Ревель щедро откупился от русского ополчения - золото, оружие, скот и холопы наполнили обоз. Было всего столько, что смягчились даже те, кто ворчал себе под нос, досадуя на прекращение осады. Новгородцы не сразу сообразили, что большую часть ревельской добычи Ярослав взял себе, сославшись на то, что ополчение получило своё, когда ходило в зажитье. Зато низовые полки и княжеская дружина были одарены сполна. Свою долю в полной мере получили Владимир Мстиславич и Ян Родивоныч.

Последнего Ярослав одаривал самолично, уже на обратном пути. Чем ближе была граница Псковских и Изборских земель, тем сильнее старался приблизить к себе князь изборца. Он звал его обедать в свой шатёр, задерживал подолгу беседами, выказывая милость. Старые знакомые Яна - Михайла Звонец, мечник Василий Любимович - с готовностью посторонились, снова принимая Яна. Изборскую дружину, ушедшую с полками, приваживали тоже, но натасканные самим князем, воины и без того твёрдо следовали за Яном.

На откровенный разговор Ярослав решился, когда до Изборска оставалось самое большее день пути. Места вокруг уже были Знакомы Яну настолько, что он мог бы добраться до города и без дорог. Но тут, словно почуяв его мысли, за своим бывшим дружинником послал Ярослав.

Ян поравнялся с князем, и тот махнул рукой ближним воинам, чтоб держались чуть поодаль. Они остались одни.

   - Что решил? - первым нарушил молчание Ярослав. - Неужто тебя не соблазнил поход?..

Ян в походе был сам по себе - его дружина, как и все, ходила в зажитья, врывалась в Феллин и осаждала Ревель; его приглашали на советы князей и воевод, послы одаривали наравне с остальными, а сам Ярослав, если случалось отдать приказ, держался с ним ровно, как с любым другим союзным князем.

   - Поход? - Ян позволил себе усмешку. - Не обессудь, коль скажу, что думаю, не мне не по нраву пришёлся поход.

   - Вот как? - Ярослав прищурился, смерив изборца глубоким пристальным взглядом.

   - Не суди меня строго, княже, - Ян чуть поклонился, прижимая руку к груди, - ты меня знаешь. Красно молвить не умею, а только я нрав рыцарей лучше твово изведал! Ты поверил им, когда они тебя заверяли о мире, а я чую - лгали они тебе! Ты в Новгород вернёшься, а то и вовсе в Переяславль, а они тут как тут!.. И, скажи уж мне по совести, - Ян наклонился к князю,— чего сотворено за сей поход? Города взяты? Рыцари изгнаны?..

Ярослав быстро схватил его за руку, призывая к молчанию.

   - Опять меня судишь? - строго молвил он. - Рыцари - это не наши смерды, с ними так нельзя! Ты видел их крепости? Мы об один Ревель чуть зубы себе не обломали! А сколько они понастроили там ещё? И ведь эсты и ливы за них стоят - вот что главное! А почему, спросишь ты? Только ли потому, что у них сила? Сам видел, как мы их силу своей перемогли! И Ригу бы потрепали, да только что ж? Ворочаться из-за неё?.. Вот у Вячки получится всё, помяни моё слово. Он тот, кто Унгании надобен, за ним пойдут люди. Я это только теперь понял... А мне, - тише добавил Ярослав, - мне верный человек рядом нужен. Оставайся при мне!

Последнее не было приказом - скорее приглашением, советом. Изборец искоса глянул на князя. Ярослав изменился за прошедшие семь лет не только внешне - он наконец-то стал князем, научился провидеть, правда, по-прежнему видел лишь то, что было ему по душе, но сама душа его тоже стала иной.

   - Не ведаю ещё, как судьба повернётся, - осторожно ответил Ян. - Моим надо дать знать, да и...

Он оглянулся на знакомые до боли дали. Сейчас, как никогда прежде, сказывались прожитые года. Он уже не молод - за тридцать, в голове мелькает седой волос, подрастают дети, о которых надо думать. Но неужели впереди - только старость? И не является ли призыв князя знаком судьбы?

   - Добро, - услышал он свой голос, - до Новгорода при тебе буду, а там поглядим!

В Новгороде Ярослав распустил местное ополчение, отправил по домам снаряженные в помощь Великим князем Юрием Всеволодовичем низовые полки и сел на стол. Но сел как- то боком - ему не давала покоя неудача под Ревелем. Остыв и взглянув на прошлые дела со стороны, он понял, что Владимир Псковский был прав - город взять было можно. И честь добудешь большую, и добычу возьмёшь не в пример откупной. Эта мысль свербила Ярослава днём и ночью, как заноза, и наконец он, не выдержав, собрался и, как ни упрашивали его новгородцы остаться, покинул Новгород и по первопутку вернулся в Переяславль. С ним вместе покинул новгородскую землю изборский князь Ян Родивонович с семьёю...

Последние годы Ярослав Всеволодович прожил в своём Переяславле тише воды, ниже травы. После битвы при Липиде, закончившейся поражением братьев-союзников, Великим князем Владимирским стал старший Всеволодович - Константин. Юрий был сослан, а Ярослав забился в свой удельный город, как лис в нору, и отсиделся в нём. До самой смерти Константина, последовавшей через два года, он никуда не выезжал. Только когда вернулся на великокняжеский стол Юрий Всеволодович и принял княжение и заботу об осиротевших сыновьях старшего брата, Ярослав оправился настолько, что даже послал по наказу Юрия своего воеводу отбить у волжских булгар захваченный ими Устюг.

После того сражения военная удача снова повернулась лицом к переяславльскому князю. Новгородцы, досадуя на малолетство своего князя, призвали Ярослава к себе. Он дважды ходил на Ливонию и Унганию, сражался с датчанами и немцами. Но ему хотелось большего. Провал осады Ревеля - а с течением времени Ярослав понял, что то был провал, — заставил его искать удачу в другом месте, и гордый князь покинул Новгород, вернувшись в Переяславль, к семье.

Княгиня Ростислава Мстиславовна всё-таки нашла в себе силы простить мужа. Отец её, Мстислав Удалой, к тому времени покинул Новгород, оставив там жену и сына Василия и забрав с собой нескольких бояр заложниками. Отправившись в Галицкую Русь, он с головой окунулся в заботы и сражения и забыл о дочери и её желании уйти в монастырь. Через год была устроена встреча с Ярославам, и она вернулась к нему.

Ярослав не верил своим глазам, когда опять увидел Ростиславу. Спокойная гордая женщина приняла его преувеличенно-холодно, держалась с ним, как с незнакомым. Но Ярослав умел нравиться женщинам. Он был не только сам падок на женское естество, но и привлекал к себе. Порой одного взгляда его красивых тёмных глаз было достаточно, чтобы та, на которую он обратил внимание, захотела близости с ним. И Ростислава второй раз была очарована переяславльским князем. Она, конечно, сознавала, что погубит себя окончательно, но ничего не могла с собой поделать.

Вернувшись в свой терем, княгиня, не теряя времени, взяла всё в свои руки. Первым делом она удалила под благовидными предлогами в дальние веси почти всех Ярославовых наложниц. Придраться было вроде не к чему - какая заболела, которая выскочила замуж, а какая вдруг застыдилась и, поев жабьей икры, вьггравила плод, сама чуть не отдала Богу душу.

Первой пострадала новгородка Катерина. К тому времени она уже родила хорошенького крепкого мальчишку и ходила по терему павой. Встретив её первый раз, Ростислава не промолвила ни слова, но через несколько дней Катерину зазвали в покои княгини...

Что промеж них произошло - неведомо, но новгородка исчезла из терема. Нашлись люди, которые видели, как её собирали в путь на простой телеге, но куда свезли - неведомо.

Ярослав удивительно спокойно воспринял исчезновение наложницы. Вскоре неизвестно откуда в тереме появился младенец. Злые языки утверждали, что это и есть сын Катерины и князя, а сама новгородка удавилась с горя в глухом селе, куда её выслала княгиня Ростислава. Так это или нет, но больше о Катерине никто никогда не слышал. Мальчика окрестили Феодором, и Ростислава сама взялась его растить, называя сыном. А через два года закричал в колыбельке и второй сын, названный в крещении Александром.

Став матерью двоих детей, Ростислава переменилась. В ней проснулась властность, которой не было в прошлом. Она чувствовала себя в тереме полной хозяйкой и дошла до того, что пробовала решать за Ярослава, что ему делать. Именно она присоветовала мужу принять предложение новгородцев и идти к ним на княжение. Но тут взыграла гордость в самом Ярославе, и через полгода он ушёл из Новгорода, чтобы вернуться в него новой зимой уже по наказу Великого князя Юрия, ведя низовые полки на немцев и датчан.

Князь вернулся в Переяславль ранней зимой, только лёг снег. С ним приехали Ян и Елена с детьми. Ещё с дороги послали весть о гостях, и к приезду нового переяславльского воеводы были приготовлены покои на княжьем подворье - до тех пор, пока тот не устроится в детинце, близ князя.

Встречавшая мужа на красном крыльце Ростислава, конечно, увидела подле него Яна. Её располневшее лицо - после родов она стала пышнотелой и статной - осветилось той девичьей улыбкой, какую Ян помнил. Княгиня преувеличенно-плавно поклонилась мужу и гостю и не сводила с него горящего взора, пока могла видеть. Потом она чуть не до ночи пробыла у Елены - маленькая Иринушка, которой скоро должен был исполниться год, дорогой захворала, и две женщины хлопотали над девочкой, как над единственным ребёнком. В том, что их сыновья оказались почти ровесниками, они обе видели особый знак и про себя решили, что, верно, и судьбы их будут похожи.

Тем временем князь обживался в Переяславле, ожидая, пока удача снова поманит его. В самый день приезда он узнал, что накануне к Великому князю Юрию приезжали послы из Южной Руси от Мстислава Удалого - звать суздальских князей с полками на общую битву с невесть откуда появившимися новыми кочевниками. Началовать походом единогласно поставили князя Удалого. Помнивший своё поражение при Липице Юрий Всеволодович сам не пошёл и сперва ответил решительным отказом, но потом передумал и послал старшего сыновца, Василька Константиновича Ростовского. И, как знать, вернись Ярослав чуть раньше, может, он бы и пошёл в Киев на совет князей. Но он опоздал, и это, даже при том, что он по-прежнему недолюбливал Мстислава Удалого, огорчало его. Оставалось одно - следить за долетавшими с юга вестями и ждать своего часа.

Вести в новом году появились лишь поздней весной, и были одна другой страшнее.

Сперва на небе появилась звезда с хвостом. Её видели ясными ночами среди других звёзд на всей Руси, от северных морей до южных степей. Она перечёркивала небо, словно грозясь пропороть его от края до края. Люди испуганно крестились, глядя на неё. В храмах попы и епископы в один голос утверждали, что это послание людям за их грехи перед концом мира. Предрекали мор, глад и смерть.

В это почти поверили, когда в начале лета из придонских степей дошла страшная весть - ополчение южных и западных князей столкнулось на речке Калке с народом, именуемым «тартар», и было разгромлено. Погибло почти всё войско, головы сложили девять князей - кто в битве, кто замучен тартарами.

Узнав на полпути от спасшихся ополченцев о поражении, Василько повернул назад. Потрясённый его рассказом и выслушавший уцелевших, Юрий немедля стал готовить северные княжества к защите. Он послал гонцов к братьям - Ярославу, Владимиру, Святославу и сыновцам Константиновичам. Отправил весть рязанским и муромским князьям с приказом собирать ополчение. Позвали даже братьев Удалого - Владимира Псковского и Давида Мстиславича Торопецкого. Весь Север Руси собирал войска, готовый идти на тартар, но они неожиданно повернули на юг и ушли, откуда появились.

Русь вздохнула свободно - во всех храмах служили благодарственные молебны. Уже поговаривали, что хвостатая звезда предсказывала именно это, и больше горестей не предвидится.

Но это был ещё не конец. Не успели Всеволодовичи перевести дух, как из Ливонии пришла новая весть - пал под натиском немецких рыцарей Юрьев. Осадив город, немцы штурмовали его и взяли на щит. Вячко, сражавшийся До последнего вздоха, был убит. Погибли и почти все его жители - оставили в живых только одного воина, родом суздальца, для того, чтобы он донёс эту весть до русских.

Новгородцы, узнавшие про падение Юрьева первыми, повели себя странно. Не дав суздальцу и шага сделать из города, они созвали вече и порешили заключить с Орденом мир на вечные времена. Напрасно бояре, советники и воеводы юного князя Всеволода Юрьевича убеждали их. «Рыцари сильны, с ними не совладать никому, - отвечали им новгородцы во главе с посадником Иванком Дмитриевичем, а с сильными не воюют с ними в мире живут». Дело дошло чуть ли не до усобицы, и Всеволод Юрьевич опять был вынужден ночью, тайком, покинуть город. Вырвавшись из Новгорода с малым числом своих людей, он кинулся в Торжок, где затворился и послал отцу знать о своём изгнании.

Юрий Всеволодович откликнулся мигом. Он собрал низовые полки, кликнул брата Ярослава, старшего сыновца Василька и пошёл к Торжку. В самый последний момент добровольную помощь предложил Михаил Черниговский, шурин Великого князя.

Обосновавшись в Торжке, князья послали дружины в зажитье по Новгородской земле, а сами собрались на совет.

В большой палате, где посадник новоторжский принимал послов и давал пиры, по лавкам расселись князья с немногими воеводами. Юрий с сыном сидел на княжьем столе, сжимая и разжимая кулаки. С годами он потучнел ещё более и дышал тяжело. От волнения лицо его раскраснелось. Его одиннадцатилетний сын робко поглядывал на собравшихся князей. Он думал, что в первую очередь спрашивать будут у него, и не знал, что станет говорить.

Но заговорил первым Михаил.

   - Выбор новгородцев - это против Руси выбор! - смоленский князь привскочил. - Они нарочно к немцам повернулись - нет у них на нас надежды. Не верят они, что можем мы защитить их от напасти с запада, и сами порешили защищаться!

   - Что они к немцам нарочно переметнулись - в то я поверю, - перебил его Ярослав. - Я их более тебя ведаю, Михаил! Не раз с твердолобыми сталкивался!.. Но что сил у нас нет переломить их - не поверю ни за что!

   - Ломал ты их не раз, - густо, басом осадил его Юрий, - да что толку! Строптивы они не в меру, вольности им Ярослав Мудрый во времена оны дал, так теперь они ими чуть что, размахивать любят.

   - Воли много взяли, - поддакнул Ярослав. - Давно их никто к ногтю не прижимал!.. Я ведаю, как их опять приструнить. Дозволь, брате?

Юрий резко замолчал и обернулся на Михаила Всеволодовича. В битве при Липице тот не был, но, как знать? Явился сам, его особо не звали. Мало ли, что у него на уме! Да и молодой Василько, по рассказам помнивший те давние дела, мог не одобрить крутых мер. Однако оба князя пока помалкивали.

   - Погодь малость, брате, - вяло махнул рукой Юрий, - горяч ты ныне не в меру. Ты лучше нашего ведаешь, как Новгород окоротить, а только ныне нам такое стояние не по нужде. Они не тебя, они сына моего выгнали, вот сыну и решать... Ну, что скажешь, Всеволод? Как мы с новгородцами поступим? Карать их или миловать?

Мальчик, когда на него обратились взгляды присутствующих, даже, воеводы выжидательно смотрели ему в рот, - оробел. Он знал, что уж если карать, то карать всех - когда идёт война, не больно разбирают, кто попался на пути. Но и миловать?

   - Кто против княжеской власти воду мутил? - подсказал-потребовал вспомнить Ярослав. - Помнишь?

Всеволод порывисто обернулся на отцова боярина Еремея Глебовича, которого тот отпустил с сыном в Новгород. Мальчик помнил, что с кем-то из бояр его советник долго и страшно лаялся на вече, но имён не запомнил. Еремей Глебович понял вопросительный взгляд княжича и, откашлявшись, шагнул вперёд.

   - То нам ведомо, князья, - заговорил он. - Все лиходеи поимённо известны!