Глава 15
Когда я, возвращаясь к себе, проходила мимо пастората, из дома вышел Джулиан Мэлори.
– Поздравляю, – сказала я. – Я только что узнала ваши новости.
– Спасибо, Милдред, я хотел, чтобы вы узнали одной из первых.
Я сочла, что слово «одной» несколько испортило общий эффект, и вообразила себе, как собирается узнать новости целая толпа замечательных женщин, связанных с приходом.
– У меня был ленч с миссис Грей, – объяснила я.
– Ах да. – Он помолчал. – Я думал, будет лучше… проще… то есть более уместно, если вы услышите об этом от нее.
– Да? А почему?
– Ну, во-первых, я решил, что было бы неплохо, если бы вы получше узнали друг друга, подружились, сами понимаете.
– Да, мужчины любят, когда их знакомые женщины становятся подругами, – заметила я.
А потом меня осенило: ну конечно, они, как правило, хотят принудить к дружбе прежних и новых возлюбленных! Я даже вспомнила, как банковский клерк Бернард Хейзерли говорит про девушку, с которой познакомился, когда отдыхал в Торки: «Она тебе очень понравится, надеюсь, вы подружитесь». Но поскольку я жила у себя в деревне, а она – в Торки, знакомство зачахло, так и не состоявшись.
– Да, разумеется, хочется, чтобы все, кого ты любишь, нравились друг другу, – неуклюже объяснил Джулиан.
– Конечно, конечно, – согласилась я, не зная, что еще сказать. – Полагаю, Уинифред очень довольна?
– О да, хотя однажды она действительно обмолвилась, что надеялась… Могу ли я сказать, на что она надеялась? – Вид у Джулиана сделался смущенный, словно он нечаянно сболтнул больше, чем собирался.
– Вы про… – Мне не слишком хотелось заканчивать фразу.
– Э… Милдред, вы понимаете. Дорогая Милдред, как славно было бы, окажись это возможно.
Я задумалась над невнятностью фразы, уставившись в свою корзинку, в которой лежал пакет с мылом, кусок селедки, фунт гороха, маленькая буханка зернового хлеба и помада «Гавайский огонь».
– Великолепно, что вы все понимаете. Знаю, для вас это было шоком, но рискну сказать, это же был не гром средь ясного неба. Но все равно это, наверное, был шок, даже удар, можно сказать. – Он говорил тяжеловесно и без юмора, совсем не похожий на себя.
Неужели любовь всегда до того доводит?
– Я никогда не была в вас влюблена, если вы это имеете в виду. – Я решила, что настало время прямолинейности. – Я никогда не ожидала, что вы на мне женитесь.
– Милая Милдред, – улыбнулся он. – Вы не из тех, кто чего-то ожидает, пусть даже имеет на это право.
Колокол зазвонил к повечерью. Я увидела, как мисс Эндерс и мисс Стэхем просеменили в церковь.
– Уверена, вы будете очень счастливы. – От настойчивого колокольного звона и вида спешащих людей мне хотелось поскорей закончить разговор.
Но Джулиан как будто не спешил положить ему конец.
– Спасибо вам, Милдред. Это так много для меня значит, то есть ваши добрые пожелания. Аллегра – очень милый человек, и у нее была тяжелая жизнь.
Я пробормотала что-то вроде «да, полагаю, что так».
– Вдова и к тому же без отца, – продолжал Джулиан на довольно дурацкий манер.
– Так у нее еще и отца нет?
– Да, она сирота, – очень торжественно ответил Джулиан.
– Ну, разумеется, уйма людей старше тридцати сироты. Я, например, – деловито сообщила я. – Если уж на то пошло, я с двадцати пяти лет сирота. Но очень надеюсь никогда не стать вдовой. Мне следует поторопиться, если я намерена успеть хотя бы с этим.
– А мне надо поспешить на повечерье. – Колокол уже смолк. – Вы идете или вам кажется, это вас расстроит?
– Расстроит? – Тут я поняла, что без толку пытаться убедить Джулиана в том, что известие о его помолвке не разбило мне сердце. – Нет, думаю, меня это не расстроит.
«Возможно, мысль о том, что я уже сирота, а вдовство мне не грозит, сама по себе была достаточной причиной для меланхолии», – подумала я, ставя корзинку рядом с собой на церковную скамью.
Собралась обычная для будней маленькая паства, однако миссис Грей среди нас не было. Казалось, служба проводилась в утешение отвергнутым, хотя трудно было себе представить, что мисс Эндерс, мисс Стэтхем или сестра Блэтт когда-либо участвовали в состязании.
После службы я пошла домой и стала готовить рыбу. Селедка – подходящее блюдо для отвергнутой, и я съела ее смиренно – без какого-либо соуса или приправы. Я попробовала представить себе, как это было бы, если бы Джулиан захотел на мне жениться, и была погружена в мысли, когда в дверь постучали и вошел Роки.
– Я совершенно один и очень надеюсь, что вы предложите мне кофе.
– Да, конечно. Заходите, поболтайте со мной.
– Елена ушла на поминальное собрание или эквивалент оного.
– А такое бывает?
– Надо полагать. Помните президента научного общества, где они читали свой доклад? Так вот, он на прошлой неделе скоропостижно скончался, и в его память устраивают собрание.
– Боже мой, как грустно. – Мне правда было жаль, что благостного на вид старика с крошками в бороде больше нет.
– Упал замертво в библиотеке, и все твердят, что им хотелось бы уйти точно так же.
– Но так внезапно, без возможности что-то исправить… Какая будет служба?
– Кажется, какое-то торжественное заседание. Коллеги-антропологи и прочие зачитают доклады в память о нем и все такое. Так и слышу атеистические гимны, ведь он был ярым атеистом.
– А у атеистов есть гимны?
– Наверное, поначалу они могли существовать. У большинства ведь было традиционное викторианское детство, и, возможно, они испытывали потребность чем-то заменить воскресную службу, которую отвергали.
– Бедный старик, – пробормотала я. И, конечно, подумалось мне, старушка, которая вязала и дремала в плетеном кресле, теперь вдова, что опять навело меня на мысль о помолвке Джулиана.
– Я сегодня узнала интересные новости, – сказала я вслух. – Джулиан Мэлори женится на миссис Грей.
– На интересной вдове, которую он держал за руку в парке? – спросил Роки. – Бедная Милдред, печальный день для вас.
– Какая нелепость! – возмутилась я. – Я питаю к нему совсем не такие чувства. Никогда не ждала, что он на мне женится.
– Но вы ведь могли надеяться? – Роки, не отрываясь, смотрел на меня. – В конце концов, это было бы совершенно естественно, и я думаю, что из вас вышла бы гораздо лучшая жена для него, чем из той вдовы.
– Она уже вдова священника, – напомнила я.
– Тогда она привыкла любить и терять священников, – легкомысленно отозвался Роки.
– Вдовы всегда снова выходят замуж, – задумчиво произнесла я, – или очень часто. Странно, должно быть, заменять кого-то таким образом, хотя, наверное, никто никого не заменяет, то есть не в том смысле, как покупают новый заварочный чайник, когда старый разбился.
– Нет, дорогая, совсем не так.
– Наверное, это другая любовь, не сильнее и не слабее первой, возможно, вообще с ней не сравнимая.
– Кофе развязывает вам язык, Милдред, – пожурил меня Роки. – Никогда не слышал от вас столь философских речей. Но вы ведь не раз бывали влюблены, верно?
– Не знаю. – Я сознавала, что мне отчаянно не хватает жизненного опыта, и стыдилась вытаскивать на свет жалкое воспоминание о том, как Бернард Хизерли читал после повечерья из Писания и как я сама спешила мимо его дома в сумерках.
– Как только заведете привычку влюбляться, обнаружите, что это случается очень часто, а значит, все меньше и меньше, – легкомысленно сказал Роки.
Подойдя к книжному шкафу, он снял с полки томик Мэтью Арнолда, принадлежавший моему отцу.
– Мы в море жизни словно острова, – прочитал он вслух. —
Да! В море жизни мы разделены
Как острова бушующим потоком:
Мы точками в безмерности волны
Намечены – непрочно, одиноко.
Коль скоро бьет прилив по берегам,
Бескрайность вод известна островам.
– Терпеть не могу, как слова выделяют курсивом!
– Какое печальное стихотворение, – сказала я. – Я его не знаю.
– Там еще много такого.
– Отец очень любил Мэтью Арнолда.
Я бы предпочла, чтобы Роки не читал дальше вслух: меня это смущало, и я не знала, куда девать глаза.
– А я люблю «Тирсис» и «Ученого скитальца».
– О да. – Закрыв книгу, Роки бросил ее на пол. – Долгие пешие блужданья по теплым увитым зеленью холмам Камора. Как тоскуешь по тому миру! Могу себе представить, как ваш отец гулял там с каким-нибудь другом. Но сомневаюсь, что они обратили бы внимание на стихотворение, которое я вам прочитал. У розовощеких студентов нет времени на такую нездоровую чепуху.
– Возможно, и нет. Но опять же, мой отец изучал теологию.
Роки со вздохом начал расхаживать по комнате. Наверное, мне следовало считать комплиментом, что он не старается спрятать от меня свое настроение, но я правда не знала, что с этим делать.
– На днях я встретила кое-кого, кто вас знает, – бодро сказала я, – или, точнее, знала в Италии. Она служила в женском вспомогательном.
– Как ее зовут? – спросил он без особого интереса.
– Не знаю. Она высокая, с сероватыми глазами и русыми волосами, некрасивым, но довольно приятным лицом.
– Ах, Милдред! – Он посмотрел на меня серьезно. – Их было так много. Никто не смог бы опознать женщину по такому описанию. Некрасивое, но довольно приятное лицо… Большинство англичанок так выглядят.
Я сообразила, что и сама, наверное, так выгляжу, и мне стало грустно при мысли, что через год-другой он и меня тоже забудет.
– Вы ей вроде бы нравились, – осторожно сказала я. – Возможно, она даже была чуточку в вас влюблена.
– Ну вот снова, Милдред, – мягко сказал Роки, – их было так много. Знаю, с вами я могу быть честен.
– Бедолажки, – легкомысленно отозвалась я. – Вы им подачки в утешение бросали? Они, возможно, были очень несчастны.
– Не сомневаюсь, – серьезно ответил он. – Но едва ли это моя вина. Разумеется, я был с ними любезен на коктейлях у адмирала, это входило в мои обязанности. Боюсь, женщины прискорбно не умеют получать удовольствие от жизни. Очень немногие знают, как завести легкий флирт, – я про тех, кого называют «хорошими». Они цепляются за крохи романтики, какие-то мелочи, случившиеся давным-давно. Semper Fidelis, сами понимаете.
Я расхохоталась.
– Да это же наш старый школьный девиз! У нас с Дорой он на блейзерах был вышит.
– Очаровательно! Ну, разумеется, в нем есть какой-то ученический привкус! Или это могло бы быть название какой-нибудь викторианской картины с изображением гигантской собаки вроде ньюфаундленда. А вот школе для девочек очень подходит, особенно если вспомнить, какими верными обыкновенно бывают хорошие женщины. Так и вижу, как в перемену вы выбегаете в заасфальтированный двор – зимой после горячего молока или какао, а летом – после лимонада.
– У нас не было заасфальтированного двора. Но, пожалуй, тут вы правы: Semper Fidelis скорее напоминает о школьном дворе, чем о прошлой любви. Наверное, было бы ожидать слишком, что вы вспомните ту девушку.
На этом беседа как будто подошла к концу. Стоя в дверях, Роки поблагодарил меня за кофе.
– И за ваше общество, – добавил он. – Вам правда стоит приехать посмотреть наш коттедж, особенно теперь, когда стоит хорошая погода. Он нуждается в женской руке, а Елену это не слишком интересует. Возможно, мне вообще не следовало на ней жениться.
От неловкости я потеряла дар речи – это я-то, которая всегда гордилась тем, что могла найти подобающие слова в любой ситуации. Но почему-то никакая банальность не сорвалась у меня с языка и через мгновение Роки спустился к себе.