князьям прекословить. Сказано, быть тебе в Курске. Значит и быть посему.
- Хочешь сказать, что всякое даяние благо, - с недоброй усмешкой промолвил Борис. - Благодарю за щедрость, любезный дядя. Токмо я в такой щедрости не нуждаюсь. Как говорится, иному Бог дал, а иной сам взял. Поглядим, что сможет ваше старшинство против моей силы.
С этими словами Борис вышел из шатра. Через час вышгородская дружина, собравшись, отбыла в сторону Киева.
Поведение Бориса встревожило братьев Ярославичей, которые в его словах усмотрели намерение не уступать дядьям Вышгород.
- У сего безумца хватит, нагл ости и в Киев ворваться, - высказал опасение Всеволод.
Ярославичи поспешили к Киеву. А польские и немецкие отряды от Горыни двинулись обратно на запад.
