Глава третья
ПОСЛЕДНЯЯ ЧЕРТА ОБИТАНИЯ
Горюнов поднял голову со шкуры медведя, на которой лежал. Где он? Над ним нависли сумрачные своды пещеры. Рядом чадит фитиль, плавающий в каменной плошке. Пещера очень велика, края ее теряются вo мгле, хотя посредине пылает несколько Костров.
Прямо перед собой Горюнов различает огромные угловатые тени. Это на противоположной стене раскачиваются странные силуэты человеческих фигур с косматыми головами и сутуловатыми плечами.
Горюнов жмурится, встряхивает головой, чтобы прогнать наваждение, снова открывает глаза. Нет, видение не пропадает.
— Выпей отвара, — раздается голос над ухом. — Ты говорил о непонятном. Твоя душа была далеко.
Повернувшись на локте, Горюнов видит человека, сидящего неподалеку в углу и при тусклом свете каменной плошки обрабатывающего камнем камень. Склоненное лицо его, по которому перебегают отсветы пламени, сосредоточенно и спокойно.
Горюнов видит человека, при тусклом свете каменной плошки обрабатывающего камнем камень.
«А!.. Ведь это Нерхо!..»
И все пережитое вспомнилось сразу.
На зеленый остров-оазис среди льдов Горюнов добрался уже осенью, к концу полярного дня. Вскоре зашло солнце, взошла луна. Наступила зима, ночь.
На зиму островитяне забираются в пещеры, как медведи в свое логово. Живет племя преимущественно теми запасами, которые собраны за лето. Мужчины готовятся к весенней охоте, изготовляют оружие: каменные топоры, ножи из обсидиана, кремневые наконечники для дротиков. Костяными иголками и кишками животных женщины сшивают шкуры — одежду.
У костров тянется томительно-долгая ночь. Уродливые тени раскачиваются на стенах. Плывет под сводами, как дым от костра, тоненькая, заунывно-монотонная мелодия песни. Похоже на сон, на тяжелую дрему.
И вправду — Горюнову казалось вначале, что это все чудится ему в каком-то диковинном, необычайно затянувшемся сне. Возможно, объяснялось это тем, что он был болен: скитания на льдине, в потоке дрейфующих льдов не прошли для него даром. Ноги были отморожены. Удалось сохранить их только стараниями доброго Нерхо.
— Ты враг Маук, — объяснял ему Нерхо, поя его целебным отваром из трав. — Значит, ты друг наш.
Подвиг пришельца, осмелившегося отнять Большой Дар у грозной Птицы, чрезвычайно поразил воображение островитян. По отдельным отрывочным фразам, по особой почтительной робости обращения Горюнов догадался: с нетерпением ждут лета, чтобы увидеть, сумеет ли он расколдовать заговоренные копья.
Горюнову было непонятно вначале и другое: почему он стал сразу изъясняться на языке этих первобытных людей? Потом понял: в языке у них было много общих корней с чукотским, который Горюнов изучал еще на поселении.
— Лучше стало. Спасибо, Нерхо! — бормочет он, снова опускаясь на шкуры. — Продолжай свою песню. Ты дошел до Большой воды и остановился со своим племенем в мысе Иркапий.
Это очень длинная песня, почти без мотива, эпический речитатив, однообразный, как тундра, потому что предки островитян были жителями тундры, — передающийся из поколения в поколение рассказ об исходе, о бегстве народа онкилонов с Большой земли.
Подумать только, что об онкилонах Горюнов читал перед самым своим арестом еще в Петербурге, в университетской библиотеке! Небрежно листал «Плаванье на „Веге“» Норденшельда, проглядывал краем глаза картинки: плохо исполненные изображения разрушенных землянок, фотографии найденных Норденшельдом каменных топоров и кремневых наконечников. Для чего ему это понадобилось тогда? Для какой-то справки в студенческом реферате…
Мог ли он знать, что спустя несколько лет будет наблюдать, как сгибаются и разгибаются над своими изделиями каменотесы-оружейники, лежа у первобытного костра в пещере, и слушать, как онкилон напевает тонким голосом:
«…И увидели перед собой воду и лед. Но по пятам за
Ними Шли оленные чукчи. А за спиной чукчей были люди Грома…»
Итак, Норденшельд ошибся: народ онкилонов жив. Развалины жилищ из китовой кости на мысе Иркапий, которые посетил и срисовал Иорденшельд, проходя на «Веге» вдоль северных берегов Евразии, были предпоследней, а не последней стоянкой племени!
На долю Горюнова выпало проследить дальнейший путь онкилонов по льду в глубь Арктики. Когда он вернется в Петербург, если он вернется в Петербург! — его сообщение в Академии наук положит конец спору об онкилонах, который ведется более столетия.
Всех ближе на поверку оказался к истине адмирал Врангель.
Известно, что в конце XVII века загадочный народ онкилонов занимал весь азиатский берег от Шелагского мыса до Берингова пролива. Уже к началу XVIII века всякие упоминания об онкилонах прекращаются, — они как в в воду канули.
Врангель предположил, что онкилоны бежали от чукчей на гипотетическую землю, существование которой довольно точно указал и которая впоследствии была открыта и названа его именем, однако следов пребывания там беглецов не обнаружено.
Почему? Да потому, что, вступив на лед, онкилоны взяли направление не на северо-восток, что вывело бы их на остров Врангеля, а на северо-северо-восток, так как впереди — и они знали это — тоже был острое.
По-иному выглядела отсюда, из пещеры, в отсветах костров, и трагедия народа, потерявшегося на бескрайном побережье Ледовитого океана.
Правильно, что оленным чукчам и онкилонам было тесно рядом. Убогая фауна и флора тундры, не могли прокормить их. Чукчи оказались сильнее в борьбе. Шаг за шагом они оттесняли: противников со старых, привычных охотничьих угодий, гнали к морю…
Но было еще действующее лицо в этой трагедии, кроме чукчей и онкилонов.
«За спиной чукчей шли люди Грома…» — так было в песне.
Да, с юга надвигались на оленных чукчей скупщики пушнины, золотоискатели, казаки. Они были снабжены оружием огнестрельного боя. Онкилоны знали о них понаслышке, только по рассказам оленных чукчей и наделяли, естественно, самыми пугающими свойствами.
Слушая с закрытыми глазами монотонное пение Нерхо, Горюнов совершенно ясно представляет себе схему этой миграции:
«…И увидели перед собой воду и лед».
Все сходилось. Это была Большая Вода — океан.
Норденшельд считал, что именно здесь, на берегу водной пустыни, закончился последний акт трагедии онкилонов, которым не хватило места на земле.
Но с мыса Иркапий, по словам песни, беглецы, уцелевшие от истребления, увидели на горизонте темную полоску — это была земля, надежда.
Со всем своим скарбом, с женщинами и детьми онкилоны вступили на лед и тронулись к острову, руководимые безошибочным, почти звериным инстинктом. В песне не упоминалось, каких трудов стоило беглецам добраться до манившей их земли. Эпически повествовалось лишь о том, что:
«…когда, наконец, отцы наших отцов и матери наших матерей дошли до гор и спустились внутрь котловины, то увидели, что в лесах много мяса, а вода в озерах чиста и приятна на вкус».
Вот что произошло более двухсот лет назад в Арктике. Последнюю черту обитания человека онкилоны продвинули от побережья Ледовитого океана к высоким широтам, где среди льдов, окутанный туманом, поднимался со дна остров-загадка с его удивительно теплым климатом.
Назад: Глава вторая БОЛЬШОЙ ДАР
Дальше: Глава четвертая ПОИСКИ МАУК
