В тот же день после полудня — описанная выше беседа происходила утром — Рэксоула посетила другая идея, и он сказал себе, что должен был подумать об этом раньше. Беседа с мистером Самсоном Леви продолжалась довольно долго, оба обменялись различными соображениями и договорились встретиться опять, но так и не обсудили подробно предположение, что Реджинальд Диммок в своей семье был изменником и что его раскаяние и стало причиной смерти… Разговор свернул на континентальную политику и на то, что княжеские фамилии могут быть заинтересованы во временном исчезновении князя Эугена.

Теперь же, когда Рэксоул обдумывал детали, связанные с делом Реджинальда Диммока, одна из них показалась ему особенно важной: почему в эту первую ночь Диммок и Жюль потратили столько усилий, чтобы выселить Неллу Рэксоул из номера 111? И то, что они так старались, и то, что окно было разбито, — вовсе не случайность, в этом Рэксоул был совершенно уверен. Правда, уверен в этом он был с самого начала, но смысла до сих пор не понимал. Теперь же ему стало ясно, что с самой этой комнатой связано нечто очень важное и необычное.

После ланча он тихо поднялся по лестнице и осмотрел номер 111-й, вернее сказать, оглядел его снаружи — случилось так, что номер был занят, но постоялец вечером уезжал. Однако, когда он бесцельно глядел на дверь, в голову ему пришла одна мысль. Он быстро спустился этажом ниже, прошел по коридору, остановился и невольно топнул ногой.

— Боже великий! — воскликнул он. — Я был уверен, что обнаружу что-нибудь в этом роде…

Номер 111-й находился как раз над королевскими покоями.

Он прошел в бюро и отдал распоряжение: номер 111-й без его приказа не сдавать никому. В бюро ему дали записку от Неллы:

«Дражайший папочка! Я уезжаю надень или два, чтобы раздобыть ключи к разгадке. Если я не вернусь через три дня, начинай разузнавать обо мне в Остенде. До тех пор позволь мне остаться одной.

Твоя проницательная дочь Нелла».

Эти несколько слов, набросанных крупным Неллиным почерком, занимали одну сторону листа. Внизу было приписано: «см. об.». Он перевернул лист и прочитал:

«P.S. Пригляди за Рокко».

— Хотел бы я знать, что задумало это маленькое создание, — пробормотал он, скомкав записку и бросив ее в корзину для бумаг. Затем без промедления спустился в подвальные помещения с целью провести предварительную инспекцию Рокко в его логове. Он с трудом мог заставить себя поверить, что сей учтивый и величавый джентльмен, сей энтузиаст гастрономии замешан в махинациях Жюля и прочих неизвестных негодяев. Тем не менее он по привычке послушался свою дочь, дав ей в свое время кредит на немалую сумму прозорливости и ума.

Кухни в отеле «Гранд Вавилон» были одними из самых замечательных в Европе. Только за три года до событий, которые здесь описываются, Феликс Вавилон заново снабдил их самым новейшим оборудованием, какое только могла предоставить изобретательность двух континентов. Кухни занимали площадь почти в два акра. Все полы и стены были покрыты кафелем и мрамором, что позволяло мыть и драить их каждое утро как палубу линкора. Иногда являлись посетители, чтобы посмотреть на машину для чистки картофеля, патентованный аппарат для мойки посуды, на вертела «Вавилон» (изобретение самого Феликса Вавилона), на серебряный гриль и прочие диковинки. Если им везло, они могли понаблюдать за работой художников, высекающих из льда фигурки людей и животных для украшения стола, или увидеть первую в Лондоне машину для сворачивания салфеток, или познакомиться с человеком, который ежедневно придумывает новый рисунок для кондитерских изделий и бланманже. Двенадцать шефов подгоняли своих работников в этих кухнях, им помогали девяносто помощников и армия бесчисленных лакеев.

Надо всем царил Рокко, величественный и недосягаемый. Неподалеку от кухонь находились его собственные апартаменты, где он обдумывал те самые великолепные комбинации, чарующая необычность и оригинальность которых принесла ему славу. Посетителям никогда не удавалось застать Рокко на кухне, хотя иногда, в особые вечера, он проплывал через столовую как великий человек (каковым он и был), чтобы принять комплименты завсегдатаев отеля — людей, способных оценить его уникальность.

Внезапное появление на кухне Теодора Рэксоула вызвало небольшой переполох. Он кивнул нескольким шефам, но не сказал никому ни слова, проходя по лабиринту медных кухонных принадлежностей и массы людей в белых шапочках. Наконец он увидел Рокко, окруженного несколькими восторженными шефами. Рокко склонился над свежеизжаренной куропаткой, которая лежала на голубой тарелке. Он погрузил длинную вилку в спину птицы и поднял ее в воздух левой рукой. В правой руке он держал длинный сверкающий разделочный нож. Он давал один из своих всемирно известных сеансов разделки. Четырьмя быстрыми, безошибочными, совершенными взмахами он разделал куропатку. Это было чудесное достижение — настолько чудесное, что полностью оценить его не мог никто, кроме действительно опытного специалиста по разделке. Среди шефов поднялся восхищенный гул, и Рокко, высокий, стройный и грациозный, вернулся в свои собственные апартаменты. Рэксоул последовал за ним. Рокко сел в кресло и задумался, одной рукой он прикрывал глаза; Теодора Рэксоула он не замечал.

— Чем вы заняты, мистер Рокко? — спросил миллионер, улыбаясь.

— Ах! Pardon! — извиняющимся тоном воскликнул Рокко. — Я изобретать новый майонез, который мне будет нужен для одного меню на следующий неделя.

— Стало быть, вы изобретаете все эти вещи без продуктов? — спросил Рэксоул.

— Конечно. Я делать их в своем уме. Я думать их. Зачем мне нужен продукты? Я думать, и думать, и думать — и они сделан. Я записывать. Я дать мой рецепт свой лучший шеф — и все готово. Мне не нужен даже пробовать, я знать, какой будет вкус. Это как сочинять музыку. Великий композитор не сочинять музыку на пианино.

— Я понимаю, — сказал Рэксоул.

— И потому что я так работать, вы платить мне три тысячи в год, — мрачно прибавил Рокко.

— Слышали насчет Жюля? — внезапно спросил Рэксоул.

— Жюля?

— Да. Он арестован в Остенде, — продолжал миллионер, выдумывая тут же, на ходу. — Говорят, что он и еще несколько других обвиняются в убийстве — убийстве Реджинальда Диммока.

— Правда? — протянул Рокко, едва скрывая зевок. Его невозмутимость была столь великолепной, столь превосходной, что Рэксоул даже решил было, что зевнул он случайно, а не намеренно.

— Кажется, полиция наконец чего-то добилась. Но это первый случай, что я знаю, когда они заслужили свой хлеб. Завтра они начнут проводить в отеле поголовный и целенаправленный обыск, — продолжал Рэксоул. — Я решил предупредить вас об этом. У вас ведь нет в комнате вещей, которые вам не хотелось бы, чтобы обнаружили детективы?

— Разумеется, нет. — Рокко пожал плечами.

— Я прошу вас ничего не говорить об этом никому, — сказал Рэксоул. — Новость об аресте Жюля сообщена мне совершенно конфиденциально. Газеты не знают об этом ничего. Вы понимаете?

Рокко улыбнулся на свой величественный лад, и затем его хозяин удалился. Рэксоул был очень доволен этой маленькой беседой. Возможно, это было опасно — рассказывать заведомую ложь такому умному малому, как Рокко, и Рэксоул размышлял, как он сумеет объяснить ее своему великому мастеру-шефу, если их с Неллой подозрения не подтвердятся и из их расследования ничего не выйдет. Тем не менее манера Рокко держаться и что-то странно уклончивое в его взгляде почти убеждали Рэксоула в том, что тот как-то вовлечен в интриги Жюля — и, возможно, причастен к смерти Реджинальда Диммока и исчезновению князя Эугена Позенского.

Этой ночью или, вернее, в половине первого следующего дня, когда затих последний звук дневной жизни отеля, Рэксоул отправился в номер 111 на втором этаже. Он запер дверь изнутри и начал поиск, обследуя фут за футом. Несколько раз его пугал скрип или другой какой-нибудь звук, и он внимательно подолгу прислушивался.

Спальня была обставлена в обычном для спален «Гранд Вавилона» роскошном стиле и по этой причине не требовала особого внимания. Что больше всего интересовало Рэксоула, так это пол. Он откинул толстый восточный ковер и исследовал каждую половицу, но не обнаружил ничего необычного. Затем он перешел в гардеробную и, наконец, в ванную, двери которых выходили в основную комнату. Но ни в одной из этих небольших комнаток он не добился большего успеха, чем в спальне. Напоследок он приступил к ванне, которая была заключена в постамент из полированных деревянных панелей. Он простучал все панели, но ни одна не издала того странного гулкого звука, который обычно выдает наличие за облицовкой потайного места. Он просто так, машинально повернул кран для холодной воды над ванной, из него потекла вода. Он завернул холодную воду и потянулся к сливному крану, и когда он повернул его, то его колено, упершееся в облицовку ванны, провалилось вперед. Он посмотрел вниз и увидел, что одна большая панель приоткрылась, что она поворачивается на петлях, приделанных изнутри, и снабжена внутренним же запором. Под ванной внутри облицовки обнаружилось большое пространство.

Прежде чем сделать что-нибудь еще, Рэксоул попытался повторить трюк со сливным краном, но потерпел неудачу: кран так и не сработал вторично — во всяком случае, ему не удалось обнаружить никакой взаимосвязи между рукоятью крана и запором на панели.

Рэксоул не мог разглядеть, что находится внутри ниши: электрические светильники были закреплены на стенах, и их нельзя было поднести поближе, как подсвечники со свечами. Он пошарил в карманах и, к счастью, обнаружил коробку спичек. С их помощью он заглянул в нишу и не увидел ничего, кроме очень большого отверстия в дальнем конце, футах в трех от стенки постамента, в который была заключена ванна. С некоторым трудом он протиснулся сквозь открытую панель и примостился внутри, не то сидя, не то стоя на коленях. Он зажег спичку, но когда он чиркал ею о коробку, то, на его несчастье, коробка приоткрылась, все спички вспыхнули, и в итоге он сам чуть не задохнулся в удушливом зловонии горящего фосфора. Одна спичка горела прямо на полу ниши, и, протерев глаза, Рэксоул поднял ее и заглянул в отверстие, которое он обнаружил прежде. Это был, по всей видимости, глубокий и очень узкий колодец. Самое любопытное — в него свисала веревочная лестница. Увидев ее, Рэксоул расплылся в улыбке счастливого человека.

Спичка потухла.

Отправиться ли ему в долгое путешествие в самый, возможно, дальний угол отеля за новым коробком спичек или попытаться спуститься по веревочной лестнице во тьму? Он решил выбрать последнее и, придвинувшись поближе к колодцу, сумел разглядеть слабый, очень слабый отблеск света на дне.

С бесконечным трудом он втиснулся в отверстие и принялся спускаться по лестнице. Прошло немало времени, прежде чем он достиг твердой поверхности, вспотевший, но невредимый и весьма возбужденный. Теперь он видел, что свет просачивается из небольшого отверстия в досках. Он приложил к нему глаз и обнаружил, что перед ним открывается отличный обзор королевской ванной, а через дверь королевской ванной — и вид королевской спальни. А в королевской спальне возле умывальника с массивным мраморным верхом был виден человек, склонившийся над каким-то предметом, лежавшим на мраморной доске.

Этим человеком был Рокко!