ГЛАВА ВТОРАЯ
Начало 1146 года великий князь Всеволод встретил в походе. Зима выдалась суровой. Он простыл. Лёгкая простуда неожиданно обернулась тяжёлой болезнью. Дружинники отвезли великого князя в Киев.
К весне он начал было поправляться. Княгиня Агафья, не отходившая от него, пестовала как маленького, отослав в Чернигов слетевшихся, словно вороны на падаль, Ольговичей. И вдруг в разгар лета хворь снова скрутила Всеволода, и он, уже не поднимаясь, угасал.
Усобица утихла — князья выжидали. Опять съехались Ольговичи. Княгиня вызвала Святослава. Он решил не тревожить Марию, не везти её в Киев, и, как стало вскоре ясно, правильно сделал.
Первого августа великий князь Киевский Всеволод умер в загородном дворце под Вышгородом.
В Киев ринулись братья новопреставившегося — старший, Игорь Олегович, и младший, Святослав Олегович, — опасаясь, что кто-нибудь в суматохе перехватит у них великий престол. Но киевляне вдруг вспомнили все притеснения, чинимые Ольговичами и Всеволодовыми тиунами, и начались волнения.
Киевские бояре втихомолку разжигали недовольство. Кто-то послал за внуком Мономаха князем Изяславом. Начались погромы сторонников Ольговичей.
Первым был разгромлен двор великого боярина Ратши, главного сподвижника Всеволода. Сам боярин бежал из Киева.
С огромным трудом Игорю Олеговичу удалось утихомирить киевлян и договориться с ними. Он сел наконец на великий стол, поцеловав крест киевлянам, что будет править «по всей их воле». Но Изяслав уже тайно прискакал в Киев. Его встретила старая киевская бояра и целовала крест ему.
Тринадцатого августа вспыхнуло восстание, киевляне опять разгромили дворы сторонников Ольговичей, разгоняя дружину великого князя Игоря. Самого князя схватили, заковали, бросили в поруб. Дружина Изяслава дошла до Вышгорода, разметав потерявших своих князей воинов Игоря и Всеволода. Остановила их только княгиня Агафья, выйдя за ворота города, вся в чёрном, в окружении попов и боярских жён...
Святослав Олегович успел ускакать в Чернигов, увозя с собой жену и детей Игоря. Но и в Чернигове ему не нашлось защиты — двоюродные братья, Давыдовичи, отказали ему в приюте, и князю пришлось бежать дальше, на север, в глушь, в Вятские земли.
Впрочем, всё это Святослав Всеволодович узнал позже. А пока он, прижавшись к шее коня, мчался вниз по узкой улочке к Золотым воротам. За ним, отстав на два корпуса, скакал Ягуба. Бил набатом большой колокол киевской Софии. Пахло гарью. С криками бегали вооружённые дрекольем киевляне.
— «Только бы успеть, только бы успеть! — лихорадочно думал князь, нахлёстывая коня плёткой. — Успеть до того, как закроют ворота. Взбесившаяся чернь... Неблагодарные скоты... Смерды, холопы, лапотная сволочь...»
— Князь! — услышал он предостерегающий окрик Ягубы, поднял голову и вздыбил коня, останавливая его на полном скаку. У Золотых ворот горожане избивали каких-то дружинников. Святославу показалось, что среди них он узнал Васяту Ратшича.
Он обнажил меч.
— Рехнулся? — схватил его за руку Ягуба. — Их здесь не меньше сотни, сомнут, не посмотрят, что князь...
Их заметили. Десятка два вооружённых горожан бросились к ним.
Ягуба объехал князя, прикрывая его сзади. Конь Святослава заплясал на задних ногах, не понимая, чего хочет от него седок. Наконец князь справился с конём, послал его влево, в проулок между двумя заборами. Откуда-то вынырнул здоровенный детина в распахнутом кожухе, без шапки Н повис на уздечке коня. Святослав наотмашь ударил его плёткой, но детина не отпустил уздечки, стал заваливать коня, и тогда князь, соскользнув с седла, бросился бежать по проулку. Краем глаза он успел заметить, как крутится Ягуба, отбиваясь от двух киевлян с дубинами. Внезапно перед Святославом открылся лаз в ограде. Он юркнул в него, опустив за собой отодвинутую жердину, и побежал, петляя, как заяц, к кустам. Залаяла остервенело собака. Он похолодел — её лай выдаст его! Но, к счастью, окрестные псы подхватили брёх, и теперь уже трудно было определить, в какую сторону направился беглец. Князь благополучно пересёк двор, перемахнул через ограду и оказался на небольшой площади, упирающейся в храм Святой Ирины.
Площадь была пуста. Из дверей храма выглянул тощий парнишка в чёрной рясе и скуфейке, видимо, монашек-послушник, и, увидев князя, замер, приоткрыв рот.
Не раздумывая, Святослав вбежал в храм, оттолкнув монашка, и притворил за собой дверь.
В полумраке церкви, освещённой лишь светом нескольких свечей у иконостаса да скудными лучами солнца, пробивающимися сквозь щелевидные оконца под куполом, лицо монашка показалось ему совсем детским.
— Ты кто? — спросил он, тяжело дыша после бега.
— Послушник Печерского монастыря, — тоненьким голосом ответил монашек и добавил, помявшись: — А имя мне Паиська.
— Что здесь делаешь? — Святослав попытался спросить это с доброжелательным любопытством, но напряжённый и прерывистый голос выдавал его.
— Так тутошний священник отец Михаил перешёл сюда из нашего монастыря, я же у него грамоте когда-то обучался. Вот и заглядываю, — обстоятельно объяснил монашек.
— Где он?
— Не знаю, княже. Смута в Киеве, а отец Михаил страсть как жаден до событий в жизни...
— Ты назвал меня князем. Ты меня знаешь?
— Кто же не знает сына князя Всеволода, мир праху его.
Разговаривая, Святослав всё дальше и дальше отходил от входной двери вглубь церкви. Наконец ему удалось встать за колонной, поддерживающей свод левого притвора. Он прислушался... Тишина. Только ворковал в куполе сизарь, спутавший, видимо, жаркий август с весенним месяцем.
Он вгляделся в лицо монашка. Наивные детские голубые глаза, чуть вздёрнутый нос, веснушки и удивительная смесь любопытства, страха и восторга. Он понял: этого можно не опасаться.
— Ты знаешь, что кияне против нас поднялись?
— Вестимо, — протяжно ответил монашек.
— Ты меня не выдашь?
— Господь с тобой! Из Божьего храма не выдают, князь, — сказал Паиська с укоризной.
— Можешь выполнить одну мою просьбу?
— Постараюсь, княже.
— Найди отца Михаила и скажи, что я прошу убежища.
— Ты проси у святой Ирины-заступницы, отче же токмо её земной предстатель.
— Бог мой, что ты тут болтаешь... — Святослав спохватился и не договорил.
В глазах монашка было столько восторженного истовства, что он понял — оскорблять его веру недопустимо.
— Только никому, кроме отца Михаила, ни слова.
— Я понимаю, княже.
Святослав хотел было попросить монашка разузнать о Ягубе, но это требовало лишнего времени, и он коротко сказал:
— Иди.
Паиська засеменил вглубь церкви.
— Куда же ты?
— Тут дверь есть, к могилам на церковном дворе... — И монашек исчез.
«Вот я и предал Ягубу, — подумал князь с горечью. — Предал своего дружинника, нарушил дружинную правду — «не пожалей жизни за друга своего».
Князь опустился на колени и стал истово молиться...
Стемнело. Догорели свечи. Сизарь под куполом умолк.
Скрипнула дверь, прошуршала ряса, и в сопровождении Паиськи появился отец Михаил, весь в чёрном, как и надлежало иеромонаху, и потому почти невидимый в темноте храма.
— Отче! — окликнул его князь, вглядываясь в лицо священника.
Седая борода тщательно подстрижена, белоснежные волосы пушисты и летучи, тёмные глаза внимательны и слегка лукавы. Отец Михаил благословил князя и протянул ему руку для поцелуя. Князь, не колеблясь, склонился и поцеловал мягкую кисть.
— Не жалуют киевляне вас, Ольговичей, — сказал вместо приветствия отец Михаил.
Святослав не нашёлся что ответить.
— Батюшку твоего терпели, — продолжал священник, — так он, что ни говори, орлом был. И мать твоя — жена достойная. Слыхал, как она Изяславово воинство от врат Вышеграда отвела?
— Не слыхал.
— Истинно с Богом в сердце вышла к ним княгиня... А ты пришёл сюда с Богом ли в сердце или же токмо страх загнал тебя в дом Божий?
— Страх, — признался Святослав, почувствовав, что отцу Михаилу следует говорить правду.
— Что не лукавишь — зачтётся. — И без запинки продолжил: — Скоро вечернюю служить буду, народ соберётся. Из храма я тебя не выдам. А ты набрось-ка на себя монашескую хламиду — бережёного и Бог бережёт, сын мой. — И отец Михаил сделал знак рукой.
Стоявший у него за плечом Паиська исчез и через мгновение появился с чёрным подрясником в руке.
— Голоден?
Святослав отрицательно замотал головой, натягивая подрясник.
— После службы останешься в храме, переночуешь тут. На ночь Паисий тебя запрет, а утром подумаем...
Паиська с готовностью поклонился.
— Утром, как откроют городские ворота, он отопрёт тебя, и ты уйдёшь из города, — продолжал отец Михаил. — Да поможет тебе Бог.
— Отче, не слыхал — дружинник со мной был? Ягубой зовут...
— Не слыхал. — Отец Михаил перекрестил князя и вышел.
Во время службы Святослав несколько раз ловил на себе внимательный взгляд рослого горожанина, статью напоминающего воина. Он встревожился, попытался после службы переговорить со священником, но тот был занят, а потом исчез, не попрощавшись.
Ночь прошла спокойно. Под утро, как ни холодно было на глинобитном полу, Святослав задремал.
Проснулся он от громких голосов за дверью. Спорили на улице.
Князь узнал голос отца Михаила:
— Безбожник! Нешто можно в храм Божий с оружием? И не отдам я его, он убежища у Бога просит!
— А я и не намерен его забирать, моё дело лишь передать ему слова князя Изяслава.
— Что же ты собрался передавать слова князя, а привёл с собой десяток вооружённых воинов, сын мой?
— Чтобы не схватили ненароком князя киевляне, когда поведём его по Киеву.
— Ты сказал — поведёте. А кто же его вам из храма выдаст?
— Так я и не требую выдачи, я только передам ему слова великого князя Изяслава.
— Что-то ты совсем запутал меня, сын мой. Передашь слова или поведёшь? — насмешливо спросил отец Михаил.
В это время Паиська неслышно подошёл к Святославу и зашептал:
— Князь, пока они спорят, выйдем через погост и проберёмся к воротам.
Святослав задумался. Выйти из церкви, покинуть святое убежище и отдаться в руки ненадёжной судьбы? Видимо, кто-то узнал его вчера, хотя и был он в подряснике. Могут узнать и сегодня... И куда он денется? Бежать за стены, прятаться на Подоле? Без коня, без оружия, с одним мечом... Если дружинник, что лается в дверях с отцом Михаилом, не врёт и великий князь послал за ним, а не велел его схватить, может быть, выйти?
Святослав принялся стаскивать подрясник через голову.
— Ты чего задумал, княже? — испуганно спросил Паиська.
— Выйду к ним, — ответил Святослав, пригладил волосы, оправил платье и твёрдым шагом пошёл к двери. Отворил её.
Утреннее солнце ударило в глаза. Он прищурился, разглядел дружинника и сказал спокойно:
Я рад принять приглашение дяди моего, великого князя.
Дружинник сделал знак, ему и князю подвели коней, они сели и поехали шагом.
— Ты не ведаешь, — спросил Святослав дружинника, — приехала ли из Вышеграда мать моя Агафья Мстиславовна, сестра великого князя?
— Все Мстиславичи во дворце великого князя, — ответил дружинник. — И княгиня Агафья там.
Это немного успокоило Святослава, мать в обширном клане Мстиславичей любили.
«С Волынским столом, видимо, придётся мне распрощаться», — подумал он невесело...
Десять дней продолжались пиры.
Десять дней Изяслав торопливо перераспределял княжеские столы среди сторонников, пользуясь смятением в стане Ольговичей и их союзников.
Десять дней исправно пил здоровье великого князя Святослав, скромно сидя в самом нижнем конце княжеского пиршественного стола. Мать вернулась в Вышгород, дядя Мстислав Мстиславович несколько раз бегло поговорил с племянником. Изяслав же пока только отвечал на поклоны кивком при встречах. Правда, ему вернули несколько дружинников: избитого Ягубу выпустили из поруба, другие приехали из Вышгорода от княгини Агафьи. Васята сбежал в Новгород...
Как-то вечером, после очередного затянувшегося пира, к Святославу подошёл дядя Мстислав.
— Брат ждёт тебя завтра утром в стольной палате.
— Что он решил делать со мной, дядя?
— Завтра узнаешь, — усмехнулся загадочно Мстислав.
— Не томи душу, тебе же всё известно. — Святослав искательно заглянул в лицо дяде и сам поразился смиренным, просительным интонациям в своём голосе.
— Жди, племянничек, жди... И не забывай о судьбе своих двоюродных братьев.
Старшие дети Игоря всё это время жили за крепкой стражей в отцовском дворце. Сам Игорь сидел в порубе.
Святослав поначалу решил было помчаться к матери в Вышгород, где она жила после смерти отца. Но передумал. Всё, что мать могла, она сделала, появившись в Киеве в первый день вокняжения Изяслава.
Переночевав в старом дворце Ольговичей, нещадно разграбленном киевлянами, он поехал к великому князю.
Всё оказалось просто, буднично и решилось в узком семейном кругу: Изяслав выделил ему волость на реке Буг с пятью жалкими городками и десятком сел. Подумалось, что у Басаёнка вотчина поболе...
Святослав кланялся, благодарил, целовал крест в верности великому князю и опять благодарил...
И на том спасибо, что оставил князем, а не сделал изгоем...
Как бы в подтверждение того, что он всё же князь, его исправно приглашали на большие советы. Он заикнулся было, что хочет поехать к жене в Полоцк, но Изяслав холодно взглянул на него, и Святослав больше не заговаривал об отъезде.
Однажды великий князь велел племяннику остаться после совета. Первый же вопрос показал, что он отлично осведомлен в его делах:
— Привёл твой боярин дружину и кметей из Владимира? Вексич появился в загородном доме Ольговичей с дружиной только вчера. Соглядатаи не дремлют.
— Привёл, великий князь.
— Что так долго ехал? Али казну в Полоцк завозил?
И это знал дядя Изяслав.
— Когда я гонца послал, ты, великий князь, мне ещё городки не выделил.
— Сколько торков нанять сможешь?
— Мысли Святослава заметались — что скрывается за вопросом? Опасение, что поднимется он против великого князя? Или ещё что-то? Ты не бойся, — сказал с усмешкой Изяслав. — Я в твои сундуки не заглядывал. Посылаю тебя к брату моему Мстиславу, чтобы вместе укротили вы супротивника нашего Святослава Олеговича. Доносят мне, что твой тёзка позвал родичей из Дикого Поля на помощь. Я рассудил так: против половцев тебе торки понадобятся, тем более ты уже с ними сдружился.
Изяслав говорил решительно, даже и не помышляя о возражении, словно предлагал Святославу не поход против собственного дяди, родного брата отца, а против ляхов или угров.
— Моя княгиня вот-вот разрешится от бремени... второго ждём...
— В Полоцке бабок да мамок, чай, хватит. Ты мне крест целовал!
— Как ты справедливо заметил, великий князь, все мои гривны в Полоцке. Надо бы за ними поехать. Чем с торками расплачиваться?
— Возьмёшь на время у матери. Сестрица тут такой бой за Всеволодову казну учинила — на большой полк хватит!
В словах дяди прозвучало восхищение сестрой, не отдавшей великокняжеского зажитка.
Отпуская Святослава, великий князь закончил жёстко:
— Мстислав будет ждать тебя три дня. И помни: на бужские городки у меня много желающих беспрестольных князей найдётся.
Угроза была неприкрытой, и Святослав немедля, взяв с собой Ягубу, поскакал в Почайну, к матери.
На развилке, где просёлок уходил в сторону Хорина, он осадил коня.
— Надо ли, князь? — спросил Ягуба.
— Молчи, много воли взял!
— Три года, почитай, ни словечка, и вдруг — как снег на голову. Зачем? Коли приспичило, мало ли на Почайне сенных девок, князь?
— Замолчи! — сердито закричал Святослав. — Убирайся! Скачи на Почайну. Скажешь Вексичу, что я повелел поднимать кметей! — И уже спокойнее добавил: — Я утром приеду.
Его встретила рыжая, веснушчатая некрасивая девка, поздоровалась без особого почтения и повела в дом. Святослав заметил, что на всём лежит печать благосостояния и порядка. Появились пристройки, летник. Девка убежала докладывать хозяйке о нежданном госте, оставив князя в чистой передней горнице. Навстречу ему поднялся слепец. Лицо его показалось смутно знакомым. Святослав вспомнил — Микита, что пел в Полоцке и на свадебном пиру. Но почему слепец?
Они молча стояли друг против друга. Князь не знал, что сказать, а слепец невозмутимо ждал. Надсадно гудела залетевшая с улицы пчела...
Вошла Неждана, вся в чёрном, платок надвинут на самые брови, лицо бледное, ни кровинки, губы, которые он помнил всегда такими сочными, яркими, поджаты, в руках молитвенник.
— Ещё немного, и не застал бы нас, князь. Мы на богомолье идём, — сказала она, поклонившись.
Слепец повернул к ней лицо.
— Кони уже осёдланы, Микитушка, сейчас и едем. Ты уж извини, князь.
Святослав не видел во дворе ни осёдланных коней, ни возка, но не придал этому значения.
— Может, отложишь до завтра? — спросил он растерянно. Не того ожидал он от встречи.
— Никак не можем, князь, отец-настоятель ждёт. Я рада видеть тебя в добром здравии, князь.
Появилась рыжая девка с подносом. На нём, словно намёк, что Неждана его не забыла, стояла кружка с молоком и лежал ломоть хлеба с мёдом.
— Не побрезгуй, князь, деревенским угощением.
Кровь ударила в голову, Святослав повернулся, выбежал из дома, прыгнул в седло и погнал коня. Потом внезапно остановился и стал наблюдать за воротами дома, которые хорошо просматривались с этого места. Никто не выезжал из дому. Князь прождал долго, тени сдвинулись на целый локоть. Из ворот так никто и не вышел. Князь, подавив желание помчаться обратно, вышибить Неждану из подаренной деревушки, растоптать, поскакал галопом прочь.
Бешеная скачка не охладила Святослава.
Он влетел в ворота загородного дворца Ольговичей, чуть не сбив с ног замешкавшегося воротного, спрыгнул с седла и, не дожидаясь холопов, чтобы отдать взмыленного коня, побежал в молодечную.
Остановился в дверях, крикнул:
— Ягуба здесь?
В молодечной Ягубы не было. Князь пошёл на бронный двор. Ягубы не было и там. Раздражаясь всё больше, он подозвал холопа, велел ему найти дружинника, а сам пошёл к поварне.
Конечно, где ещё ему быть! Ягуба сидел здесь, словно простой смерд, и уписывал из глиняной миски густые наваристые щи. «Подлое происхождение всё одно скажется», — подумал князь и крикнул, как бичом щёлкнул:
— Ягуба!
Дружинник вздрогнул, вскочил на ноги.
Лицо его, испуганное и виноватое, разъярило Святослава. Значит, знал, что виноват, ждал наказания, убежал от него с радостью, вместо того чтобы признаться, повиниться, да ещё сел набивать живот!
— Ты! Ты... ты почему от меня скрыл?
— Что скрыл, князь?
— Идём! — Святослав стремительно вышел на бронный двор, где в этот час никого не было. — Не смей врать! Смотри мне в глаза! Почему не сказал?
— Что, батюшка князь?
— Что у неё этот... Микита! И почему он слепой?
— Я... я не знаю...
— Не ври! Я всё удивлялся, почему это Микита исчез, не появляется... Говори правду! Я чую, ты знаешь.
Пока князь говорил, Ягуба немного успокоился и успел взять себя в руки.
— Вот ты о чём, батюшка князь... А я-то испугался, подумал, неужто его и в самом деле вдругорядь к жёнке помянуло?
Дерзость Ягубы ошеломила князя. Он, не помня себя, огрел его плетью, что всё ещё висела у него на запястье. Дружинник, видимо ожидавший этого, успел увернуться, так что удар пришёлся ему по плечам.
— Вот и я так же, князь! В тот день, когда ты велел её вышибить со двора, я прискакал, а у неё этот певец сидит. Песни ей поёт, умильно на неё смотрит, и она ему улыбается так, что ямочки на щеках играют, — будто это ты перед нею... Не стерпел я. Случайно... Клянусь, князь, случайно глаза ему вышиб...
— Замолчи! — взъярился князь от тона и наглости Ягубы. — Замолчи, раб! Я тебя до себя поднял, в други взял, а ты своей грязной лжой меня до себя принизить хочешь? Не бывать этому! Думал воеводой тебя поставить — не будет тебе воеводства! А ещё раз на лжи словлю — так не быть тебе и дружинником, сдохнешь простым кметем! Ягуба слишком хорошо знал князя, чтобы не понимать, и что гроза миновала. После того как Святослав ударил его, он обязательно станет терзаться...
— Прости, князь, посчитал я тогда, что не до неё тебе в твой медовый месяц... Прости мне мою ложь...
— Как же ты после всего в Киев её вёз?
Ягуба колебался только мгновение.
— А я не вёз. Она меня прогнала. Сама доехала...
— Где же ты пропадал всё это время? — спросил князь уже спокойно, с любопытством.
— А у жёнки одной знакомой... — Он хотел добавить, что проводил свой медовый месяц, но почёл за лучшее не дразнить князя.
Впрочем, Святославу и самому пришло в голову такое сопоставление, и он только хмыкнул, криво улыбнулся и бросил:
— Кот непотребный, везде сметанки найдёшь... Запомни, ещё раз обманешь или умолчишь — растопчу!
Весь август и начало сентября Святослав под недреманным оком Мстиславовых бояр помогал в борьбе одного дяди против другого дяди, вместе с войском Мстислава преследовал Святослава Олеговича. Только загнав его в далёкий Карачев, победители немного утихомирились, но всё ещё продолжали грабить северские земли, делили сёла, городки, волости.
Мстислав, опьянённый победой, забыл про племянника при раздаче добычи. Святослав обиделся и. тайно послал подробное письмо дяде Святославу, где рассказал о замыслах Мстиславичей, состоянии их войска и повинился, говоря, что принуждён был великим князем.
Только в октябре Мстислав отпустил его, разрешив поехать на Буг и обустроиться в своих городках.
Городки оказались столь незавидными, что и называть-то их городками язык не поворачивался. И земли вокруг было — курицу не выпасешь... Ни в одном городке не то что княжеского дворца, пристойного дома не нашлось.
Святослав с горечью в сердце отказался от мысли перевезти сюда княгиню с сыном. А тут ещё неожиданно умер князь Василько... На престол сел его брат Борис Володаревич. Отношения с дядей у княгини Марии не складывались. Хорошо ещё, Борис не знал, что у княгини в Полоцке находится и вся волынская казна, мог бы запустить руку...
Святослав помчался в Киев. За это время братья Мстиславичи выгнали княгиню Агафью из Почайны, что под Вышгородом, поскольку это место считалось великокняжеской загородной резиденцией. Ей пришлось переехать в старый ольговичский дворец в Киеве. Под её наблюдением дворец привели в божеский вид, надстроили светлицы, расширили гульбище и хозяйственные дворы.
Святослав рассказал матери о городках на Буге, о неразберихе в Полоцке. Она предложила перевезти Марию с ребёнком в Киев. Здесь они будут в безопасности: кто бы ни сел на великий стол, покровительство митрополита обеспечено, потому что Агафья всю жизнь делала богатые вклады в киевскую Софию, Десятинную церковь, монастыри.
Святослав поехал за женой.
К началу 1147 года они обосновались в старом дворце.
