Человек, который никому не нравился
– Господин Колда, – сказал Пацовский вахмистру Колде, – у меня тут кое-что есть для вас.
Пацовский во времена Австро-Венгерской монархии тоже был полицейским и даже служил в конной полиции, но после войны никак не мог приспособиться к новым порядкам и ушел на пенсию. Малость поосмотревшись, он наконец арендовал деревенскую гостиницу под названием «На вышке». Гостиница была, конечно, где-то на отшибе, но теперь это как раз начинает нравиться людям: всякие там загородные прогулки, сельский пейзаж, купание в озерах и разные такие вещи.
– Господин Колда, – сказал Пацовский, – я тут чего-то не возьму в толк. Остановился у меня один гость, некий Ройдл, живет уже две недели, и ничего ты о нем не скажешь: платит исправно, не пьянствует, в карты не играет, но… Знаете что, – вырвалось у Пацовского, – зайдите как-нибудь взглянуть на него.
– А в чем же дело? – спросил Колда.
– В том-то и загвоздка, – продолжал Пацовский огорченно, – что я и сам не знаю. Ничего, кажется, особенного в нем нет, но как бы это вам сказать? Этот человек мне не нравится, и баста.
– Ройдл, Ройдл, – вслух размышлял вахмистр Колда. – Это имя мне ничего не говорит. Кто он?
– Не знаю, – сказал Пацовский. – Говорит, банковский служащий, но я не могу из него вытянуть название банка. Не нравится мне это. С виду такой учтивый, а… И почта ему не приходит. Мне кажется, он избегает людей. И это мне тоже не нравится.
– Как это – избегает людей? – заинтересовался Колда.
– Он не то чтобы избегает, – как-то неуверенно продолжал Пацовский, – но… скажите, пожалуйста, кому охота в сентябре сидеть в деревне? А если перед гостиницей остановится машина, так он вскочит даже во время еды и спрячется в свою комнату. Вот оно как! Говорю вам, не нравится мне этот человек.
Вахмистр Колда на минутку задумался.
– Знаете, господин Пацовский, – мудро решил он. – Скажите-ка ему, что на осень вы свою гостиницу закрываете. Пусть себе едет в Прагу или куда-нибудь еще. Зачем нам держать его здесь? И дело с концом.
На следующий день, в воскресенье, молодой жандарм Гурих, по прозвищу Маринка или Паненка, возвращался с обхода; по дороге решил он заглянуть в гостиницу. И прямо из леса черным ходом направился во двор. Подойдя к двери, Паненка остановился, чтобы прочистить трубку, и тут услышал, как во втором этаже растворилось со звоном окно и из него с шумом что-то вывалилось. Паненка выскочил во двор и схватил за плечо человека, который ни с того ни с чего вздумал прыгать из окна.
– Что это вы делаете? – укоризненно спросил жандарм.
У человека, которого он держал за плечо, лицо было бледно и невыразительно.
– Разве нельзя прыгать? – спросил он робко. – Я ведь здесь живу.
Жандарм Паненка не долго обдумывал ситуацию.
– Может быть, вы тут и живете, – сказал он, – но мне не нравится, что вы прыгаете из окна.
– Я не знал, что это запрещено, – оправдывался человек с невыразительным лицом. – Спросите господина Пацовского, он подтвердит, что я здесь живу. Я Ройдл.
– Может быть, – произнес жандарм. – Тогда предъявите мне ваши документы.
– Документы? – неуверенно спросил Ройдл. – У меня нет с собой никаких документов. Я попрошу их прислать.
– Мы уж сами их запросим, – сказал Паненка не без удовольствия. – Пройдемте со мной, господин Ройдл.
– Куда? – воспротивился Ройдл, и лицо его стало просто серым. – По какому праву… На каком основании вы хотите меня арестовать?
– Потому что вы мне не нравитесь, господин Ройдл, – заявил Паненка. – Хватит болтать, пошли.
В жандармском участке сидел вахмистр Колда в теплых домашних туфлях, курил длинную трубку и читал ведомственную газету. Увидев Паненку с Ройдлом, он разразился страшным криком:
– Мать честная, Маринка, что же вы делаете? Даже в воскресенье покоя не даете! Почему именно в воскресенье вы тащите ко мне людей?
– Господин вахмистр, – отрапортовал Паненка, – этот человек мне не понравился. Когда он увидел, что я подхожу к гостинице, то выпрыгнул во двор из окна и хотел удрать в лес. Документов у него тоже нет. Я его и забрал. Это какой-то Ройдл.
– Ага, – сказал Колда с интересом, – господин Ройдл. Так вы уже попались, господин Ройдл.
– Вы не можете меня арестовать, – беспокойно пробормотал Ройдл.
– Не можем, – согласился вахмистр, – но мы можем вас задержать, не правда ли? Маринка, сбегайте в гостиницу, осмотрите комнату задержанного и принесите сюда его вещи. Садитесь, господин Ройдл.
– Я… я отказываюсь давать какие-либо показания… – заикаясь, произнес расстроенный Ройдл. – Я буду жаловаться. Я протестую.
– Мать честная, господин Ройдл, – вздохнул Колда. – Вы мне не нравитесь. И возиться с вами я не стану. Садитесь вон там и помалкивайте.
Колда снова взял газету и продолжал читать.
– Послушайте, господин Ройдл, – сказал вахмистр немного погодя. – Что-то у вас не в порядке. Это прямо по глазам видно. На вашем месте я бы рассказал все и обрел наконец покой. А не хотите – не надо. Дело ваше.
Ройдл сидел бледный и обливался потом. Колда посмотрел на него, скорчил презрительную гримасу и пошел поворошить грибы, которые у него сушились над печкой.
– Послушайте, господин Ройдл, – начал опять Колда после некоторого молчания. – Пока мы будем устанавливать вашу личность, вы будете сидеть в здании суда, и никто там не станет с вами разговаривать. Не сопротивляйтесь, дружище!
Ройдл продолжал молчать, а Колда что-то разочарованно ворчал и чистил трубку.
– Ну, хорошо, – сказал он. – Вот посмотрите: пока мы вас опознаем, может, и месяц пройдет, но этот месяц, Ройдл, вам не присчитают к сроку наказания. А ведь жаль зря просидеть целый месяц.
– А если я признаюсь, – нерешительно спросил Ройдл, – тогда…
– Тогда сразу же начнется предварительное заключение, понимаете? – объяснил Колда. – И этот срок вам зачтут. Ну, поступайте как знаете. Вы мне не нравитесь, и я буду рад, когда вас увезут отсюда в краевой суд. Так-то, господин Ройдл.
Ройдл вздохнул, в его бегающих глазах появилось горестное и какое-то загнанное выражение.
– Почему? – вырвалось у него. – Почему все мне говорят, что я им не нравлюсь?
– Потому что вы чего-то боитесь, – наставительно сказал Колда, – вы что-то скрываете, а это никому не нравится. Почему вы, Ройдл, никому не смотрите в глаза? Ведь вам нигде нет покоя. Вот в чем дело, господин Ройдл.
– Роснер, – поправил бледный человек удрученно.
Колда задумался.
– Роснер, Роснер, подождите. Какой это Роснер? Это имя мне почему-то знакомо.
– Так ведь я Фердинанд Роснер! – выкрикнул человек.
– Фердинанд Роснер, – повторил Колда. – Это уже мне кое-что напоминает. Роснер Фердинанд…
– Депозитный банк в Вене, – подсказал вахмистру бледный человек.
– Ага, – радостно воскликнул Колда. – Растрата! Вспомнил! Дружище, ведь у нас уже три года лежит ордер на ваш арест. Так, значит, вы Роснер, – повторил он с удовольствием. – Что же вы сразу не сказали? Я вас чуть не выставил, а вы Роснер! Маринка! – обратился Колда к входящему жандарму Гуриху. – Ведь это Роснер, растратчик.
– Я попрошу… – сказал Роснер и как-то болезненно вздрогнул.
– Вы к этому привыкнете, Роснер, – успокоил его Колда. – Будьте довольны, что все уже выяснилось. Скажите, бога ради, милый человек, где же вы все эти годы прятались?
– Прятался, – горько сознался Роснер, – или в спальных вагонах, или в самых дорогих отелях. Там тебя никто не спросит, кто ты и откуда прибыл.
– Да, да, – сочувственно поддакнул Колда. – Я понимаю, это действительно огромные расходы!
– Еще бы, – с облегчением произнес Роснер, – разве я мог заглянуть в какой-нибудь плохонький отель, где, того и гляди, нарвешься на полицейскую облаву? Господи! Да ведь все это время я вынужден был жить не по средствам! Дольше трех ночей нигде не оставался. Вот только здесь… но тут-то вы меня и сцапали.
– Да, жаль, конечно, – утешал его Колда. – Но ведь у вас все равно кончались деньги, неправда ли, Роснер?
– Да, – согласился Роснер. – Сказать по правде, больше я все равно бы не выдержал. За эти три года я ни с кем по душам не поговорил. Вот только сейчас. Не мог даже поесть как следует. Едва взглянет кто, я уже стараюсь исчезнуть. Все смотрели на меня как-то подозрительно, – пожаловался Роснер. – И все казалось, что они из полиции. Представьте себе, и господин Пацовский тоже.
– Не обращайте на это внимания, – сказал Колда. – Пацовский тоже бывший полицейский.
– Вот видите! – проворчал Роснер. – Попробуй тут скройся! Но почему все смотрели на меня так подозрительно? Разве я похож на преступника?
Колда испытующе поглядел на него.
– Я вам вот что скажу, Роснер, – произнес он. – Теперь уже нет. Теперь вы уже выглядите совсем как обычный человек. Но раньше вы мне, приятель, не нравились. Я даже не знаю, что всех против вас так восстанавливало… Но, – решительно добавил Колда, – Маринка сейчас отведет вас в суд. Еще нет шести часов, и сегодняшний день вам зачтут. Не будь сегодня воскресенье, я бы сам вас отвел. Чтобы вы знали, что… что против вас мы ничего не имеем. Все это было из-за вашей необщительности, Роснер. А теперь все в порядке. Маринка, наденьте ему наручники!
* * *
– Знаете, Маринка, – заявил вечером Колда, – я вам скажу, мне этот Роснер понравился. Очень милый человек, не правда ли? Я думаю, больше года ему не дадут.
– Я попросил, – сказал жандарм Паненка, краснея, – чтобы ему принесли два одеяла. Он ведь не привык спать на тюремной койке.
– Это хорошо, – заметил Колда. – А я скажу надзирателю, чтобы он поболтал с ним немного. Пусть этот Роснер снова почувствует себя среди людей.
