Книга: Утро без рассвета. Сахалин
Назад: ЭТО НЕ ВОЙДЕТ В ПРОТОКОЛ
Дальше: ДЕНЬГИ ДЛЯ ОДЕССИТКИ

ЛЕСНИКИ

Лесника он нашел вскоре. Тот ругался с Сенькой. Грозил найти на него управу у начальства. Седой широкоплечий старик не мог сдержать возмущения:
Анчихрист проклятый! Нешто глаз нет! На что столько молоди загубил, супостат окаянный! Смотри! На сотне метров тридцать посадок задавил! Чтоб твои бельмы лопнули, исчадье зла!
Чего орешь? Заглохни, старый пень! Иди, жалься, труха вонючая! — орал на него Сенька.
— Погибели нет на твою башку! Хоть бы рысь тебя задрала!
А ну! Валяй отсюдова, покуда костыли тебе не переломал, — подскочил к леснику Муха. Старик плюнул и отошел от поселенца, моргая обиженно, часто, зло.
Вы лесник этого урочища, отец? — подошел к нему Яровой с уверенностью, что не ошибся.
Ай, мил человек, какой я нынче лесник? Был лесник, а теперь одно званье осталось. Лесник — это хозяин леса? А коль его нет, то и хозяин не нужен, — едва сдерживал слезы старик. И продолжил: — Нет на Сеньку управы. Нет ее.
Яровой оглянулся на звук шагов. К ним подходил парень, так похожий на лесника.
Вот познакомьтесь. Мой внук. Студент. Будущий прокурор. Пусть хоть он в люди выбьется. Мне не довелось, так Юрка этого обормота к рукам приберет, — указал старик на парня.
Яровой протянул руку. Представился.
Юрий, — назвался внук лесника и пожал руку следователю.
На каком курсе учишься? — спросил Яровой, внимательно наблюдая за лошадьми, уходившими с деляны Сеньки.
На четвертом.
Где учишься?
В ДВГУ. Это Дальневосточный государственный университет. Во Владивостоке.
Заочник?
Да. Учусь и работаю.
А где работаешь?
Деду помогаю. У нас с ним два участка.
Послушай, Юра, у меня к тебе одно дело есть. Временем располагаешь?
Конечно.
Тогда подожди, — и, повернувшись к леснику, попросил: — Вы сможете меня подождать? С полчаса.
Отчего ж! Могу, — отошел в сторону старик.
Яровой с парнем говорили недолго. Аркадий попросил Юрия понаблюдать, выйдет ли с деляны лошадь с веткой в уздечке. Если выйдет — запомнить какая ветка, как и с какой стороны вдета. Посмотреть, вернется лошадь с нижнего склада с веткой или без нее. Запомнить возчика. И понаблюдать, отлучится ли с деляны бригадир. Если отлучится, то на какое время. Если будет возможность, понаблюдать куда он пойдет.
Парень схватывал все с полуслова.
Знаете, постараюсь сфотографировать конягу с этой веткой. И бригадира. Если удастся.
Это еще лучше, — обрадовался Яровой и добавил:
А еще посмотри: бревно одно у этой лошади должно быть помечено. Запомни метку. Хорошенько.
Я возчиков знаю. Они мне доверяют, — сказал парень.
И вскоре, обговорив еще кое-какие детали, они условились встретиться в полночь в зимовье лесника, где Юрка предложил ночлег Яровому.
Нет. Ночевать я буду в шалаше. Чтоб Сенька не заподозрил. Нас не должны видеть вместе, — предупредил Яровой парня.
Юрий ушел. Аркадий догнал лесника и, найдя мастера соседнего с Сенькиным участка, они, теперь уже втроем, пошли проверить деляны выработки Мухи.
Лесник достал из-за пазухи тетрадь. Толстую, старую. Сверял каждый кол по номерам в тетради.
Это первый участок. В ноябре прошлого года его дали Сеньке. Тут семь делян. Сгущенность леса отмечена первой сеткой. Самой высокой. Тайга тут была густая, — говорил лесник.
Как это выразилось в кубометрах?
Не менее тысячи кубов взяли с деляны, — ответил мастер Яровому.
Да погоди ты! У меня точные цифры есть. Вот смотрите, со всех этих делян они вывезли девять тысяч кубометров леса. Это только древесины высшего сорта. А вот первый сорт — отсюда же — две тысячи шестьсот кубов. Это на наши мебельные фабрики. И четыреста восемьдесят два куба — лес второго сорта. На свои — местные нужды. Всего двенадцать тысяч восемьдесят два куба, — показал лесник записи следователю.
А за какой промежуток времени они выработали этот участок? — спросил Яровой.
Он пришел сюда в ноябре. И работал до марта. Потом их перевели на тот участок, где они и теперь работают, — сказал мастер.
Какого числа они закончили этот участок?
Пятого марта, — уверенно ответил мастер.
Так точно помните?
Еще бы! Пятого у нас стыковка участков была. Ну и мой бригадир подрался с Сенькой. На почве морально-этических разногласий. Вечером меня и бригадира на партбюро вызвали. Обоим по выговору влепили. С занесением в учетную карточку. За нарушение трудовой дисциплины на участке, — невесело усмехнулся мастер.
А Сеньке? — спросил лесник.
А он что — партийный? Он же бандит!
Все трое рассмеялись.
Так вот он на следующий день переезжать стал. На другой участок. А пятое марта я помню, — продолжил мастер.
Скажите, отец, а у вас эти цифры по выработке леса откуда? Вы что, сами замер делаете? — спросил Яровой.
Конечно. И в лесничество докладываю.
А цифры, кубатура вам зачем?
Это для отчета. Мне потом на эти площади утверждают план посадок. Мы ж потом премии получаем за выращенный и сохраненный, взамен вырубленного, лес. Потому и слежу.
А лесничество не пользуется данными леспромхоза о площади вырубленных участков?
Как же? Леспромхоз отчитывается. Моему начальству. И выработки участков обговаривают.
А по кубатуре, сданной государству, сверки делаете? Ваши замеры и Сенькины — сверяют?
Этого не знаю. В нашей бухгалтерии грамотеев и без меня хватает.
Следователь повернулся к мастеру.
А вы не заметили, в марте Сенька отлучался куда-нибудь с деляны?
Не знаю. Я на него смотреть не мог. Была бы моя воля, не допускал бы такого подлеца в лес.
Почему?
Он вредитель! — не сдержался лесник.
Объясните, — попросил Яровой.
Очень просто. Ведь вот березу когда нужно валить, пенек должен оставаться от тридцати восьми до сорока одного сантиметра. Это потому, что молодые побеги — детки остаются защищенными. И при остатке ствола легче переносят непогоду, быстрее растут. Они крепче, чем свободная поросль. Детки обычно от корней растут. И как только набирают силу — «съедают» пенек. Высасывают из него все. Но и выживают только за счет пеньков. И размеры остатка установлены давно. Сенька никогда этого не придерживается. И оставляет пеньки от семнадцати до двадцати сантиметров. Зачастую не только не оставляя молоди защиту, но и срезая самих малышей. Они покуда малы — прижимаются к стволу березы. Он и их губит. Старых и малых враз. Если каким и повезет уцелеть, так без защиты остаются. А в этих случаях лишь трое из десяти выживают, тогда как при пеньке — все десять целы. Это же восстановление взятого у тайги. И самое надежное. Мы ж почему говорим — подсадки. Это значит посадить рядом со взрослым, крепким деревом — молодь. То есть отдать под присмотр. На догляд. В дети. И из подсаженных деревьев девяносто процентов — выживают. А вот из посадок, это когда молодь самостоятельно растет в грунте на свободном массиве — тридцать, а то и сорок процентов саженцев — погибает. Я эти посадки детдомом зову. Приютом для сирот. Вот на участках Сеньки придется делать сплошные посадки. Выкорчевывать пеньки, пахать и сажать деревья. Пока они в силу войдут, сколько лет пройдет? А вот у них, у соседей, все пойдет во много раз быстрее. Там только подсадки будут. Усыновление. Так приличнее понять, — сказал лесник.
А вы не пытались узнать, почему он так делает? — спросил следователь.
И так понятно, — чертыхнулся мастер.
В чем же дело?
За кубатурой гонится. Спилим ниже — размер бревна больше. Это же всем понятно.
Начальству говорили?
Они сами не без глаз. Видят.
И как реагируют?
А что? С них не молодь, выполнение плана требуют. Говорят, молодь и восстановление леса — забота лесничества. Пусть у них и болит голова. Нам какое дело? Дальше сегодняшнего дня ничего не видят. Хотят жить спокойно. Лучше выполнить план. Выговоры не хотят получать.
А за что ваш бригадир с Сенькой подрался? — спросил Яровой у мастера.
За это самое, о чем сейчас говорили.
Так, а Сеньке сошла с рук драка?
Он передовик. Не придали особой огласки. Да и вину на моего бригадира свалили. Мол, коммунисты должны быть выдержанными.
Вот смотрите, видите — детки спилены, — нагнулся лесник.
Не впервой, — махнул рукой мастер.
Аркадий замерил остатки. Взял наобум несколько пеньков. Их высота не превысила двадцати сантиметров.
И вот еще одна деталь. Приказом было доведено до сведения всех бригад — не оставлять обрубленные ветки в лесу более двух дней. Сжигать сразу. Чтоб не заводились гниль и паразиты. А Сенькина бригада — бывает по десять дней не убирает за собой ветки. Покуда куча выше деревьев не соберется. Тогда подожгут. А это запрещено пожнадзором, — жаловался старик.
Вечером, когда уставший Яровой вернулся в шалаш, он слышал, как гудит, работает на деляне Сенькина бригада. Валится лес, звенит топор, ругаются чокеровщики, раскряжевщики. От их голосов стонала тайга.
Аркадий задумался.
Да, загадочное убийство, если это убийство. И покойник… Ануш говорила, что он жил на квартире в Ереване и не был прописан. У него в комнате она ни разу не была. Авангард сказал, что не хочет ее компрометировать и показывать знакомым, покуда они не расписаны. Даже ей показалось странным в те дни, что он хотел при росписи перейти на ее фамилию. А после какого-то случая в ресторане стал пуглив. И, когда она в шутку предложила провожать его, он, к ее удивлению, не отказался, а даже обрадовался. И еще… Эти его часы. Да, но пять точно таких часов Аркадию, словно в насмешку, показали лесорубы Сенькиной бригады. Издевка, что же более?
Откровенная насмешка. У всех на обороте часов буква «С» стоит. Кто говорит, что по названию ущелья Скалистое память имеет, вот и пометил. У других-то сын Сергей, то жена — Софья. И все ухмылялись. Уверены. Да, но если Сенька в марте перебирался с участка на участок, значит, с шестого несколько дней у него не должно быть выхода леса. Надо проверить. И цифры лесника. Ведь по его словам бригада дала по три тысячи кубометров леса в месяц. А прораб говорил о тысяче, тысяче двести! Существенное расхождение. Надо проверить данные лесника в лесничестве. Ведь если старик прав, то одно преступление могло породить второе.
Яровой не заметил, как стемнело. Он думал о Скальпе, о Сеньке, о Клеще и о Трубочисте. И уснул.
Яровой! Яровой! — услышал он вдруг шепот.
Аркадий проснулся.
Скорее в зимовье идите! — позвал голос Юрки. И тут же парень исчез, словно растворился в тайге.
Яровой оглянулся. И пошел к дому лесника. До него километра два. Аркадий знал, к старику из Сенькиной бригады никто не приходит. Незачем. Да и отношения не те.
Яровой вошел в зимовье. Старик сидел у печки, грел спину. Стругал какой-то сучок. Юрка сидел за столом, читал.
Доброе утро, — улыбнулся Яровой хозяевам.
Проходите. Зазяблись верно совсем? — спросил старик и, повернувшись к внуку, сказал:
Оставь покуда науку. Она голодную требуху не любит, давай поесть поставим.
Пока ели, щеки парня горели румянцем нетерпения. Он торопился. И, едва тарелки опустели, первым вышел из-за стола. Старик убрал тарелки. И, собрав их в таз, вышел из дома помыть в ручье.
Юрка тут же подсел к следователю.
Лошадь с веткой вышла с деляны в десять утра. Я сфотографировал. Ветка с листьями, вдета в уздечку слева. Листьями вверх. Ветка по форме напоминала ладонь, поднятую кверху. И еще — конец ветки срезан под острым углом, — торопился парень.
Аркадий был доволен наблюдательностью Юрки и слушал внимательно.
Бревно я не фотографировал, чтоб не вызвать подозрения у возчика, но запомнил хорошо. Это был средний хлыст слева. Ель. По стволу стрела была вырублена топором. Острием к комлю. И одна засечка. По коре. Рядом со стрелой.
Молодец, — похвалил Яровой парня. Щеки того покраснели.
Возчик видел, как ты ветку фотографировал?
Он сам попросил меня увековечить его рядом с клячей. Я сделал четыре кадра. Два на ветку. Два на возчика. Он мне заказ дал на шесть фотографий. Для всех родственников.
— С деляны бригадир отлучался?
— Да. Я весь день проторчал около них до самой темноты. Делал вид, что изучаю засоренность тайги клещами. А бригадир работал, пока совсем темно не стало. Ну, думаю, зря я время на него потерял. Но решил до конца никуда не уходить А они поужинали и спать легли. Я под деревом, в кустах, неподалеку устроился. Спать охота. Комары донимают. Хотел было в зимовье вернуться. Вдруг слышу — дверь будки скрипнула. Ну а глаза к темноте привыкли. Вижу — Сенька. Так тихо от будки; отошел. Я за ним. Он — в тайгу. Я крадусь. Глянул на часы — ровно полночь. Так километра три я за ним пробирался. Спасибо, что дед научил меня неслышно по тайге ходить. А бригадир часто; останавливался. Да, забыл, он же к шалашу вашему подходил. Заглядывал. Но не влезал внутрь, — вспомнил Юрка и продолжил: — Вышел он к реке. Сел на берегу. Вниз по течению от нижнего склада — километра два будет то место. Закурил. К нему минут через двадцать на моторной лодке кто-то приехал. Сенька огляделся — и к нему. Второй спросил его: «На хвосте» не приволок лягаша? Бригадир сказал: «Он спит». Потом они переехали на другой берег. Я ждал его часа два. Потом услышал, как лодка подходит. Сенька выскочил. А тот, второй, уехал.
Больше ни о чем не говорили они?
Нет.
Какою дорогой он на делянкувернулся?
Тою же. Какой ипришел.
Ты уверен, что они быливдвоем?
Темно было. Но голоса только дваслышал.
Во сколько он вернулся вбудку?
Без четвертитри.
Всеспали?
Конечно. Он так же крадучись вошел, как и вышел.
Ты не заметил, ничего он с собою не нес, когда шел к реке или обратно?
В руках ничего не было. А за пазухой или в карманах — не разглядел. Темно было очень.
Он сразу в будку пошел?
Да.
К шалашуподходил.
Да. На обратном пути тоже. Опять заглядывал к вам.
Так, Юра, я сегодня поеду в Адо-Тымово. И попрошу тебя, посмотри за бригадиром. Будет ли он исчезать в мое отсутствие? Снова заметь все. И за веткой проследи. Не только с деляны, а и с нижнего склада.
Назад: ЭТО НЕ ВОЙДЕТ В ПРОТОКОЛ
Дальше: ДЕНЬГИ ДЛЯ ОДЕССИТКИ