Зажигалка лежала на столе в солнечном свете, и, взяв ее в руку, Вексфорд ощутил тепло, исходящее от металла. Усики и листья виноградной лозы на украшавшем ее рельефе мягко поблескивали.

— Звонил Грисволд, — сказал Вексфорд. При упоминании имени начальника полиции Берден скис. — Он считает, что дело об убийстве заводить нельзя. Недостаточно улик и всякое такое прочее. Нам дано еще два дня на поиски — и это все.

— Перевернуть все вверх дном, — с горечью сказал Берден, — для того только, чтобы Обезьяна Мэтьюз получил еще несколько месяцев отсидки?

— Пятно на ковре обязано своим появлением соку из выдумки Руби, Анита Марголис где-то гуляет, по дорожке, едва держась на ногах, брела парочка пьяных, а Киркпатрик всего-навсего боится собственной жены. — Вексфорд помолчал, задумчиво подбрасывая и ловя зажигалку. — Вот такие дела.

— Мартин ведет наблюдение за домом Киркпатрика, — сказал Берден. — Сегодня коммивояжер не вышел на работу. Дрейтон, предположительно, обхаживает ту девушку. Отозвать их в участок, сэр?

— А что им здесь делать? Что с ними, что без них — все стоит на месте. Если говорить о вопросах, на которые я хотел бы получить ответы, то эти вопросы не интересуют Грисволда, а я не знаю, как добыть ответы в оставшиеся два дня.

Берден молча потянулся за зажигалкой и, поджав губы, принялся созерцать ее.

— Интересно, совпадают ли ваши вопросы с теми, что не дают покоя мне, — заговорил он. — Кто подарил Энн зажигалку, и была ли она куплена в нашей округе? Кто был пьяный, вышедший из дома Коуторнов, — человек, которого видел Киркпатрик?

Вексфорд выдвинул ящик стола и вынул «Уикэнд телеграф».

— Помните эту статью? — спросил он. — Она разорвала помолвку с Ричардом Фэрфаксом. Уверен, что это был он. Миссис Коуторн утверждала, что он покинул компанию около одиннадцати, а Коуторн — что он взгромоздил бокал для бренди на одну из его колонок с дизельным топливом.

— Похоже, он поэт, — мрачно заметил Берден.

— Помните фразу Геринга? — Вексфорд усмехнулся, заметив замешательство инспектора. — По словам Киркпатрика, он читал вслух что-то из Омара Хайяма. Когда-то я был горячим его поклонником. Любопытно, что же цитировал Фэрфакс.

Второе двустишие Берден воспринял всерьез.

— Не мог он этого сделать, — проговорил он. — Он приехал к Коуторнам в восемь, а ушел от них в одиннадцать.

— Знаю, я просто валяю дурака. Как бы там ни было, Грисволд запрещает привлекать к делу новых подозреваемых без достаточных оснований. Для меня это приказ, и я вынужден подчиниться.

— Тем не менее какие у вас будут возражения против проверки нескольких ювелиров? Если мы выясним, что кто-то из них продал зажигалку Киркпатрику или даже самому Марголису, у нас появятся веские основания. — Берден сунул в карман зажигалку.

Вексфорд выглядел рассеянным, погруженным в собственные мысли. Возражать он не стал, и Берден этим воспользовался.

— Сегодня короткий день, — сказал он деловито. — Надо мне поторапливаться, а то все магазины закроются.

Оставшись один, старший инспектор продолжал копаться в памяти в поисках подходящего рубаи. Найдя, удовлетворенно хмыкнул.

Ответ на этот вопрос следовало найти. Он нашелся в конце концов, но не слишком воодушевил Вексфорда: «Наитие слепое, — отвечало Небо». Он произнес эту строку вслух, обращаясь к стеклянной фигурке. Чего-то вроде наития всем им сейчас не хватало, подумал он.

Киркпатрик стоял, прислонившись к капоту своей машины, которую он поставил во дворе «Оливкой Ветви и Голубки», и наблюдал за входом в лавку Гровера. Со времени первого завтрака сержант Мартин не выпускал из поля зрения дом Киркпатрика и его цветастую машину. Миссис Киркпатрик с детьми отправилась по магазинам, и, когда Мартин в своем укрытии под деревьями Черитонского леса начал уже терять надежду, коммивояжер выскочил из дома и, сев в автомобиль, помчался в сторону Кингсмаркхема. Следовать за ним не представляло никакого труда. Машина Киркпатрика была настолько приметной, что, несмотря на то и дело скрывавшие ее автобусы и некстати вспыхивающие красным светом светофоры, эта дичь не могла надолго скрыться от охотника.

Стояло теплое утро, воздух был мягкий и душистый почти по-летнему. Легкая, золотая от солнца дымка висела над Кингсмаркхемом. Из цветочной лавки вышел человек и выставил на столик ящик с тугими пурпурными тюльпанами.

Киркпатрик принялся протирать стекла солнцезащитных очков отворотом своей спортивной куртки. Затем подошел к краю тротуара. Мартин перешел дорогу перед ним и смешался с покупателями. Однако Киркпатрик не сразу вошел в киоск Гровера, а в нерешительности потоптался у цветочной лавки, разглядывая влажные фиалки, гиацинты в горшочках и нарциссы, сильно подешевевшие из-за их обилия. Потом посмотрел на кирпичную стену, огораживающую проулок с одной стороны и никогда не знавшую солнечного света, и быстро зашагал к повороту на Йорк-стрит. Мартину понадобилось пятнадцать секунд, чтобы решиться. Он открыл дверь лавки Гровера. Звякнул колокольчик.

— Да? — Линда Гровер вышла из глубины помещения.

Моргая и стараясь привыкнуть к царящему здесь полумраку, Мартин бросил неопределенно:

— Хочу посмотреть.

Мартин знал девушку понаслышке. Его же она наверняка не знала.

— Мне нужна открытка ко дню рождения, — сказал он.

Она безразлично пожала плечами и взяла в руки журнал. Мартин прошел в глубь лавки. Всякий раз, как звякал колокольчик, он отрывался от стенда с открытками. Зашел купить сигары мужчина, затем заглянула женщина с китайским мопсом, который принялся обнюхивать коробки, стоящие на полу. Хозяйка мопса, миновав стенд с открытками, подошла к библиотечке напрокат и принялась рыться в книжках с обтрепанными углами. Мартин благословил ее появление. Один человек, копошащийся в полумраке, подозрителен, двоих уже не замечают. Мартин надеялся, что женщина будет долго выбирать себе книжку. Между тем мопс поддел брючину Мартина и мокрым носом ткнулся в его голую ногу.

Когда в лавку вошел Алан Киркпатрик с красно-золотым свертком под мышкой, не было никого, кроме Линды Гровер, сержанта Мартина и женщины с мопсом.

Красный и золотой были фирменными цветами ювелирного магазина «Драгоценности на радость». На полу лежал ярко-красный ковер, алые подставки служили постаментами для позолоченных торсов из папье-маше. У каждой фигуры было по нескольку пар рук, как у восточных божков. С их длинных тонких пальцев свисали сверкающие нити фальшивых бриллиантов. Призмы из кристаллических сланцев, кварца, других минералов, а возможно, из простого, ловко нарезанного стекла разбрызгивали вокруг разноцветные лучи. На прилавке лежал рулон оберточной бумаги, ярко-красной с золотыми листьями по полю. Продавец убирал ножницы, когда вошел Берден и протянул ему зажигалку.

— Мы не торгуем зажигалками. Я вообще сомневаюсь, чтобы кто-либо в округе имел такой товар.

Берден кивнул. Такой же в точности ответ он уже получил в четырех других ювелирных магазинах.

— Это произведение искусства, — продолжал продавец, улыбаясь, как человек, увидевший нечто редкостное и прекрасное. — Лет восемь или девять назад такую вещицу можно было купить и в нашем магазине.

Лет восемь-девять назад Анита Марголис была еще ребенком.

— В самом деле? — переспросил Берден без особого интереса.

— До того как мы приняли фирму от Скетчерда. Он считался лучшим ювелиром от Лондона до Брайтона. Старый мистер Скетчерд жив, его комнаты наверху. Если хотите побеседовать с ним…

— Боюсь, утекло слишком много воды, — прервал его Берден. — И я, и он будем понапрасну терять время.

Слишком давно это было. На дворе стоит апрель, а на Рождество Анита Марголис еще зажигала сигареты спичками.

Берден шел по Йорк-стрит. Окутанное дымкой солнце согревало серо-желтую пятнистую кору платанов, крошечные молодые листочки уже отбрасывали на тротуар беспокойные тени. Первое, что заметил Берден, выйдя на Хай-стрит, был автомобиль Киркпатрика у «Оливковой Ветви и Голубки». Если Мартин упустил его… Но нет, «форд» сержанта приткнулся у конца желтой полосы. Берден остановился на мосту через Кингсбрук и, чтобы убить время, погрузился в созерцание пары лебедей в брачном танце на глади соединившей их реки. Темная вода лишь слегка морщилась на обкатанных голышах. Берден ждал.

Лицо девушки помрачнело, когда вошел Киркпатрик. Она оглядела его с ног до головы и закрыла журнал, по-детски заложив нужную страницу собственным пальцем.

— Да?

— Я проходил мимо, — неловко начал Киркпатрик, и вот, решил заглянуть и поблагодарить вас.

Мартин продолжал выбирать поздравительную открытку. Он придал своему лицу слегка растроганное выражение, чтобы женщина с мопсом могла истолковать его как знак восхищения стихами на открытке.

— Это вам в знак моей признательности. — Киркпатрик сунул сверток между стопкой газет и подносом с шоколадными батончиками.

— Мне не нужны ваши подарки, — с каменным лицом проговорила девушка. — Я ничего для вас не сделала. Я взаправду вас видела. — В ее больших серых глазах появился испуг. Киркпатрик наклонился к ней, его волнистые каштановые волосы почти соприкасались с ее светлой головкой.

— О, конечно, — вкрадчиво сказал он, — вы видели меня, но дело в том, что…

— Все, проехали, — резко прервала его девушка. — Они не собираются больше беспокоить меня.

— Вы даже не хотите взглянуть, что в коробке?

Она отвернулась от Киркпатрика, ее головка была похожа на весенний цветок, поддерживаемый гибким стеблем. Киркпатрик развернул красно-золотистую бумагу и из коробочки, выстланной розовой ватой, вынул нитку блестящих камешков всех цветов радуги. Искусственные бриллианты, подумал Мартин.

— Отдайте их своей жене, — сказала девушка. Она поднесла руки к вороту своего свитера, и что-то серебристое блеснуло в ее тонких пальцах. — Мне это не нужно. У меня есть настоящие драгоценности.

Киркпатрик сжал губы, сунул ожерелье в один карман, скомканную бумагу — в другой и вышел, с треском захлопнув дверь. Мартин тут же подошел к девушке с открыткой в руке.

Девушка прочитала надпись.

— Моя дорогая бабуся? — спросила она насмешливо, и, как показалось Мартину, посмотрела на его начинающие седеть волосы. — Вы уверены, что вам нужна именно эта?

Мартин кивнул и заплатил девять пенсов. Девушка провожала его взглядом, и, обернувшись, он увидел, что она улыбается. На посту Мартин встретился с Верденом.

— Что это у вас? — спросил инспектор с тем же насмешливым выражением, какое было на лице девушки. Дрейтон, неохотно подумал он, действовал бы изящнее. Берден рассматривал каменистое русло реки и отражение арки моста на коричневато-желтой поверхности воды, пока Мартин пересказывал ему услышанное.

— Предложил ей ожерелье, — сказал Мартин. — Типичная для красно-золотистой оберточной бумаги продукция.

— Интересно, — задумчиво проговорил Берден, — а что, если он постоянный и давнишний покупатель магазина «Драгоценности на радость», что, если он купил зажигалку много лет назад еще при Скетчерде…

— И недавно сделал надпись с посвящением погибшей?

— Почему бы нет? — Берден смотрел, как Киркпатрик сидит за рулем своего автомобиля. Неожиданно тот вышел из машины и направился в бар «Оливковой Ветви и Голубки». — Ну вот, наш подследственный, — Берден обращался к Мартину, — пошел залить горе. А вдруг, когда он там понаберется мужества, заявится к старшему инспектору и подарит свои стекляшки ему? Он определенно не расположен дарить их собственной жене.

Туман начал таять, и на солнце стало по-настоящему тепло. Берден снял дождевик и повесил на руку. Ему оставалось проверить последнее место, где могли продать подобную зажигалку, провести последнюю акцию поиска улик и, если и она не принесет результатов, присоединиться к Вексфорду за ленчем в «Карусели». Но не безнадежное ли это мероприятие? Вероятность успеха ничтожна. Не лучше ли сейчас выпить чашечку чая, потом пойти прямо в «Карусель»? Он вспомнил про крохотное кафе в ста ярдах от моста, где подают хороший крепкий чай и кондитерские изделия в любое время дня. По тропинке между коттеджами он вышел на Кингсбрук-роуд. Кафе сразу за поворотом, в одном из домов конца восемнадцатого — начала девятнадцатого века.

Как ни странно, в этой части города, даже на высоких местах, лежал густой туман насыщенного охристо-желтого цвета. Берден миновал большие дома и остановился на вершине невысокого холма.

Сквозь тучи пыли, а вовсе не тумана, как теперь стало ясно, он увидел рекламный щит подрядной фирмы: «Догерти за уничтожение старья. То, что прошло, должно исчезнуть!» Там, где стоял квартал, в одном из домов которого располагалось кафе, теперь была груда развалин, состоявшая из разбитых стен, крыш, перекрытий. Среди этого хлама на месте элегантных каменных домов торчал деревянный барак, на пороге которого трое рабочих жевали сандвичи.

Берден пожал плечами и пошел прочь. Шаг за шагом старый город уходил в небытие. Красота и изящество не обеспечивали современных удобств. На месте старинных домов вырастали великолепные новые здания наподобие полицейского участка. Новым зданиям требовались новые канализация, электропроводка, подъездные пути, ради всего этого можно было не жалеть и старых деревьев. Новые магазины вытесняли старые, искусственные бриллианты и божества в позолоте заменили лучший между Лондоном и Брайтоном ювелирный магазин… Он вспомнил о том, что еще оставалось сделать. Что толку тратить время, оплакивая прошлое. Если уж он упустил чай, вовсе незачем опаздывать на ленч. Но сперва все-таки работа.

Мистер Скетчерд напомнил Вердену очень старого и очень доброжелательного попугая. Большой изогнутый нос нависал над мягким, приветливо улыбающимся ртом; ярко-желтый жилет и обвисшие, из шерсти с начесом лохматые брюки походили на птичье оперение. Комнаты над магазином могли служить насестом или гнездом — так высоко они располагались и так много было в них воздуха. В окна заглядывали зеленеющие верхушки деревьев.

Вердена провели в гостиную. Мебель сохранилась там с восьмидесятых годов прошлого века. Но вместо тускло-коричневого и красного цветов, обычных для девятнадцатого века, здесь господствовали переливчатый зеленый, красновато-коричневый и голубой плюш и бархат. Люстра, свешивавшаяся с потолка, сверкала в лучах солнца, словно кто-то швырнул пригоршню алмазов и они повисли в воздухе. Толстые подушки с золотистой бахромой были обтянуты блестящим переливчатым зеленым шелком. Коуторны с ума бы сошли от зависти, подумал Берден, опускаясь в обитое парчой кресло с подголовником.

— В это время я, как правило, выпиваю стаканчик мадеры с сухим печеньем, — сказал мистер Скетчерд. — Вы не откажетесь оказать мне честь и присоединиться к скромной трапезе?

Мадера с печеньем — необычное сочетание, стоит попробовать. К тому же он все еще жалел о невыпитой чашке чая. Его лишили чашки чая, а город — красоты.

— С удовольствием. Вы очень любезны, — ответил Берден.

Одобрительная улыбка показала Вердену, что он не ошибся, приняв приглашение.

— Это цвет граната, — наставительно изрек старый ювелир, внося вино на подносе в японском стиле, — не рубиновый. У рубина совсем другой цвет. Что вы принесли показать мне?

— Вот эту вещицу.

Рука, принявшая зажигалку, казалась серой и когтистой, но под ногтями была идеальная чистота.

— Могли ее продать где-то здесь? Или такие вещи привозили только из Лондона?

Мистер Скетчерд не слушал Вердена. Он подошел к окну и теперь, кивая головой, рассматривал зажигалку в лупу, которая только и могла помочь слабому зрению старика.

— «Les grappes de та vigne», — сказал он наконец. Берден весь подобрался. — Таково название узора. «Моих виноградников гроздья» — Бодлер, конечно. Возможно, вы не знакомы со стихотворением. Оно очень подходит для подарка даме сердца. — Он улыбнулся и с тихим удовольствием перевернул зажигалку. — А это и был такой подарок, — проговорил он, прочитав надпись. — Очень милая надпись.

Берден не мог уловить, куда он клонит.

— Вам эта вещь знакома? — спросил он. — Видели ее прежде?

— Несколько лет назад. — От люстры по стенам весело разбегались розовые, фиолетовые и зеленые зайчики. — Семь или восемь. — Мистер Скетчерд убрал лупу и лучился довольством. Блики всех цветов радуги мерцали и на его лысой голове. — Я знаю узор, — сказал он, — и хорошо помню надпись.

— Но ведь она награвирована совсем недавно!

— О нет, до того, как я удалился на покой, до того, как уступил свой магазин фирме «Драгоценности на радость».

Улыбка насмешливого пренебрежения искривила его губы и заставила блеснуть глаза, когда он произнес вслух это название.

— Дорогой инспектор, — проговорил он. — Я обязан знать, ведь это я продал зажигалку.