Книга: Начала политической экономии и налогового обложения
Назад: ГЛАВА XIX О внезапных изменениях в направлениях торговли
Дальше: ГЛАВА XXI Действие накопления на прибыль и на процент

ГЛАВА XX
Об отличительных свойствах ценности и богатства

«Человек богат или беден,
– говорит Ад. Смит, —
смотря по тому, в какой степени может он пользоваться вещами необходимыми, полезными или приятными».
Итак, ценность существенно отличается от богатства, ибо ценность зависит не от изобилия, а от затруднительности или от легкости производства. Труд миллиона людей в мануфактуре производит всегда одну и ту же ценность, но не всегда одно и то же богатство. Вследствие механических изобретений, увеличения ловкости, лучшего разделения труда или открытия новых рынков, на которых можно вести более выгодную мену, миллион людей может в одну эпоху увеличить вдвое или втрое размер богатства, количество «предметов необходимых, полезных или приятных», в сравнении с производимым в другую эпоху тем же числом рабочих; но эти люди ничего не прибавили бы вследствие того к ценности произведений. В самом деле, ценность всякого предмета увеличивается или уменьшается в соответствии с легкостью или затруднительностью производства, или, другими словами, соответственно количеству труда, употребленного на производство.
Предположим, что при данном капитале посредством труда известного числа рабочих можно произвести 1000 пар чулок, и что вследствие механических изобретений то же самое число людей могло бы произвести 2000 пар, или же, продолжая производить одну тысячу пар, оно могло бы, сверх того, изготовлять пятьсот шляп. В этом случае ценность двух тысяч пар чулок или одной тысячи пар чулок вместе с ценностью пятисот шляп будет вполне равна ценности одной тысячи пар чулок до введения машин, потому что эти различные продукты будут результатом одного и того же количества труда. Но ценность общей массы товаров будет, однако же, уменьшена, ибо, хотя ценность продукта, количество которого увеличилось вследствие улучшений, и будет в точности равна ценности меньшего количества, которое про изводилось бы при отсутствии улучшений, но при этом производится также действие на часть товаров, изготовленных до введения улучшения и еще не потребленных. Ценность этих товаров уменьшится, потому что они должны будут в равных количествах упасть до уровня ценности товаров, произведенных усовершенствованным способом, и, не смотря на увеличение количества товаров и на умножение богатства и средств к наслаждению, общество будет располагать, в конечном счете, меньшею суммою ценности. Постоянно увеличивая легкость производства, мы постоянно уменьшаем ценность некоторых товаров, произведенных прежде, хотя тем же способом мы увеличиваем не только национальное богатство, но также и производительные силы будущего. Большое количество ошибок в политической экономии возникло из ложного на этот предмет взгляда, по которому увеличение богатства и увеличение ценности принимались за одно и то же, а также из неосновательных понятий о том, что составляет мерило ценностей. По мнению одних, мерило ценности – деньги, и, след., народ бывает богат или беден, смотря по тому, за большее или меньшее количество денег могут обмениваться разнородные его продукты. Другие считают деньги за чрезвычайно удобное орудие обмена, но не за хорошее мерило, посредством которого можно было бы определять ценность других вещей; по их мнению, настоящее мерило ценности есть хлеб, и страна богата или бедна, смотря по тому, за большее или за меньшее количество хлеба обмениваются продукты страны. Наконец, третьи полагают, что страна богата или бедна в соответствии с тем, сколько она может купить труда. Но почему же золото, хлеб или труд представляют лучшее мерило ценности, чем уголь или железо, чем сукно, мыло, свечи или всякий другой предмет, необходимый для рабочего? Или, говоря короче, каким образом может быть мерилом какой-нибудь один товар или все товары вместе, когда подобное мерило само подвержено колебаниям ценности? Ценность хлеба, также как и золота, вследствие трудности или легкости производства может колебаться на 10, 20 или 30 % по отношению к другим вещам; на каком же основании утверждать во всех подобных случаях, что изменяется именно ценность этих других вещей, а не хлеба? Товаром неизменным был бы лишь тот, производство которого всегда требует одинакового пожертвования, труда и усилий. Мы не знаем подобных товаров, но можем гипотетически рассуждать о них, как бы они существовали на самом деле; мы можем также внести дополнение в науку, показав ясно, что все принимаемые ею доныне мерила для определения ценности решительно неприменимы. Если даже предположить, что какое-нибудь одно из них представляется точным мерилом ценности, то все-таки оно не будет мерилом богатства, так как богатство не зависит от ценности. Человек богат или беден, смотря по изобилию необходимых или служащих для удовольствия вещей, которыми он может располагать, и они одинаково служат потребностям владельца, как бы ни была значительна или мала их меновая ценность в отношении к деньгам, хлебу или труду. Только благодаря смешению понятий о ценности и богатстве, можно было утверждать, то, уменьшая ценность товаров, то есть вещей необходимых, полезных и приятных, можно увеличить богатство. Если бы ценность была мерилом богатства, то нельзя было бы отрицать этого предположения, так как редкость вещей увеличивает их ценность. Но если прав Ад. Смит, что богатство состоит из предметов необходимости и удовольствия, то оно не может увеличиваться от уменьшения их количества.
Справедливо, что лицо, обладающее редким предметом, более богато, если посредством этого предмета оно может добыть себе большое количество необходимых и приятных вещей; но как размер общего капитала, из которого извлекает богатство каждое отдельное лицо, уменьшается на всю ту сумму, какую берет из него это последнее, то части других людей необходимо должны уменьшаться в той пропорции, в какой это, поставленное в благоприятное положение, лицо обладает властью присвоить себе большее количество богатства.
«Пусть вода станет редкой вещью,
– говорил лорд Лодердаль, —
и поступит в исключительное распоряжение одного лица, то его личное богатство увеличится, ибо вода в этот случае будет иметь ценность, и если народное богатство состоит из суммы индивидуальных богатств, то и общее богатство также увеличится от этого».
Нет сомнения, что богатство этого лица увеличится; но так как фермер будет принужден продать часть своего хлеба, башмачник часть своих башмаков, и всякий должен будет лишиться доли своего состояния с единственною целью добыть себе воды, которую они прежде получали даром, то все они обеднеют на все количество товаров, которое они принуждены будут пожертвовать на этот предмет, а владелец воды получит прибыль в точности равную их потере. Общество в целом составе будет по-прежнему потреблять одинаковое количество воды и товаров, только распределение их будет иное. Но так будет скорее в случае монополии воды, чем недостатка в ней, ибо если бы воды было недостаточно, то народное богатство и, богатство отдельных лиц действительно уменьшилось бы настолько, насколько была бы лишена страна части одного из своих предметов потребления. Не только фермер имел бы менее хлеба для обмена на другие необходимые или приятные для него предметы, но, подобно всякому другому лицу, он испытал бы уменьшение в потреблении одного из наиболее существенных для него предметов. Не только распределение богатства было бы в этом случае иное, но наступила бы и действительная потеря богатства.
Итак, можно было бы назвать равно богатыми две страны, обладающие равным количеством всех необходимых, приятных или полезных предметов; но ценность богатства каждой из них зависела бы от сравнительной легкости или трудности производства этих богатств. Если бы усовершенствованная машина дала нам возможность производить две пары чулок вместо одной, не затрачивая более труда, то за один аршин сукна давали бы двойное количество чулок. Если бы подобное улучшение произошло в изготовлении сукна, то чулки и сукно обменивались бы друг на друга в прежней пропорции; но оба эти товара понизились бы в ценности, потому что при обмене на шляпы, на золото и на всякие другие товары, пришлось бы давать вдвое более того и другого. Пусть усовершенствование распространится на производство золота и всех других товаров, и прежнее отношение между ними снова восстановится. Станет производиться ежегодно вдвое более товаров, след., народное богатство удвоится, но ценность его не увеличится.
Хотя Ад. Смит дает точное понятие о богатстве, не раз уже упомянутое мною, однако же, впоследствии он развивает его иначе, говоря, что «человек должен быть богат или беден, смотря по тому, большее или меньшее количество труда может он приобрести покупкой». Этот взгляд на дело существенно разнится от предыдущего, и он конечно не верен, ибо, если предположить, что рудники стали бы более производительны, так что золото и серебро понизились бы в ценности, вследствие большей легкости их производства, или что бархат, будучи изготовлен с помощью меньшего чем прежде количества труда, упал бы в ценности своей на половину, то богатство всех потребителей этих предметов увеличилось бы. Один мог бы в этом случае увеличить количество своей посуды, другой мог бы купить вдвое более бархата; но, обладая этим прибавочным количеством посуды и бархата, они все-таки не могли бы употреблять более рабочих чем прежде, так как если бы меновая ценность бархата и посуды понизилась, то они были бы принуждены пожертвовать сравнительно небольшую долю богатства этого рода в уплату за день труда. Итак, богатство нельзя определять количеством труда, которое можно за него купить.
Из вышесказанного видно, что богатство страны может увеличиваться двумя способами: чрез употребление более значительной доли дохода на содержание производительного труда, что не только увеличит количество, но также и ценность массы продуктов; или же чрез увеличение не количества труда, а производительной силы прежнего труда, вследствие чего возрастает количество, но не ценность продуктов. В первом случае страна не только станет богаче, но и ценность ее богатства увеличится. Она разбогатеет вследствие сбережения, чрез уменьшение своих расходов на предметы роскоши и удовольствия и чрез употребление этих сбережений на новое производство. Во втором случае может не быть ни уменьшения расходов на предметы роскоши и удовольствия, ни увеличения в употреблении производительного труда, но при прежнем количестве труда будет более продуктов, возрастет богатство, но не ценность. Из этих двух способов увеличения богатства следует предпочитать второй, потому что он производит то же самое действие, не лишая нас и не уменьшая наших удовольствий, что неизбежно при первом способе. Капитал страны есть та часть ее богатства, которая затрачивается в видах будущего производства и может увеличиваться, так же, как и богатство. Возрастание капитала будет одинаково действительно способствовать производству будущего богатства, достигается ли это возрастание вследствие усовершенствований в искусствах и в машинах, или же вследствие производительного употребления более значительной части дохода, ибо богатство всегда зависит от количества продуктов, причем ни мало не берется во внимание легкость, с которой добываются орудия, служащие для производства. Известное количество одежды и съестных припасов будет достаточно для потребностей и содержания одинакового числа людей, будут ли эти предметы плодом труда 100 человек или 200; но ценность этих товаров увеличится вдвое, если на их производство было употреблено 200 человек.
Несмотря на изменения, сделанные в четвертом и в пятом издании Трактата о политической экономии, мне кажется, что Сэю очень не посчастливилось в его определении ценности и богатства. Он считает эти два выражения однозначащими и объясняет, что всякий человек богат соразмерно с увеличением ценности, которую приобретает его собственность и с изобилием товаров, которыми он может располагать;
«ценность доходов возрастает,
– говорит он, —
если они могут каким бы то ни было способом доставить большее количество продуктов».
Итак, по мнению Сэя, если удвоится трудность производства сукна, и если вследствие того сукно начинает обмениваться на количество товаров вдвое больше нежели прежде, то ценность его увеличивается вдвое; – с этим я совершенно согласен. Но если бы производство этих товаров велось при особенно легких, а производство сукна при прежних условиях, и если бы, след., сукно стало обмениваться на количество товаров вдвое большее, то Сей все-таки продолжал бы утверждать, что ценность сукна удвоилась; между тем как, по моему взгляду на предмет, ему следовало бы сказать, что ценность сукна осталась без изменения, ценность же упомянутых товаров упала наполовину. Остается ли Сэй последователен, когда он говорит, что вследствие легкости производства, два мешка хлеба станут производиться тем же способом, как прежде один, и что ценность каждого мешка понизится от этого наполовину, а потом утверждает, что суконный фабрикант, который обменивает свои материи на два мешка хлеба, получит ценность вдвое большую, чем прежде, когда ему давали за сукно всего один мешок хлеба? Если два мешка имеют теперь ту же ценность, какую прежде имел один мешок, то суконный фабрикант, очевидно, получит ту же ценность, и не более: без сомнения, он получит вдвое больше богатства, вдвое больше полезности, вдвое больше того, что называет Ад. Смит ценностью потребления, но не вдвое более ценности, а, след., Сэй не прав, когда он считает выражения ценность и полезность, богатство – за синонимы. В сочинении Сэя есть много мест, на которые я сослался бы с доверием в подтверждение своего собственного учения относительно существенного различия между ценностью и богатством, хотя следует сознаться, что в других местах этого сочинения поддерживается противоположная теория. Согласить между собою эти противоречащие друг другу места я не в состоянии и выставляю их здесь одни против других для того, чтобы Сэй сделал мне честь, обратил внимание на эти наблюдения в одном из последующих изданий своего сочинения и настолько разъяснил бы свою точку зрения, чтобы устранить затруднения, которые ощущаются при оценке ее не только мною, но и многими другими.
1. При обмене друг на друга двух продуктов мы обмениваем в действительности производительные услуги, которые способствовали производству этих продуктов. Стр. 504.
2. Не существует другой действительной дороговизны, кроме той, которая происходит от издержек производства: вещь действительно дорогая – та, производство которой много стоит. Стр. 497.
3. Ценность всех производительных услуг, которые должны быть потреблены при изготовлении продукта, определяет издержки производства последнего.
4. Спрос на товар определяет полезность: но пределы этого спроса установляются издержками производства. Когда полезности товара недостаточно для того, чтобы возвысить его ценность до уровня издержек производства, то вещь не стоит того, во что она обошлась; это служит доказательством, что производительные услуги могли бы быть употреблены на производство товара большей ценности. Обладатели производительных средств, располагающие капиталом, землей, или трудом, постоянно заняты сравнением издержек, производства с ценностью произведенных вещей или, что одно и то же, сравнением относительной ценности различных товаров, ибо издержки производства суть не что иное, как ценность производительных услуг, потребленных при изготовлении продукта; а ценность производительной услуги есть ни что иное, как ценность произведенного ею товара. Итак, ценность товара, ценность производительной услуги, ценность издержек производства, не различаются между собою, когда все вещи предоставлены своему естественному ходу.
5. Ценность доходов возрастает с той минуты, когда они доставляют нам каким бы то ни было способом большее количество продуктов.
6. Цена есть мера ценности вещей, а ценность их есть мера их полезности. 2 Vol. р. 4.
7. Свободно совершенный обмен указывает на ценность, которую люди приписывают обмениваемым вещам, смотря по времени, месту и положению общества. Стр. 466.
8. Производить значить создавать ценность, придавая или увеличивая ценность вещей, которые не обладают ею и установляя таким образом спрос на них, представляющий главную причину их ценности. Vol. 2, р. 487.
9. Созданная полезность представляет продукт. Меновая ценность, происходящая отсюда, является лишь мерилом этой полезности, мерилом исполненного производства. Стр. 490.
10. Полезность, которую жители какой-нибудь местности признают за известною вещью, не может быть определена иначе, как посредством цены, которую они дают за нее. Стр. 502.
11. Цена эта есть мерило полезности, которую имеет продукт во мнении людей, и удовлетворения, проистекающего из потребления ее, так как никто не стал бы отдавать преимущества потреблению этой полезности, если бы за ту же цену мог приобрести себе полезность, доставляющую более удовлетворения. Стр. 506.
12. Количество всех других товаров, которое кто-либо может непосредственно приобрести в обмен за товар и которым он желает располагать, всегда представляет неоспоримую ценность. Vol. 2, р. 4.
Если действительно не бывает другой дороговизны, кроме той, которая порождается издержками производства (2), то как же возможно утверждать, что товар может повыситься в ценности (5), когда издержки производства его не увеличились, и притом единственно вследствие того, что он будет обмениваться на большее количество дешевых товаров, на большее количество товаров, ценность которых уменьшилась? Если я даю в 2,000 раз более сукна за фунт золота, чем за фунт железа, то доказывает ли это, что я приписываю золоту в 2,000 раз более полезности, чем железу? Нисколько; это просто доказывает, как признает и Сэй (4), что издержки производства золота в 2,000 раз больше издержек производства железа. Если бы издержки производства этих двух металлов были одинаковы, то я давал бы за них одну и ту же цену; но если бы мерилом ценности вещей была полезность, то, вероятно, я платил бы дороже за железо. Ценность различных товаров регулируется соперничеством производителей, «беспрерывно занятых сравнением издержек производства с ценностью произведенной вещи (4)». И так, если я даю один шиллинг за хлеб и 21 шиллинг за гинею, то не должно в этом видеть меру полезности, приписываемую мною каждому из этих товаров.
Под рубрикой № 4 Сэй придерживается почти без всяких изменений моей собственной теории ценности. В число своих производительных услуг он включает услуги, оказываемые землей, капиталом и трудом; что касается меня, то я считаю за таковые только приносимые трудом и капиталом и совершенно сбрасываю со счетов землю. Различие между нами вытекает из различия во взглядах на ренту: я всегда рассматриваю ее, как последствие частной монополии, и полагаю, что она никогда не регулирует в действительности цены, а скорее представляет ее следствие. Если бы землевладельцы отказались от всякой ренты, то я того мнения, что сырые произведения не стали бы дешевле, потому что всегда есть налицо такая часть этих произведений, за которую не платят или не могут платить ренты, ибо излишка продукта едва хватает на уплату прибыли с капитала.
Итак, я не могу согласиться с Сэем, когда он говорит, что ценность товара определяется посредством изобилия других товаров, за которые он обменивается, хотя никто более меня не расположен придавать высокое значение выгодам, проистекающим для всех классов потребителей из действительного изобилия и дешевизны товаров; я держусь мнения весьма замечательного писателя Дестю де-Траси, который находит, что
«измерять какую-нибудь вещь, значит сравнивать ее с известить количеством той же вещи, которое мы принимаем за мерило сравнения, за единицу. И так, измерять значит приводить в известность длину, вес, ценность, значит находить, сколько заключают они в себе метров, граммов, франков, одним словом, единиц той же категории».
Франк не представляет мерила ценности для какой бы то ни было другой вещи, кроме количества того же самого металла, из которого сделаны франки, если только франки и те вещи, измерению которых они служат, не могут быть приведены к какому-нибудь другому, общему для тех и для других мерилу. Я полагаю, что можно найти такое мерило. Так как предметы обоего рода предоставляют результат труда, то именно труд и есть общая мера, посредством которой может приводиться в известность как их действительная, так и относительная ценность. Мне очень приятно, что таково же мнение и Дестю де-Траси. Он говорит следующее:
«так как достоверно, что наши физические и моральные способности суть наше единственное первоначальное богатство, то и употребление этих способностей, разнородного труда, есть наше единственное первоначальное сокровище, и этим-то употреблением всегда создаются все те вещи, которые мы называем богатством, от наиболее необходимых до таких, которые доставляют только удовольствие. Точно также достоверно и то, что все эти предметы представляют только труд, создавший их, и если имеют ценность, или даже две различных ценности, то они могут проистекать единственно от труда, породившего их».
Говоря о достоинствах и недостатках великого труда Ад. Смита, Сэй вменяет ему в ошибку, что
«он приписывает производительную силу одному только труду. Более правильный анализ показывает нам, что ценность представляет принадлежность обнаружения труда или, лучше сказать, прилежания человека в соединении с действием агентов, доставляемых нам природой и с действием капитала. Незнакомство Смита с этим началом помешало ему установить правильную теорию влияния машин на производство богатства».
В противность мнению Ад. Смита, Сэй говорит в 4-й главе о ценности, придаваемой товарам естественными деятелями, каковы солнце, воздух, давление атмосферы и. пр., которые иногда заменяют труд человека, иногда же соперничают с ним в производстве. Но эти естественные деятели, хотя и значительно увеличивают ценность потребления, никогда не увеличивают меновой ценности товара, о которой говорит Сэй: как скоро при помощи машин или знакомства с естественными науками вы принуждаете силы природы исполнять ту работу, которая прежде производилась человеком, то меновая ценность такой работы соответственно уменьшается. Если мельница приводилась в движение трудом 10 человек, а потом сделано открытие, при помощи которого труд этих 10 человек сберегается действием ветра или воды, то ценность муки, составляющей частью продукт работы мельницы, немедленно понизилась бы в соответствии с количеством сбереженного труда; общество стало бы в этом случае богаче на сумму товаров, которые мог бы произвести труд 10 человек, так как фонд, назначенный на содержание их, оставался бы без изменения. Сэй постоянно упускает из виду весьма существенное различие между ценностью потребления и меновою ценностью.
Сэй обвиняет Смита в том, что последний не обратил внимания на ценность, придаваемую товарам силами природы и машинами, потому что полагал, что ценность всех вещей порождается трудом человека; но обвинение это кажется мне неосновательным. Ад. Смит нигде не уменьшает значения услуг, оказываемых нам этими естественными агентами и машинами, но он справедливо отличает род ценности, придаваемой ими товарам: они оказывают нам услуги, увеличивая количество продуктов, делая людей богаче, увеличивая ценность потребления; но так как они исполняют свое дело даром, ибо за употребление воздуха, теплоты или воды ничего не платится, то оказываемая ими нам помощь не присоединяет ничего к меновой ценности.
Назад: ГЛАВА XIX О внезапных изменениях в направлениях торговли
Дальше: ГЛАВА XXI Действие накопления на прибыль и на процент