Нелле казалось, что ее нежно баюкают в огромной колыбели, которая покачивается плавными однообразными движениями туда и сюда с невероятной мягкостью. Это ощущение продолжалось некоторое время, а затем к нему прибавился звук быстрых, негромких, приглушенных ударов. Мягкий свежий ветерок развеял ее злость на саму себя, и осталось лишь восхитительное спокойствие.

Ей чудилось, что над ней склонилась мать, напевая ей в ухо колыбельную песенку. Странные цвета поплыли перед ее глазами, веки задрожали, и она проснулась..

Несколько мгновений ее взгляд путешествовал по сторонам в тщетных поисках ключа к объяснению окружающего. Она не чувствовала ничего, кроме покоя и облегчения от того, что тяжелая борьба позади; она закончилась — и сознание этого удовлетворило и успокоило ее. Постепенно Нелла стала различать окружающее и поняла, что она находится на яхте и что яхта движется. Движения колыбели были плавным покачиванием судна, быстрые удары — ударами гребного винта, странные цвета созданы облаками, подсвеченными восходящим на горизонте солнцем, а материнская колыбельная оказалась нехитрой песенкой, которую напевал человек, стоявший у штурвала.

За свою жизнь Нелла плавала на яхте множество раз, и вода была ей хорошо знакома — от шири Гудзона до безбрежных просторов Средиземного моря, голубые волны которого она бороздила во все сезоны и в любую погоду. Она любила воду, и теперь казалось восхитительным, что она опять оказалась на судне. Она подняла голову, чтобы оглядеться, но тут же уронила ее, она слишком устала, была обессилена и хотела только одного: тишины и спокойствия; у нее не осталось ни забот, ни стремлений, ни ответственности, словно сотни лет прошли со времени ее встречи с мисс Спенсер, и воспоминания о ней поблекли и отступили куда-то на задний план ее сознания. Судно было небольшим, и опытный глаз Неллы сразу же определил, что это развлекательная яхта, владелец которой, по всей видимости, принадлежит к самой высшей аристократии. Полулежа в шезлонге (ей еще не приходило в голову задуматься, как она сюда попала), Нелла обследовала все детали судна, бывшие в поле ее зрения. Палуба была белой и гладкой, как ее собственная ладонь, и швы между досками бежали по всей ее длине как голубые вены. Медные детали, начиная от тонкой полосы вокруг дымовой трубы и кончая вогнутым нактоузом компаса, сияли как золото. Мачты устремлялись вверх под довольно острым углом, их оснастка казалась шелковым кружевом. Не был поднят ни один парус, яхта шла на всех парах и делала около семи или восьми узлов. Она решила, что водоизмещение яхты — сотня тонн или около того и что ей не больше двух-трех лет.

На палубе никого не было, кроме человека за штурвалом; он был одет в голубой вязаный жакет, но ни на жакете, ни на спасательном круге, ни на полированном ялике, подвешенном к шлюпбалке, не значилось названия яхты или хотя бы инициалов. Слабым голосом она окликнула человека — раз, затем другой, но рулевой, не слыша ее, продолжал мурлыкать свою песенку, словно во всем мире не существовало ничего, кроме яхты, моря, солнца и его самого.

Затем ее глаза скользнули в сторону земли, от которой они удалялись, и она смогла различить маяк и огромное белое неуклюжее здание остендского курзала, этого огромного соперника игорных дворцов Монте-Карло. Итак, она покидает Остенде…

Целительные лучи солнца ласково упали на нее. Вода вокруг из небесно-серой и темно-голубой сделалась еще более волшебной — розовой и полупрозрачной, изумрудно-зеленой: магический калейдоскоп рассвета разворачивался своим привычным путем. В морской дали она могла различить здесь и там коричневые паруса рыбачьих лодок, возвращающихся домой, в Остенде, после ночного лова. Затем до ее слуха донеслись шлепающие удары по воде, и мимо, как гигантская черепаха, прополз пароход. Это была «Ласточка» из Лондона. Она могла видеть, как его пассажиры, любопытствуя, выстроились у перил вдоль борта. Девочка в макинтоше помахала ей рукой, и Нелла машинально ответила ей. Офицер на мостике «Ласточки» приветственно окликнул яхту, но человек за штурвалом не отозвался, и в следующую минуту «Ласточка» уже была всего лишь пятнышком вдали.

Нелла попыталась сесть в шезлонге прямо, но с удивлением обнаружила, что не может этого сделать. Сбросив покрывавший ее плед, она увидела, что привязана к шезлонгу куском широкой ленты. И в тот же миг ее разнеженность как рукой сняло — она окончательно проснулась, к ней вернулись бодрость и гнев; она знала, что опасности не закончились, она чувствовала, что они, возможно, начнутся с минуты на минуту. Ее ленивое удовлетворение, ее сонное ощущение мира и покоя полностью пропали, и она готовила себя к встрече со смертельной опасностью.

В этот самый момент на палубу вышел человек. Ему было лет сорок или около того, и он был одет в безукоризненный голубой костюм и шапочку яхтсмена с козырьком. Он вежливо приподнял свое кепи.

— Доброе утро, — сказал он. — Прекрасный восход, не правда ли?

Умная и нарочитая наглость его тона словно плеть хлестнула ее, лежащую привязанной в шезлонге. Как и всем людям, живущим легкой и приятной жизнью в тех далеких краях, где золото разглаживает все морщины, а законы накладывают твердую руку на любые беспорядки, ей трудно было понять, что есть другие края, где золото бесполезно и законы бессильны. Двадцать четыре часа назад она бы утверждала, что подобная ситуация невозможна; она могла беззаботно рассуждать о цивилизации, о девятнадцатом веке, о прогрессе, полиции… Но действительность учила ее, что человеческая природа всегда остается неизменной и что под хрупким мирком безопасности, в котором обитаем мы, добрые граждане, продолжают бурлить тайные силы преступности точно так же, как в дни, когда невозможно было пройти от Чипсайда до Челси без того, чтобы не быть обворованным. Действительность давала ей урок, какого не могли дать даже в бюро детективной полиции Парижа, Лондона или Санкт-Петербурга.

— Доброе утро, — повторил человек, и она угрюмо, сердито взглянула на него.

— Вы?! — воскликнула она. — Вы, мистер Томас Джексон, если это ваше имя! Отвяжите меня от этого стула, и я буду говорить с вами. — Ее глаза сверкали, когда она говорила это, и огонек презрения в них лишь подчеркивал ее красоту. Мистер Томас Джексон, хитроумный Жюль, прославленный главный официант «Гранд Вавилона», считал себя знатоком женщин, и красота Неллы Рэксоул как громом поразила его.

— С удовольствием, — ответил он. — Я забыл, что я… хм… так сказать, обезопасил вас в этом кресле, чтобы предохранить от падения…

И быстрыми движениями он развязал ленту. Нелла встала, дрожа от яростного негодования и презрения.

— А теперь, — сказала она, став перед ним, — объясните мне, что все это значит?

— Вы бредили, — преспокойно ответил он. — Возможно, вы не помните этого.

Выразительным жестом он указал ей на шезлонг. Нелла, сердясь на себя, вынуждена была признать, что этот малый определенно был отлично воспитан. Никто не мог бы заподозрить, что он двадцать лет прослужил официантом в отеле. Его высокая гибкая фигура и легкая непринужденная манера держаться, казалось, принадлежали аристократу, а его голос был спокойным и сдержанным.

— Как я здесь оказалась? Мне нечего делать на вашей яхте.

— Яхта не моя, — сказал он, — однако это несущественная деталь. Гораздо важнее, извините меня за напоминание, то, что несколько часов назад вы в моем доме запугивали леди револьвером.

— Итак, это был ваш дом?

— Почему бы и нет? Разве я не могу иметь дом? — улыбнулся он.

— Я требую, чтобы вы тут же, немедленно повернули яхту назад и отвезли меня обратно. — Она старалась говорить твердо.

— Ах, — сказал он, — боюсь, что это невозможно. Я не выходил в море с намерением тут же, немедленно вернуться обратно. — Последние слова он произнес, насмешливо подражая ее тону.

— Когда я вернусь обратно, — сказала она, — когда мой отец узнает обо всех этих делах, для вас это будет чрезвычайно неприятный день, мистер Джексон.

— Но предположим, что ваш отец никогда не узнает об этом…

— Что?

— Предположим, что вы никогда не вернетесь обратно…

— Вы хотите сказать, что осмелитесь убить меня?

— Кстати, если говорить об убийстве, — сказал он, — вы чуть было не убили моего друга, мисс Спенсер. По крайней мере, так она сказала мне.

— Мисс Спенсер здесь, на борту? — спросила Нелла со слабой надеждой на возможное присутствие на борту женщины.

— Мисс Спенсер нет на борту. На борту нет никого, кроме вас, меня и небольшой команды — могу добавить, очень маленькой команды.

— Я ничего больше вам не скажу. Можете идти своим курсом.

— Спасибо за разрешение, — сказал он. — Я пришлю вам кое-что на завтрак.

Он подошел к трапу, ведущему вниз, в салон, и свистнул. Появился бой, негр, с чашкой шоколада на подносе. Нелла взяла чашку и без малейших колебаний выплеснула содержимое за борт. Мистер Джексон отошел было на несколько шагов, но вернулся.

— В вас есть сила духа, — сказал он, — и я ею восхищаюсь. Это редкое качество.

Она не ответила.

— Почему вы вообще вмешались в мои дела? — продолжал он.

Она вновь не ответила, но вопрос заставил ее задуматься: в самом деле, почему она вмешалась в эти таинственные дела? Этот поступок не вписывался в ее обычную манеру поведения и не соответствовал ее беспечному образу жизни. Действовала ли она главным образом из желания видеть справедливость торжествующей, а порок наказанным? Или из тяги к приключениям? Или, возможно, это было желанием помочь его светлейшему высочеству князю Эриберту?

— Я не виноват, что вы попали в эту переделку, — продолжал Жюль. — Не я вас завлек в нее. Вы сами в нее ввязались. Вы и ваш отец продвигались вперед слишком большими шагами.

— Мы должны были отыскать тело бедного Диммока, — холодно промолвила она.

— Возможно, — признал он. — Но повторяю, что, восхищаясь вами, я не могу помочь вам… Вы мешаете мне в моих делах. Этого я не потерплю ни от кого — ни от миллионера, ни от прекрасной женщины. — Он поклонился. — Скажу вам, что я предполагаю сделать. Предполагаю препроводить вас в безопасное место и держать там до тех пор, пока мои операции не будут завершены и полностью не исключится возможность помехи с вашей стороны. Вы сейчас заговорили об убийстве. Можете этого не опасаться. Только любители прибегают к убийству…

— А как же Реджинальд Диммок? — быстро прервала она.

Он мрачно помолчал.

— Реджинальд Диммок, — повторил он. — Предполагаю, что у него произошел разрыв сердца. Позвольте мне предложить вам еще шоколада. Я уверен, что вы голодны.

— Я лучше умру от голода, чем прикоснусь к вашей пище, — сказала она.

— Галантное создание? — пробормотал он, и его взгляд остановился на ее лице. Ее совершенная, необычайная красота опять поразила его.

— Ах, — сказал он, — какой женой вы могли бы стать!

Он приблизился к ней.

— Вы и я, мисс Рэксоул, ваши красота и богатство и мой ум — мы могли бы завоевать весь мир. Вас достойны только немногие, но я один из немногих. Послушайте! Все может закончиться совсем по-другому, гораздо лучше. Выходите за меня замуж. Я обожаю вас. Выходите за меня, и я спасу вашу жизнь. Все будет хорошо. Я начну все сначала. Словно не было никакого прошлого.

— Это что-то неожиданное, Жюль, — сказала она с жестким презрением.

— Вы ожидали, что я буду сохранять условности? — парировал он. — Я люблю вас.

— Польщена, — сказала она, чтобы удержаться от спора. — А как быть с вашей прежней женой?

— Моей прежней женой?

— Да, с мисс Спенсер, как она себя называет.

— Это она сказала вам, что я ее муж?

— Да, она.

— Она мне не жена.

— Возможно, и нет. Но тем не менее, думаю, я не выйду за вас. — Нелла стояла перед ним как статуя, олицетворяющая презрение.

Он подошел к ней еще ближе.

— Тогда поцелуйте меня. Один поцелуй — я не прошу большего. Один поцелуй ваших губ — и я освобожу вас. Мужчины готовы погибнуть из-за поцелуя. Я готов.

— Подлец! — воскликнула она'.

— Подлец?! — повторил он. — Я — подлец? Ну хорошо, я буду подлецом, и вы поцелуете меня, желаете вы того или нет.

Он положил руку ей на плечо. Но не успела она с невольным вскриком отпрянуть от его полных вожделения глаз, как из шлюпки, висевшей в нескольких футах от них, выскочила какая-то фигура. Один-единственный удар в ухо — и мистер Джексон, бесчувственный, растянулся на палубе. Над ним с револьвером в руке стоял князь Эриберт Позенский. Это был, возможно, самый большой сюрприз за всю жизнь мистера Джексона.

— Не удивляйтесь, — сказал князь Нелле. — Мое присутствие здесь объяснить проще простого, и я все расскажу вам сразу же, как покончу с этим молодцом.

Нелла пролепетала, увидев в руках князя свой револьвер:

— Но у вас мой револьвер.

— Да, ваш, — сказал он. — И это я тоже объясню.

Человек за штурвалом не обратил на эту сцену никакого внимания.