– Мы уже почти добрались, ребята! – Крик Коракса было невозможно не услышать. Центурион указывал на маячившие над ними внушительные каменные стены шагах в полутораста впереди. – Успокойтесь. Помолитесь любимым божествам. Когда капитан отдаст приказ, команда поднимет лестницу. Как только она коснется верхнего края стены, лезьте наверх во всю прыть. Вы меня слышите?

– ТАК ТОЧНО! – проревели гастаты; их нервы и жажда мщения добавляли крику громкости.

Виззз! Виззз! Виззз! – раздались звуки прямо над головой. Квинт достаточно испытал до этого, чтобы сразу узнать звук летящих стрел. Бросив взгляд на верх стены, он заметил бойницы ниже крепостных зубцов, и у него сжалось в животе.

– У них есть еще другие метательные машины, – крикнул он центуриону. – Ближнего действия.

Коракс уже увидел это. Подбежав к капитану, он крикнул ему в ухо:

– Пусть гребут чаще. СКОРЕЕ!

На корабль обрушился шквал стрел: они падали в воду, свистели у самого уха и пробивали ткань паруса. Это были длинные железные стрелы, и они поражали многих солдат, пронзая их тела, как горячий нож пронзает сыр. Флейтисту снесло челюсть прямо перед капитаном. Завизжав, как сумасшедший, он подбежал к краю палубы и бросился в море. Потрясенный капитан обернулся к оставшемуся флейтисту, а потом к своему коллеге на другой квинквиреме.

Ему следовало сделать наоборот, в другом порядке, в тревоге подумал Квинт. Потребовалось несколько ударов сердца, прежде чем второй капитан потребовал ускорить темп гребли, а в это время весельники на судне Коракса уже работали что было силы. Гребцы второго судна попытались взять тот же ритм, но отстали на два гребка. В результате сдвоенная квинквирема повернула нос к другой части стены.

– В той секции стена выше, – в ужасе прошипел Квинт. – Достанет ли проклятая лестница до края?

– Проклятье! А на что еще надеяться? – прорычал Урций. – Если не достанет…

– ПОДНЯТЬ ЛЕСТНИЦУ! – заревел центурион. – Поднять в воздух, немедленно! Нам нужно сделать это до того, как враг начнет швырять в нас камни и неизвестно что еще. ШЕВЕЛИТЕСЬ!

Группа моряков, назначенных для этой задачи, не стала ждать подтверждения от капитана и расторопно принялась за работу. Схватившись за лежавшие у ног толстые канаты, они начали тянуть их через закрепленные на мачтах блоки. Когда слабину выбрали, канаты натянулись. Какое-то мгновение ничего не происходило. «Дерьмо! – подумал Квинт. – Лестница слишком тяжелая». Однако страх придал морякам дополнительных сил. Страх и розга Коракса, обрушившаяся на их плечи. Верхушка лестницы оторвалась от палубы на ладонь, потом еще на столько же.

– Налягте, говнюки! – орал Коракс. – Наши жизни зависят от этого!

Моряки, побагровев, налегли, и лестница стала приподниматься; уже даже самый высокий человек не мог достать до ее конца. Теперь она не зависала – моряки поймали ритм и рывками поднимали ее. Лестница уже вырисовывалась на фоне неба прямо над головой. Квинт зажмурился, когда она прошла мимо пылающего диска солнца.

– ДЕРЖАТЬ! – проревел Коракс. – ДЕРЖАТЬ, Я СКАЗАЛ!

Лестница дернулась и замерла. Квинт бросил взгляд на основание стены, которая была уже шагах в пятидесяти. Капитан посоветовался со своим коллегой, и оба скомандовали флейтистам играть помедленнее. Гребцы тут же подчинились, и судно замедлило ход.

Визззз! Визззз! – две стрелы, под острым углом пущенные из бойниц в стене, пронеслись перед ними. Одна попала в палубу у ног Коракса, вторая поразила моряка, державшего канат. Она пробила его тело и вошла в живот стоявшего у него за спиной. Оба упали на палубу, крича в агонии, а лестница наклонилась в одну сторону, так как ее вес оказался непосильным для оставшихся.

– Паршивые псы целятся в моряков у канатов, – выругался Квинт.

– Забери их Гадес! – крикнул Урций.

– Двое! Туда! – Коракс подскочил и занял место одного из выбывших. – Еще дюжину со щитами, чтобы прикрывать моряков. ШЕВЕЛИТЕСЬ!

Никто не хотел отстегивать щиты от спины, куда их приладили, чтобы взбираться по лестнице. Переместить их обратно было не так просто в жуткой тесноте на палубе. Но если не исполнить приказ Коракса, всех ждет жестокая расплата – и, скорее всего, не будет лестницы, по которой нужно взбираться. Квинт и Урций протолкались вперед, за ними Невезучий. Вместе с несколькими товарищами они выстроились рядом с моряками. Квинт был в голове ряда, Урций – за ним, а у него за спиной – Невезучий. Солдат быстро отстегнул один из двух ремней, удерживавших его щит, и с приобретенной от долгой практики сноровкой согнул другое плечо, так что скутум соскользнул вперед.

Визззз! Визззз! Визззз! Визззз! С колотящимся сердцем Квинт схватил щит за край, а потом за рукоятку внутри, и поднял изогнутый скутум над собой и моряком справа.

Тук! Дзинь! Дзинь! Тук! – ударяли стрелы. Новые вскрики, новые сдавленные звуки боли, новые пораженные тела на палубе. К счастью, ни одного рядом с Квинтом. Из-за скопления людей ему не было видно основания стены.

– Далеко нам идти? – крикнул он, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Почти добрались, – ответил Коракс. – Успокойтесь, ребята!

Визззз! Визззз! Визззз! Теперь уже Квинт услышал крики защитников. Он различил отдаваемые по-гречески команды, ругательства и требования еще стрел. Воздух наполнился криками агонии, всплесками воды, когда пораженный стрелой падал за борт. У Квинта сжались кишки, и он зажмурился, вознося еще одну мольбу: «Марс, держи по-прежнему свой щит над нами!»

– Урций!

Волна облегчения нахлынула на него, когда друг ответил:

– Я в порядке. А ты?

– Пока тоже, – ответил Квинт, по-дурацки осклабившись.

С громким глухим звуком таран квинквиремы ткнулся в камни волнолома у основания укреплений. «Вот оно! – подумал Квинт. – Вот оно, то самое!» Его глаза встретились с глазами моряка, которого он прикрывал. В них он увидел неприкрытый страх, но и решительность.

– Делай свое дело, – тихо сказал моряк, – а я буду делать свое.

Юноша кивнул, ободренный.

– ОПУСТИТЬ ЛЕСТНИЦУ! – закричал Коракс.

Моряк рядом с Квинтом начал постепенно отпускать канат. Молодой гастат смотрел на него со смесью страха и зачарованности. Когда канат провиснет, это будет означать, что лестница уперлась о край вражеского укрепления. Обстрел усилится, и они с Урцием застрянут здесь, на палубе, которая оказалась не там, где нужно.

Тук. Среди нарастающего шума Квинт каким-то образом расслышал, как уперлась лестница.

– НАВЕРХ! НАВЕРХ! НАВЕРХ! – заорал Коракс. – Быстрее!

Если б Квинт повернул голову от своего щита, то увидел бы за моряком часть лестницы, которая протянулась с высоты примерно его роста на десять шагов вверх. Дерево уже скрипело и шаталось под тяжестью поднимавшихся солдат. Чуть погодя он увидел, как появился первый гастат. Его не удивило, что это оказался один из самых старых и надежных солдат в манипуле, ветеран, без колебания принявший приказ Коракса возглавить штурм. «Боги, однако я рад, что им оказался не я», – подумал Квинт и крикнул:

– Да пребудет с тобою Фортуна!

Но солдат не слышал его. Лицо его выражало сердитую решительность, когда он поднимался по ступенькам со всей быстротой, насколько это возможно для человека со скутумом за спиной и мечом, болтающимся у правого бедра. Через мгновение он скрылся под навесом лестницы, который тянулся почти до ее верхушки. Навес был предназначен для защиты атакующих от вражеских стрел и камней, и теперь ему предстояло испытание.

Тут же показался еще один гастат, потом еще и еще. Ливень вражеских стрел и камней по-прежнему падал сверху, но Квинт не удержался, чтобы выглянуть из-за края щита наверх, на стену. Она нависала над их позицией – грозное укрепление из каменных блоков не менее тридцати шагов высотой. Можно было различить лица и оружие защитников, когда они наклонялись и метали в своих врагов копья или камни из пращей. Юноше снова вспомнился сиракузский командир, которого он допрашивал. Где-то сейчас Клит? Смотрит на него сверху?

Памм! – раздался звук катапульты, которую Квинт теперь мог видеть. Он инстинктивно отпрянул назад, когда она выпустила стрелу по лестнице.

– Лезьте наверх, и всё! Давайте, братцы! – ревел Коракс. – На стену!

Человек пять лезли по лестнице, а более двадцати ждали своей очереди внизу. Двум приятелям предстояло еще немного подождать. Квинт повернул голову. Слева подходила пара скрепленных квинквирем, команда там уже поднимала самбуку. В ответ со свистом летели стрелы и камни. Он увидел, что многие моряки убиты, но командиры на борту вскоре сделали то же, что раньше Коракс, – послали солдат прикрыть тянущих канаты матросов. Как только лестница коснулась стены, ее облепили гастаты. У Квинта перехватило дыхание, когда он увидел, как из амбразуры рядом с местом, где лестница уперлась в стену, защитники выдвинули длинную деревянную рогатку.

– Берегись!

Конечно, он был слишком далеко, чтобы его услышали, слишком далеко, чтобы что-то сделать. Юноша в ужасе смотрел, как вилка уперлась в лестницу и быстро оттолкнула ее, поставив вертикально. В этом положении лестница замерла на одно жуткое мгновение, пока сиракузцы не налегли снова и не опрокинули ее назад. Гастаты внизу успели отскочить, но те, что были на ней, упали и встретили смерть на палубе своего корабля или в море. Лестница, на которой еще отчаянно цеплялся за верхушку один солдат, откинулась на мачту.

– Хвала богам, – прошептал Квинт. – Держись!

Вылетевшая со стены вражеская стрела сбила гастата с лестницы. Без звука мужчина упал в воду.

Квинт судорожно глотнул и отвел глаза. «Забудь его, – сказал он себе. – Сосредоточься на том, что происходит здесь». ТУК! Его отбросило силой удара. Удержав равновесие, Квинт уставился на зазубренный наконечник, пробивший щит. Стрела чуть не задела левый кулак, сжимавший рукоятку посредине щита; она была в два пальца толщиной и прошла меньше чем в двух пальцах от его головы.

– Ты ранен? – крикнул сзади Урций.

– Нет! Но на волосок ближе, и был бы мертв, – выдохнул Квинт.

Он не мог так долго держать щит над головой. Вес железной стрелы уже сказывался в мышцах руки. Несколькими рывками ему удалось протащить ее сквозь щит и бросить на палубу. В щите осталась большая дыра, но, по крайней мере, его снова можно было держать поднятым.

– Ребята, ваши товарищи зацепились наверху! – кричал Коракс. – Продолжайте лезть!

Квинт снова выглянул за край щита и, к своей радости, увидел, что центурион прав. Каким-то образом горстка гастатов перелезла через парапет и закрепила верхний конец лестницы, так что остальные могли следовать за ними. Его сердце заколотилось. Может быть, им все-таки удастся?

Его надежды продолжали укрепляться, когда еще двое или трое гастатов перелезли через парапет и тоже вступили в бой. Коракс продолжал посылать своих солдат наверх, но они уже видели, что происходит. Теперь было легче взбираться. Однако через мгновение сердце Квинта замерло.

– Что это, именем Гадеса, так его и растак? – услышал он возглас Урция.

За парапетом появилось странного вида приспособление. Длинный широкий деревянный брус шагов пятидесяти в длину. На его конце болталась цепь с огромным трехзубым крюком. На глазах у всех цепь опустилась к их кораблю. Квинт никогда раньше не видел ничего подобного, но ему не нужно было говорить, что сейчас может произойти.

– Дерьмо!

– Он собирается поднять нас наверх? – воскликнул Урций.

– Пожалуй.

Квинт взглянул на свою кольчугу и выругался. Долбаный доспех станет для него смертью. Решение Урция ограничиться нагрудником и спинными пластинами, как у Невезучего, теперь показалось более чем разумным.

Коракс тоже заметил новое орудие и закричал:

– Лезьте по лестнице!

Он дунул в свой свисток, пытаясь привлечь внимание солдат на стене, но те увязли в собственной борьбе за выживание. Кроме того, прикинул Квинт, они все равно были слишком далеко от приспособления, чтобы что-то сделать. Их отделяли от него, по меньшей мере, сто шагов и десятки защитников. Его было не захватить. «Может быть, удастся отрубить крюки от рычага?» – в отчаянии подумал он. Воздух наполнился криками ужаса. Все увидели железную лапу.

– Креспо, Урций, Невезучий, опустить щиты! Ко мне!

Коракс быстро прошел мимо, к носу – туда, где, похоже, должен был опуститься крюк. Пот струился по спине Квинта, как в кальдарии.

– Держи. – Квинт отдал свой скутум моряку, которого прикрывал, и поспешил за Кораксом.

– Какой у вас план?

Лицо центуриона было сурово.

– У меня никакого сраного плана, Креспо. Но если мы не остановим эту штуку, то все пойдем ко дну.

Они протолкались вперед сквозь строй испуганных гастатов. Квинт смотрел на маячивший наверху крюк. Там, похоже, не было веревок или ремней, чтобы перерубить их мечами. Солдат запаниковал. Что можно сделать голыми руками? Быстрый взгляд на Урция и Невезучего сказал ему, что они в том же состоянии. Они пришли сюда из-за своей преданности Кораксу. Споткнувшись обо что-то, юноша чуть не упал за борт. Выругавшись, он пнул виновную в этом бухту каната, и тут у него возникла идея.

– Центурион!

Коракс сердито обернулся.

– Что?

Квинт поднял канат.

– Если мы набросим его на крюк, то сможем оттянуть в сторону. Чтобы он не захватил корабль.

– Это ловко!.. Давай сюда.

Солдатам на носу не требовалось говорить, чтобы расступились. Пространство вокруг Коракса, Квинта и остальных очистилось, они размотали веревку и сделали на конце скользящую петлю.

– Кто-нибудь из вас набрасывал когда-нибудь веревку на скот? – спросил Коракс.

Чувствуя себя болваном, Квинт покачал головой.

– Никак нет, – промямлил Урций.

Невезучий не произнес ни слова.

Губы Коракса мрачно изогнулись.

– Проклятье… Придется мне.

– Я могу, центурион, – вдруг подал голос Невезучий.

Все глаза обратились к нему.

– Говори. Быстро! – велел Коракс.

– Пару лет назад я часто помогал следить за скотом в нашем хозяйстве. Бывало, мог поймать корову с тридцати шагов.

– Пришел твой шанс, – сказал Коракс, отдавая ему веревку.

Квинт ободряюще посмотрел на Невезучего, у которого был такой вид, будто он уже жалеет, что начал говорить. Урций хлопнул его по спине. Невезучий встал перед ними с веревкой в правой руке. Крюк уже висел не более чем в двадцати шагах над головой. Квинт с тревогой увидел, что он уже не нацеливается на палубу. Вместо этого управляющие им защитники собрались зацепить бронзовый таран, выпирающий на носу корабля, и задача Невезучего многократно усложнилась. Первая попытка не удалась. Вторая – тоже, и надежда Квинта начала таять. Потом, несмотря на трудности, петля зацепила крюк. Невезучий потянул за веревку, затягивая петлю, и восторженно завопил:

– Получилось!

– Хватайтесь за веревку, все! – проревел Коракс. – Тяните так, как никогда не тянули свои члены!

Квинт, Урций и Коракс ухватились за веревку. Но только их руки сжали ее, как Невезучего поразила в грудь стрела слева от нагрудника. Тот, кто направил ее – наверняка не случайно, – был настоящим мастером в стрельбе из лука. Невезучий ослабил захват, и веревка заскользила в его ладонях. Остальные пытались задержать ее. Глаза Невезучего выкатились от боли, он посмотрел на веревку, понимая, что ее нужно держать, но вместо этого выпустил из губ розовато-красную струйку крови и обмяк. Перед их испуганным взором конец веревки ускользнул за борт и опустился в воду, повиснув на крюке. Невезучий на подогнувшихся ногах опустился на палубу.

Коракс замычал от досады. Квинт нагнулся и взял другую веревку.

– Держи! – сказал он Урцию. – Теперь попробуй ты. Мы должны ее накинуть.

Выругавшись, тот снова сделал на конце петлю, как раньше, и, держа веревку обеими руками, подошел к той точке, где борта корабля соединялись с тараном. Квинт смотрел на приятеля; нервы его были натянуты до предела. Крюк уже опускался, чтобы зацепить таран. Урций бросил и промахнулся. Он вытащил веревку и попытался снова. Вторая попытка тоже оказалась неудачной.

– Помоги нам Фортуна! – воскликнул Квинт. «Ты, старая сука, должна была помочь бедняге Невезучему», – хотел он добавить, но не посмел.

Урций готовился к последней попытке, когда вражеский лучник – тот же, который сразил Невезучего? – выпустил стрелу, и она пронзила ему левую руку. С криком боли боец выронил веревку. Не успели Коракс и Квинт схватить ее, как крюк с громким лязгом ударился о таран. Он тут же поднялся, но не захватил цель и снова закачался в воздухе. Управляющие механизмом защитники немного повернули стрелу и снова опустили крюк. Коракс бросил петлю, она не долетела и упала в море. С отчаянным ругательством он бросил еще раз. Квинт не видел его промаха, потому что его глаза в ужасе были прикованы к крюку, который погрузился в воду у самого тарана. Через один удар сердца повисшая цепь начала подниматься, и Квинта чуть не стошнило, когда она с лязгом дернулась и остановилась. Крюк зацепился за таран.

– Поймали! Тяните, как не тянули никогда! – раздался сверху крик по-гречески.

Со стены донеслись оскорбления и торжествующие вопли.

– Стрела сейчас поднимется, центурион! – закричал Квинт.

– Спасайтесь! – завопил тот толпе смотревших на него солдат и моряков. – Прыгайте! Прыгайте за борт! – Он начал толкать их к ограждению. – Времени нет. Прыгайте, если хотите жить!

Юноша посмотрел на свою кольчугу, которая потянет его на дно, а потом на Урция – друг может утонуть из-за раненой руки. Будучи в доспехах, ему не помочь, но если их снять, есть маленький шанс. Двигаясь как можно быстрее, Квинт расстегнул ремни, снял перевязь, схватился за край кольчуги и поднял ее до середины груди. Потом нагнулся. Обычно тут товарищи хватали его двумя руками и стягивали кольчугу через голову. Одному это сделать крайне сложно. Квинт потряс туловищем, но ничего не получилось. В мочевом пузыре появилась резь, но мужчина попытался не поддаваться панике. Утонуть и так будет довольно плохо, но мысль о смерти в тяжелой кольчуге на голове вызывала несравненный ужас. Он чуть не заплакал от облегчения, когда ощутил, как рука – здоровая рука Урция – схватила доспех и дернула его вверх, к голове. Квинт приложил всю силу рук, чтобы поднять ее и освободиться. Кольчуга со звоном упала на палубу.

– Осторожнее, у меня тут ноги, – с кривой ухмылкой сказал Урций.

– Ты свихнувшийся козел! – ответил Квинт.

Палуба уже начала наклоняться. Солдаты с испуганными воплями прыгали в воду. Коракс подталкивал тех, до кого мог дотянуться.

– Держись за меня, – велел Квинт, встал справа от Урция и обхватил его за пояс. – Идем к краю палубы.

Только они дошли до ограждения, как мир перевернулся. Палуба под ногами поднялась навстречу, небо опрокинулось под немыслимым углом. Оба потеряли равновесие. Тут же Квинт увидел поднявшийся почти вертикально нос, стену, усеянную ликующими защитниками, путаницу людей, оружия и доспехов – других солдат на корабле, – солнце, море и Урция, кричавшего что-то.

А потом было падение – падение в море.

Квинту удалось достичь поверхности воды, не отпустив друга. В последний момент он задержал дыхание в надежде, что и тот сделает то же самое. Сила удара разъединила их, и Квинт не успел схватить товарища. Он был поглощен собственной борьбой за выживание. Барахтаясь и переворачиваясь, юноша совершенно потерял ориентацию. Его окружали кружащиеся пузырьки, мелькали тела людей, живых и мертвых. Однако больший страх вызывала мысль, что когда цепь с крюком отпустят – а таково, конечно, было намерение защитников, – все оказавшиеся под ней погибнут. Как только перестал погружаться, Квинт начал, как сумасшедший, дрыгать ногами. Ему нужно вверх, на поверхность, и отплыть в сторону. Но в какую? Под водой он не имел представления, где корабль. Он бешено завертел головой и сквозь мешанину оружия и тел различил большую черную громадину – корму их квинквиремы, направленную в глубину моря. Она медленно двигалась, занимая более вертикальное положение, и Квинт не смог понять, обмочился ли уже от страха. Он поплыл прочь от корабля, изо всех сил работая руками и ногами. «Нептун, прошу тебя, – молился юноша, – не влеки меня в свое царство!» Спустя два удара сердца Квинт скорее почувствовал, чем увидел, что квинквирема рухнула. Сзади налетел водяной вал. Квинта подхватило и понесло, как ветку, упавшую на поверхность быстро бегущей реки. Волны вертели и швыряли юношу, его ноги взлетали над головой. Перед обезумевшими глазами Квинта мелькали то морские глубины, то голубое небо, и все становилось то светлым, то темным. Бац! Что-то твердое – человек или весло? – ударило в живот. Тело пронзила острая боль, и ему стоило огромных усилий не втянуть в легкие морской воды.

Потом другой предмет ударил его по подбородку – шлеп! – и рот Квинта чуть не открылся от инстинктивного желания вдохнуть. Больше нельзя терпеть. Легкие горели от необходимости в свежем воздухе. Нужно на поверхность, скорее. Если он снова на что-то наткнется – а это наверняка случится, – ему не выжить. Сдайся, и все муки пройдут…

Но где-то в глубине души тлела последняя надежда. Еще одно, последнее усилие. Повернув голову, Квинт увидел свет и взмолился, чтобы сознание не обмануло и не подвело. Рывок ногами. Гребок руками. Еще и еще. В глазах потемнело. Рывок, еще один, но сил в мышцах уже не оставалось.

И когда солдат потерял всякую надежду, его голова вырвалась на поверхность. Квинт жадно, как никогда в жизни, хватанул ртом воздух. Вместе с ним он вдохнул немного воды, но смог прокашляться. Из носа текло, глаза щипало от соли, но он не обращал на это внимания. Главное – жив.

Глаза бегали, пытаясь разглядеть, что происходит. Вокруг из воды торчали десятки голов. Люди перекрикивались, проклинали и молили богов, звали матерей. Квинт разглядел несколько знакомых лиц. Но ни Урция, ни Коракса рядом не было. Позади выживших, шагах в пятидесяти, плавала разгромленная квинквирема. Половина весел сломана, мачта разбита. Сбоку свисала лестница, как вырванное бурей дерево. Палуба опустела. Всех стряхнуло за борт, в оцепенении подумал Квинт.

Визз! Визз! Визз!

Его охватил новый страх. Вскоре стрелы избороздили воду рядом. Приглушенный вскрик сообщил, что еще один человек теперь или утонет, или вот-вот умрет от раны. Квинт взглянул наверх и выругался: «Ублюдки!» Не только метательные машины целились в них – на стене выстроились лучники и пращники, решив не упустить возможности потренироваться в новом занятии. Когда настанет черед Квинта – дело времени. «Все кончено», – подумал он.

Каменистый берег у подножия стены предлагал твердую опору под ногами, и солдат видел, как люди вылезают из воды; но и защитники видели их. Вскоре на край парапета выкатили огромные камни и сбросили на несчастных внизу, калеча одних и убивая других. Там не было спасения, как и нигде под городскими стенами. Квинт помнил, какое расстояние они проплыли в открытом море – как далеко находился их лагерь, – и его охватило отчаяние. Даже без доспехов он не смог бы проплыть такую дистанцию. Однако какой другой выбор у него есть? Оставалось либо плыть, либо ждать, когда вражеская стрела или камень пошлют его к Нептуну вместе с остальными.

Вознеся новые молитвы, Квинт поплыл на восток, с иронией сознавая, что требует чего-то от богов во время опасности. В другое время он едва ли верил в их существование – тому не было никаких доказательств, – но теперь, здесь, оставалась хоть какая-то надежда, чтобы не отчаяться совсем. «Пусть Урций каким-то образом спасется, – попросил он. – И Коракс. И другие из манипулы, сколько вы можете оставить. Пожалуйста, не забирайте всех».

– Помоги, брат! – прохрипел солдат слева. – Я не могу плыть.

Квинт заставил себя посмотреть ему в глаза.

– Я сам плохой пловец. Если помогу тебе, мы оба утонем. Извини.

Солдат протянул руку.

– Я не хочу умирать! Не хочу умирать!

Его тон был безумен, и Квинт понял, что если этот человек ухватится за него, они оба камнем пойдут ко дну. Не сказав ни слова, он как можно скорее отплыл прочь. Чувство вины разрывало его, но он все плыл, пока мольбы утопающего не затихли среди других голосов, не заглушились шумом падающих стрел и камней.

Через какое-то время юноша перестал грести, чтобы отдохнуть. Метательные снаряды редко долетали сюда, так как вражеские артиллеристы сосредоточились на римлянах под стенами. Чуть правее корабль с самбукой, пришедший вместе с ними, захватил такой же железный крюк. Квинт не мог оторвать глаз от ужасного зрелища. Солдаты на борту отчаянно пытались сделать то же, что делал он со своими товарищами, – накинуть на крюк веревку, – но им тоже не удалось. Вскоре сиракузцы зацепили таран квинквиремы. Тут же со стены раздалась команда, и через несколько мгновений цепь с крюком натянулась, нос корабля взмыл из воды вверх, приподняв за собой и весь корпус.

Воздух наполнился криками. Крошечные фигурки людей падали с палубы, как муравьи с потревоженного бревна. Уже это было страшно, но когда железная лапа освободилась, над укреплениями появилась другая. Она несла огромный камень размером с трех человек. При виде его новый вой поднялся среди тех, кто выжил после падения, их обуял новый ужас. Квинт отвернулся, но не мог заткнуть уши, когда камень обрушился на корабль, и за этим взметнулся водяной вал. Сжав челюсти, он поплыл дальше. Боль от ударов по ребрам и по ноге замедляла продвижение, и он стал чаще отдыхать. Во время перерывов мужчина осматривался в надежде увидеть корабль, который мог бы его подобрать. Но поиски были тщетны. Все корабли в пределах видимости были либо безнадежно разбиты вражескими снарядами, либо постепенно тонули и опускались на дно гавани. Со времен Канн Квинт не видел такого побоища. Он рассматривал лица плывущих рядом, моля богов, что не увидит знакомых. И не увидел. Рассматривать трупы не имело смысла – их было слишком много. Так что когда юноша натыкался на еще одно тело, то просто отталкивал его в сторону.

Слева покачивался на волнах лежащий на спине труп. Квинт хотел плыть дальше, но что-то заставило его взглянуть снова. Уши мертвого солдата оттопыривались. Юноша моргнул. Это был Урций. Квинт подплыл к другу, и его снова поразила скорбь. Глаза Урция были закрыты, а рот приоткрыт. Друг выглядел мертвым, но Квинт приложил два пальца к его шее прямо под челюстью и с колотящимся сердцем подождал. Сначала он не ощутил ничего, а потом, к своей великой радости, почувствовал слабый пульс.

– Ты крепок, как старая долбаная калига, Урций, – прошептал юноша, не сдерживая слез, текущих из глаз. – Благодарю тебя, Нептун, что оставил этого человека на поверхности и не дал утонуть.

Радость продолжалась недолго. Все равно не было никакой возможности поддерживать друга на пути к выходу из гавани и дальше. И снова в сердце закралось отчаяние. «Прекрати, – прошептал он себе разгневанно. – Урций не сдался бы, если б ему пришлось помогать мне. Придумай что-нибудь!» Он огляделся, стараясь не поддаваться ужасу, пытаясь найти выход, и, наконец, его взгляд ненароком упал на судно, на котором он с товарищами прибыл сюда. Оно лежало на воде, как что-то мертвое, никому не нужное. И неизвестно откуда Квинту пришла мысль. Пара квинквирем, похоже, не собиралась тонуть. Да, они не могли никуда уплыть. Да, они были под самым носом у неприятеля, но в этом и была их привлекательность. С точки зрения сиракузцев, нет нужды продолжать поливать эту пару кораблей градом стрел и камней, так как они уже не представляли угрозы для города.

– Там мы будем в безопасности, – прошептал солдат приятелю, обхватив того сзади рукой за грудь. – По крайней мере, какое-то время.

Казалось, целый век они добирались до ближайшей квинквиремы. Квинт мог бы добраться до разбитого корабля скорее, если б стремился к его середине, но туда по-прежнему падали стрелы и камни. У кормы, пожалуй, даже в промежутке между двумя кораблями, они могли бы совершенно скрыться от защитников на стене. Внимание вражеских стрелков сосредоточилось на видимых целях. Когда двое римлян подобрались к корме, Квинт заметил в воде гроздь голов, и его дух немного воспрянул. Чем больше их здесь будет, тем больше надежды выжить. Он удвоил свои усилия. Нужно осмотреть стрелу в руке Урция. Лишняя пара рук сделает это возможным.

– Скоро мы с этим разберемся, вот увидишь, – сказал он соратнику, страстно желая, чтобы тот ответил.

Но ответа не последовало, и тревога Квинта возросла. Юноша снова прикоснулся к шее Урция и с огромным облегчением нащупал пульс. Потом из группы уцелевших явственно послышался голос. Коракс! Еще не все потеряно, решил мужчина. Боги не совсем покинули его. И это было кстати, так как он совсем ослабел. Дальше с Урцием придется трудно. Примерно в двадцати шагах от кормы Квинт крикнул:

– У меня здесь раненый товарищ. Может кто-нибудь помочь?

Люди обернулись, и трое направились к ним.

У первого подплывшего были черные волосы и голубые глаза. Солдат узнал в нем гастата из другой центурии их манипулы, но не знал его имени.

– Куда он ранен? – спросил тот.

– Стрелой пробита левая рука. Но с тех пор, как я его нашел, он не приходит в сознание, так что может быть и травма головы, которую я не видел. – «Пусть ее не будет!» – взмолился он.

– Дай мне его, – сказал черноволосый. – Поплывем к центуриону. Он…

– Знаю, – перебил Квинт. – Коракс – мой центурион, хвала богам.

– Похоже, он отличный малый. – С большой осторожностью черноволосый обхватил Урция за грудь. – Я держу.

Радуясь, что Урций попал в хорошие руки, Квинт поплыл к Кораксу. Черноволосый гастат с товарищами поплыли следом.

Когда центурион узнал Квинта, на его лице отразилась искренняя радость.

– Смотрите, кого выплюнул Нептун! Клянусь всеми богами, Креспо, рад тебя видеть.

– А я рад видеть вас, – с чувством сказал Квинт. – Не думал, что вы уцелели.

– А я так же думал про тебя. Пока не появился ты, я не видел никого из моей центурии. Эти в основном из части, какую разделили между нашим кораблем и вторым. Несколько моряков и горстка из части Витрувия. Кто у тебя там? – Он указал Квинту за спину.

– Урций.

– Еще одна хорошая новость, – улыбнулся Коракс. – Он тяжело ранен?

– Не уверен, центурион. Он без сознания.

Лицо Коракса потемнело от злости и озабоченности.

– Придется приложить все силы, чтобы он выжил, а, будь я проклят? Гадес может обосраться, если думает, что получит такого солдата, как Кувшин. Я сегодня и так потерял слишком много людей.

Окружающие были потрясены кощунством Коракса, но Квинт не разделял их чувств. Командир был здесь, живой, а остальное не имело значения.

– Для начала надо его привязать, – велел центурион, поднимая из воды веревку.

Квинт увидел, что она заканчивалась большой петлей, давая возможность держаться. Веревка была привязана к железному кольцу на корме прямо у них над головами. Чуть погодя подплыл черноволосый солдат с Урцием, и они накинули сделанную Кораксом петлю на раненого.

– Какая рука? – спросил Коракс.

– Левая.

Квинт нащупал руку товарища, осторожно приподнял ее, чтобы стрела не задела туловище. Когда она показалась из воды, он зажмурился. Передняя часть стрелы отломилась, оставив торчать только конец с оперением.

– Это череда удач, не иначе, – пробормотал Коракс.

Он осторожно потянул и вытащил древко. Из раны потекла тонкая струйка крови, и Урций застонал. Его веки приподнялись.

– Ты меня слышишь? – спросил Квинт.

Взгляд раненого прояснился.

– Проклятье… голова болит. Я, наверное… ударился обо что-то в воде.

Квинту хотелось одновременно смеяться и плакать.

– Ты ранен куда-нибудь еще? – спросил Коракс.

Урций заметил центуриона и почтительно вздернул подбородок.

– М-м-м… никак нет. Не думаю.

– Прекрасно. Кто-нибудь, оторвите лоскут от своей туники, – велел Коракс. – Нужно перевязать ему руку, чтобы остановить кровотечение.

Черноволосый первым протянул лоскут ткани, и Квинт ощутил к нему еще большую теплоту.

– Как тебя зовут? – спросил он, пока Коракс занимался повязкой.

– Матвей. – Он увидел удивление Квинта. – Я такой же римлянин, как и ты, но моя бабушка со стороны матери была еврейка. Я младший из четырех сыновей. Моя мать пилила отца, пока тот не согласился дать мне еврейское имя.

– А меня зовут Креспо. – Юноша протянул руку, и они обменялись рукопожатием. – Как ты понял, я из части Коракса. А ты?

– Из манипулы Феста. – Матвей состроил гримасу. – Или был. Он, наверное, мертв, как и остальные.

– Ты был при Каннах?

– Если б не был там, то не оказался бы здесь, в этой вонючей Сицилии, – Матвей подмигнул, дескать, не имею в виду ничего обидного.

– Тут было несколько новых рекрутов, но не так много, наверное, – ответил Квинт, с облегчением узнав, что Матвей, как и он сам, ветеран. – И после сегодняшнего нам, несомненно, понадобится еще больше.

– Не умничай, Креспо. Не думай, что ублюдки-сиракузцы не начнут искать уцелевших, когда мы попытаемся выбраться, – предупредил Коракс. – Чтобы это удалось, нам всем нужна твоя ловкость.

– Похожее было при Тразименском озере, – прохрипел Урций. – И при Каннах.

– Вы вывели нас в обоих случаях, – добавил Квинт. – И выведете опять.

– Это верно, будь я проклят, – сказал Урций.

В кои-то веки Коракс, кажется, не знал, что сказать. Он пробубнил что-то вроде «не слишком надейтесь», прежде чем поплыл выглянуть из-за кормы на городские стены.

– Значит, вы ему доверяете? – спросил Матвей, одобрительно глядя.

– Он спасал мою задницу чаще, чем вот этот негодяй, – проворчал Урций и бросил на Квинта благодарный взгляд, не требовавший слов.

– И мою тоже, – сказал юноша. – Будь я проклят, он лучший центурион во всей армии.

– Я слышал, о Кораксе хорошо отзывались, – кивнул Матвей. – Хорошо, что он командует, а?

– Да.

Барахтавшийся в воде и опаленный солнцем Квинт страдал от жажды. Его одолевала скорбь по погибшим товарищам. Тысячи противников находились в нескольких сотнях шагов. И все равно сердце пело. Они доживут до завтра. Как-нибудь, но доживут.

Ибо здесь был Коракс.