Рокко повернулся с быстротой испуганного тигра и посмотрел на Теодора Рэксоула долгим пронзительным взглядом.

— Боже мой! — сказал он с чистым англосаксонским произношением и интонациями, с которыми мог бы произнести это сам Рэксоул.

Самым необычным было то, что Теодор Рэксоул, попав в подобную ситуацию, не знал, что сказать. Он был настолько ошарашен всем происходящим, в особенности абсолютным и надменным спокойствием Рокко, что утратил и дар речи и всякое соображение.

— Я сдаюсь, — сказал Рокко. — Я опасался вас с того самого момента, когда вы вошли в этот проклятый отель. Я знал, что от человека с вашим нравом будут одни неприятности, и я был прав. Черт побери! Говорю вам, что я сдаюсь. У меня нет ни револьвера, ни другого оружия. Я капитулирую. Делайте что хотите.

С этими словами Рокко сел в кресло. Сделано это было величественно. Так мог держаться только поистине великий человек. Рокко действительно сохранил свое достоинство.

Не отвечая, Рэксоул медленно прошел в огромные апартаменты, взяв кресло, подволок его к тому, в котором сидел Рокко, и уселся напротив. Так они сидели лицом к лицу, колени их почти соприкасались, оба в вечерних костюмах. Справа от Рокко находилась кровать с трупом Реджинальда Диммока. Справа от Рэксоула и немного над ним возвышался мраморный умывальник, на котором все еще лежали в беспорядке инструменты Рокко. Электрический свет освещал левую щеку Рокко, оставляя остальную часть лица в тени. Рэксоул дважды похлопал его по колену.

— Вы уже второй в моем отеле англичанин, переодетый иностранцем, — заметил Рэксоул, как бы начиная допрос.

— Я не англичанин, — спокойно ответил Рокко. — Я гражданин Соединенных Штатов.

— Черт побери! — воскликнул Рэксоул.

— Да, я родился на Вест-Оранже в Нью-Джерси, штат Нью-Йорк. Я сам себя объявил итальянцем, потому что именно в Италии, в Риме, я впервые приобрел имя как шеф-повар. Лучше, если шеф-повар вроде меня будет иностранцем. Представьте себе великого шефа, которого зовут Илайхью П. Ракер. Вы не можете представить, мистер Рэксоул. Я и не призываю вас представлять это. Я сменил национальность по тем же самым причинам, по каким сменил свою мой друг и коллега, хитроумнейший мистер Джексон.

— Стало быть, Жюль — ваш друг и коллега, не так ли?

— Был другом, но перестал быть им с некоторого времени. Я уже неделю не одобряю его методов, и мое неодобрение теперь примет деятельную форму.

— Примет ли? — сказал Рэксоул. — А я считаю, что уже нет, мистер Илайхью П. Ракер, гражданин Соединенных Штатов. Прежде чем вы станете старше, вы побываете в руках у полиции и ваша деятельность — во всяком случае, в этом направлении — будет резко пресечена.

— Очень возможно, — вздохнул Рокко.

— Я хочу задать вам несколько вопросов для своего собственного удовлетворения. Вы должны признать, что игра закончена, и потому вы можете отвечать на них со всей откровенностью, на которую чувствуете себя способным. Согласны?

— Согласен, — ответил Рокко. — Но я полагаю, что не смогу ответить на все вопросы. Отвечу на те, на какие могу.

— Отлично, — сказал Рэксоул, прочищая горло. — Что вообще из себя представляет эта интрига? Расскажите мне, в нескольких словах.

— Не могу даже и в тысяче слов. Это, знаете ли, не моя тайна.

— Почему был отравлен бедный, маленький Диммок? — Голос миллионера дрогнул, когда он взглянул на труп несчастного молодого человека.

— Я не знаю, — сказал Рокко. — Не собираюсь уверять вас, что я протестовал против подобного оборота дел. Я знал, что это готовится, но когда оно случилось, скажу вам, я очень рассердился.

— Вы хотите сказать, что не знаете, почему убили Диммока?

— Я хочу сказать, что не могу понять необходимости столь крайних мер. Конечно, он… гм… умер потому, что отказался от участия в интриге, предварительно получив свою долю. Не буду много об этом говорить, потому что вы, вероятно, можете сами понять. Но я только утверждаю, что добросовестно протестовал против убийства.

— Значит, это все же было убийство?

— Да, своего рода убийство, — согласился Рокко.

— Кто его совершил?

— Некорректный вопрос, — сказал Рокко.

— Кто еще участвует в этой милой интриге кроме Жюля и вас?

— Не знаю, поверьте на слово.

— Хорошо, тогда скажите мне вот что. Что вы делали с телом Диммока?

— А как долго вы пробыли в этой ванной? — парировал Рокко с величественным бесстыдством.

— Не задавайте мне вопросов, мистер Ракер, — сказал Теодор Рэксоул. — Я чувствую очень большое желание переломить вашу спину о свое колено. Посему прошу вас не раздражать меня. Что вы делали с телом Диммока?

— Я бальзамировал его.

— Баль-за-миро-вали его?

— Именно так. Система артериальных вливаний Ричардсона, усовершенствованная мной. Вы не знаете, что изучение искусства бальзамирования входило в мое образование. Тем не менее это так.

— Но зачем? — спросил Рэксоул, заинтригованный еще больше, чем прежде. — Зачем вам понадобилось бальзамировать труп бедного парня?

— Не можете понять? До вас еще не дошло? Этот труп должен быть сохранен. Он содержит или, вернее, содержал неизвестные полиции очень серьезные улики против некой персоны или персон. Поэтому его было необходимо перемещать с места на место. Труп нельзя спрятать надолго: он выдает сам себя. Его нельзя сбросить в Темзу, потому что он может всплыть через двенадцать часов. Его нельзя сжечь — это небезопасно. Единственное, что остается, — сделать его удобным и транспортабельным, готовым ко всяким неожиданностям. Мне нет нужды говорить вам, что без бальзамирования вы не сможете сохранять труп удобным и транспортабельным дольше, чем четыре или пять дней. Он не из тех вещей, что хранятся долго. А это само собой подразумевает, что его надо бальзамировать, что я и сделал. Поверьте, мне отвратительно убийство, но я не могу подвести коллегу. Вы ведь понимаете это, да? Вот так обстоят дела. И это все…

Рокко откинулся в кресле, словно сказал все, что должен был сказать. Он закрыл глаза, показывая, что беседа закончена. Теодор Рэксоул встал.

— Я надеюсь, — сказал Рокко, внезапно открывая глаза, — я надеюсь, что вы вызовете полицию без всякого промедления. Уже поздно, а я не люблю оставаться без ночного отдыха.

— А где вы собираетесь провести ночь? — спросил Рэксоул.

— В тюремной камере, разумеется. Разве я не сказал вам, что признаю себя побежденным? Я не настолько слеп, чтобы не понимать, что в любом случае против меня prima facie заведут дело. Думаю, что я получу год или два тюрьмы за соучастие — скорее всего, они назовут это именно так. Во всяком случае, я буду в состоянии доказать, что не замешан в убийстве этого несчастного простофили, — И он странным, презрительным жестом указал локтем на кровать. — А сейчас не пойти ли нам? Все спят, но на улице недалеко должен стоять полисмен, и сторож может окликнуть его из портика. Я к вашим услугам. Давайте спустимся вместе, мистер Рэксоул. Даю вам слово, что пойду тихо.

— Подождите минуту, — сказал Теодор Рэксоул коротко. — Спешить некуда. Вам не, по вредит, если вы проведете час-другой без сна, особенно если вспомнить, что завтра вам не придется работать. У меня есть к вам еще пара вопросов.

— Ну? — пробормотал Рокко с оттенком усталой скуки и обреченности.

— Где находился труп Диммока последние три или четыре дня с тех пор, как он… умер?

— О! — ответил Рокко, отчасти удивленный простотой вопроса. — Он был в моей комнате, затем одну ночь — на крыше; однажды он был отправлен из отеля вместе с багажом, но вернулся на следующий день как ящик с сахаром. Я забыл, где он еще побывал, но всякий раз это было совершенно безопасно и четко проделано.

— А кто изобретал все эти маневры? — спросил Рэксоул так холодно, как мог.

— Я. Надо сказать, что я и придумывал их, и следил за тем, как они выполняются. Видите ли, подозрения вашей полиции обязывали меня быть особенно проворным.

— А кто их выполнял?

— О! Об этом можно рассказывать целые истории. Но я не имею намерения убеждать вас, что мои сообщники были невинными. Для такого человека, как я, до абсурда легко навязывать свою волю подчиненным — легко до абсурда.

— Что вы в конце концов собирались сделать с этим трупом? — продолжал свое расследование Рэксоул.

— Кто знает! — сказал Рокко, закручивая свои прекрасные усы. — Это могло зависеть от нескольких вещей — от вашей полиции, к примеру. Но, возможно, мы бы в итоге вернули этот бренный прах, — еще один взмах локтя в сторону кровати, — опечаленным родственникам этого человека.

— А вы знаете, кто его родственники?

— Разумеется. А вы разве нет? Если не знаете, могу лишь намекнуть, что этот Диммок считал князя своим отцом.

— Мне кажется, — сказал Рэксоул с холодным сарказмом, — что вы поступили чрезвычайно бестактно, выбрав эту спальню в качестве сцены для ваших операций.

— Ничего особенного, — сказал Рокко. — Во всем отеле не нашлось более удобного помещения. Кто мог заподозрить, что здесь происходит что-либо подобное? Это наилучшее для меня место.

— Я заподозрил, — кратко бросил Рэксоул.

— Да, вы заподозрили, мистер Рэксоул. Но я не брал вас в расчет. Вы всего лишь большой бизнесмен. Вы американский гражданин, и я не предполагал иметь дело с персоной такого класса.

— По-видимому, я напугал вас сегодня днем?

— Ни в малейшей степени.

— Вы не опасались обыска?

— Я знал, что не намечается никакого обыска. Я знал, что вы просто пугаете меня. Вы должны признать за мной немного смекалки и интуиции, мистер Рэксоул. Как только вы начали беседовать со мной сегодня днем на кухне, я сразу же почувствовал, что вы идете по следу. Но я не был напуган. Я просто решил, что не надо терять времени и что я должен действовать быстро. И я действовал быстро, но, по-видимому, недостаточно. Я допускаю, что ваша скорость превзошла мою. И прошу вас, пойдемте вниз.

Рокко встал и двинулся к двери. Рэксоул инстинктивным движением бросился вперед и остановил его за плечо.

— Никаких фокусов, — сказал Рэксоул. — Вы под моим арестом и не забывайте об этом.

Рокко взглянул на своего хозяина с мягким снисходительным презрением.

— Разве я не сообщил вам, — сказал он, — что намерен идти тихо?

Рэксоул в этот миг был почти пристыжен. У него мелькнула мысль, что человек может быть величествен даже в преступлении.

— Вы невероятный глупец! — сказал Рэксоул, останавливая его возле порога. — С вашим талантом, с вашим уникальным талантом — и впутаться в дела подобного рода. Теперь вы конченый человек. А ведь были великим в своем деле.

— Мистер Рэксоул, — сказал Рокко быстро, — это правдивейшие слова из всех, что вы сказали нынешней ночью. Я был великим человеком в своем деле. И я невероятный глупец. Увы! — И он порывисто развел длинными руками.

— Зачем вы это сделали?

— Я был очарован — очарован Жюлем. Он тоже великий человек. Мы были великими соперниками здесь, в «Гранд Вавилоне». Это была большая игра. И она стоила свеч. Ставки были огромными. Вы бы сами это признали, если бы знали все обстоятельства. Возможно, вы узнаете их когда-нибудь… Да, я был ослеплен, загипнотизирован.

— А теперь вы конченый человек.

— Нет, не конченый, не конченый. Через несколько лет я поднимусь опять. Человек гениальный вроде меня не будет конченым, пока не умрет. Гениев всегда прощают. Я буду прощен. Представьте, что меня бросят в тюрьму. Но, выйдя на волю, я не буду тюремной пташкой. Я буду Рокко, великим Рокко. Половина отелей Европы пригласят меня к себе.

— Позвольте мне сказать вам как мужчина мужчине, что вы сами подготовили свое падение. Этому нет прощения.

— Я знаю это, — сказал Рокко. — Идемте.

Этот человек, которому он платил три тысячи фунтов в год, произвел на Рэксоула сильное впечатление. И ему было даже жаль его. Так, рука об руку, взявший в плен и плененный, они вступили в огромный пустой коридор отеля. Рокко остановился перед решетчатым ограждением первого лифта.

— Он заперт, — сказал Рэксоул. — Сегодня ночью нам придется спуститься по лестнице.

— Но у меня есть ключ. Я всегда ношу его с собой, — сказал Рокко, вынимая из кармана ключ. Он отпер железную дверь лифта и распахнул ее. Рэксоул улыбнулся его предусмотрительности и апломбу.

— После вас, — сказал Рокко, поклонившись самым учтивым образом, и Рэксоул шагнул в лифт.

С быстротой молнии Рокко толкнул вперед железную дверь, запиравшуюся автоматически. Теодор Рэксоул оказался безнадежно заточён в лифте, в то время как Рокко, свободный, стоял в коридоре.

— До свидания, мистер Рэксоул. — Он опять учтиво поклонился, еще ниже, чем прежде. — До свидания. Я ненавижу одерживать верх подобным образом, но в данном случае вы должны признать, что были очень простодушны. Вы умный человек, как я уже говорил, в определенных вещах. Ну а то, в чем я умнее вас, к этим вещам не относится. Еще раз до свидания. Мне все же не придется отдыхать этой ночью, но это, возможно, лучше, чем спать в полицейской камере. Если вы поднимете сильный шум, то, может быть, разбудите кого-нибудь, кто освободит вас из этого лифта. Но я советую вам сохранять хладнокровие и ждать до утра. Это будет более достойно. В третий раз — до свидания.

С этими словами Рокко без промедления спустился по лестнице.

Рэксоул не сказал ни слова. Он слишком негодовал на себя, чтобы говорить. Он стиснул кулаки, сжал зубы и задержал дыхание. В тишине он слышал, как удаляются звуки шагов Рокко по толстому ковру.

Это был сильнейший удар, который Рэксоул когда-либо получал за всю свою жизнь.

На следующее утро высокородные гости «Гранд Вавилона» были возбуждены слухами о некоем происшествии с миллионером, владельцем отеля, который провел всю ночь запертым в лифте. Упоминалось также и о том, что Рокко, поссорившись с новым хозяином, незамедлительно оставил свое место. Некая герцогиня сказала, что уход Рокко означает крах отеля, на что ее муж посоветовал ей не говорить чепухи.

Что касается Рэксоула, то он послал записку детективу, занятому делом Диммока, и смело рассказал ему все, что произошло прошлой ночью. Повествование это было решительно тяжелым испытанием для человека его темперамента.

— Странная история! — сказал детектив Маршалл и не смог удержаться от улыбки. — Кульминация была неудачной, но вы раздобыли несомненно ценные факты.

Рэксоул ничего не сказал.

— У меня у самого есть ключ к разгадке, — прибавил детектив. — Я как раз собирался навестить вас, когда пришла ваша записка. Мне надо, чтобы вы побывали со мной в одном местечке недалеко отсюда. Можете вы ехать сейчас, немедленно?

— С удовольствием, — сказал Рэксоул.

В это мгновение вошел посыльный мальчик с телеграммой. Рэксоул развернул ее и прочел:

«Пожалуйста, приезжай немедленно. Нелла. Отель „Веллингтон“, Остенде».

— Я не смогу поехать с вами, — сказал он детективу. — Я собираюсь в Остенде.

— В Остенде?

— Да, сейчас же.

— Но в самом деле, мистер Рэксоул, — запротестовал детектив, — мое дело весьма неотложно.

— Как и мое, — сказал Рэксоул.

Через десять минут он был уже на пути к вокзалу Виктории.