На десятом году после битвы рарогов с германцами умер вождь племени, старый, мудрый Верцин. Тёплым летним днём всё население Рарожского побережья собралось на берегу моря. Тело покойного, завёрнутое в холщовую ткань вместе с амулетами - ножевидными клыками медведя и мечом, слуги на носилках бережно отнесли на высокий холм и там с большой осторожностью положили его на площадку, устроенную поверх аккуратно сложенных брёвен. Мрачным хороводом встали вокруг будущего костра друиды племени. Недалеко от них расположились ближайшие родственники вождя - его вдова, старая Унжа, согнувшаяся от непоправимого горя, едва достигший пятнадцатилетнего возраста сын вождя Олаф, семнадцатилетняя красавица дочь Эфанда и заметно повзрослевший князь Рюрик.

Верховный жрец племени друид солнца Бэрин, в чистой одежде, суровый и замкнутый, следил за тем, чтобы прощальный обряд был выполнен в строгом соответствии с ритуалом. Он же приготовил для печальной церемонии прощальное слово. Когда плач и стенания несколько затихли, верховный жрец поднял руки вверх, к небу, и сказал:

- Померкло солнце над нашими головами. Скорбную весть разнесли птицы по всем селениям венетов: нет и никогда не было среди нас человека, чья душа так стойко переносила горести и печали свои и всего племени. - Бэрин говорил убеждённо, и неподдельное горе, звучащее в его словах, проникало глубоко в душу каждого соплеменника.

- Нет среди нас русича-рарога, венета или кельта, свея или волоха, словенина или норманна, который бы сказал: "Я не помню советов вождя Верцина", - продолжал жрец, едва сдерживаясь от рыданий. - Нет среди пас человека, который бы сказал: "Я ранен в бою вместо детей вождя…"

При этих словах раздался глухой стон, и безутешная Унжа повалилась наземь. Стоявшие рядом Олаф, Эфанда и Рюрик быстро подняли её и осторожно усадили на носилки, предусмотрительно захваченные на мрачную церемонию слугами вождя.

Бэрин выдержал тяжкую паузу и, когда прекратились горькие всхлипывания вдовы, твёрдо проговорил:

- Четырёх сыновей потерял вождь Верцин на полях брани с германцами, франками и норманнами.

Унжа схватилась руками за голову, вновь начала рвать на себе волосы, царапать лицо и причитать:

- Зачем? Зачем он это говорит? Зачем он терзает моё сердце? О, Верцин! О, муж мой! О, горе мне!

Бэрин замолчал. Он должен был сейчас решить: уйдёт ли вдова в царство теней вместе с мужем или останется с детьми в своём доме. Как правило, женщины добровольно соглашались сопровождать мужа в потусторонний мир, решались на самосожжение. Но дети Верцина были ещё так юны. Бэрин медлил. Соплеменники стояли, затаив дыхание, и с печальным трепетом ожидали конца траурной церемонии. Верховный жрец оглядел огромную толпу и, чеканя каждое слово, прокричал:

- Да будем вечно помнить вождя племени рарогов Верцина! Да устремится душа его смелым соколом! Да будет стремительный полет этой птицы напоминать нам об отважном и мудром вожде! - ритуально завершил свою речь друид солнца и, всё ещё не давая знать параситам друида смерти, что пришла пора разжечь костёр, повернулся в сторону Унжи, поднял правую руку вверх и неожиданно звонко выкрикнул: - Живи, вдова вождя, подле детей своих! Такова воля богов!

Толпа ахнула и одобрительно загудела, а затем трижды, как эхо, повторила сказанное верховным жрецом. Друиды, почувствовав настроение племени, склонили головы в знак согласия, не позволив себе осудить это решение.

Бэрин подал знак, и параситы друида смерти с длинными распущенными до пояса чёрными волосами, слегка прихваченными на голове чёрными повязками, в чёрных одеждах, развевающихся на ветру лоскутами, подняли факелы и, издавая низкие гортанные звуки, зажгли огромный костёр. И пока пламя разгоралось, люди выли, причитали, били себя в грудь, рвали у себя на голове волосы. И в искрах костра, уже снопами поднимавшихся к небу, они видели огненных соколов - то душа Верцина улетала от них к небу! И им было страшно: что-то будет с ними и их детьми! Верцин, старый вождь, оставил их!

А когда прогорел костёр, люди пошли один за другим и бросали на это место землю: несколько дней и ночей шли землепашцы, шли охотники, шли воины и мореходы, шли те, кто были сильны, и те, кто были слабы, и каждый нёс свою горсть земли, и рос холм, и стало хорошо его видно с земли и с моря…

Унжа седьмой день не поднималась с одрины, и если бы не дети, которые не отходили от неё и день и ночь, то она наложила бы на себя руки.

Младшего сына покойного вождя Олафа, стройного, светловолосого юношу, напоминавшего своей стремительностью резвого оленёнка, мало волновало, кто заменит его отца в верховном совете племени. Друиды и князья всё решат сами. Он ещё так молод. Впрочем, он уже отличный охотник, прекрасно держится в седле. Отец успел многому его научить. Кроме того, совсем недавно он был посвящён в мужчины. Бэрин и Рюрик сумеют отстоять его права. Отец всегда говорил так!

Дочь покойного вождя, семнадцатилетняя Эфанда, малышка Эф, общая любимица, настолько была потрясена смертью отца, что никого и ничего не хотела слышать и видеть. Она приказала слугам закрыть ворота двора и никого не впускать в дом. Вдвоём с братом сидели они возле матери и вспоминали легенды, которые рассказывал им отец, его доброту и заботу о них, те смешные и трогательные пустяки, которые делают жизнь каждого светлой и радостной.

Старая Унжа то дремала, прислушиваясь к голосам детей, то вдруг приказывала им замолчать: её воспоминания были более глубокими, как и её жизнь с Верцином, так богатая опасными событиями.

- Олаф, - хрипло позвала она сына. - Ты - единственный оставшийся в живых сын мой, дай мне, своей матери, слово, что не станешь вождём! - вдруг настойчиво потребовала Унжа.

Олаф вздрогнул и нерешительно посмотрел на сестру. Эфанда гневно сверкнула глазами: как можно перечить матери!

- Да, мама, конечно, - робко заговорил Олаф, - если ты этого хочешь, то я откажусь… навсегда…

- Да-да! - перебила его Унжа. - Навсегда, именно навсегда! Я не хочу, чтоб мой последний сын погиб в боях с этими проклятыми… - Она не договорила, и слезы ручьём полились у неё из глаз. - Столько горя! Столько слез! Одна я… Почему бог смерти не взял меня, как и остальных жён, пока ещё был жив Верцин? Нет, женщины в этом племени несчастнее меня! Эфанда! Моя девочка… - с трудом проговорила Унжа, приподнимаясь с постели.

- Да-да, мама, я всё поняла, - быстро ответила Эфанда. - Я не пущу его на совет, - заверила она свою старую мать, обняла её за плечи и ласково уложила на ложе.

А через два дня после этого разговора на дворе княжеского дома собрался большой совет племени - знатные люди, самостоятельные хозяева, жрецы и военачальники. Был вечер, и потому в четырёх углах двора стояли парами стражники с большими факелами в руках. С моря дул свежий ветер, а со стороны леса появилась огромная оранжевая луна. Длинные волосы собравшихся отливали золотом, а их кожаная одежда от каждого движения меняла свой цвет. Слышался приглушённый разговор, все ждали, когда князь даст знак о начале совета. И вот настала заветная минута - взволнованный, но внешне суровый Рюрик встал в центре двора, вынул старинный меч и ударил им о свой щит. Наступила тишина. После второго удара жрец племени, подняв правую руку вверх, озабоченно и задумчиво проговорил:

- Да благословят боги всех, собравшихся сегодня на большой совет, самых почитаемых и знатных людей нашего племени. Нынче этой священной лунной ночью должен быть назначен опекун Олафу. - Бэрин обвёл! взглядом советников, и они заволновались от этого непривычно тяжёлого и мрачного взгляда. - Требование Унжи, вдовы покойного вождя, снять с сына наследственное право стать вождём племени мы удовлетворить не можем, - твёрдо заявил Бэрин и, оглядев членов совета, сурово пояснил: - Дух Верцина отомстит нам, если мы сделаем это. Бэрин сжал кулак и дотронулся им до груди. Он сделал паузу и с ненавистью посмотрел на друидов. Он знал, что друиды хотят, чтобы опекуном! Олафа стал жрец воды Юнка, сын Вальдса, который погиб, попав, заблудившись, в руки германцев. Тёмное это было дело, и многие поговаривали, что германцы взяли в плен Вальдса не без помощи засидевшегося в параситах его сына Юнки. Доверить юного Олафа Юнке - это значит… Нет, Бэрин даже не хотел думать О том, что это могло бы значить, и посмотрел с надеждой в сторону военачальников. Как хорошо, что военачальники считают, что лучшего опекуна для Олафа, чем князь Рюрик, и быть не может. Бэрин улыбнулся: Рюрик - это Рюрик!.. Бэрин и сам считал, что именно Рюрик должен стать во главе племени после Верцина, но в глубине его сердца, так глубоко, что и самому себе он не задавал опасного вопроса, всё-таки жила надежда. Неужели никто не назовёт опекуном его, верховного жреца племени…

Друид солнца ещё раз окинул взглядом всех присутствующих, тесно сидевших на медвежьих шкурах на широком Рюриковом дворе, и приступил к опросу по кастам.

- Даю слово друидам, - дружелюбно, казалось, сказал Бэрин, но Рюрик вдруг почувствовал в голосе жреца ту опасную мягкую гибкость, с которой обычно начинается прыжок нападающей рыси.

Встал друид ветра. Пряди его длинных седых волос сливались с серыми лоскутами обрядовой одежды. Па лицу, расписанному серой, зелёной и чёрной краской, зловеще пробегали отсветы от огня факелов. Все затихли.

- Мы единодушно предлагаем оставить Олафа вождём племени рарогов. Тихий шёпот прошёл по рядам присутствующих. Вторую фразу друид ветра произнёс ещё более торжественным тоном, чем первую. - Опекуном при нём назначаем друида воды Юнку. Он тоже молод, но умён и искусен. Его отец был мудр и передал ему тайны бога воды. Вода - это жизнь. Наше племя живёт на берегу моря и морем, на берегах речных водоёмов и тем, что хранят эти водоёмы в себе. Юнка передаст Олафу свои знания и сумеет сделать из него настоящего вождя племени рарогов.

Никто не удивился, и все молчали. Никак не проявил своего отношения к сказанному и Бэрин.

- Даю слово военачальникам. - Голос верховного жреца был строг, а глаза его заблестели, встретившись с откровенно насмешливым взглядом Рюрика.

Встал знаменитый Ромульд. Высокий, седоголовый, с умным обветренным лицом, он спокойно посмотрел на всех, отыскал взглядом друида воды, кивнул ему, как бы призывая к терпению, и заговорил так, как обычно творит человек, уверенный, что его будут слушать все, и будут слушать внимательно.

- Юнка действительно много знает и много умеет как жрец воды, но… Олаф - сын вождя, и ему быть вождём. А вождь нуждается в постоянном военном советнике! Мы всё знаем, что Верцин любил Рюрика как сына. И я уверен, что как брат брата будет опекать наш отважный князь Олафа, - торжественно и гордо сказал Ромульд.

Слова его вызвали всеобщий благожелательный шум но Бэрин взмахом руки тотчас же восстановил тишину.

- Даю слово… - Друид солнца по очереди давал слово представителям землепашцев и рыбаков, охотников и мореходов. Мнения их разделились. Одни поддерживали друидов, другие Рюрика. Рыбаки неожиданно предложили посла Эбона, того, которого более всех послов ценил Верцин, как, явно волнуясь, сказал их представитель.

Совет притих. Казалось, призадумался даже невозмутимый Бэрин.

Неожиданная тишина затянулась. Предстояло решить тяжёлую задачу. Бэрин искал выход из создавшегося положения: об Эбоне он совсем забыл. Это был серьёзный соперник Рюрику. Пожалуй, предложение рыбаков можно было бы даже принять, если бы не Рюрика

- Есть ли ещё предложения у каст либо отдельный лиц? - растерянно спросил Бэрин и внимательно оглядел присутствующих. Даже волохи, приглашённые на совет, могли высказать своё мнение. Однако лица их были бесстрастны; им было решительно всё равно, кто будет опекуном Олафа. Верховный жрец хотел было уже собирать голоса, но вдруг поднялся посол Эбон.

- Я благодарю за честь, какую оказали мне на совете, - мягко улыбаясь, сказал он, - но… вряд ли мне под силу справиться с этим серьёзным и ответственным делом.

Бэрин остановил его:

- Мы все хорошо тебя знаем, и слова твои могут лишь свидетельствовать о гордыне…

Умное, продолговатое лицо посла, с высоким лбом и прямым тонким носом, слегка зарделось.

- Ты должен понять меня правильно, Бэрин. Почтенный рыбак Аннель побывал со мной однажды в гостях у фризов и поэтому… - Эбон обернулся к Аннелю и, улыбнувшись, кивнул ему головой. - Поэтому, да!

Все засмеялись, а Аннель горделиво ответил:

- Да! Я понял, что ты хороший человек.

Все опять засмеялись, а Эбон, выждав тишину, добавил:

- Но Аннель не учёл, что я уже много лет служу послом и ещё очень нужен именно в этом своём качестве. - Он обернулся к Рюрику. - Так, мой князь?

- Так, - растерянно ответил Рюрик. - Эбон прав. Каждый хорош на своём месте. А я разве гожусь в опекуны Олафу? В военном же совете я и так никому не отказывал…

- Хватит! - гневно крикнул Бэрин и чуть не сказал вслух: "Вы что, слепые котята. Или и вас подкупили, что вы отказываетесь в пользу этого мерзкого Юнки?" Он тяжело дышал, покраснел от злости. Чувствовалось, что он старается сдержать себя, но это у него плохо получалось. Присутствующие затихли, не понимая, отчего верховный жрец пришёл в ярость.

И тут Рюрик, пользуясь тишиной, быстро и взволнованно проговорил:

- Я считаю, что опекуном Олафа может стать только… главный жрец племени" друид солнца Бэрин! Мы все почитаем и любим его; кроме того, мы все ведаем, что он дальновиден и прозорлив.

Верховный жрец онемел. Друиды ахнули. Юнка вскочил с места и закричал:

- Я так и знал!

Друид ветра схватил его за плечи и рывком усадил на место.

- Бэрин спас жизнь многим из нас, выступив в поход вместе с Диром против войска Истрия, - немного успокоившись, громко сказал Рюрик, но ему не дали договорить.

- Верно! - восторженно кричали воины.

- Бэрин! Бэ-рин! - неслось со всех сторон всё громче и громче. Рюрик, перешагивая через ноги сидящих, добрался до верховного жреца и крепко обнял его.

- Смотри не соврати Эфанду! - озорно шепнул он на ухо Бэрину, зная, что тот наверняка доволен своей новой обязанностью, и вдруг почувствовал, как лицо его вспыхнуло…