5
— Лихо ее, — вздохнув, сказал молодой старший лейтенант милиции.
— Не понимаю, — пожал плечами рослый омоновец, — какой кайф бабу хором тыкать? Я бы этих насильников, — сжав кулак, тряхнул им, — на месте стрелял.
Особенно тех, кто детей. А им, тварям, срок дают.
— На зонах этим сволочам, — усмехнулся старлей, — не сладко приходится.
— Олег, — простонала лежавшая на кровати женщина с забинтованным лицом.
— Не надо.
— Она в себя пришла, — проверяя капельницу, сказал врач. — И все время вспоминает Олега. Видно, он ее так. — Повернувшись к стоявшей рядом медсестре, сказал:
— Там двое в приемной. Передайте им, что она все время вспоминает какого-то Олега. И добавляет: «Не надо».
— Папа! — Светловолосая девочка бросилась к стоявшему у открытой балконной двери Семену.
— Аленка! — Подхватив ее, он закружился по комнате. Вошедшая в комнату Элеонора смотрела на них с доброй улыбкой. Увидев жену, Семен растерялся и поставил дочь на пол. Взгляд Элеоноры тут же стал колючим.
— Ты еще здесь?
— Но я сказал, — смущенно проговорил он, — что мне нужно пожить...
— Сегодня иди к Гобину, — не терпящим возражений голосом заявила Элеонора. — Он даст работу. — Увидев, что Семен хочет что-то сказать, она коротко улыбнулась. — Не бойся, я все уладила. Правда, это совсем не красит мужчину, когда за него заступается женщина. Но тем не менее...
— Мама, — попросила Аленка, — не выгоняй папу, он хороший. И пить больше не будет. Правда? — повернулась она к отцу.
— Конечно, — ответил он. — Я уже...
— Алена. — Элеонора строго посмотрела на дочь. — Ты слишком маленькая, чтобы что-то решать. У вас есть час. Затем ты, Семен, можешь поехать к Гобину.
Я дам машину. Если, конечно, хочешь. И не волнуйся — я все уладила.
— Спасибо, — вздохнул Семен. — Но ты кое-чего не знаешь, — опустив голову, пробормотал он.
— Чего же? — насмешливо улыбнулась Элеонора. — Может, того, что ты месяц назад болел... — Она замолчала и бросила быстрый взгляд на дочь.
— Аленка, — сказал Семен, — у нас с мамой взрослый разговор. Ты бы...
— Да, доченька, — поддержала его Элеонора. — Сейчас тебя дядя Саша повезет покататься. Я скажу ему. — Достав сотовый телефон, набрала номер.
— Я хочу с папой! — Бросившись к Семену, девочка обняла его.
— Мы увидимся. — Присев, он вздохнул и осторожно прижал дочку к себе.
Элеонора, порывисто отвернувшись, промолчала.
— Аленка, — прошептал на ухо дочери Семен, — слушайся маму. Она очень хорошая. Я тебя тоже люблю. — Он снова ткнулся губами в ее щеку. — Но я сам виноват во многом. Сейчас я уйду. Но мы обязательно увидимся. Я люблю тебя. — Прижав девочку к себе, он на несколько секунд замер. Потом отпустил, рывком поднялся. — Я уезжаю. — Не глядя на Элеонору, шагнул к двери. — Не обижай ее, — на мгновение остановившись, он кивнул на дочь. — Ты всегда права, но запомни: если... — Не договорив, махнул рукой я быстро вышел.
— Мама... — Проводив отца мокрыми от слез глазами, Аленка посмотрела на Элеонору. — Не прогоняй больше папу. Он...
— Все будет хорошо. — Элеонора, присев, посмотрела на дочь. — Просто иногда нужно быть строгой. Ты понимаешь? — вздохнула она.
— Ты же тоже любишь папу, — всхлипнула Аленка. — И я люблю. Так почему мы должны жить отдельно? Он пил...
— Алена, — строго проговорила мать, — никогда, слышишь? — Взяв дочь за плечи, слегка встряхнула ее. — Никогда, — повторила она, — не смей говорить об этом. Когда вырастешь и я посчитаю, что ты можешь это знать... — Она отпустила Алену и поднялась. — Поехали, — шагнула она к двери. Опустившая голову дочь послушно пошла за ней.
— Слушай, ты, — преградив Семену дорогу, угрожающе проговорил рослый бритоголовый парень, — никогда больше даже близко не подходи сюда, понял?
Ответить Семен не успел. От резкого удара в живот сложившись пополам, завалился на бок. Рослый, выбросив ногу, смягчил его падение.
— Глобус, — вполголоса позвал его стоявший рядом с «мерседесом» крепкий парень, — Элен с дочкой. — Ухватившись за плечи лежащего на асфальте Семена, Глобус рывком затащил его за угол. — Запомни, — легко пнув его в бок, угрожающе бросил парень, — что я сказал.
— Стахов? — Подполковник удивленно посмотрел на стоявшего у двери капитана милиции.
— Так точно. Валентина Резкова в бреду часто говорит, — видимо, боясь ошибиться, посмотрел на запись, — «Олег. Не надо». Я звонил в больницу...
— Стахов жил с Резковой, — заметил подполковник. — И как-то не верится, что он поменял квалификацию, но проверить нужно. Установите местонахождение Страха и берите. Не расслабляться. Стах никогда за испуг не давался. А сюрприз преподнести может.
— Пойду сигарет куплю, — сказал Колобок вышедшему из комнаты Олегу. Тот был в одних плавках. Оттянув резинку, щелкнул себя по животу.
— А телки, — усмехнулся он, — на большой. Умеешь ты выбирать.
— Черт, — досадливо поморщился Колобок, — ведь их надо отвозить. Я и забыл.
— Ты им еще такси оплати, — ухмыльнулся Олег.
— Не лезь с юмором куда не надо, — огрызнулся Колобок. — С этими у меня накладок не бывает. Даже когда бабок нет-только позови. Так что не суйся.
— Уговорил, — кивнул Олег и решил:
— Тогда я с вами. Мне надо к Бармену занырнуть. Должен уже полгода, а куркуется.
— Лады, — кивнул Колобок. — Только без кипиша. Если что, я с ходу отваливаю.
— Ясен день, — усмехнулся Стахов, — коли солнце светит.
— Что? — спросил Гобин. Откинувшись на спинку стула, рассмеялся.
— Алло, — раздалось в телефонной трубке, которую он держал у уха, — что там?
— Я тебе за что бабки плачу?! — мгновенно прекратив смех, зло спросил Гобин.
— Тискаешь мне...
— Да я точно говорю, — прервал его собеседник. — Подполковник Травкин дал «добро» на задержание... — Голос пропал, и раздались короткие гудки.
— Конспиратор, — ухмыльнулся Яков Юрьевич. Аккуратно положив трубку, хмыкнул. — Что-то не верится, — пробормотал он. — Неужели Стахов...
— Яков Юрьевич. — В приоткрытую дверь заглянула секретарша. — К вам Рудаков.
— Давай его сюда, — кивнул Гобин.
— Заходи. — Женщина толкнула дверь и, пропуская Семена, отошла в сторону.
— Здравствуй. — Семен виновато посмотрел на Гобина.
— Привет, — усмехнулся тот, — садись. Ну, — постукивая кончиками пальцев по подлокотнику кресла, спросил Гобин, — что скажешь?
— Мне Элеонора передала, что ты...
— Что же ты машину помял, — спросил Гобин, — и ни полслова? Где тебя так угораздило?
— Элеонора сказала, — виновато опустил глаза Семен, — что она с вами об этом говорила. И...
— Ладно, — снисходительно махнул рукой Гобин. — Есть рейс до Питера.
Расценки знаешь. Мебель повезешь.
— Хорошо, — поспешно согласился Рудаков. — Когда?
— Сегодня вечером загрузят, и поедешь.
— Я шустро, — выходя из машины, бросил Олег. Хлопнув дверцей старого «Москвича», быстро пошел к открытым дверям, над которыми светились буквы — «Бар „Мечта“».
— Игорь, — капризно проговорила одна из сидевших на заднем сиденье двух молодых женщин, — скажи ему, чтобы купил «Морэ». У меня курево кончилось.
— Держи. — Не оборачиваясь он протянул ей раскрытую пачку «Опала».
— Но, Игорюня... — Улыбаясь, она наклонилась и через спинку сиденья обвила его шею руками. — Ты же знаешь...
— Ладно, — отрывая ее руки, буркнул он, — сейчас куплю. А если этих нет, то какие взять?
— В «Мечте» есть «Морэ», — сказала вторая. Колобок вышел и, увидев слева коммерческий ларек, повернул к нему. В это время из открытого бара послышался крик и грохот.
— Стой! — крикнул мужской голос.
— Так бы и сказал, — услышал Колобок. — А то хватаете.
— Стах!..
Колобок узнал голос Олега, повернулся и бросился назад к «Москвичу».
Рывком открыл дверцу, завел мотор и включил скорость.
— Что случилось? — спросила женщина. Не отвечая, Игорь тронул машину.
— Смотрите! — воскликнула другая. — Олега выводят. Это милиция! Я вон того опера знаю!
Коротко выматерившись, Игорь увеличил скорость.
— Тише! — прогнувшись от сильного удара назад, воскликнул Стахов. — Не думал я, что вы менты, — забираясь в милицейский «козел», простонал Олег. — За мной ничего нет, а вы...
— Заткнись, — коленом затолкнув его подальше, зло посоветовал милиционер. — Тебя, пса...
— Ты, мусор! — закричал Стахов. — Сказал бы мне такое один и без удостоверения!
— Мама!.. — Закрыв лицо руками, Мария упала на колени и затряслась в безутешном плаче.
— Как убивается, — вздохнула стоявшая у свежей могилы пожилая женщина в черном платке. — Как приехала, не отходила от Тамарки. А когда та померла... — Не договорив, приложила к глазам белый платок.
— А вторая-то, — прошептала седенькая старушка, — словно каменная, слезинки не обронила.
— Так ей чаво? — вступила в разговор третья. — Ей матерь-то, могет, и жалко. Но ведь денег куры не клюют. Видали на какой машине приехала? А ведь без мужика живет, — осуждающе покачала она головой.
— На кой Светке мужик-то? — шепнула первая. — Вона какими деньжищами ворочает. И памятник зараз сделали, и оградку видали какую поставили? Почитай, всю деревню на поминки позвала. Во дворе столов скольки понаставили. А Машка, — она посмотрела на рыдавшую у могильной ограды женщину, — все-таки больше матерь любила. Часто наведывалась и привозила подарки разные. Светка, та...
— Тамарка сама запретила Светке привозить, — сказала третья. — Ведь из-за Светкиных слов разговор по деревням пошел, будто бы Машка на дорогах с шоферами...
— Типун те на язык, — сердито перебила ее вторая. — Разве ж можно так у могилы матери про еенную дочь говорить?
К плачущей Марии подошла одетая в черное строгое платье симпатичная женщина:
— Маша, пора ехать домой, собирать людей на поминки. Маму уважали и придут многие.
— Это ты, Света, правильно сказала, — вздохнув, заметила седенькая старушка. — Тамарку, почитай, вся деревня уважала. Ты молодец, доченька.
— Извините, — улыбнулась Светлана — но доченькой меня могла называть только моя мама, К сожалению, — чуть слышно добавила она, — она делала это не так часто, как мне хотелось бы.
— Что? — думая, что она обратилась к ней, спросила старушка.
— Едем домой. — Светлана взглянула на Марию.
— Я побуду еще немного, — ответила сестра.
— Машенька, — стараясь скрыть раздражение, сказала Светлана, — все равно всех слез не выплачешь. Поехали домой.
Мария долго смотрела на фотографию матери. Затем медленно поднялась и не спеша пошла к воротам. Светлана двинулась следом. Мария остановилась, трижды перекрестилась и низко поклонилась.
— Не смеши людей, сестренка. — Светлана медленно обошла ее. — Ведь глупо устраивать...
— Ты не смеешь так говорить! — В заплаканных глазах Марии вспыхнула злость. — Ты сделала все, чтобы...
— Перестань! — обожгла ее взглядом Светлана. — Давай оставим выяснение на потом. Мы сегодня похоронили мать.
— Вот именно. — Вздохнув, Мария пошла вперед.
— Вон машина, — кивнула Светлана на «вольво». — Садись...
— Дойду, — резко ответила Мария.
Насмешливо улыбнувшись, Светлана шагнула следом:
— Давай не будем давать деревенским тему для сплетен. Садись.
Мария повернулась и, немного постояв, пошла к машине.
— И еще, — догнав, проговорила сестра, — не надо никаких слов во время поминок.
— Не волнуйся, — устало сказала Мария, — в твой адрес никаких слов не будет. Обещаю...
— Что?! — вскакивая, закричал Стахов.
— Сядь! — рявкнул шагнувший к нему от двери старший сержант.
— Что слышал, — спокойно посмотрел на него седоватый капитан милиции. — Резкова все время повторяет твое имя. И просит: «Не надо». Так что, — он развел руками, — мы имеем полное право продержать тебя тридцать суток. Заявление об изнасиловании дочери подала мать Резковой. Ты уж...
— Да ты что! — снова закричал Олег. — Мусор! Видиков насмотрелся?! Ты думаешь, что базаришь?! Вези меня...
— В камеру его, — складывая бумаги в папку, бросил капитан.
— Прокурора! — отшатнувшись к стене, крикнул Олег. — Или я...
— Это ты видиков нагляделся, — усмехнулся капитан. — Мы сейчас тебе браслеты нацепим, враз успокоишься. Если даже ты от изнасилования отмажешься, то все равно сядешь. Ты же старшего лейтенанта ударил.
— Оттолкнул, — замотал головой Стахов, — это все скажут. Я думал, какие-то бакланы приметались. Когда мне удостоверение показали, я с ходу лапки поднял.
— Это ты суду говорить будешь, — улыбнулся капитан. — И все равно бесполезно. У тебя хвост большой. Сколько ты на зонах был? — спросил он и тут же сам ответил:
— Два раза. Пятерка за грабеж. У мужика кошелек у главпочтамта отнял. Тот до востребования деньги получил, а ты... — Вздохнув, замолчал. — Мало тебе тогда дали. Ведь пятерых у главпочтамта грабили. Ты это, — уверенно сказал капитан. — Только вот доказать не смогли.
— Мало вы меня, мусора, обрабатывали! Дубиналом признанку выколачивали!
И что? — Стахов хлопнул ладонью по локтевому сгибу правой руки. — И теперь хрен пролезет. Времена другие. Требую прокурора! — крикнул он. — Объявляю голодовку!
Дай лист бумаги и ручку!
— В камере дадут, — поморщился капитан. — Я тороплюсь. Скоро футбол начнется. Как думаешь, — спросил он, — кто выиграет? Фран...
— Да иди ты, мусор! — психанул Стахов. — Футболист хренов! На боках нашего брата тренируешься.
— А вот это ты зря, — снисходительно бросил капитан, — не бью я. Даже таких паскуд, как ты. Увести, — приказал он сержанту.
— Стахов здесь ни при чем, — опустив голову, пробормотал невысокий широкоплечий парень.
— Поэтому я тебя и вызвал, — повысил голос Гобин, — Я слышал кое-что.
Ведь ты ждал Алика внизу. Значит, это он начал?
— Да, — чуть слышно сказал парень.
— Так. — Гобин побарабанил пальцами по крышке стола. — Давай как на исповеди. Что там произошло?
— Вы об этом Ромку спросите, — по-прежнему не поднимая головы, выдохнул парень.
— Что? — поразился Гобин.
— Он с Хватом и начал. — Вскинув голову, парень вызывающе уставился на округлившего глаза Гобина. — Мы просто держали ее. Потом она укусила Романа. Он ей и врезал. Потом пинать начал. Если бы не оттащили — забил бы.
— Ты! — Вскочив, Гобин шагнул вперед и схватил парня за грудки. — Врешь, сволочь! — Парень легко оторвал слабые руки Гобина и усмехнулся:
— Спроси сынка. Он тебе врать не станет.
— Иди, — вяло махнул рукой Гобин. Парень неторопливо вышел. Яков Юрьевич схватил сотовый телефон. Как только парень закрыл за собой дверь, набрал номер. — Роман где?! — закричал он.
— Ушел на корт, — немного удивленно ответила женщина.
— Немедленно пошли его ко мне! Немедленно!
— Что случилось? — встревоженно спросила женщина.
— Ко мне его! — прокричал Гобин и отключил телефон. Потряс головой.
Включил селекторную связь. — Зина, — стараясь говорить ровно, спросил он, — где Хавин?
— В Туле, — отозвался женский голос. — Вы же сами отпустили его на пять дней. У него заболел...
— Да, да, — перебил ее Гобин. Отключившись, нахмурился. Потом набрал номер на радиотелефоне.
— Да, — недовольно ответил хрипловатый мужской голос после пятого гудка.
— Гобин, — назвался Яков Юрьевич.
— Привет. — Голос тут же помягчал. — Что нужно?
— Насчет Стахова. Ему предъявили обвинение?
— Рановато. К тому же предъявлять еще нечего. Валька просто лепечет чего-то. Да и если честно, скорее всего ничего Стахову не предъявят. Правда, он в баре, когда его брали, одного вроде ударил. Но это...
— Держи меня в курсе дела, — прервал собеседника Яков Юрьевич и отключил телефон. — Своими руками убью, — прошептал он. — Хват, гадина! Втянул Ромку.
Яков Юрьевич, — сказала секретарша. — Ваш сын.
Гобин бросился к двери. В кабинет, улыбаясь, вошел упитанный парень.
— Здравствуй, — сказал он. — Мать велела... — Договорить ему не дала хлесткая пощечина. Парень отшатнулся. Отец, снова размахнувшись, закричал:
— Подонок! Негодяй! Что же ты делаешь?!
— Отец, — испуганно вжавшись в угол, таращил глаза Роман, — ты что? Что случилось?
— Ты был у Резковой? — подступил к нему вплотную Гобин. Глаза сына испуганно забегали, он опустил голову и тихо признался:
— Да.
— Сволочь! — Гобин сильно ударил его кулаком в ухо. — Я тебя для этого растил? — Схватив обеими руками за плечи, попытался встряхнуть сына.
— Отец, — не шевелясь, пробормотал тот, — прости. Но Хват сказал...
— Ты понимаешь, что будет, если Резкова даст показания? Ведь тебя посадят. Господи! — Всплеснув руками, Яков Юрьевич бессильно уронил их. — Ты хоть о нас с мамой подумал? Ты представляешь, что будет, если тебя арес... — Оборвав себя на полуслове, опустил голову.
— Папа, — умоляюще взглянул на него Роман, — извини. Я... — Он вздохнул. — Ну знаешь... Меня все постоянно дразнят папенькиным сыночком, говорят — сам ничего не можешь. Вот я и...
— Изнасиловать женщину, — сказал Гобин, — это не значит самоутвердиться. Я в жизни всего добился сам. Головой и руками. Мама знает об этом. Я...
— Папа. — Роман облизнул пересохшие от волнения и страха губы. — Значит, милиция уже знает...
— А ты думаешь, почему я позвал тебя? — криком прервал его отец. Роман неожиданно заплакал:
— Папка! — Он обхватил руками слабые плечи отца, ткнулся лицом в костлявую грудь. — Не хочу в тюрьму, папка. Спаси меня. Ведь ты можешь. Ты все можешь. Папка! — Вскинув голову, умоляюще посмотрел ему в глаза.
— Успокойся. — Как в детстве, Гобин погладил сына по волосам и отметил, что они редкие и очень мягкие. — Все будет хорошо. Сейчас ты успокоишься и все мне расскажешь. Все.