Глава 8
Нинна Хори 2
«Дорогая Нинна Хори,
или Тосико Яманака, или просто Тоси-тян, которую я люблю. Тоси, ты единственная, кому я могу написать это письмо. Ты, конечно, можешь рассердиться из-за этой банальной фразы, но я знаю, что ты сочувствуешь мне, понимая, как я одинока. Что ж, прекрасно. То и другое – правда. Поэтому выслушай меня.
Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в этом мире. Ты, наверное, будешь разочарована таким началом, которое свойственно мрачным комиксам или глупым романам. Однако это правда. Отправив это письмо, я уйду из жизни. Мне было бы страшно неприятно, если бы ты узнала о моей смерти до получения этого письма, и я постараюсь любой ценой избежать этого. Между прочим, я как-то собиралась написать роман, который бы начинался с подобных строк, и даже написала несколько страниц, но результат оказался настолько плачевным, что я разорвала все на мелкие кусочки и вместе с писалками спустила в туалет.
Это первое и последнее серьезное письмо, которое я тебе пишу. Я не могу избавиться от своей скрытности, хотя и хотела бы этого. Мне очень жаль себя, и я чувствую себя ужасно, что приходится покидать этот мир, и я пишу тебе, Тоси, чтобы как-то набраться мужества совершить то, что я задумала. Я стою перед проблемой: как передать тебе те душевные муки, которые я испытываю?! Это сложно выразить словами, я готова вырвать свой язык… Однако то, что я пишу, это только слова и совсем не то, что можно было бы сказать прямо тебе. Подлинный характер моих душевных мук нельзя выразить словами. Я все еще боюсь быть откровенной, боюсь больше, чем самой смерти. Я могу заставить себя это выразить только на бумаге…
Кажется, я немного успокоилась. Было бы ошибочно думать, что я такая скрытная из-за того, что стеснительная. Я осознала, что сама не хочу видеть тот мрак, который поселился в моей душе. В муках, которые сейчас испытываю, я хочу понять: что же я должна сказать тебе, Тоси, в этом письме?.. Кажется, только сейчас начинаю сознавать причину, почему я его пишу.
Я действительно мрачная личность и страшно волнуюсь, смогу ли объяснить тебе, Тоси, что я из себя представляю. Я знаю, что перескакиваю с одного на другое, но так крутятся сейчас мои мысли и так работает моя голова. Вывод удивительно прост. Я хочу, чтобы меня кто-то понял прежде, чем я умру. Сейчас, когда смерть смотрит мне в лицо, я наконец поняла, почему писатели пишут о себе: они хотят быть кем-то понятыми прежде, чем умрут. В моем случае «кто-то» – это не мать или отец и не Юкинари или Юдзан, а только ты, Тоси.
Тебе это будет, наверное, в тягость, но я хочу перед смертью вывернуть себя наизнанку, поэтому, пожалуйста, прочитай это письмо. Если тебе не захочется делать этого, то, может, лучше всего остановиться прямо здесь. В любом случае не показывай это письмо моей матери! Оставь в своем сердце то, что прочитала, и выброси остальное…
Прости за тяжелое бремя, которое я возлагаю на тебя, но хочу сказать, как я была счастлива, что встретила тебя. Иначе я должна была бы умереть, так и не раскрыв потемки, которые таятся в моей душе. Это только на первый взгляд просто, на самом деле – ничего подобного! Я должна умереть, но только после того, как до конца пойму, что я из себя представляю. А для этого нужен взгляд постороннего человека. Так что, Тоси, прояви твердость и раскрой мою истинную суть, а потом смело и со смехом скажи: «Что за дурочка была эта Тэраути! Такие вот и уходят из этого мира. Наверное, так и должно быть». Или я ожидаю от тебя слишком многого?
Если бы ты была на моем месте, я обязательно дала бы тебе такое обещание. Но ты можешь подумать, что это нечестно – давать подобное обещание, если я все равно собираюсь умереть раньше тебя. Я не обманываю, я собираюсь рассказать тебе то, о чем ты, Тоси, даже и не подозреваешь. Под твоим влиянием я постепенно менялась, мы крепко связаны между собой. Ты, Тоси, должна стать моим душеприказчиком.
Тоси-тян, ты, наверное, и не представляешь, почему я собираюсь умереть, поэтому я попытаюсь объяснить. Это будет справедливо. Существует несколько причин, из-за которых я не хочу больше жить.
Одна из них – мой трудный характер, и я думаю, ты знаешь об этом. Меня не по годам рано обуревают сверхфилософские мысли, я являюсь пленницей абстрактных идей и подавляющих эмоций. С таким характером трудно выживать. Сейчас происходит невиданная в истории человечества трансформация семьи, наверное, это так можно назвать. Отношения в семье и ее роль становятся все более запутанными и постоянно меняются, усложняются, люди отчуждаются друг от друга, и никто не может в этом толком разобраться. Поэтому, чтобы выжить, мне приходится постоянно прикидываться кем-то другим, смиряться с поведением тех, кого я не хочу потерять.
Это больше, чем унижение, это отравляет мою жизнь.
И что будет, если я не смогу простить себя за то, что сделала такой выбор? Чтобы продолжать жить, я должна буду смириться с этим. Так что же мне делать? Где выход? Самое лучшее – перестать существовать.
Между прочим, ты встречалась с человеком, перед которым я вынуждена смириться. Это моя мать. Комплекс матери? Ничего подобного. Я уже выросла из этого. Я люблю свою мать как человека и не хочу заставлять ее страдать. Но я уже старше ее, я не хочу ее пережить…
Существует еще одна важная причина, по которой я не то что не хочу, а не могу больше жить. Случилось что-то, за что я должна расплатиться своей собственной жизнью. Это несчастный случай с Кирарин. Несчастный случай, в котором Кирарин и водитель такси из Нагано погибли, а Червяк тяжело ранен.
Во всем этом виновата я.
После моей смерти никто не сможет узнать правду, поэтому я излагаю ее здесь. В тот вечер, когда Червяк и Кирарин позвонили мне, я сообщила полиции об их местонахождении. Я анонимно позвонила в полицию из телефонной будки около мини-маркета и сказала, что Червяк скрывается в пустом коттедже в Каруидзава. Чтобы избежать полицейской облавы, они захватили такси, и это привело к несчастному случаю. То, что не должно было произойти, произошло из-за моего поступка. Причина и следствие. Причиной была я и за это, несомненно, заслуживаю смертной казни. Правильнее будет сказать, что я сама приговорила себя к смертной казни.
Тоси-тян, может, ты скажешь, что я не должна нести ответственность за происшедшее. Однако я с преступной убежденностью в своей правоте загнала Кирарин и Червяка в угол и хотела их наказать. Это факт. Я презирала Червяка: он уклонился от того, что «нельзя поправить», и выбрал путь, на котором проблему можно «легко решить», убив свою мать. Он сделал это и сбежал. Поэтому я его глубоко презирала.
Я очень люблю свою мать и поэтому простила ее, но одновременно возненавидела себя настолько, что больше не хочу оставаться в этом мире. В то же время я пылала ненавистью к Червяку за то, что он, испытывая враждебные чувства к своей матери, сделал то, что не требовало разумного размышления, было слишком примитивно и позволяло избежать каких-либо душевных мук. Думаю, в душе я стала применять эту необычную логику, вернее, чувство и к Кирарин, которая из-за простого любопытства отправилась к Червяку. Естественно, я рассердилась и на Тоси из-за ее колебаний сообщить полиции информацию о Червяке, и на Юдзан, которая отдала ему свой велосипед. Несмотря на это, я делала вид, что, как и прежде, помогаю Червяку и Кирарин. Почему? Наверное, уж такой мерзкий я человек.
После того как я анонимно сообщила полиции об их местонахождении, я чувствовала себя отвратительно. Во рту скопилось что-то горькое, и, сколько бы я ни глотала слюну, горечь не проходила. Сейчас я знаю, что это был яд предательства, я переступила запретную черту. В ту ночь я как-то сумела отключиться и заснуть, но видела странные сны. В одном из них Кирарин везли на грузовике куда-то на продажу, в другом я донесла на свою мать в полицию. Интересно, что бы сказал об этом Фрейд?..
Рано утром позвонила ты. Как только я услышала твой пронзительный крик: «Умерла Кирарин!», я все поняла. То, что я сделала, породило непоправимую трагедию. Согласно моей теории, непоправимое – это то, что запечатлевается в сердце живущего человека. Но когда я потеряла Кирарин, то осознала, что это не теория, а реальность, которую нельзя исправить, и от страха все мое тело покрылось гусиной кожей. Это был даже не страх, а ощущение катастрофы, которая обнажила мою внутреннюю сущность. Обрушилась моя жизненная философия. Исчез мир, который был, в моем представлении, реальным, и вместо него появилась новая реальность, даже сверхреальность. Я долгое время размышляла, кто же я есть на самом деле, и уже пришла к определенному выводу, но сейчас мне надо разъяснить все с начала.
Где же я ошиблась?
Когда мать встала и увидела, что я не в себе, она спросила: «Что-то случилось?» – «Кирарин погибла в Каруидзава. Несчастный случай», – ответила я. Мать была шокирована, она сказала: «Как же это могло случиться? Как жаль ее мать». И ты знаешь, как я ей ответила? Меня это до сих пор вгоняет в краску. Этого было бы достаточно, чтобы сделать из меня, философствующей интеллектуалки, поганое пугало. Хотя это и предсмертное письмо, мне стыдно здесь писать то, что я сказала матери. Думаю, ты, как моя подруга, простишь меня…
Во всяком случае, мне стыдно за себя, и я очень устала. Думаю, что сейчас для меня самое подходящее время умереть. Жаль мою мать, но у нее есть кое-кто более важный, чем я, так что она как-нибудь переживет. Виновата, но об отце и брате я не думаю. Тебе, Тоси, получив это письмо, будет тяжело узнать, что я умерла, но ты правильный и сильный духом человек, так что в конечном счете все будет в порядке.
Со мной же все кончено. Хочу сказать всем гуд-бай. Но это не Дадзай Осаму. Как вспомню свое сочинение, так хочется плакать. Так что бай-бай. Я отправляюсь в реальный мир. Ведь только моя смерть станет действительной реальностью в том сверхреальном мире. Живи и держись. Пока.
Кадзуко Тэраути».
Я впервые в жизни держала в руках и читала предсмертное письмо. Это были последние слова Тэраути, но их смысл не укладывался в голове.
Письмо так и не было отправлено, а лежало на столе Тэраути, адресованное «Тосико Яманака». На нем не было почтовой марки. Тэраути не стала тратить время на ее покупку и покончила с собой, прыгнув с крыши ближайшего многоквартирного дома. Она хотела, чтобы я получила это письмо раньше известия об ее смерти, но она спешила покончить с собой, и это объясняет, в каком душевном смятении она находилась. Мне почему-то захотелось рассмеяться, но мое лицо только скривилось в безобразной гримасе.
Что же за дурочка ты, Тэраути…
Смерть матери Червяка, смерть Кирарин, смерть водителя такси, травма Червяка, самоубийство Тэраути – все эти шокирующие события следовали одно за другим так, что я даже не могла плакать, не могла глубоко осознать, что произошло, и была опустошена, подобно пустой скорлупе. Я вскрыла письмо и начала его читать в то время, как ее родители и моя мать сидели в той же комнате и внимательно смотрели на меня. Когда я закончила, мать Тэраути подошла ко мне и спросила:
– Так что же она написала?
Всего за полдня ее лицо высохло и выглядело безжизненным. Она старалась держаться, но отчаянно хотела знать, почему ее дочь покончила с собой. Только отец то и дело всхлипывал от горя. Брат Юкинари заперся в своей комнате и не выходил.
На мое плечо легла рука моей матери, как будто она хотела защитить меня. Мать Тэраути позвонила нам и сказала, что у нее есть письмо, адресованное Тосико. И попросила срочно приехать. Мы бросили все и ринулись к ней.
Я не могла себе представить, что получу известие о смерти Тэраути. Это было настолько неожиданным и диким, что казалось почти смехотворным. Поэтому я даже не могла заплакать, я совершенно не осознавала, что случилось. После того как рано утром к нам пришла шокирующая новость о смерти Кирарин, поднялся страшный шум и гам, и не только у нас в доме, но и среди соседей. Непрерывно раздавались звонки из школы.
Эту новость сообщила мне женщина-детектив, которая встречалась со мной после убийства матери Червяка. Спустя всего лишь полдня нам позвонили с сообщением о самоубийстве Тэраути. Начав читать ее письмо, я пришла в полнейшее замешательство, не понимая, что происходит.
Сейчас, немного успокоившись, я могу рассказать, как развивались события.
Утром 10 августа у нас зазвонил телефон.
По домашнему телефону звонят обычно продавцы из магазинов или родственники, все остальные пользуются мобильниками. Уже поэтому столь ранний звонок показался зловещим. Никто еще не встал с постели, и я начала считать звонки: один, два…
Посмотрев на часы, увидела, что еще нет шести. Должно быть, плохая новость. На пятый звонок отец снял трубку внизу. Что же это?! Звонок в моей комнате, и голос отца:
– Это из полиции. Они вроде хотят поговорить только с тобой.
У меня мелькнула мысль, что они наконец поймали Червяка и выяснили, что мы оказывали ему помощь. В мрачном настроении, на ходу стараясь придумать какие-нибудь отговорки, я взяла трубку.
– Доброе утро. Извините, что звоню так рано, – раздался вежливый женский голос, который привел меня в замешательство. Несомненно, это была женщина-детектив, которая ранее допрашивала меня. – Тосико, не правда ли? Извините, если я вас разбудила. Дело в том, что случилось нечто ужасное, и я подумала, что должна сообщить вам. Вы будете шокированы, но постарайтесь взять себя в руки. Из полиции префектуры Нагано нам только что сообщили, что старшеклассница по имени Кирари Хигасияма недавно скончалась в больнице, в Каруидзава. Она была вместе с юношей, вашим соседом, и мы поражены: как это могло произойти?! Вы с ней из одной школы, и, может, она даже ваша подруга? Была ли она раньше знакома с этим юношей? Если вы знаете, то расскажите нам, пожалуйста.
Кирарин мертва.
«Червяк убил ее», – подумала я.
– Кирарин убита?
– Кирарин – вы имеете в виду Хигасияма? – спокойным тоном спросила детектив. – Мы не знаем подробности, но нам известно, что вчера поздно вечером ваш сосед напал на водителя такси. Такси выскочило на встречную полосу, столкнулось в лоб со встречной машиной и разбилось в лепешку. Хигасияма вылетела на дорогу, пробив переднее стекло. Она получила многочисленные ушибы и умерла, не приходя в сознание. Нам неизвестно, почему Хигасияма оказалась вместе с этим юношей, но, по словам очевидцев, они были близки. Очень прошу вас, расскажите, что вам известно.
К моему удивлению, женщина-детектив, судя по голосу, почти плакала. Неожиданно я вспомнила тяжелую брошь, которая в прошлый раз свисала с воротника женщины, но то, что Кирарин умерла, никак не укладывалось в моей голове…
– Я не знаю… – Я и правда не знала. Я знала, что она с Червяком, но почему она должна была умереть? Этого я не могла понять. Что-то ужасное обрушилось на меня, казалось, весь мир перевернулся вверх тормашками.
– Ну что ж… Тогда мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз, – разочарованно сказала детектив.
– А откуда вам известно, что они пытались захватить такси? – с сомнением спросила я.
– Водитель был ранен ножом в горло и скончался от потери крови. Они, видимо, сзади ударили его ножом. Этот юноша в больнице сознался в этом.
Ужасно, действительно ужасно!
Червяк совершил это вместе с Кирарин.
Я не могла больше стоять из-за дрожи в коленях и свалилась на кровать. Кто-то слегка постучал меня по плечу. Открыв глаза, я увидела обеспокоенное лицо отца, который показывал мне раскрытую страницу утренней газеты. Заголовок гласил: «Нападение на такси исчезнувшим юношей привело к катастрофе». Новость попала в утренние газеты. В статье не упоминались имена Червяка и Кирарин. Ее назвали «сопровождавшей преступника старшеклассницей», намекая на ее соучастие в преступлении.
– А что случилось с Червяком, ну, с тем соседским парнем? – спросила я детектива.
– У него повреждена правая рука, ушибы головы и сломано несколько ребер. Он сейчас в больнице, – как мне показалось, холодно ответила она. – Слышала, что подозревают повреждение некоторых внутренних органов, но больше нам ничего не сообщали. Скоро поедем, узнаем, нужно провести тщательное расследование.
Как только она повесила трубку, я набрала номер мобильника Кирарин, но услышала только автоответчик. Где же ее мобильник? Я представила себе, как ее розовый мобильник валяется на краю дороги, и мне стало плохо. Зачем-то набрала домашний телефон Кирарин – вновь автоответчик…
Я посмотрела в окно. За шторами просвечивало голубое небо. Утро еще одного летнего жаркого дня.
Происходит ли все это на самом деле? Я не могла поверить. Сознание словно помутилось. Отец что-то говорил, но я не понимала, что именно. Внезапно до меня дошло, что я должна позвонить Тэраути. Увидев, что я вновь схватила телефон, отец вышел из комнаты. Если бы я тогда не позвонила, то Тэраути, возможно, и не умерла бы в тот день.
– Тэраути, Кирарин умерла!
Ответа не последовало.
– Ты меня слышишь? Умерла Кирарин!
– Слышу, – сказала Тэраути тихим глухим голосом, который, казалось, доносился из-под земли.
«Как она может быть такой спокойной?!» – удивилась я.
– Это правда. Мне звонили из полиции. Червяк напал на водителя такси, и случилась авария. С ним была Кирарин. Она потеряла сознание и умерла. Червяк только сломал себе кости и остался жив. Таксист тоже погиб. Что же произошло? Он что, хотел ограбить водителя? Тэраути, что мне делать? Что нам сейчас делать?
Я выпалила все это одним духом и, только закончив, заметила молчание Тэраути.
– Что случилось? Ты меня слышишь, Тэраути? Что случилось?
– Неприятно, что все так завершилось, – медленно, почти бесстрастно сказала Тэраути.
– Конечно, ужасно! Но она уже умерла, и ничего нельзя сделать. Я просто в шоке. Думаю, что это все из-за меня. Как ты думаешь? – Я была в замешательстве.
Два человека погибли, и все из-за меня!..
Я не сказала полиции, что у меня были украдены велик и мобильник. Я несколько раз связывалась с Червяком и помогла ему убежать. Какие мы все идиотки и даже преступницы!
Тэраути тихим голосом успокаивала меня:
– Тоси, тебе не надо так волноваться. Ты не сделала ничего плохого. Это я во всем виновата.
– О чем ты?
– Я изменила судьбу, – загадочно пробормотала Тэраути. Затем я услышала исходящий из трубки неприятный звук, похожий на хруст позвонков при вращении шеи.
– Что это за звук? – спросила я.
– Я завожу будильник.
– Ты что, собираешься еще досыпать?!
Я была потрясена толстокожестью Тэраути. Но я даже и не пыталась представить, о чем она думает, так как все мои мысли были направлены на себя, на то, каким обвинениям меня подвергнут взрослые. Сейчас я понимаю, что, ставя будильник, она определяла время, которое ей еще осталось жить.
– Да. Я еще посплю. Пока, Тоси. Не сдавайся. Держись.
Почему только я должна держаться?..
В тот момент я была поражена холодностью Тэраути и не могла сдержать раздражения. Она ведет себя так, потому что с самого начала играла роль стороннего наблюдателя. Я с силой нажала на кнопку отключения телефона. Это был мой последний контакт с ней. На пальце еще некоторое время оставалось ощущение от соприкосновения с кнопкой.
Реакция Юдзан, которой я затем позвонила, несколько ободрила меня, но вместе с тем еще больше разозлила.
– Кирарин умерла! – закричала Юдзан и разрыдалась. – Как это могло случиться? Не позволю! Я сама убью Червяка!
– Нет, Юдзан. Это я несу ответственность за смерть Кирарин. Я совершила большую ошибку.
– Если мериться виной, то больше всего виновата как раз я! Я отдала ему мобильник и велик. Это моя, а не твоя ошибка. К тому же Кирарин по своей воле пошла на встречу с ним. Она сама во всем виновата. А нам всем было интересно наблюдать, как он убегает от полиции. Смерть Кирарин – страшный шок для нас, но ты одна не должна так сильно переживать. Мы все несем ответственность за это, и ты, Тоси, не должна страдать одна!
Слушая Юдзан, я впервые осознала, что звук разбитого стекла в соседнем доме означал начало конца нашего мира.
С того дня все стало постепенно меняться и сегодня достигло апогея. Я вспомнила голос Тэраути, который звучал как будто из-под земли. Но самым шокирующим фактом стала смерть Кирарин. Я рухнула на кровать. Кирарин, неужели ты действительно умерла?! Перед глазами появилось ее улыбающееся лицо, оживленный взгляд, когда что-то удивляло ее…
Я заплакала. Она умерла. Больше я с ней никогда не увижусь.
– Тоси, что с тобой?
Из мобильника, который я все еще держала в руках, послышался взволнованный голос Юдзан. Да, да, закивала я, но не могла остановить льющиеся слезы. Тут я заметила, что дверь в комнату открыта и в ней стоит моя мать с бледным лицом.
– Может, нам следует съездить в дом Хигасияма? – предложила она.
Я сказала Юдзан, что позвоню ей позже, и отключила мобильник. Она ничего не ответила, наверное, тоже плакала…
Когда я позвонила Кирарин, ответил автоответчик женским голосом, который несколько раз повторил, что пока ничего не известно и день похорон не определен. Я не знала, что делать, и ходила взад и вперед по комнате.
С десяти часов нам стали звонить журналисты, и я плотнее задернула шторы на окне моей комнаты. Вскоре пришел отец Червяка. Он сказал, что перед отъездом к сыну в больницу префектуры Нагано он хотел выяснить у меня, в каких отношениях были Червяк и Кирарин. Из всегда модно одетого мужчины с галстуком «аскот» он превратился в исхудалого и осунувшегося несчастного старика. Ничего не осталось от его высокомерного вида, с которым он раньше, никого не замечая, проходил мимо нашего дома.
– В каких отношениях был мой сын с девушкой Хигасияма? – спросил он.
– Я не знаю, – соврала я.
– Ну, тогда ладно… – пробормотал он и неожиданно рухнул на колени на пол у входа: – Я искренне, искренне прошу прощения за то беспокойство, которое мы доставили вам. Я не знаю, как мне извиняться за смерть вашей подруги, пожалуйста, простите нас! Я знаю, мой сын проведет остаток своей жизни, стараясь искупить свою вину перед вами. Это из-за моего недосмотра в его воспитании произошли эти ужасные трагедии. Сейчас я только могу передать моего сына в руки правосудия. Я настолько виноват, что хочу умереть.
И этот пожилой мужчина извинялся из-за содеянного Червяком передо мной, школьницей!
«Но ты ошибаешься, отец Червяка, – хотелось мне сказать. – Это мы вместе с Червяком играли в эту игру! И убийство твоей жены тоже было частью этой игры, которая так нам нравилась…»
Я стояла молча и не знала, как себя вести.
Но все это уже не имело никакого значения после того, как я узнала о смерти Тэраути.
– Ты с утра ничего не ела. Скушай хоть что-нибудь, – позвала меня мать, когда уже почти наступил вечер, а я, заплаканная, все еще валялась на кровати.
Как только я начала спускаться вниз, зазвонил телефон. Я показала матери рукой, что возьму трубку: какое-то предчувствие подсказало, что звонят мне.
– Тосико, Кадзуко только что покончила жизнь самоубийством. Извини, но она оставила письмо, адресованное тебе. Не могла ли ты сейчас прийти и вскрыть его?..
У меня в голове образовалась полная пустота.
Я слышала, что так бывает, а сейчас сама полностью отключилась. Шок был настолько силен, что я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
Служащий похоронного бюро с печальным выражением лица поставил поднос для благовоний. Тело Тэраути после недолгой медицинской экспертизы было доставлено домой, и сейчас она лежала в белом гробу. Я смотрела на почерневшие кончики пальцев ее рук, сложенных на груди. От удара о землю у нее, наверное, произошло внутреннее кровоизлияние. Ее лицо было закрыто белым платком, так как оно было повреждено во время падения. Ее красивое лицо, что же с ним стало? Ты, дурочка, зачем же ты прыгнула вниз? Как же я могу попрощаться с тобой, не видя твоего лица?! Я так хочу видеть твое лицо – даже после смерти.
– Так что она написала? – вновь спросила меня мать Тэраути.
– Она просила письмо никому не показывать, – ответила я.
Я увидела, что моя мать беспокойно ерзает на стуле. Я знала, что она хотела мне сказать: «Ты неправа, Тосико. Тебя ведь просит мать Тэраути. Ты должна показать ей письмо и рассказать, что в нем написано».
– Да, я все понимаю. Но я, как родитель, хочу знать, что написано в письме, – тихо сказала мать Тэраути.
«А что, если пересказать вкратце содержание письма?» – подумала я и еще раз пробежала по нему глазами. Я, правда, не умею резюмировать, и от содержания у меня в голове почти ничего не осталось. Вот сама Тэраути в этом деле была супер, она могла составить краткое содержание, делая акцент на самом главном! Но это письмо ты, Тэраути, написала из рук вон плохо. Нужно сто раз прочитать его, чтобы понять, что ты хотела сказать. Но я все же попробовала…
– Если коротко, она была очень углублена в философские размышления и считала, что она несовместима с окружающим миром. Поэтому она устала жить. Она считала, что из подруг только я понимаю ее, и поэтому попросила никому не показывать это письмо.
– Это что, связано с предстоящими экзаменами? – спросила мать Тэраути.
– Может быть. Но я точно не знаю…
– Понятно. Тосико, я знаю, что случившееся большой удар для тебя, и я чувствую себя неловко, спрашивая об этом…
На ее лице промелькнула короткая улыбка. Я не могу себе даже представить, какие проблемы были в отношениях Тэраути с ее матерью, а она упомянула о них в письме, но эта улыбка сказала мне, что мать считает, что понимает чувства дочери.
– Кадзуко, узнав о несчастном случае с Хигасияма, сказала мне: «Это из-за тебя». Что бы это могло значить?
Я нашла в письме Тэраути это место. «Мне стыдно об этом писать». Значит, ей было действительно стыдно.
Мать потрясла меня за плечо:
– Покажи письмо, Тосико. Что бы ни писала на этот счет Тэраути, родители имеют право его прочитать! Оно адресовано тебе, но ты все-таки не можешь считать его только своим, право.
Так ли это?
Что же, хотя и адресовано мне, письмо Тэраути не считается моим?
Я потеряла способность рационально мыслить. Мать продолжала трясти меня, а я стояла, крепко держа письмо. Тэраути не хотела, чтобы кто-нибудь, особенно ее родители, знал, что ее отношения с матерью и сообщение в полицию стали причиной ее смерти.
– Хватит об этом, – вмешался отец Тэраути. – Не следует ее заставлять. Мы должны уважать последнюю волю Кадзуко. Она еще здесь и, должно быть, все видит…
После этих слов мы все взглянули на гроб из белого дерева. Я уверена: девушка, лежащая внутри, криво улыбалась под платком. Я вспомнила ее красивое, с правильными чертами, лицо. Когда я подумала, что больше никогда не увижу ее лица, разговор с ней сегодня утром по телефону показался чем-то неправдоподобным. Я снова начала терять чувство реальности.
– Тэраути, какая ты дура! – раздался сзади громкий голос. Это была Юдзан, одетая, как всегда, в футболку и короткие шорты. Увидев гроб, она в слезах свалилась на пол. – Что же происходит?! Скажите мне! И Кирарин тоже мертва… Я не знаю, что же мне теперь делать!
«Ты права, – подумала я. – Я тоже теперь не знаю, что мне делать. Полная сумятица в голове».
Я заметила, что Юдзан вместо своего обычного мужского личного местоимения «орэ» назвала себя женственным «атаси». Странно, что во мне еще осталось достаточно хладнокровия, чтобы это заметить. Теперь я должна ехать в дом Кирарин, в Тефу. Наверное, я тоже не смогу увидеть ее лица. У обоих оно разбито, а их тела изуродованы. Почему это произошло?
У меня так и не укладывалась в голове эта вереница событий. Виновата ли я в том, что произошло? Случилось ли это из-за того, что я не сообщила полиции все, что знала о Червяке? Такие мысли вертелись у меня в голове. Червяк с моего мобильника позвонил нам троим, Юдзан отдала ему велик, Кирарин из любопытства поехала на встречу с ним, Тэраути донесла в полицию. Какое-то сумасшествие. Что-то подобное я видела в одном старом кино.
Я почувствовала, что начинаю терять сознание, но все же не упала в обморок, как это было в том кино. Как это ни странно звучит, я полностью проснулась.
Атмосфера на втором семестре выпускного класса показалась мне холодной и равнодушной. Одноклассницы, которых я не видела с начала летних каникул, казалось, были заняты своими делами, и ни у кого не возникло желания обсудить смерть моих подруг. Ученицы нашего класса четко подразделялись по интересам на различные группки и кланы, как, например, клуб любителей книг, спортивные секции, клуб Сибуя и тому подобное. Поэтому смерти Кирарин и Тэраути, которые принадлежали, можно сказать, к наиболее труднопонимаемой группе, не вызвали особо глубоких переживаний. Еженедельные журналы и телевидение обсуждали гибель Кирарин, и любительницы подобных историй пытались выяснить у меня подробности, но я делала вид, что ничего не знаю. На фоне нашумевших событий, связанных с Кирарин и Червяком, самоубийство Тэраути прошло, можно сказать, почти незамеченным. Только один еженедельник, читаемый в основном пожилыми людьми, сообщил, что вслед за смертью Кирарин совершила самоубийство ее одноклассница.
– Тоси, как ты похудела!
Передо мной стояла Хару с новой прической. Видимо, очередной бойфренд заставил ее отказаться от стиля ямамба. Однако из-за новой косметики ее брови и ресницы стали редкими, и это ей не шло.
– Ты так думаешь? – удивилась я, дотронувшись до щеки. – А я и не заметила.
– В этом нет ничего удивительного. Я была просто шокирована тем, что случилось с Кирарин и Тэраути! Поэтому решила изменить свой внешний вид и постричь волосы. Мой парень не имеет к этому никакого отношения. Я подумала: попробую-ка я вновь стать той девчонкой, над которой раньше насмехались.
– И что, мир для тебя изменился? – спросила я.
– Изменился. Ко мне сейчас пристают другие парни, – рассмеялась Хару, подняв свои тонкие брови. – Пристают те, которые находят во мне странное существо. На летних курсах – одни дурачки. А мне и наплевать, что там нет приличных парней. Однако, Тоси, ты вроде совсем не ходишь в школу на подготовительные курсы? А ты подала заявление на экзамены в зимнюю сессию?
Не зная, что ответить, я устремила свой взор в пространство. Подготовительные курсы, экзамены. До того как это все случилось, я только и беспокоилась о них: вот они, совсем близко!..
А сейчас все это отошло куда-то далеко.
– Я еще не знаю, – ответила я.
– Понимаю. Ты ведь была близка с Кирарин и Тэраути, и для тебя это особенно сильный удар. Знаешь, откровенно говоря, я никогда не любила Кирарин. Она была двуличной. Любила погулять, а когда была с вами, то притворялась серьезной. Я, наверное, не должна так говорить сейчас, когда ее уже нет, но я больше переживаю из-за Тэраути.
Это верно.
Разные люди по-разному воспринимают смерть других людей. Смерть матери Червяка уже почти все забыли. Смерть Кирарин вызывает у меня только глубокую грусть. Мне становится горько, когда думаю, что не смогу с ней больше увидеться, особенно когда вспоминаю, что она хорошо ко мне относилась и что с ней было интересно. Иногда я даже плачу…
Но с Тэраути все по-другому. Ее самоубийство нанесло мощнейший удар прямо в мое сердце, опустошило меня и привело в полное замешательство, от которого я не могу избавиться и по сей день. Эта опустошенность, похоже, превратила меня в человека, не способного мыслить рационально, из-за чего я часто ловлю на себе удивленные взгляды других людей и становлюсь объектом совершенно ненужного мне сочувствия.
– Как поживает Юдзан? – спросила Хару.
После похорон Тэраути Юдзан исчезла. Правда, однажды она позвонила из бара в Синдзюку и сообщила, что завела новую подругу и какое-то время, вероятно, не будет жить дома. Просила о ней не беспокоиться. Определенно она хочет залечить свою душевную рану с помощью новой любовницы. Это также означало, что Юдзан решилась жить открыто как лесбиянка. После похорон Тэраути стало ясно, что Юдзан обиделась из-за того, что предсмертное письмо Тэраути было адресовано только мне.
– Тоси, это правда, что Тэраути оставила прощальное письмо? – спросила она, подойдя ко мне сразу после похорон. На ней была юбка от школьной формы, которую она не привыкла носить и поэтому немного подтянула. Она выглядела расстроенной. Я знала, что Юдзан любила Тэраути и была глубоко уязвлена тем, что та с ней не попрощалась. Я не могла сказать неправду, иначе мне пришлось бы придумывать какую-нибудь правдоподобную историю, а для меня и так была обременительна тайна Тэраути, под тяжестью которой я могла в любой момент свалиться.
– Это правда, – сказала я, глядя на пол похоронного зала, который отражал яркий свет свисающей с потолка люстры. Похороны Кирарин были только для близких родственников, а похороны Тэраути проходили в недавно построенном траурном комплексе, и на них присутствовало много народу: родственники со стороны родителей, представители школы, одноклассники. Я подслушала, как одна старушка, похожая на дальнюю родственницу, прошипела что-то вроде того, что самоубийц обычно хоронят тайком, но я подумала, что эти похороны – очень в духе Тэраути. Неожиданный финал. Если бы Тэраути была здесь, то она, несомненно, сказала бы так и рассмеялась.
– И что она написала? – спросила Юдзан.
Я быстро рассказала основное содержание письма, как и матери Тэраути. Расстроенная Юдзан закусила губу:
– И обо мне она так ничего и не сказала?
– Она никого не упоминала. Писала только о своем характере.
– Тогда почему письмо было адресовано тебе, а не ее матери? – спросила Юдзан с озадаченным выражением лица.
– Не имею ни малейшего понятия. А разве кто-нибудь знал, что у нее в голове?
– Это верно, – только и сказала Юдзан и замолчала.
Я подумала, что, если бы была жива Кирарин, она бы так же прореагировала на смерть Тэраути.
– Ах, это просто невыносимо! Все покинули меня! – Юдзан кулаком вытерла слезы, как это делают мужчины.
«А я-то еще здесь», – хотела было сказать я, но не смогла. Юдзан и я находились на противоположных берегах реки, и прощальное письмо Тэраути разделяло нас…
– Я чувствую себя такой одинокой, – сказала я.
– Тоси, не говори так. У тебя есть семья, ты должна быть счастлива.
Мне показалось, что Юдзан еще дальше оттолкнула меня от себя. «Счастлива ли я?» – спросила я себя. Я, которой Тэраути доверила свое последнее послание. Она написала, что раскрыла мне потемки своей души, но не должна ли была она прежде, чем попрощаться со мной, показать также, кто я сама есть на самом деле?!
Я стояла с рассеянным видом, Юдзан похлопала меня по плечу:
– Что касается мобильника, не беспокойся. Он на мое имя, и ты не имеешь к нему никакого отношения. У полиции вряд ли будут к тебе вопросы.
И это было довольно странно, так как прошло уже три дня после гибели Кирарин и Тэраути. Сосед рассказал, что Червяк чудом отделался только внешними повреждениями и внутренние органы вроде бы не были затронуты. Он может говорить, и полиция уже допрашивала его. Однако со мной они не связывались.
– Ну, пока, – сказала Юдзан и зашагала широкими шагами в неловко сидящей на ней летней школьной форме. Через плечо у нее свисал обычный небольшой рюкзачок, и, глядя ей вслед, я заметила, что к его молнии был прикреплен футляр для ключей с фотографией нас четверых, снятой, когда мы развлекались перед майскими праздниками.
– Яманака-сан, можно с вами переговорить?
В тени ворот траурного комплекса меня поджидала женщина-детектив. Немного в стороне стоял пожилой мужчина, который обычно сопровождал ее. На женщине была белая шляпа с широкими полями, а вокруг шеи повязан шарф, видимо, чтобы предохранить ее от солнечных ожогов. «Она похожа на Кэнди», – подумала я и остановилась в ожидании приговора.
– Позвольте выразить вам мое сочувствие в связи с этими шокирующими событиями, и извините, что мы явились сюда, на похороны, чтобы встретиться с вами. Не пройти ли нам в более прохладное место?
Они предложили расположиться в тени деревьев небольшого парка, рядом с траурным комплексом. Присутствовавшие на похоронах Тэраути проходили мимо нас с опущенными головами.
– Я не могу понять, как познакомились ваш соседский юноша и Хигасияма? Ее родители сказали, что они не имеют ни малейшего понятия об этом, то же самое заявил и отец юноши. В списке контактов в мобильнике Хигасияма нет телефона вашего соседа…
Набравшись мужества, я спросила:
– А разве у этого юноши не было своего мобильника?
– Не было, – подтвердила женщина, заглянув в свои записи.
Вот это здорово!
Значит, Червяк выбросил его. Я готова была запрыгать от радости, но потом мне стало стыдно, что я думаю только о себе.
– Меня это тоже удивило, – сказала я. – Может, они где-то случайно встретились?
– Что ж, и это может быть, – с сомнением прокомментировала женщина-детектив.
– Юноша говорит то же самое, – вмешался в разговор пожилой мужчина. – Но вы и Хигасияма были подругами, и нам ничего не остается, как думать, что это вы помогли им встретиться.
– Я об этом ничего не знаю.
– Но вы ведь разговаривали с Хигасияма по телефону накануне ее смерти? – спросила детектив.
Внезапно этот разговор напомнил мне другое.
Зазывалы перед станцией, сборщики анкетных данных, девушки-предсказатели…
«Лги, лги, Нинна Хори, ты сможешь! Только так ты защитишь себя!»
Мне показалось, что Тэраути шептала мне это на ухо.
– У меня было какое-то к ней дело, но я не знала, где она находилась в тот момент. Поговорили, как всегда, о кино и еще о чем-то. Только и всего.
Холодный пот потек у меня из-под мышек. Я изо всех сил старалась кое-что скрыть, но сознавала, что во всем этом не только моя вина.
– Значит, это было так, – с видимым разочарованием на лице согласилась женщина-детектив и продолжила: – Вместе с тем я задаю себе вопрос: не связано ли самоубийство Тэраути с гибелью Хигасияма? Накануне Тэраути разговаривала с ней по телефону, и не могли ли они поссориться из-за того, что Хигасияма продолжала находиться с этим юношей?
– Тэраути – не такой человек, – твердо заявила я. – Она не настолько глупа, чтобы умереть из-за кого-то еще. Она была очень умная девушка и очень впечатлительная. Ее было трудно понять, иногда она производила неприятное впечатление, а иногда – прямо противоположное, но она была не из тех, кто может умереть из-за таких пустяков.
Говоря это, я не могла удержаться от слез.
Как это ни странно, я впервые расплакалась из-за Тэраути. Лицо женщины приняло озабоченный вид:
– Извините, мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Многое остается непонятным, – сказала она, многозначительно посмотрев на своего коллегу. Тот кивнул в знак согласия.
– Мы слышали, что Тэраути оставила предсмертное письмо, якобы адресованное вам. Хотелось бы знать, что же в нем. Между прочим, кто-то по телефону сообщил полиции информацию о юноше, и я подозреваю, что это была Тэраути. Вы, близкие подруги, оказывали ему помощь после того, как он сбежал, а Тэраути, узнав об этом, рассердилась на вас и сообщила в полицию. Когда Хигасияма погибла в этой ужасной аварии, она почувствовала свою вину и покончила жизнь самоубийством.
Я была потрясена!
Из уст чужого человека все это звучало чудовищно глупо.
Именно поэтому мне надо продолжать врать. И отнюдь не для того, чтобы спасти себя, а для того, чтобы защитить правду о том, что мы действительно почувствовали, когда впервые услышали о Червяке, правду о том мгновении, когда он только что убил свою мать. Кроме нас, этого не мог знать никто другой.
– А не зашли ли вы слишком далеко? – с возмущением сказала я, вытирая слезы.
– Может, и так. Я не думаю, что вы настолько глупы, чтобы совершить все это, – ответила детектив саркастическим тоном, но я не обратила на это внимания, так как увидела, что она закрыла свою записную книжку, показав, что отказывается от дальнейшего допроса.
– Что ж, теперь мы поедем и побеседуем с юношей, – заключила женщина-детектив.
С тех пор полиция больше ко мне не обращалась.
Я в растерянности стояла, вспоминая все, что произошло на похоронах Тэраути. Кто-то помахал рукой перед моим носом. Это была Хару.
– Ты в порядке? Выглядишь, как будто не от мира сего.
Я рассмеялась:
– Я в порядке. Просто многое произошло…
– Когда успокоишься, приходи в школу, – мягко сказала Хару, поправляя сползший носок.
– Бай-бай, – ответила я и горько усмехнулась, вспомнив, что это были последние слова Тэраути.
Когда я вернулась домой и зашла в свою комнату, на столе увидела письмо от незнакомого мне мужчины. Сев за стол и собравшись с духом, я вскрыла конверт. Даже сейчас я каждый раз вздрагиваю, когда вижу запечатанный конверт.
«Яманака-сан,
думаю, вы будете удивлены, получив письмо от незнакомого человека. Мое имя – Ватару Сакатани, я студент университета Васэда. Я раньше встречался с Хигасияма-сан и, получив от ее матери ваш адрес, пишу вам это письмо. Мы с ней некоторое время не поддерживали контакта, и вот сейчас, узнав об этой трагедии, я был потрясен. До сих пор мне не верится, что она погибла, и я глубоко переживаю.
О смерти Хигасияма я узнал от посетившего меня полицейского. Дело в том, что накануне ее гибели мне звонил преступник, а в тот день, когда случилось несчастье, я сам звонил ей, беспокоясь, все ли у нее в порядке. Первый звонок был сделан из отеля и был там зафиксирован, а что касается моего звонка, то меня легко вычислили по записям в мобильнике Хигасияма.
Я точно не знаю, что произошло, но чувствую, что я где-то совершил ошибку. Я не могу рассказать это кому-то еще (но не потому, что я хочу что-то скрыть, а потому, что меня просто не поймут), и поэтому я решил написать вам.
Я не могу не думать, что с ней случилось это несчастье из-за моего злополучного телефонного звонка или потому, что наши отношения некоторое время тому назад испортились.
Я позвонил ей, потому что обеспокоился, не случилось ли что-нибудь с ней, и сначала она обрадовалась этому звонку, но к концу разговора совсем упала духом. Я хотел было предложить ей еще раз встретиться, но не смог заставить себя это сделать из-за странного звонка накануне и из опасений, что она сама сильно изменилась. Я тогда подумал, что надо позвонить ей еще раз, но сомнения остановили меня. Если бы я тогда предложил ей встретиться или позвонил еще раз, то, может быть, она и ушла бы от этого парня…
Я не считаю, что все эти предположения напрасны. Ведь мне предстоит жить все время с мыслями об этой девушке, Хигасияма. Что было бы, если… и тому подобное. Те, кто утверждает, что я должен перестать об этом думать, не несут подобного бремени или не переживали решающего момента в своей судьбе. Я многое переосмыслил в последнее время…
Мать Хигасияма рассказала мне, что в день смерти ее дочери покончила с собой ее хорошая подруга. Я выражаю вам свое глубокое сочувствие. Я могу предположить, что вы еще больше меня страдаете от терзаний, можно ли это было предотвратить. Если так, я искренне сочувствую вам. Нам ничего не остается, как продолжать жить с этой ношей (а может, у вас ее и нет). Это мое предположение. Такова обязанность тех, кто остался в живых.
Может быть, я написал много лишнего. Но мне очень помогло, что есть вы, кому я написал это письмо. Спасибо, что вы его прочитали.
Ватару Сакатани».
Из ящика стола я достала предсмертное послание Тэраути и положила его рядом с письмом Ватару. Мне показалось, что в обоих письмах было что-то общее.
«Мы крепко связаны между собой. По существу, ты, Тоси, должна стать моим душеприказчиком».
«Я им и стала», – сказала я Тэраути.
Бай-бай, Тэраути.
Я и оставшиеся в живых Червяк и Юдзан будем продолжать жить, думая о тебе и Кирарин.
Внезапно я поняла: при посещении баров караоке я больше не буду использовать свое второе имя – Нинна Хори.
На глаза навернулись слезы и упали на бумагу, и мое имя «Тосико Яманака» на письме Тэраути поблекло…
notes
