Книга: Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл.
Назад: ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КОСТЁР ДЛЯ ВЕДЬМЫ
Дальше: Глава вторая

Глава первая

1

 

сем хорош был Андроник Комнин - рослый, мощный, плечи - косая сажень, талия - семь вершков. Кочергу завязывал в узел, укрощал строптивого скакуна одной левой. Пышные курчавые чёрные волосы падали картинно на его лоб и шею. А густые брови уходили одна в другую на переносице. Нос не выглядел слишком грозным, несмотря на явственную горбинку. И пунцовые губы в обрамлении тёмных усов и бороды выделялись ярким пятном. Но особенно выразительно смотрелись глаза - словно две оливки. Говорил Андроник тоже великолепно - мягким бархатным баритоном или, точнее, баритональным басом, формулировал просто и легко, излагал убедительно и веско. Был невероятно смешлив, хохотал заразительно и громко, удивляя окружающих неиспорченностью прекрасных зубов. А ещё любил танцевать, никогда не ел до отвала, никогда не напивался до скотского состояния и всегда соблюдал посты. Страсть имел одну, но пламенную и неодолимую - женщины. Он умел завоёвывать их стремительно, темпераментно, на одном дыхании, поражая силой, умом, напором, не давая ни малейшего шанса на сопротивление. И прекрасный пол отдавался ему самозабвенно, откровенно порочно, вожделенно и сладострастно, не жалея потом о своём поступке, даже если связь вскоре прерывалась. Может быть, один из его потомков - Дон Жуан? Или Казанова? Как знать! Ведь Андроник оставил после себя многочисленное потомство, разлетевшееся по свету…
Византийский император Мануил I Комнин, правивший в Константинополе с 1143 года, доводился ему двоюродным братом. Мальчики росли и воспитывались вместе, с детства дружили и почти одновременно женились: Мануил - на немецкой графине, а Андроник - на грузинской царевне. Впрочем, если брак будущего владыки империи оказался не слишком удачным - у него родилась только дочь Мария, а наследника престола Бог не дал, то, напротив, его кузен отличался плодовитостью, заимев несколько мальчиков и девочек. Молодые люди продолжали хорошо относиться друг к другу, и когда двадцатидвухлетний Мануил взошёл на престол, то назначил родственника на одну из ключевых должностей в правительстве. Но беспечный Андроник не любил работать и почти не занимался делами - в основном соблазнял жён своих подчинённых. Самодержец терпел долго, но в конце концов разозлился и отправил приятеля из столицы вон - в некое подобие почётной ссылки - собственным наместником в Сербию, завоёванную греками.
На чужбине весёлый византиец не только не одумался, но ударился во все тяжкие окончательно. Он устраивал шумные поездки в загородные имения, где на лоне природы затевал немыслимые оргии, а когда мужья или родственники обесчещенных дам начинали возмущаться, отрубал недовольным голову. Мало этого: начал интриговать против самого императора.
Дело в том, что монарх, не имея сыновей, вознамерился выдать замуж дочь Марию за венгерского принца и провозгласить его собственным преемником. Но такой план Андроника не устраивал. Он считал, что константинопольский трон, в случае смерти Мануила, должен перейти к нему - единственному прямому потомку зачинателя династии Комнинов по мужской линии. И отправился ко двору Венгерского короля (благо, ехать из Сербии было близко), чтобы отменить поездку юного отпрыска в Византию.
Миссия окончилась неудачей: принц не только уехал, но и пожаловался будущему тестю-императору о коварных происках беспутного родственничка. Разъярившийся Мануил вызвал Андроника к себе, моментально разжаловал из наместников и, арестовав, бросил в самое страшное константинопольское узилище - башню Анемы. Гнить бы до скончания века этому красавцу мужчине в заточении, если бы одним из охранников башни не служил Ростислав-Чаргобай, сын Берладника…

 

 

2

 

Брат с сестрой прибыли в Царь-град по весне 1162 года, не имея в кармане ломаного дирхема. А без денег в столицу не войдёшь (надо было платить пошлину охранникам на воротах). Но, по счастью, их двоюродная бабка, Добродея-Ирина Володарьевна, ныне - вдова принца Исаака Комнина и родная мама Андроника, проживала за городом, в собственном поместье. До него добрались на своих на двоих, пыльные, усталые и голодные.
Объяснили на ломаном греческом, кто они такие. Долго ждали в караульной каморке, прежде чем явился страшного вида евнух (как потом выяснилось, управляющий хозяйством) и велел идти вслед за ним. За оградой простирался чудесный парк с живописным прудом и тенистыми кипарисовыми аллеями. Сам дворец не блистал новизной, но его обшитые мраморными плитами стены были сплошь покрыты плющом и от этого выглядели уютно, по-домашнему. На ступенях был расстелен ковёр. На террасе, в тени, за накрытым фруктами столом восседала дама лет шестидесяти - невысокая, с небольшими мешками под глазами, одетая в просторный балахон византийской матроны. Звук её голоса поразил пришедших - был таким же, как у Янки, - низким, хрипловатым… Женщина спросила по-русски:
- Значит, вы - внуки моего братца Ростислава? Словно эхо, тем же тембром, Янка подтвердила:
- Точно так, матушка мой свет. Только Славушка, мой братец, от законного церковного брака, а меня, Иоанну, тятенька прижили на стороне.
Бабушка вздохнула:
- До меня доходили слухи, что отец ваш и мой племянничек Иоанн сделался разбойником и, осев на Дунае, грабит караваны купцов. Верно ли сие?
- К сожалению, верно. Он ведь был изгоем. Не найдя счастья на Руси, мыкался по чуждым пределам… Мы его похоронили неделю назад около Селуна. Пусть ему земля будет пухом!
- Царствие Небесное! - Володарьевна осенила себя крестом. - Ну, а вы - добрые христиане или тоже насильники-убивцы?
Ростислав, заливаясь краской, на высокой ноте ответил:
- Горько слышать подозрения в наших злонамерениях. Коли так - лучше мы пойдём. А не то случись какая пропажа в доме, сразу обвинят, что стянули мы!
Дама рассмеялась:
- Ну, огонь! Узнаю молодого брата, в честь которого тебя и назвали. Средний наш, Володимерко, тоже был горяч, вся порода такая… Только, говорят, нынешний правитель Галиции, сын Володимерки - Ярослав, чересчур рассудителен и невозмутим?
Янка закивала:
- Истинная правда. После смерти маменьки он меня приютил, отдал в школу для девочек при монастыре и всегда поддерживал - делом и советом. Я ему вовек буду благодарна. И недаром ходит за Ярославом прозвище - князь Осмысленный, Осмомысл.
- Осмомысл… - раздумчиво повторила Добродея. - Я порой по Руси скучаю. Здесь, конечно, жизнь разнообразнее и богаче - всё-таки «второй Рим». А философы, богословы, стихотворцы и правоведы зачастую во многом превосходят древних авторов. Только на Руси как-то подушевнее, точно у детей, - ненавидят и любят с сердцем!.. Но, возможно, я преувеличиваю - ведь уехала из Галича больше сорока лет назад. А воспоминания юности - самые прекрасные… - Мягко улыбнулась: - Как же я могу не приветить дорогих для меня внучатых племянничков? Проходите, располагайтесь. Чувствуйте себя как под отчим кровом. Вы с дороги голодные? Вас ужо накормят, переоденут… вымоют, приготовят ложа… Отдыхайте и набирайтесь сил. Встретимся за ужином. И готовьтесь отвечать на Мои многочисленные вопросы…
Вскоре они крепко подружились. Янка превратилась в бабушкину наперсницу - одевала её по утрам, помогала служанкам делать ей причёску, вслух читала книжки и сопровождала во время прогулок. Вместе принимали гостей, посещали церковь… К этой работе девушка привыкла, будучи рабыней, но теперь её возвели на ступеньку выше: хоть и не ровня господам (дочка незаконная), но уже не горничная, а почти компаньонка. Безусловно, иногда капризы Ирины раздражали девушку - так и подмывало схватить старуху за горло, жилистое, дряблое, и тряхнуть прилично, чтобы охолодить. Но она себя сдерживала, мысленно читая некую проповедь: «Время не пришло бунтовать… Надо угождать и терпеть… потакать и кланяться… Час настанет, и уже иные рабыни будут омывать мне ступни…»
Брата определили в школу для мальчиков из богатых семей, где он проучился полтора года, до совершеннолетия, быстро опередив многих сверстников по таким предметам, как математика, геометрия и география; греческий и латинский языки, письменный и устный, были для него камнем преткновения, а к Закону Божьему, рисованию и музыке относился достаточно равнодушно. В гимнастической зале и на ипподроме тоже делал успехи; самым его любимым оружием стала короткая сабля. Ею на скаку мог рассечь стоящий на каменной подставке арбуз - так рассечь, по горизонтали, что верхушка не падала, а ложилась плавно на своё основание.
В 1164 году, по ходатайству двоюродной бабушки, поступил на службу к эпарху - градоначальнику Константинополя. Тот не только заведовал хозяйственной жизнью столицы, но и исполнял полицейско-судебные функции, у него в подчинении состояли целые полки вооружённых людей, контролирующих порядок в городе, стороживших важные государственные объекты, в том числе и тюрьмы. Первое время Чаргобай состоял телохранителем самого эпарха, но однажды, при проезде патрона около Царского портика, не сумел предотвратить покушение: выскочивший из толпы сумасшедший кинулся под ноги лошади городского головы и метнул в него нож; лошадь затоптала беднягу, но вельможа был сильно ранен в предплечье. Ростислава понизили в звании и перевели заместителем начальника башни Анемы.
В первый раз он и Янка встретились с Андроником год назад в доме Добродеи. Сын остановился у вдовствующей принцессы на неделю, посещая императора с докладом о военной ситуации на Балканах. Этот чернокудрый красавец, их двоюродный дядя, поразил отпрысков Ивана неуёмной весёлостью и задором. Янка слушала его заворожённо, а когда он при встрече на террасе, без свидетелей, неожиданно резко привлёк её к себе и поцеловал в губы - крепко, горячо, - чуть не потеряла сознания. В тот же вечер он залез к ней в окно (на дворе стоял август, и взобраться по выступам мраморных плит на второй этаж для физически сильного человека было делом нехитрым), и у них произошло то, в чём Андроник превосходил остальных мужчин. С той безумной ночи дочь Берладника потеряла голову: беспрерывно думала о своём возлюбленном, разрабатывала планы бегства в Сербию, но потом, через пару месяцев, обнаружив свою беременность, отложила поездку до более удачных времён.
Бабушке поведала о грехопадении, заливаясь слезами и валяясь у неё в ногах. Та вначале вспылила, разразилась гневной тирадой, но потом остыла, обняла и поцеловала, обвинив во всём сластолюбца-сына. «Ничего, ничего, девочка моя, - успокаивала она будущую мать-одиночку, - я тебя в беде не оставлю. А родившееся дитя возлюблю вдвойне - ведь оно мне придётся, с одной стороны, внуком или внучкой, а с другой - двоюродным правнуком или правнучкой. Чудеса, да и только!» В мае 1165 года Янка родила девочку, получившую имя Зоя. А в июне Андроник^ вызванный из Сербии, не успев повидаться с матерью, был отправлен в заточение в башню. Челобитные, посланные Ириной Володарьевной племяннику Мануилу I, оставались без ответа. Собранный вскоре Верховный суд под председательством самого самодержца вынес приговор: 10 лет тюрьмы. По тогдашним византийским понятиям это считалось лёгким наказанием - государственных преступников сплошь и рядом ослепляли (на один или оба глаза), отрубали конечности или же насильно постригали в монахи. Но, конечно, ни Андроник, ни его родные не могли смириться с подобной участью. А поскольку новые ходатайства о помиловании ничего не дали, было решено организовать заключённому побег.
Приглашённый на семейный совет Чаргобай с ходу отказался участвовать в этом предприятии. Он смотрел на Ирину и Янку исподлобья, перекатывал желваки на скулах и давал ответы тихо, но твёрдо:
- Только-только вошёл я в доверие к моему начальнику и не стану сим злоупотреблять. Вскоре он уйдёт на покой и меня порекомендует на своё место. А потом - как знать! - можно дослужиться и до управляющего всеми тюрьмами!
Вдовствующая принцесса говорила на это с нотками презрения:
- Постыдись, голубчик! Ты - потомок Рюрика и Владимира Красно Солнышко! Ярослава Мудрого и великих половецких князей! Возмечтал о чём? О ничтожной должности управляющего тюрьмами? Горько, горько слышать! Между тем мой сын - при всех его недостатках - главный законный наследник нашего престола. Мануилке завещать державу и скипетр некому. Прибывший из Унгрии малолетка - не соперник, гвардия сковырнёт его быстро. А тогда Андроник станет императором. Представляешь, кем он тебя назначит, если ты сегодня поможешь ему бежать?
Ростислав с тяжёлым сердцем внимал, глаз не поднимая от пола. Тут вступила Янка:
- Быть неблагодарным - позор! Нас благожелательно приняли, относились тепло, дали тебе закончить учёбу. И меня не прогнали с новорождённой девочкой… Чем же ты намерен отплатить за сердечность? Нежеланием помочь незаслуженно брошенному в темницу? Он твой дядя, он отец моего ребёнка! Неужели тебе дороже должность начальника башни?
Наконец он пробормотал:
- Да, а вдруг заговор откроется? Ведь меня же тогда казнят! Это тебе не важно? Кто тебе дороже - я или Андроник, соблазнивший тебя и бросивший?
- Замолчи! - крикнула она, покраснев. - Я люблю вас обоих! Что прикажешь делать?
Бабушка вмешалась:
- Горлом убедить никого нельзя. Поспокойнее, дети, порассудительней. Слуги не должны слышать наших тайн. Отвечай, Ростиславе, каково твоё окончательное слово?
Внук поёрзал в кресле, произнёс неопределённо:
- Ну, допустим, дело сладилось… Мне придётся убежать вместе с ним, так как возвращаться на службу будет опрометчиво. А куда отправиться? Где найти пристанище?
- На Руси, - моментально ввернула Добродея.
- На Руси? - удивился молодой человек. - Кто приветит нас?
- Ярослав, сын Володимерки. Мне - племянник, а Андронику - двоюродный брат. Нешто родственные узы для него ничего не значат?
- Он женат на Ольге Долгорукой, дочери Елены Комнины, что доводится родной сестрой Мануилу! - возразил Чаргобай. - Осмомысл, верно, не захочет ссоры с императором.
- Осмомысл с женою в раздоре, - подсказала Янка, - и назло ей задружится с противником ея брата!
- Может быть, может быть… - Он вздохнул и с досадой покачал головой. - Видимо, иные пути для меня заказаны…
Дочь Берладника воскликнула с чувством:
- Я была уверена, что не струсишь! Вот ведь молодец! Тятенька на Небе гордится тобою.
Вдовствующая принцесса спросила:
- Как нам всё устроить? Сын Ивана снова посерьёзнел:
- Я не представляю. Мой начальник гордится тем, что за тридцать лет его службы из Анемы ни один преступник не смог бежать. Если и пытался, то его убивали.
- Господи помилуй!
- Стража опытная, надёжная. Беспрепятственно миновать все посты нельзя. Распилить решётку и спуститься по верёвочной лестнице тоже невозможно: караульных так много, что один из них непременно заметит.
- А подкоп? - предложила Янка.
- Со второго этажа башни?
- А нельзя ли перевести узника на первый?
Чаргобай задумался. Встал, пригладил бороду, выросшую недавно, и прошёлся по зале. Произнёс не слишком уверенно:
- Можно попытаться…

 

 

3

 

Лето 1165 года было очень знойным. В середине июня весь Константинополь плавился от пекла, и с одиннадцати Утра до пяти вечера город вымирал, люди выходить из домов боялись, так как солнечные удары унесли в могилу несколько сотен человек. Состоятельные граждане покидал^ столицу, уезжали в усадьбы на море или в хвойные прохладные леса Ираклии. А начальник башни Анемы, человек грузный и поэтому невероятно потеющий, плохо переносящий жару, разрывался между долгом службы и желанием отправиться в своё имение на другом берегу Босфора. Вдруг его молодой заместитель, этот странный русский присланный по приказу эпарха, без него не справится? Вдруг нарушит режим, что-нибудь напутает? Но, с другой стороны, мальчик он толковый, исполнительный и дисциплинированный, а порядок в тюрьме отработан до мелочей, и захочешь - ничего не изменишь… Словом, главный надсмотрщик, поразмыслив, решился и, оставив для Ростислава список поручений, отбыл на отдых. На другой же день сын Ивана посетил заключённого со второго этажа и имел с ним секретный разговор, от которого у Андроника сразу загорелись глаза. Молодой человек говорил по-русски, чтобы не смогли понять другие тюремщики, а поскольку грек знал язык своей матери неплохо, отвечал впопад.
- Ваша честь должна нынче же устроить у себя в камере небольшую драку, - наставлял его юный друг. - Выплеснуть еду надзирателю в лицо или просто, к чему-нибудь придравшись, оскорбить, ударить. В наказание я переведу вас в карцер на первом этаже. А к нему уже роют подземный ход. Я вам передам инструменты, чтобы вы смогли по ночам рыть навстречу. Где-то в районе акведука надо будет встретиться.
- Скольким временем я располагаю?
- Мой начальник собирался отсутствовать около месяца. Впрочем, если похолодает, может возвратиться и раньше.
- Почва здесь песчаная, не исключены осыпи, обвалы.
- Ничего не могу поделать, как вы понимаете. Каменистый грунт рыть зато намного труднее.
- Тоже правильно. Как моя мамаша, Янка, Зоя?
- Слава Богу, здоровы. Янка помогает копать с другой стороны.
- Ох, а это для нея не опасно?
- Всё опасно в нашем положении.
- Так скажите ей, чтобы не особенно рисковала.
- Разве ж она послушает! На устах одно: выручить Андроника…
У мужчины-красавца губы растянулись в улыбке:
- Прелесть, чаровница… Я ея обожаю!
Чаргобай с трудом сдержал в себе ироничную реплику.
Рыли три недели. Самым трудным для заключённого оказался первый этап - раскачать несколько камней, выстилавших пол, вынуть их, но так, чтобы не заметила стража, и выбрасывать извлекаемый из подземного хода песок сквозь решетчатое окно (благо, оно выходило к морю, находясь над отвесной кручей, и гора из грунта не росла внизу). Но когда два идущих навстречу друг другу тоннеля были уже готовы соединиться, возвратился из отпуска начальник тюрьмы. Выслушав доклад Ростислава, он одобрил его работу и велел завтра утром возвратить брата императора на второй этаж: «Три недели в карцере за фонарь под глазом караульному - мера вполне достаточная для особы такого ранга, - пояснил его командир. - Надо быть деликатным в таких вопросах, здесь тебе не Русь!» Тем же вечером, разламывая горбушку, заключённый увидел в ней скрученный в трубочку небольшой пергамент. Развернув его, он прочёл: «Этой ночью! Или всё пропало!» Взволновавшись, Андроник съел на всякий случай не только хлеб, но и записку.
Ночью хлынул ливень. Гром гремел, и сверкала молния, море волновалось, а охранники прятались под навесы и смотрели больше на небо, чем на арестантов. Это помогло беглецу: чиркнув огнивом, запалил самодельный факел (палку с намотанной на неё промасленной тряпкой) и извлёк из-под лавки два заветных булыжника. Погрузившись в лаз, он предусмотрительно возвратил эти камни на место, даже навалил изнутри песок, чтоб они не выпали - вышло вроде прочно. Развернувшись в тесной норе, наследник трона Византии, потный, грязный, с затухающим факелом, энергично пополз в сторону акведука. Мягкий грунт осыпался от его движений, а намокший песок оседал Целыми пластами. И случилось самое страшное: от очередного удара грома задрожала земля, стены тоннеля обвалились, преградив дорогу Андронику и вперёд и назад. Тут же факел погас. Узник императора превратился в узника земли - в темноте и удушье не знал, как теперь выбраться на воздух.
Между тем под утро караул опомнился и немедленно выявил отсутствие заключённого в карцере. Потрясённый начальник башни лично осмотрел стены и решётку, простучал камни пола и не обнаружил никаких признаков побега. Значит, кто-то отомкнул двери? Но охранники божились, что всю ночь стояли в двух концах коридора и, хотя гремел гром, не могли бы пропустить ни одной души - ни туда, ни обратно.
Стали рыскать в окрестностях и вблизи акведука обнаружили двух людей, вылезавших из заваленного подкопа - женщину и мужчину. Это были Янка и один из слуг Добродеи-Ирины, помогавший ей в подземных работах. Их доставили в башню.
Дочь Берладника находилась в полуобморочном состоянии - и не столько из-за ареста, сколько из-за уверенности, что Андроник погиб, задохнувшись в песке. Отвечала невнятно, точно ненормальная, отрицала свою вину и смотрела на всех мутными глазами. Но зато слуге быстро развязали язык - вмазав пару раз по его мужскому достоинству; он сознался по каждому из вопросов: кто копал, для чего и как долго; лишь не выдал Ростислава, будучи не в курсе его роли в этом деле.
Крайне раздражённый начальник Анемы (тяжело восприняв первое чрезвычайное происшествие за свою многолетнюю безупречную службу) поспешил к эпарху доложить о случившемся. А его заместитель, лично выполняя распоряжение командира - заключить арестованных в помещение карцера, - сделал это так, что сестру поместили в ту же самую камеру, из которой сбежал Андроник. И шепнул, склонившись к её уху: «Камни под лежанкой… постарайся выбраться…» Янке захотелось воскликнуть: «Господи, а ты? Ведь тебя в любой момент могут заподозрить!» - но благоразумно смолчала. Только посмотрела на него с нежностью и грустью.
А её возлюбленный, взяв себя в руки, понял, что ползти к акведуку много дальше, чем обратно в тюрьму. И решил возвратиться в камеру: лучше быть в неволе живым, чем в подкопе мёртвым! Отыскал в темноте и ощупал потухший факел: помня, как он упал, попытался определить направление предстоящего движения. Начал разгребать глину и песок. Вскоре его рука провалилась в пустоту - значит, с пути не сбился! - и с удвоенной силой продолжал выползать из завала. Вскоре сделалось попросторнее - больше воздуха и меньше обрушившейся земли. Наконец оказался в конце своего тоннеля. Только стал скрести плохо поддающийся грунт, что поддерживал камни под лавкой, как услышал шорох. Кто-то явно копал сверху вниз. Испугавшись, что это тюремщики, сын Ирины попятился, затаил дыхание, мысленно прикидывая тактику будущей обороны.
Грунт осел, и кромешная тьма уступила место будто бы полумраку - в плохо различимом отверстии промелькнула фигурка, лезущая под землю. Тут же Андроник услышал вздох: «Господи, помилуй!» Голос показался ему знакомым. И, по всей вероятности, не мужским…
- Янка? - произнёс узник башни, больше наобум, нежели действительно веря, что судьба приготовила ему этакий роскошный подарок.
- Пресвятая Богородица! - донеслось до него радостно-истошное. - Слава Богу, жив!
Несколько мгновений - и они уже вместе, гладили друг друга, целовали перепачканные грязью лица, плакали, смеялись.
- Как тебе это удалось? - восхищался её любовник.
- Ой, не спрашивай, расскажу потом! Надо торопиться - как бы караульные не опомнились и не бросились в погоню.
- В середине пути завал. Я едва вылез из него.
- Попытаемся раскопать. А иначе погибнем.
- Как я рад, что мы снова вместе!
- Да, теперь ничего не страшно!
В то же самое время Чаргобай отобрал из охранников четырёх наименее смышлёных и отправился вместе с ними к спуску в подземный ход возле акведука. Сделав озабоченное лицо, он сказал:
- Мы с начальником Анемы верно угадали, что мятежник, сбежав из карцера, оказался заваленным под землёй. Наша задача - раскопать и извлечь его оттуда. Двое из вас работают внизу - двое караулят снаружи. И наоборот. Под Моим присмотром. При обнаружении тела - мёртвого или живого - никаких увечий не наносить, а доставить в целости на поверхность. Есть вопросы? Ну, тогда приступаем.
Ход, проделанный Янкой и слугами, был намного шире норы, вырытой Андроником: можно было не только ползти, но и слегка подниматься на четвереньки. Кроме того, для прочности стен и потолка там и сям стояли крепёжные чурбачки - так что грунт во время грозы не осел и не рухнул. В свете факелов добрались до конца подкопа, начали раскидывать землю. Каждый час Ростислав уходил подышать свежим воздухом и сменить подручных. День уже был в разгаре. Арки акведука высились над их головами - древние, замшелые, а в его желобах журчала ключевая вода, доставляемая в Константинополь; примитивный водопровод работал исправно, хоть и не справлялся уже с возрастающими потребностями многолюдного города; на Руси подобных сооружений не строили - пользовались одними колодцами. Вытирая пот, сын Берладника думал: «Господи, спаси и помилуй! Дай им выбраться из тюрьмы. Помоги и мне избежать неволи. Капельку везения - больше ничего не желаю!»
Опустившись снова под землю, он услышал звуки борьбы. Бросился вперёд и увидел в отблесках воткнутого в стену факела страшную картину: первый из двух охранников весь в крови корчится на земле, уворачиваясь от ударов Янки, бьющей его лопатой, а второй караульный душит Андроника. Что ж, пришлось поспешить на помощь и прикончить сообща двух тюремщиков. Сделав это чёрное дело, трое заговорщиков обнялись и расцеловались. Чаргобай сказал:
- Наверху ещё двое. Их придётся тоже прибить, а иначе не вырвемся.
- Мы с тобой лезем впереди, а за нами Янка, - распорядился возможный будущий император.
- Да, сначала я заговариваю с ними - вроде ничего не случилось, отвлекаю внимание, а тем временем ваша честь нападает сзади.
- Прекрати говорить мне «ваша честь». Перейдём на «ты». А тем более в русском языке, в отличие от ромейского, форма «вы» не принята, если не ошибаюсь?
- Нет, не ошибаешься.
- Вот и превосходно.
Часовых сняли быстро, без особого шума. Сбросили тела в лаз подземного хода, и что было сил устремились в имение Добродеи-Ирины: раздобыть коней и скакать, скакать от преследователей - гвардии эпарха.

 

 

4

 

Зная, что побег был намечен на эту ночь, мать Андроника не сомкнула глаз до зари. Подходила к окну, вздрагивала от молний и ужасных раскатов грома, истово молилась под образами. Но рассвет не принёс облегчения: ни сынок, ни внучатые племянники так и не появлялись. Вдовствующая принцесса, чтобы как-то развеяться, заглянула в детскую, пожелала маленькой Зое доброго утра и поцеловала р темечко. Та смотрела на бабушку точно тем же взглядом, что и Янка когда-то, в первый раз увидев отца; но глаза были чёрные, от Андроника; что-то гурундела на своём, не доступном для взрослых языке.
- Где ж твои родители? - прошептала женщина по-русски. - Отчего замешкались?
Дама отказалась от завтрака, от обычной прогулки по парку. Сидя на террасе, ждала. Даже сорвала раздражение (что обычно не позволяла себе) на своём управляющем - евнухе. Понимала здраво: если до полудня беглецы не появятся в имении, значит, их затея провалилась; но надеяться продолжала, не спуская глаз с вымершей аллеи.
Вдруг послышался конский топот, перебранка у въезда, челядинин-привратник распахнул ворота, и отряд гвардии эпарха поскакал к усадьбе. Около террасы ни один из воинов не соблаговолил спешиться, не приветствовал пожилую аристократку, а наоборот - командир отряда, еле сдерживая себя, проорал по-гречески:
- Где ты прячешь этих ублюдков? Добродея встала и сказала невозмутимо:
- Прочь пошёл отсюда, мерзость, сукин сын! Довожусь тёткой его императорскому величеству! Ты, нарушивший мой покой и неприкосновенность жилья, будешь гнить в тюрьме до скончания века!
- Кто из нас заживо сгниёт - мы ещё посмотрим! - совершенно не испугался он. - Если мы докажем, что они сбежали при твоём содействии, можешь собираться в Анему. Не спасут родственные связи. - И велел подручному: - Покажи ей ордер его высокопревосходительства господина эпарха на обыск. Всю усадьбу перевернём, но укрывшихся тут преступников непременно выявим.
- Господин эпарх ответит за это тоже, - холодно сказала хозяйка.
Рослые гвардейцы стали шуровать во всём доме, жутко Напугав слуг и девочку. Зоя плакала, а борзые собаки - внуки тех, что Ирина привезла когда-то из Галича, не приученные кусаться и драть добычу, - жались по углам и смотрели на непрошеных посетителей ничего не понимающими глазами.
Разумеется, ни Андроника, ни его друзей обнаружено не было. Командир отряда, раздосадованный и взмокший, даже не извинившись за грубое вторжение, вспрыгнул на коня и хотел было дать сигнал об отъезде, как раздался выкрик: «Вот они, вот они - за деревьями!» Между кипарисов действительно промелькнули белые одежды. Добродея похолодела, понимая, что наследник и внуки попались. Всадники рванули с места в карьер. С гиканьем и свистом бросились в погоню, оставляя облачка пыли, выбитые копытами из посыпанной на аллеях красной кирпичной крошки. «Вот не повезло, - думала матрона, медленно садясь в кресло на террасе. - Я-то уже считала, что они далеко… Дурачки, дурачки… Не могли догадаться, что эпарх пошлёт собственных людей именно сюда…»
Посреди имения, возле пруда, находилась декоративная пещера. К ней и двинулись трое беглецов - верховые не проедут сквозь её входное отверстие, вынужденно спешатся; а борьба на земле лишена преимуществ конного боя. До сооружения оставалось всего несколько шагов, как шальная стрела, выпущенная кем-то из догонявших, угодила Янке между лопаток. Дочь Берладника охнула и упала лицом в траву. Ростислав обернулся, протянул ей руку, и другая стрела тут же пробила его предплечье. «Убегаем! Живо!» - чуть ли не насильно потащил русского Андроник. - «Янка! Там! Не могу оставить!» - «Ей уже ничем не поможешь. Надо уберечься самим!»
В затемнённой пещере от ручья, струившегося по картинно поставленным друг на друга валунам, веяло прохладой. Оба мужчины кинулись к воде, сполоснули лица и успели сделать несколько отчаянно-жадных глотков. Кровь текла по левой кисти юноши, он согнул локоть, перекрывая сосуд, - перевязывать рану было некогда.
- Приготовься! - крикнул ему двоюродный дядя. - Я их встречу камнями первый. Ты меня поддержишь.
Неширокий вход пропускал только одного (максимум двоих, если люди тонкие); это обстоятельство было на руку осаждённым: первому же гвардейцу двинули в лицо обломком скалы, с ходу уложили; тем же способом справились ещё с четырьмя, шедшими за ним следом. Нападавшие отступили. Наконец командир отряда проревел, не входя в пещеру:
- Эй, вы, там, слышите меня? Если не появитесь добровольно, мы сюда подвезём «греческий огонь» и спалим вас заживо. Выбирайте.
«Греческим огнём» называлось некое подобие нынешнего напалма - смесь смелы, нефти, серы, селитры и других горючих веществ; применялся он при морских сражениях и осадах крепостей; это было грозное оружие, так как не гасилось водой.
- Что ж, попробуйте, - крикнул в ответ Андроник. - Мануил, при всей нелюбви ко мне, за такое варварское убийство вас не погладит по головке!
- Победителей не судят!
- Если победа не Пиррова!
Обменявшись этими колкостями, обе стороны призадумались. Сын Ирины и её двоюродный внук завалили вход крупным валуном и, тем самым получив передышку, не спеша перевязали раненую руку Чаргобая. Он спросил:
- Как быть?
Чернокудрый красавец криво улыбнулся:
- Не имею понятия. Но, сдаётся мне, мы попали в ловушку.
- Бедная Янинка!
- Не напоминай!..
Из-за валуна потянуло дымом.
- Чуешь? - приподнялся озадаченный русский. - Кажется, горим.
Дядя стал усиленно втягивать носом воздух:
- О, проклятье! Разожгли костёр, не иначе.
- Видимо, решили обойтись без «греческого огня».
- Мы пропали.
Вскоре дым повалил целыми клубами. Осаждённые начали усиленно кашлять, вытирали слёзы, закрывали рот рукавами.
- Делать нечего, - пробубнил Андроник, - надо идти сдаваться.
- Лучше умереть!
- Не дури. Умереть мы всегда успеем. Может быть, удастся как-нибудь потом выкрутиться.
Вдруг за их спинами ржаво заскрипело железо. Пленники пещеры вздрогнули, инстинктивно приготовились отражать нападение с тыла. В фиолетово-сизом дыму было невозможно ничего разглядеть.
- Ваша светлость, вы здесь? - произнёс писклявый голос по-гречески. - Это я, Лука…
- Господи, Лука! - чуть ли не подпрыгнул от радости претендент на императорский трон. - Как ты сюда проник?
Из удушливого синего марева показалась худая фигурка управляющего имением. Кашляя в платок, он ответил:
- Дом и пещера связаны тайной галереей… Госпожа, узнав, что вы тут, повелела прийти на помощь…
- Слава Богу! Так идём же скорее!..
Средь огромных валунов зияло отверстие, скрытое до этого мастерски заделанной дверцей; оба беглеца, а за ними евнух устремились к спасительному выходу; управляющий нажал на какой-то рычажок, и проем закрылся.
Дым успел наполнить галерею тоже, но дышалось в ней легче. Наконец все они добрались до усадьбы, вылезли из-под мраморной плиты, вделанной в пол хозяйского кабинета. Там их ожидала вдовствующая принцесса.
Обняла дорогих ей мужчин и сказала живо:
- Отсидитесь дома до темноты, а затем уйдёте через парк и сад. А в условном месте наши слуги вас посадят на лодку и помогут оторваться от возможной погони.
Сын поцеловал её в щёку, а двоюродный внук спросил:
- Тело Янки так и осталось лежать на аллее парка?
- Да Господь с тобою! Мы перенесли ея в спальню. Ведь она жива!
- Как - жива?
- Рана, безусловно, серьёзная, потеряла немало крови, так что убежать вместе с вами не сможет. Но в сознании и переживает за вас.
- Что же ты молчала! Мы должны с ней увидеться.
- Это слишком опасно. Пусть сначала уедут люди эпарха.
С наступлением вечера к Добродее явился командир гвардейцев. Перемазанный сажей, вымотанный, гневный, он опять начал угрожать:
- Мы им не дадим далеко уйти. В кандалах возвратим в узилище. Вместе с ними и ты ответишь, ведьма старая.
Но Ирина только усмехнулась ему в лицо:
- Догони попробуй, неотёсанное полено!
Он ушёл, изрыгая проклятья, и отряд покинул имение.
Наконец Андроник и Чаргобай повидали Янку. Та лежала бледная, в перепачканных кровью бинтах, но её глаза светились любовью. Ссохшимися губами проговорила:
- Да хранит вас Небо! За меня не бойтесь, я поправлюсь я вместе с дочкой буду ожидать вашего возвращения из Галича.
- Мы молиться станем за вас обеих, - вымолвил её брат.
- Сердце моё - вещун, - улыбнулся отец Зои, - мы ещё наверняка встретимся.
- Эх, скорее бы!
- Долго на чужбине усидеть не смогу. Здесь у меня важные дела…
Вскоре они покинули спальню и переоделись в недорогое платье простых византийцев. Евнух проводил их до задних ворот, а уж там они сели на приготовленных лошадей и помчались к морскому берегу, чтобы, сев на лодку, пересечь Босфорский пролив: в Малой Азии и укрыться легче, и нетрудно нанять рыбацкое судно для отправки на Русь.
Но, как видно, враги тоже не дремали. Караульная служба эпарха нарвалась на них на самом побережье, прямо на виду у стоящей под спущенным парусом барки.
- Кто такие? Что здесь делаете в ночное время? - окружили охранники двух опешивших беглецов.
Тут Андроника выручило его остроумие и врождённые способности лицедея. Заикаясь и утрируя русский акцент, он сказал по-гречески:
- О, спасите нас, благородные служители справедливости! Мы - рабы, бежавшие из Хризополя. Нас преследует наш хозяин - он сидит в этой барке. Помогите укрыться, защитите от кабалы и насилия!
- Беглые рабы! - моментально повеселели гвардейцы. - Мы и в самом деле поступим по справедливости: возвратим вас хозяину! Да ещё потребуем от него вознаграждения!
Словом, тонкий психологический расчёт оказался верен: стража потащила обоих к лодке. Не ударили в грязь лицом и встречавшие Чаргобая с дядей: с ходу подключившись к затеянной игре, отвалили якобы за беглых рабов неплохую сумму - двадцать номисм (серебряных монет) и, пока караульные не уехали, натурально колотили «провинившихся» кулаками и палками.
- Кажется, спасены, - облегчённо вздохнул Андроник. - Поднимите парус! Надо убираться, пока не поздно! - А затем обратился к двоюродному племяннику: - Чтобы изменить внешность, мне придётся сбрить бороду и усы, а тебе, наоборот, отпустить подлиннее.
- Это дело нехитрое. В Галич попасть значительно труднее.
- Ничего, осилим.

 

 

Назад: ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КОСТЁР ДЛЯ ВЕДЬМЫ
Дальше: Глава вторая