Поход на стругах
На стругах развернули паруса. Полетели струги, как птицы, как чайки.
Обедали солониной, хлебом с луком, квасом. Насытившись, нежились на солнце. Было бы горячо, да ветер жару прочь гонит. Ласково под сильным дуновением, а оно до того впрок парусу – звенит. Гребцов объял сон. Вышату тоже сморило. А Ярополк не мог сомкнуть глаз.
По левую сторону Днепра – степь без конца. Степь и синее поднебесье, по другую руку – горы, дубравы, вишневые рощи. Волна бьет в днище, струг сердито погуживает.
Опершись спиной о носовой гребень, Ярополк глядел на струги, идущие друг за другом. Пытался представить не полтысячи, а десять тысяч… Как ужаснулись, должно быть, греки, когда под стены Царьграда явилась такая страсть! Десять тысяч стругов с войском!
Сжимая глаза в щелочки, всматривался – нет ли где какого знака от вещего Олега, от князя Игоря… От Аскольда? Вниз по Днепру хаживают за славою, вверх – за славою и с добычей.
Какая она, слава? Чудо-рыба? Чудо-птица? Или одни только песни?
«А даст ли бабушкин Бог мне, крещеному, быть за морем?»
Ярополк рассматривает лица спящих воинов-гребцов. Смогут ли одолеть хитрых греков? У греков жидкий огонь, у греков непробиваемая броня. Греки воюют верхом на конях… Почему бабушка не любит славы, а любит мир? Плачет, боится завтрашнего дня… «Князь Святослав – война» – так все говорят. Все ждут, когда бабушка отдаст княжеское место сыну…
– Война, – вслух произносит Ярополк.
Закрывает глаза, и вот уже пыль столбами. Надо лезть на холм, и еще раз, и еще, еще… Но это не война. На войне будет кровь, будут убитые. Будут кричать, в кого стрела попала, кого копьем проткнули…
Он видел раненого на охоте. Вепрь распорол клыком ногу тиуну. На земле была черно-красная лужа, и сначала раненый кричал. Потом, когда ему зашивали рану, скрипел зубами, а потом, когда везли, стонал…
С воды поднялись большие белые птицы. Полетели низко над водой, крылья, как весла. Мах, мах, мах!
– Лебеди, – сказал пробудившийся Вышата. – Ты бы подремал, княжич.
Ярополк послушно лег на дно струга, на овчину. Заснул, глаз не успев смежить.
«Лебеди, – говорил он во сне. – Лебеди!»
На ночлег стали возле русла тихой, почти не текущей реки. Ловить рыбу сил у гребцов не было, заварили клецки, похлебали, легли спать. А Ярополк день с ночью перепутал. Выспался. Вышату тоже сон не берет. Предложил воспитаннику:
– Пошли, княжич, поглядим на потаенное. Как земля во тьме бодрствует.
Но тьмы не было. Небо на востоке светилось, как светится белая стена от светильника. Свет небольшой, но покойный, ясный. Точно такой же свет лежал на воде тихой реки.
– Что это? – удивился Ярополк.
Трава на берегу закачалась, зашуршала. Вода стала виться змейками.
– Да это же и есть змеи! – тоже удивился Вышата. – На другой берег поплыли, во тьму. Но темно теперь там, где скоро загорится новая заря.
– Что это? – снова спросил Ярополк.
Голова с крыльями висела совсем близко от них.
– Сова.
Сова метнулась куда-то в сторону и опять повисла совсем рядом. Зеленым кошачьим огнем сверкнули жуткие круглые глаза. Ярополк схватился обеими руками за руку Вышаты.
– Охотница! – спокойно сказал наставник. – Мышей выглядывает.
Сильно плеснуло на реке. Ярополк вздрогнул.
– Щука. – Голос Вышаты был до того спокойный, что все страхи княжича тотчас и растаяли.
– А где же потаенное? – спросил он, и в голосе задребезжали колокольцы комнатного баловня.
– Потаенное открывается не всякому, – сказал Вышата строго. – Земля знает, кто любит ее. Кто умеет смотреть… Смотри, еще одна змея плывет. Погляди, какая змеина!
Змея словно услышала, что о ней говорят. Опять два глаза, на этот раз огромных, полыхнули зеленым мертвенным огнем.
– И вон еще! – показал Ярополк на фосфорические огоньки в степи.
– Лисы, – определил Вышата. – У волка тоже так глаза горят, но это – лисы. Видишь, от земли как низко. Лисы.
Ярополк задремал и заснул. Вдруг что-то шлепнуло по воде. И он увидел, как, трепеща по-пчелиному крыльями, плюхнулся на воду рядом с уткой большой, изумрудноголовый селезень. И он, и она принялись окунаться с головою, охорашиваться.
– А яиц утка не спешит класть, – сказал Вышата, – хоть и тепло, как летом. Ждет своего времени.
Вдруг в воздухе мелькнуло что-то большое, бесшумное.
Раздался отчаянный плеск. Ярополк успел углядеть распластанные крылья, а утка исчезла. Разиня селезень закричал, взлетел, как пущенный из лука, умчался прочь от страшного места.
– Сип, – сказал Вышата. – Вот у кого надо воевать учиться. Высмотрел издали, напал, унес.
– Пошли спать, – сказал Ярополк, обидевшись на весь белый свет.
– Пошли, – согласился Вышата и легонько обнял своего питомца: ранимое сердечко.
Такое сердце князю обуза.
Снова струги летели на парусах по волнам расходившегося Днепра. Но в полдень ветер сник, паруса увяли, и за дело взялись заскучавшие гребцы. Ярополку показалось: корабль движется еще скорее, чем под парусом.
Вечером увидели трех всадников: то был боярин Блуд с воинами. Лошадей поместили на струг со стойлами, а сам боярин взошел на первую ладью.
– Весть от князя Святослава! – объявил Блуд Вышате. – Идти вам до Священной рощи, к Семи Дубам.
– Еще день пути, – прикинул расстояние Вышата.
– Князь приказал; как придете, пусть струги развернутся и будут готовы к обратному плаванью.
Блуд сел рядом с Ярополком, меч в ножнах положил на колени. Рукоять похожа на хвост ласточки, выложена кроваво-огненными рубинами, ножны сияют зелеными камешками, как глаза ночных зверей и птиц. Через всю рукоять какое-то таинственное иноземное плетение.
– За этим мечом мой отец ходил с твоим дедом, князем Игорем, в Царьград, – сказал Блуд княжичу. – А имя мечу – «Светоносец»! Смотри!
Потянул из ножен, показал греческую надпись, вытравленную, вызолоченную от рукояти вниз до желоба.
– Мне сдается – это второе имя твоего меча, – сказал Вышата, указывая на вязь арабских букв. – Вот оно – первое. Не спрашивал у купцов, что написано?
– Зачем выставлять друга напоказ! – Блуд резко задвинул меч в ножны. – Это я княжича уважил. Пусть знает: «Светоносец» всегда готов прийти на помощь мечу их светлости… Какое имя у твоего?
Ярополк покраснел. У коротенького легкого детского меча имя было птичье.
– «Синица».
– «Синица»?! – весело удивился Блуд.
– Меч княжича мал, да удал, – сказал Вышата. – Волос рассекает. «Синицей» назван неспроста. Когда сечет – свистит.
– Мой тоже носит имя по праву! – рванул из ножен, поднял, и меч на солнце просиял, пуская лучи с лезвия.
– Светоносец, – согласился Вышата.
Ярополк невольно протянул руку к мечу. Блуд дал княжичу подержать древнее свое оружие.
Гребец с белой, как просяная солома, головой крикнул боярину.
– Сияет твой меч не хуже алмаза, это верно. А вот крепок ли, как алмаз.
– Давай кинжал! – вспыхнул Блуд.
Гребец по имени Варяжко достал из ножен кинжал. Блуд бросил оружие на крепкий носовой настил.
– Не жалко?
Варяжко развел руками – что поделаешь.
Блуд страшно размахнулся, ударил, развалил кинжал надвое.
Гребцы подходили, брали половинки, удивлялись.
– Ведь не сломал. Перерезал!
Ярополк глаз теперь не сводил с ножен, в которых покоился дивный «Светоносец».
А караван стругов сбавил ход. Вечерело. Выбирали место для ночлега.
Снова ели клецки. Шатров не ставили.
В плаванье пустились вместе с зарей. Сначала под парусом, потом на веслах.
Увидели вдруг лодчонку, мчащуюся к берегу. Лодка врезалась в песчаную отмель, и через несколько мгновений двое рыбаков были на конях и галопом уходили в степь.
– Печенеги! – Блуд хищно раздувал ноздри.
– Рыбу ловили, – сказал Вышата добродушно. – Вон и сеть стоит.
Подгребли поближе, достали сеть: улов на диво. Решили ухой побаловаться. Пристали к берегу, рыбу в котлы. А сеть опять поставили, чтоб печенеги не очень-то обиделись.
После обеда гребли вальяжно, неторопко. До Священной рощи, до Семи Дубов оставались считанные версты. Ветер дул супротивный, но могучий ток воды нес корабли, как задремавших качек. Гребцы ветру даже радовались:
– Пусть разгуляется. Обратная дорога будет легче.
