ГЛАВА 10 КРАСОТКА РОЗА

Роза пришла в дом Серафимы почти сразу после Нинки и считалась здесь старожилкой. К ней давно привыкли, знали все ее слабости, любили девку по-своему и прощали ей многое, что не сошло бы с рук другим.

Роза была весьма привлекательна. И внешне вполне соответствовала своему имени. Она одинаково ровно относилась ко всем обитателям дома. Никогда ни с кем не ругалась. И даже если кто-то ссорился, Роза спешила помирить разругавшихся. Ей это часто удавалось. Она не любила злых сплетен, пересудов и никогда не принимала в них участия.

Даже грубоватая Тоня за все время ни разу не разозлилась на Розу, не обидела, не обозвала, ни в чем не упрекнула бабу. Да та и поводов не давала к такому отношению.

Общительная, веселая, она любила посидеть на кухне вечером в свободные часы. Слушала всякие истории, какие случались с бабами, иногда сама рассказывала что-нибудь, да такое, что потом у многих от смеха животы всю ночь болели. Без нее на кухне было скучно. Она умела растормошить всех, забыть о болезнях и неприятностях. Умела пошутить незлобно. И никогда ни с кем не враждовала.

Может, поэтому не было у нее врагов. Все любили эту женщину и никто не избегал общения с нею.

Ее любили и клиенты. За Розой часто приезжали на импортных машинах. Сигналили, вызывали. Увозили на сутки, а то и на неделю. Возвращали тоже на машине. Прощаясь, целовали в щеку или руку. Никогда, никто не спешил проститься с нею. Ей смотрели вслед с доброй улыбкой обожания и грусти.

Роза входила в дом Егора со смехом, ее встречали приветливо. Антонина сама варила ей кофе. И пока женщина плескалась в ванне, все бабы собирались к столу, чтобы пообщаться с Розой, пошутить, посмеяться вместе с нею.

Розу окружали. Спрашивали, как она провела время. Та отшучивалась. Не любила сальных подробностей.

— Да что я? Так же, как и все! Но вот думаю, надо же мне присмотреть новых поклонников. Наверно, соседских мужиков пора кадрить. Клевые чуваки. Оторву я их от благоверных! Нельзя всю жизнь с одной и той же в постели кувыркаться! Жалко фрайеров! Всякий раз, как прохожу мимо их дома, они, несчастные, слюни глотают. Из рук все валится. И будто жеребцы, копытами землю бьют! Того гляди — забор перемахнут!

— Ой, Роза, они такие жлобы, эти Свиридовы! Не обращай на них внимания! — предупреждала Антонина.

— Знаю! Если б не это, давно бы у моих ног были оба! Они за копейку удавятся, не говоря о долларе. У них на воротах надо девиз дома написать: "За зеленую купюру продаю родную шкуру!"

— А нашему дому какой девиз придумаешь!? — хохотала Тонька.

— Мы поддержим новый строй своей собственной..! — не задумываясь выпалила Роза.

Бабы дружно рассмеялись.

О самой Розе в этом доме знали мало. Не любила она рассказывать о себе. Не всегда отвечала на вопросы, касающиеся ее прошлого. Уходила от ответов, переводя разговор на другую тему.

Как старожилка и любимица хозяев Роза жила в отдельной комнатке, одна. Беспрепятственно пользовалась телефоном. Могла прийти и уйти, когда вздумается. У нее одной из всех баб были ключи от входных дверей дома, что означало высочайшее доверие хозяев.

Все в доме считали, что этой женщине живется легче всех, нет у нее ни забот, ни тревог, ни проблем. Она всегда была в хорошем настроении, никто не видел слез на ее глазах, не слышал жалоб, сетований на судьбу.

Роза была понятной каждому, но при этом оставалась загадкой для всех…

Просидев с бабами на кухне до полуночи, она уходила спать в свою комнату, никогда не забывая закрыть двери на крючок. Все считали, что это страховка от рэкетиров, какие однажды напугали изрядно всех баб дома.

Эта мера предосторожности никого не удивляла и не коробила.

Но и Роза, и все остальные в глубине души понимали, что этот крючок не помешает рэкетирам войти в комнату. Он мог сдержать лишь жильцов дома. Но почему закрывалась, почему не хотела впускать к себе никого, знала только сама Роза.

Оказавшись одна в своей комнате, женщина словно снимала маску и становилась сама собой.

Не надо прикидываться, сдерживаться. Не стоит смешить всех, когда саму душат слезы… В этой комнате, как в раковине, она прожила не один год.

Розу порекомендовал Антонине один из клиентов, серьезный, порядочный человек, уловивший особым чутьем невысказанную проблему. Клиент поручился за Розу своим именем. Этого было больше чем достаточно, и женщину взяли без лишних вопросов. Не спрашивали, кто она. Что привело на панель? Впрочем, с дури или с жиру никто не влетал в путанки. Сюда всякую из женщин приводило свое горе, общая для всех нужда. Искательницы острых ощущений с необузданным сексуальным желанием быстро набивали оско

мину и исчезали с панели, убираясь восвояси под семейный кров, под крыло родителей, предпочитая жалкое существование — сытости и роскоши панели. Лишь жуткое горе, безысходность и презрение ко всему, ненависть даже к самим себе, могли удержать в притоне баб — любимых и ненавидимых всеми.

От девчонок-подростков одиннадцати лет до тридцатилетних женщин поглотили, приютили у себя притоны города. Их число росло с каждым днем. Хотя каждый день на окраинах, в метро, на вокзалах и в гостиницах находили убитых проституток. Нередко сжигали и громили притоны лихие молодчики, крутые рэкетиры, недовольные, пьяные клиенты.

Случалось, делала облавы милиция. Сгребала всех потаскушек вместе с бандершей в одну камеру, требовала свой положняк. Но путанки не хотели откупаться деньгами, какие все труднее становилось зарабатывать. Они предпочитали расчет натурой. Милиция, продержав потаскух с неделю в камере, понимала, что не получит свой навар в деньгах, довольствовалась предложенным расчетом и с треском выгоняла потаскух, чтобы обыватели близлежащих домов видели — не бездействуют стражи порядка, стоят начеку нравственности и морали горожан.

Путанки разбегались без оглядки. И с неделю, а то и две в притоне царила тишина. Потом лишь глубокой ночью из-за плотных занавесок прорывался свет, и приглушенная музыка, едва слышная прохожим, возвещала, что самые смелые клиенты уже вернулись…

Роза была украшением своего притона. Могла поговорить на любую тему, держаться на равных в любом обществе. Она всегда была обаятельна, умна. Но таковых немного можно было насчитать по городу. Роза считалась элитной, люксовой путанкой и не путалась с кем попало. За нее всегда находилось кому вступиться. И попытавшийся хоть однажды обидеть эту женщину жестоко платился за свою наглость. Розе стоило лишь молвить слово… И обидчика находили хоть из-под земли…

Случилось так, что участковый Иван Вагин замел весь притон вместе с Тонькой. Вздумал проявить свою безупречность перед сослуживцами. Но… Вскоре начальнику райотдела последовал телефонный звонок, и тот распорядился выпустить женщин, а перед Розой даже извинился. Вагин кинул ей вслед грязное слово. И в этот же вечер, возвращаясь с работы, был жестоко избит тремя дюжими парнями, час игравшими в футбол участковым.

Случилось, придержали Розу возле гостиницы двое налетчиков. В эту же ночь их закопали в старой могиле кладбища.

Роза не ходила пешком по темным улицам. Ее возили. Но если б и пошла после случая с налетом, никто из городской шпаны не рискнул бы подойти к ней, обидеть словом или взглядом. Знали — расплата не помедлит. Ее обходили все.

Ее клиентам завидовали. Даже почтенные отцы семейств, встре- тясь с Розой, невольно оглядывались ей вслед, краснея от шальных мыслей и собственной смелости.

Молодые мужчины, парни, впервые увидев женщину, останавливались оторопело.

Что и говорить — пройти мимо нее равнодушно было мудрено.

Роза, словно не замечая этого трепета и восторгов, шла мимо — спокойно, с лекой улыбкой на губах. Она никого не рассматривала в упор, никем не восхищалась. Она лишь слегка наклоняла кудрявую голову в знак благодарности. И все вокруг млели от ее взгляда. Слова были излишни…

Роза никогда не искала поклонников. Их у нее было в избытке.

Ее привыкли видеть в «Мерседесах», "Вольво", «БМВ». И никому не пришло бы в голову, что изредка она ездит на далекую окраину города в старый дом и там, вдали от всех, от поклонников и развлечений, проводит время совсем иначе.

В этом трехэтажном кирпичном доме без элементарных удобств жили с незапамятных времен более трех десятков семей. Они хорошо знали друг друга, но старались не общаться и видеться, как можно реже.

Здесь, в одной из квартир, на втором этаже жила Роза. Сюда ее привезли совсем крохотную прямо из роддома. И, положив в кроватку, возле печки, пошли по воду, чтобы искупать впервые. Роза проснулась, закричала. Не услышав материнского голоса, заорала во все горло.

На ее голос дверь открыла соседка. Увидев ребенка, сморщилась в печеное яблоко, сказала зло:

— Эти негодяи еще и размножаются…

Услышав за спиной шаги матери, соседка поспешила захлопнуть двери, ретировалась с кислой миной, заметив вслед матери едкое:

— Им бы подальше от людей сбежать, от греха! А они еще обнаглели и расплодились!

Мать, резко хлопнув, закрыла двери. А вечером рассказала отцу, вернувшемуся с работы, о реакции жильцов на появление Розы.

— Не обращай внимания! — ответил он.

Эти же слова много раз слышала и Роза. Маленькая, она не понимала, что происходит вокруг. Почему ее семью так люто ненавидят в доме. Эта злоба выплескивалась и на нее. Душила, доводила до слез. Но никто ничего не мог изменить.

Уезжали на новые квартиры старые жильцы. На их место заселялись другие и вскоре становились лютыми врагами семьи Розы, хотя ни с кем из них они не общались.

Причину этой ненависти она узнала от матери, когда стала подрастать, разбираться в людях и в жизни.

— Наша семья здесь с самого начала поселилась. Эти комнаты получить считалось великим благом. Зеленый пояс Москвы! Сюда приехали высокие чины. И жили спокойно. Но… Лишь поначалу. Твой дед работал тогда в органах безопасности. Под началом самого Лаврентия Павловича Берия. Вон его дом, видишь, совсем неподалеку. И, конечно, выполнял все его поручения. А они были не из легких. Но куда деваться? Не выполнишь — попадешь не просто в немилость, а под подозрение в сообщничестве или пособничестве врагам народа. Вот он и участвовал в аресте таких. Случалось забирать и соседей, хотя внутренне не верил. Но приказ не оспаривают. В те годы все молчали и боялись деда хуже черта! Нас не только в гости пригласить, пугались встретить на пути. Никто не общался. Многие из тех, кого он забрал, никогда домой не воротились. А те немногие, кому повезло выжить, и теперь считают нас заклятыми врагами. Будто не Берия, не те, кто кляузы настрочили на них, а твой дед один во всем виноват. Он молчал. Терпел все. А когда при Хрущеве начались реабилитации, жильцы потребовали от правительства, чтобы нас выселили из дома от греха подальше. Вот и приехала комиссия по письму. Собрала всех. Дед не знал, для чего вызвали. Когда услышал — не сдержался. Ткнул пальцем в одного, кричавшего громче всех, да и сказал: "Ты бы, Осип, молчал! Из семи твоих кляуз — шесть сработали на погибель! Не ты ли в смерти этих людей виноват? Сколько получил за свои сообщения? Хоть раз признайся, как на духу! Не только соседей, родного брата запродал. Чего меня позоришь? Оглянись на себя!" Тот сразу убежал, спрятался. Но тут баба вылезла. Тоже потребовала нашего выселения. А дед и скажи: "Кому б говорить, тебе — заглохнуть надо! Мы не успевали человека в машину посадить, как ты со своей семьей принималась мародерничать и грабить квартиры, чьих хозяев замели. А потом сбывала на толкучке все, вплоть до кальсонов. Чего ж о себе молчишь? Коли нас, подневольных, выселять, тебя и вовсе выкидывать надо с грохотом!" Но, как бы там ни было, и фискала, и мародерку не тронули. Собака кусает ноги, то, что видит, то и хватает. Думать, искать настоящего виновника никто не хотел, всем недосуг. Да оно и сподручней выливать ярость на того, кого годами проклинали. Вот так получилось и у нас. Деда, на потеху толпе, выкинули из органов на улицу. Без пенсии, без работы, под общий свист. Он был военным. Его никуда не взяли. Все отказывали в работе. И дед стал сдавать. Он пробовал попасть на прием к Хрущеву, но куда там! Его, полковника отбрасывал от дверей лейтенант.

— А почему они так делали? Разве не понимали, что дед не виноват? — удивлялась Роза.

— Ну это кому как удобнее! Разве можно обвинить солдат за то, что в войну убивали немцев? Нет! Те были врагами и это знали все!

Тех, кого забирали, тоже объявляли врагами, и с этим тоже соглашались все! Дед их конвоировал, но не расстреливал. Ни одного не тронул даже пальцем. Но солдат не порочат. Их награждают. А твой дед был вынужден застрелиться. Перед этим он написал записку. Вот она! Читай.

— Дорогие мои, бесконечно любимые! Простите меня за все, за горе и горечь, за все обиды и страдания, какие вы перенесли из-за меня! Я один виноват во всем. Я должен был умереть вместе с теми, кого арестовывал! Я всегда сочувствовал им, но не хватило духу признаться в этом! Теперь понятно, что жил впустую. Хотел уберечь вас от бури, а вверг в пучину! Может, моя смерть охладит и остановит людскую злобу, и над вашими головами засветит солнце! Пусть хоть эта моя мечта сбудется! Прощайте и простите!

— Теперь ты поняла? — спросила Розу мать и продолжила: — Твоя бабка не пережила утраты и меньше чем через год ушла следом за отцом. Нас осталось совсем мало. И если бы не друзья твоего деда, мы погибли бы…

— А что за друзья? Тоже чекисты?

— Нет, Розочка! На работе друзей не было. Там лишь сослуживцы. В друзьях остались те, кому отец сумел помочь уйти от ареста, либо бежать из-под стражи.

— Такое было?

— Конечно. Больше тридцати человек… Предупреждал о грозящем. И люди вовремя скрывались, исчезали из Москвы в неизвестном направлении.

— А почему они не вступились за деда?

— Связь была оборвана, не знали. Лишь спустя годы… Но и теперь, как видишь, кипит злоба. Она долго не остынет. Твой отец не выдержал.

— Он бросил нас?

— Нет, дурочка, поехал на родину, искать лучшей доли в Израиле. Мы — евреи. Но все родились в России. Мне от нее лишь в могилу… Отец последнее письмо прислал в прошлом году. Обещал приехать за нами, забрать к себе. Да, видно, не близок путь от Синая.

Роза училась в седьмом классе, когда мощная держава развалилась на республики-государства, и в России началась неразбериха. Это сразу отразилось на жизни каждой семьи. Прежде всего на несоответствии цен и заработков. Зарплаты матери перестало хватать даже на неделю. Та, проработав всю жизнь в библиотеке, возвращаясь с работы, со слезами рассказывала, что их библиотеку собираются закрывать, а работников увольнять. Как жить тогда, она не представляла.

В школе ученики перестали носить форму и одевались кому как захочется.

Одноклассницы приходили на уроки подкрашенные, разодетые в импортные джинсы, бананы, обутые в «Саламандры». Роза средь них смотрелась белой вороной. Ее дружно высмеивали. Она возвращалась домой в слезах, порою, не выдерживая, убегала с занятий.

— Эй! Жидовка! Тебя из ломбарда стыздили? — кричали ей вслед.

— Вылезай из нафталина, метелка! Пошли за угол, переткнемся! Я тебе за это башли дам! — предлагал одноклассник, прижав в углу.

Роза вырывалась, плакала. Но матери ничего не говорила, щадила ее. Хотя уже не раз возникала мысль бросить школу.

Вот так однажды сидели они в выходной с матерью дома. Никуда не ходили. Деньги кончились. А до зарплаты еще неделю ждать. Продать нечего было. Думали, как дотянуть до получки, когда в дверь позвонили.

Румяная, пышнотелая женщина вошла в комнату, волоча за собой пузатый чемодан.

Она вчера вечером прилетела из Израиля. Решила навестить родню. Привезла для Розы с матерью подарки от отца и деньги. Гостья отдала доллары. И, оглядев Розу, удивленную и обрадованную, заметила:

— А ты красивая девочка! Вся в отца! Хочешь, познакомлю с родственниками? Будете дружить, все ж не так одиноко станете жить. Эти люди имеют вес в обществе. Может, пригодится это знакомство?

Роза, глянув на мать, согласилась. Вместе с гостьей она приехала на Старый Арбат. Там ее приняли радушно, как давнюю знакомую. Девчонке очень понравилась большая дружная семья, где никто не задавал ей лишних вопросов. Ее угощали. А Сара рассказывала о жизни в Израиле. Об отце она упомянула лишь вскользь, обронив, что он работал поначалу автослесарем. Но потом подвело здоровье, простыл. Выучился на дамского парикмахера. Теперь хорошо зарабатывает, доволен жизнью и возвращаться в Россию не собирается.

Думает ли он забрать семью к себе? Об этом Сара не сказала или не знала.

Роза с матерью перетрясли весь чемодан, каждую вещь, но не нашли ни письма, ни записки.

Мать после этих поисков как-то сразу сникла. Роза, помня ее рассказы о рассеянности, забывчивости отца, пыталась успокоить ее. А сама, придя в гости на Старый Арбат через три дня, решила спросить Сару о письме. Может, она забыла передать его? Но та уже улетела домой. Не захотела побыть в Москве, которая стала раздражать иностранку своей грязью, ругливостью, откровенной нищетой.

Розу успокоили. Дескать, что письмо? Помощь важнее. Живи и радуйся тому, что не забыта.

Здесь, в этой семье, были трое сыновей и две дочери. Они по- доброму восприняли Розу. Увели к себе на верхний этаж особняка. Разговорились. Потом включили музыку, танцевали. Роза впервые выпила клубничного ликера, потом посмотрела смелый эротический фильм.

— Будь раскованней, смелее! В жизни все удается рискованным, дерзким! — советовал ей Славик, младший из семьи. Ему шел восемнадцатый год. А он уже готовился в банкиры.

— Держись королевой! — учили дочери. И предлагали коньяк.

Вскоре к ним в гости пришли друзья. В особняке стало шумно,

весело, звонко.

Роза познакомилась со всеми. В этот дом была вхожа вся элита города.

По заведенному правилу молодежь развлекалась наверху. Пожилые — внизу. Там же случались очень нужные, деловые разговоры. Чьих детей пристроить на учебу или на работу, куда именно?

Роза не решалась замолвить слово о матери. Откладывала разговор, понимая, что с этим нельзя спешить. Старалась держаться в новой компании непринужденно, бездумно. И это понравилось.

Домой ее отвезли под утро на «Мерседесе». Прощаясь с нею, Славик дал ей номер телефона, предложил в следующий раз позвонить, когда она решится снова навестить их.

Роза позвонила через неделю, и Славик приехал за нею. Она пробыла с ним два дня.

— Ты — не первая. И не последняя. Так теперь живут многие. Не связывая себя никакими обязательствами! Оно проще и легче жить! Сама скоро поймешь. Только не стоит сходить с круга и путаться со всеми напропалую. Это опасно для тебя! И невыгодно! Нынче не сетовать надо, а выживать, — говорил он ей.

— А твои сестры тоже так живут? — спросила робко.

— Смешная! Им это ни к чему! Они, если и пойдут на такое, то не ради денег! Отблагодарить за помощь, за оказанную услугу. Или еще за какую выгоду. Впрочем, из такого никто не делает историю.

— А замуж они не собираются?

— Да что ты, Роза? О какой семье теперь думать, когда все кувырком летит? Для семьи нужна стабильность во всем. А кто из нас уверен в завтрашнем дне? Вот и берем от жизни все, что она дает сегодня! Потому что завтрашнего дня может не быть. Поняла? Ну то- то!

Здесь же, в машине он отдал ей первые триста долларов. И, оставив машину у подъезда, напомнил, что ждет ее следующего звонка.

Роза застала мать в слезах. Та беспокоилась за дочь. И, увидев, рассказала, что ее уволили с работы.

— Что делать будем? Как станем жить? Отцовские деньги не бесконечны. Их надолго не хватит! Цены не по дням — по часам растут! — залилась слезами.

Роза присела рядом. Уговаривала:

— Что изменишь слезами? Этим не поможешь. Я найду выход!

— Какой? — опешила мать.

— Ну не сдыхать же с голоду!

— Ты о чем? Не смей думать о распутстве! Постыдись! Отец не простит, когда приедет за нами! — урезонивала мать.

И Роза, не выдержав, заплакала.

— Мама! Не приедет он! Напрасно мы его ждали, искали письмо. Та женщина, какая привезла нам от него подарки и деньги — его новая жена! Они с нею уже семь лет живут. И не собираются расходиться. Случайно я узнала о том. Славик проговорился…

Мать сразу онемела. Перестала упрекать дочь. Та молча отдала ей первый заработок. Женщина все поняла без слов. Тихие, горючие слезы катились по лицу ручьями.

— За что? Почему все это на наши головы свалилось? — всхлипнула женщина.

— Не сетуй! Другие вообще не имеют никакой возможности заработать. Нулевой шанс на выживание у половины людей. А тоже заслуги имели, награды, должности, образование! Подотрутся теперь всем тем багажом! Сейчас иные цены и ценности! — прервала стенания матери.

Та, вытерев слезы, слушала дочь, повзрослевшую за считанные дни.

— Ты думаешь, мне этого хочется? Нет! Но где выход? Я когда услышала об отце, поняла — ждать нечего! Хотя и раньше, честно говоря, на него не рассчитывала. Помнила, тебя давно собирались сократить. Теперь это уже факт! А куда податься, если еще в школе слышала от одноклассников, как их семьям достается. Не все жируют! Единицы! Остальные кое-как дышат! Наши еще с восьмого класса многие подались с родителями в «челноки». Но для такого тоже нужны деньги, для разгона. У нас их нет! Что остается? Мне этот аттестат, как зайцу кальсоны, вообще не нужен! И поступать никуда не собираюсь! Пустое это дело! Работать всю жизнь на государство, чтобы получать копеечную зарплату и видимость от пенсии на старости? Нет! Я на твоем примере насмотрелась, себе подобного не хочу!

— Я тоже сглупила, — призналась мать. — Написала жалобу в органы, где мой отец всю жизнь проработал. Напомнила о нем. Сказала, как мы живем. Попросила помощи в устройстве на работу, прямо указала, что жить не на что, и нам либо сдохнуть с голоду, либо в петлю влезть осталось. Попросила, чтобы не дали помереть нашей семье от нужды, чтоб вспомнили прежние заслуги отца и ради его памяти поддержали б нас! Указала телефон, адрес. Ждала

целый день, второй. Никуда из дома не вышла. Ведь я это письмо не по почте отправила. Сама отнесла. Хотела на прием попасть, чтобы лично все выложить. Но меня не приняли! Тогда попросила дежурного передать жалобу. Он помнил твоего деда и уважал его. Жалобу он передал лично в руки. Сам мне сказал. И добавил, что, судя по реакции, ничего хорошего не дождемся. Руководство не воспримет. У него свои проблемы и заботы. Ему ни до кого. Тем более не до умерших сотрудников, когда нынешних, живых кормить нечем! И посмеялся, что скоро и они всем аппаратом бастовать начнут. Голодовку, дескать, объявлять можно! Что она у них уже два года длится! Вот только жаль, что эту участь с ними разделили семьи… Я, когда услышала такое, всякую надежду потеряла, — тихо вздохнула женщина. И спросила: — А этот Славик кем приходится Саре?

— Очень дальняя родня. Да и то по первому мужу. Он от нее ушел или она его выгнала, я так и не поняла. Одно уяснила, что в его семье поддерживают отношения лишь с теми, кто выгоден или может оказаться нужным.

— А ты им зачем? — удивилась мать.

— Они не хотят, чтобы их сыновья рисковали здоровьем и репутацией дома и семьи и брали девок с панели. Там всякие есть. Иные не в одиночку промышляют, под защитой рэкета. Они и вытряхнуть могут, и под выкуп застопорить. И даже убить…

— Понятно! Игрушкой стала! Кто ж у него отец?

— Я не спрашивала. Такие вопросы считаются неприличными. Ведь меня тоже не спрашивали о тебе!

Роза собралась отдохнуть, как зазвонил телефон. Славик пригласил ее в гости.

— Компания будет веселая! Все свои. Соглашайся! Пообщаемся, побалдим!

Роза согласилась без долгих уговоров. И к назначенному времени Славик подъехал за нею прямо во двор.

Утром следующего дня Роза вернулась домой и отдала матери доллары. Много. Та удивленно смотрела на дочь, но ответа на немой вопрос так и не получила.

Роза не сказала ей, как с трудом переломив себя, ушла в спальню со вторым, с третьим парнем из семьи. Потом ее угостили ликером, разбавленным коньяком. И все поехало, завертелось по второму, третьему кругу. Кажется, кто-то из гостей приметил ее, пожелал. Подошел к Розе познакомиться поближе. Пожилой человек. Ему уже за сорок. Розе он показался стариком. Хотела отказать. Но Славик вовремя шепнул:

— Не будь глупышкой! Соглашайся!

Роза сообразила. И, улыбнувшись томно, изобразила проснувшуюся страсть…

Старик обрадованно потащил ее в спальню. За свою шалость он выложил вдвое больше, чем трое сыновей. И, дав визитку, просил Розу позвонить, когда будет настроение.

Старик… Розе вскоре стало неловко перед собой. Этот человек оказался нежным, очень внимательным мужчиной.

Он сам отвез ее домой на «Ситроене». И предложил Розе навестить его уже на следующий день.

Она не поторопилась с ответом. Сказала, что хочет отдохнуть, а уже потом…

— Я буду ждать вашего звонка, — поцеловал руку Розе и долго смотрел ей вслед.

Понравилась она ему или напомнила кого-то? Только не торопился уехать человек. Может, ждал, что выглянет в окно и пригласит к себе, но Роза никогда не спешила.

Вскоре позвонил и Славик. В его тоне уловила другие нотки. В голосе звучало подобострастие и лесть. Парень понимал, что может потерять подружку, а этого ему не хотелось.

— Ты не прикипайся к нему накрепко. Он пархатый! Но… Не без своих вывихов. А потом для тебя он — старик! Хотя в ночи все одинаковы. Особо под одеялом! — смеялся парень, приглашая Розу в гости на выходные.

— Бухнем, побалдим! У меня клевые записи будут на видаке. Посмотришь! Отдохнем от стариков! Они собираются к знакомым на дачу слинять. Мы — сами останемся!

— Не знаю, я пока ничего не решила!

— Роза! Да что с тобой? Или Андрей Михайлович в душу запал, затмил всех нас? Я понимаю, он — человек умный! Деловой! Но с такими скучно. Они без живинки. Хотя тебе виднее! Но я не думаю, что нас забудешь?

Роза не забыла. Но, вернувшись домой, подолгу прокручивала в памяти каждый свой визит, всякий разговор, любое новое знакомство.

Ею восторгались все. Она верила не словам, отношение к ней проверялось в разных ситуациях.

Поднималась она домой по лестнице. А соседи сверху облили ее помоями. Роза позвонила Славику, пожаловалась мимоходом. На следующий день к соседям заявились крутые мальчики. Всех выбили из комнаты, кувырком спустили по лестнице. Затолкали в машины, увезли куда-то. Вернулись они лишь через неделю. На Розу даже глянуть боялись. Ни с нею, ни с матерью не разговаривали. И весь дом предупредили, теперь даже дворовые кошки и собаки старались не попадаться им на пути.

Пристали в подъезде двое бомжей. На следующий день их нашли мертвыми в овраге за домом.

Накричал на Розу участковый за то, что паспорт просрочила. На следующей неделе был уволен из органов.

— Совпадения! — усмехался Славик поначалу. И об очередной неприятности слушал вполуха.

— Дворничиха, ядовитая старуха, на весь двор стала мать обзывать! Все кричала: убирайтесь в свой Израиль, проклятые! Все беды из-за вас на наши головы валятся! Уезжай к своему мужу! — рассказывала Роза.

Вскоре старуха исчезла бесследно. И никто из жильцов дома, даже новый участковый не вспомнили о ней. Словно и не было ее здесь никогда.

Лишь через месяц назначили нового дворника, громадного мужика, какой ни на кого не обращал внимания.

В квартире Розы понемногу стала меняться обстановка. Первым появился палас. Мягкий, на всю длину и ширину комнаты. Мать полюбила его сразу. Снимала все соринки, чистила губкой каждый день, покуда Роза купила пылесос. Потом ковры появились на стенах. Большие, яркие. Мать с них глаз не сводила. Вздыхала, ведь давно хотела иметь такие, да все денег не хватало. Гладила их, любовалась. Потом купили деревянные кровати. Матрацы — легче пуха, хотя и толстые. За ними — кресла, мечта семьи с давних пор. Столовые и чайные сервизы «Мадонна». Потом импортный цветной телевизор. Там и мебельная стенка незаметно прижилась. На потолке вместо старого абажура неопределенного цвета засверкала немецкая хрустальная люстра. А мать, сняв линялый ситцевый халат, надела новый — китайский, шелковый. И, ступив в турецкие тапочки с загнутыми носами, поняла — дочь сумеет обеспечить ее старость.

Роза лишь через две недели позвонила Андрею Михайловичу, решив напомнить о себе. Конечно, не без корысти вспомнила о человеке. Присмотрела в магазине холодильник. А денег на него не хватало. Вот и подумала, как раздобыть быстрее.

— Роза! Как я счастлив, что не забыла меня! — услышала в ответ на приветствие и густо покраснела. Поняла, что для него она не просто баба, с какою можно переспать ночь, а утром проститься навсегда. Она поняла, что дорога, нужна этому человеку, что он всегда помнил ее и ждал…

— Роза! Я сейчас приеду! Спуститесь вниз, во двор! — попросил торопливо. И добавил: — Я мигом!

Женщина довольно улыбнулась. Стала собираться. А через десяток минут уже мчалась в «Ситроене» по улицам города. Андрей Михайлович вел машину, улыбаясь, как счастливый мальчишка, постоянно оглядывался на Розу, будто боялся, что она может исчезнуть.

— Роза! Вы любили кого-нибудь в своей жизни? — спросил внезапно.

— Конечно. И теперь люблю.

— Кого?! — прорезала лоб складка. В глазах заметался испуг.

— Маму! Кого же еще?

— Я не о том! У вас есть любимый человек из мужчин? — уточнил вопрос.

Розу об этом еще никто не спрашивал.

— Пока нет! — ответила, не задумываясь.

— Сколько вам лет?

— Семнадцать! А что? Почему вас это заинтересовало?

Заметила, как густо покраснело лицо человека. Он ответил не

сразу. Долго справлялся со смущением:

— Понимаете, я несколько лет жил рядом с вашим домом. Знаю почти всех жильцов в лицо и по имени. Но вас — не припоминаю. Вероятно, были слишком малы. А дети с возрастом резко меняются!

— Я редко выходила во двор. Нас в доме недолюбливают, — рассказала про деда.

— О нем знаю. Хороший был человек. Его счастье, что не дожил до сегодняшнего дня. Не приведись ему столкнуться с нынешним. Так и счел бы, что не тех арестовывал. Что вся его жизнь, и не только его, — сплошная ошибка.

— Почему?

— То, с чем он боролся, теперь махровым цветом распустилось! Ведь вот раньше спекулянтов хватали и судили. Отправляли на Колыму до конца жизни. Теперь их называют коммерсантами — деловыми людьми. Они всюду пролезли, наводнили державу! Куда ни сунься — коммерческие магазины, целые предприятия, даже аптеки, банки, транспорт! Спекуляция стала нормой жизни — чумой, язвой, проклятьем для нормальных людей!

— А где же выход? Как жить, если других доходов нет? — возмутилась Роза.

— Вы одобряете негодяев?

— Я не одобряю, но понимаю ситуацию. Людей загнали в угол безысходностью. Либо сдыхай с голоду, либо платись своими принципами. А они нынче ничего не стоят!

— Ваш дед вас не понял бы!

— А отчего он застрелился, как по-вашему?

— Не выдержал человек забвения! Обидно стало! Новая власть, я имею в виду Хрущева, никогда не сумела б стать у кормила, если б ей не поверили такие, как ваш дед! Но, к сожалению, коней меняют и седоки не вечны! — остановил машину у особняка, спрятавшегося за высоким забором. — Разве я для того вас увез, чтобы спорить о политике? Приехали, Роза! Прошу вас! — открыл дверцу машины, въехавшей во двор, густо обсаженный сиренью.

Женщина заметила, как бесшумно закрылись ворота, хотя рядом не было ни души.

— Входите! — пригласил женщину в дом, распахнув перед нею массивную входную дверь.

Андрей Михайлович не спешил. И не горел затащить поскорее бабу в постель. Он предпочел вначале пообщаться.

— Вы обронили, что отец уехал в Израиль. Уже несколько лет там живет. Он не звал вас с матерью к себе?

— Раньше обещал. Давно. Теперь у него другая семья, так что нам там делать нечего, — вздохнула Роза.

— А вы хотели бы его увидеть?

— Теперь нет!

— Почему?

— Не стоит склеивать осколки. Трещины не исчезают. Там, где болит, не всегда заживает. Он не знает, что пришлось нам пережить, и бросил нас в самый тяжелый момент. Я не сумею его простить и забыть случившееся. Для меня он трус и негодяй! Подлец!

— А мать тоже так считает?

— Не знаю. Она говорила, что он всегда был нерешительным человеком, растерянным и робким. Мне кажется, мужчине это не к лицу.

— А если она продолжает любить его?

— Не верю! Нереально! Любят за что-то! Когда в человеке нет ничего, за что его можно уважать, о какой любви говорить?

— Он ваш отец!

— Он — мой родитель! Отцом его признать не могу, потому что не растил меня! — вспыхнула Роза.

— Не сердись, девочка моя! Я не хотел обидеть, — погладил руку Розы. Но та кипела.

— Знаете, Роза, я тоже был женат. И мне казалось, что люблю ее больше жизни. Считал, будто это взаимно. Три года мы с нею встречались. Я был уверен, что знаю ее, как самого себя. Вместе с нею мы учились в университете. Перед защитой дипломов — расписались. Получили распределение на работу и квартиру в Москве. Что еще больше желать? Моя мать себе во всем отказывала, помогая нам обставить квартиру. Помогала жене во всем. Учила готовить, стирать, убирать. Короче, делала из нее хозяйку. Трудно ей приходилось. Моя избранница оказалась неспособной ученицей. Ленивая, неряшливая. Она обижалась на мать, считая придирчивой и злой. Та поняла, что невестка ищет причину, чтобы избавиться от нее. И ушла к себе, не сказав мне ничего. Я часто бывал в командировках и не вникал в женские дрязги. Но когда узнал, что мать ушла, решил спросить о причине. Вот тут-то она и закатила истерику. Мол, я считаюсь только с матерью. И поставила условие — не навещать ее.

— Жестокая женщина! — обронила Роза.

— Я не утомил вас своими воспоминаниями? — спохватился Андрей Михайлович.

— Нет! Мне интересно!

— А что тут любопытного? Банальщина!

— Но не впустую заговорили о больном. К чему-то сведете разговор? Что-то хотите прояснить! Я слушаю! — ответила Роза.

— Да, конечно, не впустую, не без умысла рассказываю. Но поверьте, ни в одном слове не кривлю душой! Теперь уж успокоился. Обида улеглась, — закурил человек и продолжил: — Три года мы с нею прожили без матери. Я в отъездах. Возвращаюсь, у нее дом полон гостей. Друзья, подружки, сослуживцы, приятели, я их, честное слово, при всем желании запомнить бы не смог. Наедине почти не оставались. И вот однажды я ее спросил: когда собирается образумиться? Ответила, что старалась для моего блага, не хотела связывать руки, давая возможность пожить для себя. Я тоже оторопел. Прикрикнул на нее. Запретил забивать дом гостями. Упрекнул в легкомыслии. Она как-то искоса глянула. Словно камень за пазуху спрятала молча. И с полгода в доме не было гостей. Во всяком случае, когда возвращался из командировок, ни на кого не натыкался. Ну порадовался, мол, образумилась жена. И вот так однажды вернулся утром, всю ночь в поезде ехал, продрог, решил принять ванну и в постель. Хотел с часок отдохнуть. Откинул одеяло и онемел,

— усмехнулся человек. — Презерватив увидел на простыне. Я ими не пользовался. И никогда не покупал. Ребенка хотел. А тут… Я жену позвал. Потребовал объяснения. Она мне заявила, что я надоел ей своими претензиями. Мои постоянные командировки отдалили нас. Она не Ярославна, чтобы ждать меня всю жизнь из походов. И если она не устраивает, я могу уходить, держать не станет. Хотя на моем месте не стоило бы хлопать дверью. А, взвесив разумно, смириться с тем, что есть.

— Дерзкая, нахальная женщина! — качала головой Роза. — Она была слишком уверена в себе.

— Вы правы, Роза! Настолько уверена, что через восемь месяцев после случившегося подала на алименты… Сказав, будто этот ребенок мой. Знала заранее, что я не стану рассказывать о презервативе никому. Не захочу себя позорить. И верно высчитала. Я платил на содержание сына восемнадцать лет.

— Ну а какое отношение ко мне имеет эта история? — удивилась Роза.

— Не спешите, девочка моя! Выводы потом. Сначала дослушайте до конца.

— Когда мальчонке было пять лет, я решил отвезти его на лето к своей матери. Но бывшая жена не разрешила.

— Вы жили в одной квартире?

— Нет! Что вы! Я просто верил в то, что это мой ребенок! Она часто приводила его. И тот называл меня отцом. Когда же оставался один месяц до исполнения сыну восемнадцати лет, она позвонила

мне по телефону и сказала, чтобы я не посылал ей деньги на мальчонку. "Все эти годы ты растил чужого тебе ребенка! Он не от тебя родился! Понял? Теперь я могу сказать, что ты — дурак!" Ох и горько мне было в тот день. Словно в душу наплевала мне злая баба. Уж лучше бы смолчала! Лежу дома, сам себя избить готов за глупость. Решил, что никогда ни на одну женщину не гляну, не женюсь, ни к одной не прикоснусь. Взял отпуск на работе. Сижу дома. Никого видеть не хочу. Не подхожу к телефону, хоть тот на части разрывается от звона. И вдруг слышу, звонит кто-то в дверь. Открываю! Сергей заявился!

— Тот самый сын?

— Да! Он! И упрекает, мол, почему я к телефону не подошел, не взял трубку. Я ему рассказал о разговоре с матерью. Выслушал он меня. А потом сказал: "Я не знаю, кто родитель. Но ты — мой отец! И другого у меня нет! Да и не надо! Пусть она сама живет, я к тебе насовсем пришел, если не прогонишь! Так и остался. Уже институт заканчивает. Хирургом хочет стать. В нынешнем году диплом защитит. Уж и неважно от кого, главное, что он мой! Это годами проверено. На многих ситуациях. Да таких, что не всякая родня такую проверку выдержит. Только кровный, кому я — дороже жизни… Вот и пойми сама, где можно потерять, а где найти! Никогда нельзя предугадать заранее, что ждет впереди? Не любила жена, зато любит сын! А ситуация тоже не из легких. И у тебя — путаница. Отец есть, и в то же время — его нет. Но отрекаться от него не спеши. Ведь твоя жизнь только начинается. Не торопись копить потери.

Роза усмехнулась, понимая, что этот человек пытается навязать ей свое мнение с высоты собственного опыта и возраста. Но не учитывает главного — он мужчина, ему проще справиться с неприятностью. Из-за него никто не пошел в путанки. И бывшая жена даже теперь не осталась без помощи, как Роза с матерью. Вот их бросили, их забыли…

Андрей Михайлович рассказывает какой-то анекдот. Роза слушает вполуха. Человек пытается ее отвлечь от неприятных воспоминаний. Это ему удается не сразу.

— Знаете, Роза, в студенчестве мы ездили на целину, на заработки. Это время все называли летним семестром. Так вот, я работал трактористом в совхозе Кустанайской области. И однажды… Пашу поле. Конца края ему не видно. С утра до ночи. Из трактора не вылезал. Нормы были большие, а трактор старый.

— Совсем как теперь, — вяло отшутилась женщина.

— Трактор тарахтит. Мне так спать хочется. Ну сил нет. А сменщик, как назло, запаздывает. Я оглядываюсь назад, не едет ли вахтовая машина со сменщиком. И вижу, как за плугом что-то сверкает. Включил задний прожектор, гляжу, волк за плугом бежит. Их

там много было. Но к тракторам не рисковали приближаться. Этот чуть ли не зубами в лемехи цепляется. Я сигналю, а зверюга не боится, не убегает, бежит, как на цепи привязан к плугу. Тут же, как на зло всегда бывает, приспичило меня. А попробуй — выйди из кабины. Волк в один прыжок рядом окажется. Ну я и нажал на скорость… "На петушке" мчусь к краю поля. Решил на развороте зверюгу смять. Даже не увидел вахтовую машину. Об одном думал, как дотерпеть до края поля, ведь живот уже в штопор скрутило. А волк не отстает. Я жму на газ, выжимаю из трактора предел, а зверь следом за плугом, как бригадир. Я его уже по всем падежам вспомнил. В глазах темно. Ну, думаю, не выдержу! Опозорюсь! И вдруг, глядь, впереди фары машины мигают, высветили меня, плуг и волка. Вижу, сменщик бежит наперерез. Я к нему. Он на плуг показывает и хохочет. Я глянул и опешил. На сиденьи прицепщика сидит заяц. От волка убегал и запрыгнул. Сообразил косой, как от серого спастись. И все время отдыхал, зная, что меня ему опасаться нечего, а волку не достать. Я, не зная, почему зверюга не уходит, боялся выйти из трактора. Ну а как бы тот ушел, если заяц в прицепщики определился и сидит на самом виду?! Так бы я и пахал до горизонта, не зная, что в сменщиках косого катаю. Как потом однокурсники смеялись, вспоминая тот случай, мол, Андрюхе надо премию за перевыполнение плана, зверье заработать помогло. Не перекурить, не по нужде выскочить не пускали! Смех смехом, а одного из наших чуть не разорвали насмерть…

— Сейчас люди хуже волков! Я когда маленькой выходила во двор, такое слышала, видела и пережила, что не в каждом зверинце прочувствовать удается.

— Роза! А что если вам сменить жилье?

— Зачем? Теперь уж поприкусили языки, да и мы привыкли. Не стоит.

— А вы подумайте!

— Теперь это нереально. Квартиры стоят дорого. Мне не осилить покупку. А обменяться на такую же, но в другом районе, какой смысл?

Андрей Михайлович предложил кофе, перевел разговор на более приятную тему, о фильмах, о музыке… Он шутил, Роза смеялась, когда Андрей Михайлович вспомнил, как он, нарядившись Дедом Морозом, проводил новогодний вечер в подшефной школе. Стал плясать со Снегурочкой. Увлекся. И в самый разгар пляски у него отвалилась борода.

— А маленький первачок подскочил ко мне и просит: "Дед! Ты топни другой ногой, чтоб мешок с подарками отвалился!"

— Я до пятого класса сказки любила. А потом перестала им верить. Жаль, что детство быстро кончается! — вздохнула Роза.

— Смотря как относиться к жизни! Можно сказку не увидеть, пропустить мимо. Случается, горе со сказкой легко переносят…

— Что вы хотите этим сказать?

— Знаете, Роза! Я до сих пор счастлив тем, что имею сына! Может, за это судьба подарила встречу с вами! За терпенье в награду. А вы родного не прощаете. Трудно жить вот так! Мне бывшая жена столько гадостей сделала. Я ей злом не отвечал. И теперь помогаю. Нет, никаких отношений не поддерживаем! Через Сергея помогаю. Она по телефону списибо говорит иногда. У вас отец…

— Он далеко! Ему мое отношение безразлично.

— Как знать? — улыбнулся человек.

Вернувшись домой через неделю, Роза опешила у двери. За столом, удобно расположившись в креслах, сидела мать, рядом с нею…

— Роза! Отец вернулся! Поздоровайся с ним, дочка! — услышала, не веря ни глазам, ни ушам. Из рук посыпались коробки, пакеты…

— Как? Ты простила его?

— Я вернулся насовсем, — услышала Роза тихий голос.

И знакомое до боли, забытое лицо вымучивало жалкую улыбку. Дрожали губы, лицо бледнело. Он смотрел на дочь, не смея подойти.

Мать встала, обняла за плечи:

— Пойми, Роза! Я люблю его и простила. Он многое пережил. Постарайся его понять, дочурка…

— Понять? Да что там понимать? Турнула его Сара! Третью жену искать уже поздно. Вот и решил к тебе вернуться. Одному трудно. Он привык жить легко. А о нас думал? Ты можешь прощать. Но только за себя — я не прощаю! — позвонила Андрею Михайловичу, намекнув, что хотела бы снять жилье. В тот же вечер она переехала к Серафиме.

Ни в доме Егора, ни Славик, ни Андрей Михайлович не спрашивали о причине спешного переезда. Роза решила никогда не навещать родителей. Она не могла простить отца. А мать… Теперь не одинока, утешала себя Роза, стараясь забыть всех навсегда.

Через полгода у Розы появились новые поклонники. Влиятельные, богатые люди. Они любили женщину. Опекали, помогали, развлекались с нею. Роза как должное принимала дорогие подарки, беззаботно проводила время, старательно избегая даже малой возможности случайно оказаться возле знакомого дома.

Она продолжала встречаться в Андреем Михайловичем. Тот уже не спрашивал Розу о семье. Лишь иногда ловила она на себе пристальный, задумчивый взгляд человека. Он настораживал. Ей казалось, что он читает ее мысли. И женщина невольно вздрагивала, краснела от собственного предположения. Может, потому старалась встречаться с ним реже, чем с другими. Может, она и не приезжала бы к нему, но Андрей Михайлович звонил сам. И приглашал так, что отказать ему было трудно…

— Сколько лет мы с вами знакомы? Уже давно! Пять лет! Когда-то я думал, что этого времени вполне достаточно, чтобы присмотреться друг к другу! А вы как считаете? — улыбался открыто.

— Для проверки — жизни мало! — отвечала Роза, краснея, уходя от продолжения разговора.

— Вы так считаете? Вас устраивает ваша жизнь? Вы не хотите ее изменить?

— Нет! Не хочу! Мне некуда спешить. Я уже на своей станции, а имя ей — недоверие. Не обижайтесь, Андрей Михайлович! Я очень плохой человек! — говорила о себе Роза.

— Внучка чекиста! Чему удивляться? Ну что ж… Подожду еще! Мне терпенья не занимать…

Роза понимала, что этот человек хочет взять ее в содержанки. Но тогда она целиком будет зависеть от него. А этого ей никак не хотелось. Она привыкла быть любимой всеми. Жить в содержанках, один на один с пожилым человеком, лишиться развлечений, удовольствий и вздыхателей ей никак не хотелось.

Роза за эти годы стала самой изящной, роскошной, самой дорогой и малодоступной путанкой Москвы. Она могла при желании давно купить квартиру и жить в ней отдельно, как вздумается самой. Но срабатывала сила привычки. Здесь, в доме Серафимы, к Розе прекрасно относились. Здесь она не чувствовала себя одинокой и получала тепло за все упущенное ранее с лихвой. Роза знала, как тяжело будет ей, лишись она этой семьи, этого дома, к какому привыкла и полюбила.

Роза любила его уклад. И дорожила им, не поступаясь ничем, оставалась сама собой. Не очень задумываясь над днем грядущим. Но… Судьба словно решила наказать беспечность. И Розу, выходившую из шикарного магазина со множеством покупок, сбили на дорожках двое дюжих парней. Затащив в подворотню, оглушили, ударив кулаком по голове. Выскребли все деньги из сумочки и вскоре исчезли, затолкав бабу в какой-то грязный подвал.

Роза пришла в себя лишь под утро. До дома Серафимы — рукой подать, не более двухсот метров. Но как пройти их, если не держат ноги, а в голове гул и боль. Едва оказалась на улице, участковый как из-под земли вырос.

— Набухалась, стерва? — не узнал Розу. И вскоре доставил в отделение. Женщина с трудом дозвонилась Тоне, та тут же прибежала в милицию. Забрала Розу домой. Ту рвало. Ночь в подвале, на холоде не прошла бесследно. У Розы поднялась температура, а к вечеру она стала терять сознание.

Антонина поняла, что срочно нужно вызвать врача. Но оплачивать вызов самой не хотелось и она позвонила Андрею Михайловичу, рассказала о Розе. Тот через десяток минут прислал врача, заранее оплатив ему все хлопоты и лекарства. Сам не приехал, улетел

в срочную командировку на несколько дней, предупредив Антонину, что по возвращении оплатит все расходы, лишь бы она помогла Розе одолеть болезнь.

Врач не отходил от постели женщины. Та бредила в забытьи, плакала, звала мать. Антонина позвонила Славику. Тот, приехав и узнав о случившемся, хотел броситься искать виновников.

— С этим ты успеешь. Слышишь, мать она зовет. Не знаешь, где она живет? Привези ее. А вдруг уже не увидятся. Пусть простят друг друга! Я ведь и не знаю ее. Помоги! — трясла парня за плечо.

Тот, напуганный синюшной бледностью Розы, поехал за матерью.

Он привез ее, ничего не знавшую, растерянную. Успел лишь сказать, что Роза больна и хочет увидеть мать. Та поняла, что случилась беда, и бросилась к Розе, пыталась услышать хоть один вразумительный ответ на вопросы. Но… Напрасно… Роза металась по постели в жару и не узнавала никого.

Врач делал ей уколы, просил мать и Антонину не мешать ему.

Розе виделась серая комната в доме на окраине. Мать наливает воду в корыто, зовет купаться, как когда-то давным-давно. Роза хочет влезть в корыто, но не может поднять ноги. И пугается своей немощи, просит мать:

— Помоги, мама! Помоги мне! — протягивает руки.

И чувствует, как ее пальцы легли в теплые ладони, знакомые и сильные.

— Прости меня! — шепчут пересохшие, потрескавшиеся губы.

— Давно простила! — слышит уже не во сне.

И, не веря, открывает глаза.

Нет. Это не видение. Настоящая мать. Значит, все прошлое — дурной сон?

— Мам! Мы дома? Я с тобой? — пришла в сознание Роза лишь на пятый день.

— Мы вместе, я с тобой!

Через две недели, когда опасность миновала, Роза начала понемногу ходить по комнате. Двухстороннее воспаление легких еще давало знать о себе резкими проколами, всплесками температуры по вечерам, мать не отошла от нее ни на шаг.

— Отец переживает! Он уже весь город исколесил в поисках работы. Но никакой надежды, ни малейшего просвета. Поначалу держался. Теперь скисать начал. Жить трудно. На бирже таких, как мы

— толпы. Ждут хоть какую-нибудь работу. Даже к коммерсантам обращались. Брали на день-два. Грузчиком. Вот так и приноровился. Сегодня у одного, завтра у другого. Все же какой-то заработок! Не сидеть же сложа руки. Трудно ему. Не может свыкнуться с безысходностью. Там, в Израиле была постоянная работа, стабильный доход. Теперь этого нет, — рассказывала мать.

— Он опять хочет вернуться в Израиль?

— Сами обстоятельства выдавливают нас отсюда. Всех! И тебе не стоит здесь оставаться. Надо уезжать. Там начнем жизнь заново.

— Кто мы в Израиле? Эмигранты из России! Там таких полно. Будут смотреть, как на чужаков, нахлебников. Потребуются годы, чтобы изучить язык, освоится с условиями. Своими нас признают в третьем поколении, если оно будет! Сколько придется пережить и перенести? Что мы увидим и хлебнем? Сколько будет разочарований и сожалений? А вернуться обратно будет ли возможность? — не соглашалась Роза.

— В чем-то ты права! Там нас не сразу воспримут. Оно и понятно. Ну а тут чего ждем? Здесь родившись, стали лишними. Отказы в помощи, в работе измотали. От нас все отворачиваются, как от чумы. И ждать нам нечего! Нет надежды! Там хоть работа будет, заработок, нормальное жилье! Там никто не обзовет, не унизит. Говоришь, годы потребуются на приживание? Но есть чего ждать! Здесь до конца жизни никому не нужны! Отец уже через год на ноги встал. А здесь сколько времени потребуется, чтобы все наладилось? Да и наладится ли? Я уже ни во что не верю. Надоело вымаливать то, что обязаны обеспечить! Устали от хаоса и беспредела. Люди озверели! Невозможно жить среди них! Да и ты! Не будешь весь век в путанках. Пора семью иметь. Здесь на тебе никто не женится. Там скорей выйдешь замуж и я стану бабкой! Пустим корни и навсегда забудем, как жили в России!

— Я не готова ответить тебе теперь! Я не могу, не обдумав, решаться на переезд. Здесь я не чувствую себя чужой! — не соглашалась Роза.

— Где гарантия, что недавнее не повторится? Ведь грабителей не нашли! Они могли убить тебя!

— Такое и там бывает!

— Нет! Отец говорит, что в Израиле с этим покончено. Случалось, шалили эмигранты, но взяли их в руки. Приструнили. Не без жестких мер. К тому же там мы вместе жить будем. Семьей. Как раньше…

— А меня ты спросила, хочу ли я этого? Ведь годы прошли. Немало… Я привыкла… Меня все устраивает…

Мать еще долго уговаривала Розу одуматься, согласиться на переезд, но та уперлась. И женщина через неделю вернулась домой одна. Дочь наотрез отказалась простить отца, вернуться в семью и решила жить в доме Серафимы, ничего не меняя в своей судьбе.

Через неделю ей позвонил Андрей Михайлович, вернувшийся из зарубежной командировки. Он предложил Розе встретиться. Женщина попросила отложить встречу на неделю, чтобы покрепче встать на ноги. Человек согласился. А Роза, позвонив матери, узнала, что отца нет дома, решила навестить ее. Взяв денег, поехала на такси.

Мать обрадовалась, засуетилась у печки. Она не хотела быть назойливой и не говорила о переезде, ждала, когда Роза будет готова к продолжению этой темы.

Роза недолго пробыла у матери. Не желая встретиться с отцом, отдала деньги и вернулась в дом Серафимы, где Тоня сказала ей о звонке Славика, просившего Розу позвонить ему, как только вернется.

— Нашли налетчиков! Они уже все вернули. Я привезу. Мне нужно встретиться с тобою и поговорить серьезно. Никуда не уходи. Я скоро приеду!

И через полчаса уже сидел рядом.

— Почему отказываешься от Андрея Михайловича? Что случилось?

— Он даже не звонил, когда я болела. Не приехал, не навестил. Я ему нужна здоровой. Как кукла, с какой можно развлечься. И ничего большего! Он — потребитель! Кобель! И не более! — выплеснула обиду, не сдержавшись.

— Остановись! Одумайся! Сопоставь! Кто он? Может ли рисковать именем, появившись здесь? Это, по крайней мере, — глупо, неосмотрительно! Его никто не понял бы! Не думай, что он до безрассудства в тебя влюблен! В наше время всякий шаг обдумывается! Он и так многое тебе позволяет. Удивляет даже нас — мальчишек! Я никогда на его месте не привел тебя в дом и не задерживал по стольку дней! Такое не остается незамеченным в его окружении. А кто ты, небезызвестно. Он рискует именем, положением, карьерой! В дне сегодняшнем — это слишком дорого стоит. И только теряется легко!

— Чего ты от меня хочешь? — прервала Роза парня.

— Не требуй невозможное! И не выламывайся! Андрей Михайлович — величина. Ему многие обязаны всем. Ты — ноль. И если он захочет, любому не поздоровится.

— Послушай, Славик! Зачем я ему? Ведь ни на что не претендую! Хочу жить без принуждения. Любить и отдаваться тому, кто нравится.

— Ты — путанка! Не забывайся! Не ты — тебя выбирают! Твое дело малое — кто купит. Кто больше платит!

— Наглец! — хотела дать пощечину, но Славик успел, перехватил руку, сдавил в цепких пальцах.

— Шалишь, девочка? Умнеть пришло время! Сначала обеспечь себя на завтра, а потом вольничай! Пока у тебя за спиной кое-кто имеется. А не станет, пропадешь! Будешь жить, как все! Скатишься вниз и уже не поднимешься!

— Что предлагаешь?

— Встреться с ним! И хорошенько обдумай, что он предложит! Не спеши с отказом! Ведь не ему — себе все усложнишь! Исправить станет невозможно!

— Это уже похоже на ультиматум.

— Считай, как хочешь!

— Но и в содержанках недолго буду. Ему надоест однообразие. И тогда он захочет отделаться от меня!

— Сначала обеспечит и устроит…

— Сомневаюсь…

— Напрасно. Он — порядочный человек.

— А если откажусь?

— Тогда снимем опеку. Обижаться будешь на себя. Никто из нынешних твоих любовников даже не оглянется, забудут вмиг. Что останется? Скатиться на дно. Желающих занять твое нынешнее положение — больше чем достаточно. Подумай о своем будущем…

Роза молчала.

— Ну, так что ответишь мне? — спросил Славик, хмурясь.

— Пусть пришлет машину! — собрала губы в бантик.

— Вот это разумный ответ! Сейчас я позвоню, а ты собирайся! Я сам подвезу тебя! И, кстати, чуть не забыл, у меня в багажнике все покупки, какие отняли у тебя. И сумка, и деньги! Сейчас принесу! — заторопился Славик к машине. — Проверь, все ли на месте?

— Денег было меньше.

— Я знаю. Это тебе компенсация от грабителей за ущерб.

— А они живы?

— Это тебя не должно интересовать! — заторопился к телефону. Когда вернулся, Роза уже собралась.

— Поехали! — рванулась машина с места на скорости.

— Славик! А кем работает Андрей Михайлович? — спросила Роза.

Парень оглядел ее вприщур, ответил тихо:

— Как вижу, ты не вполне здорова. У нас подобных вопросов не задают. С чего тебя стала интересовать деловая жизнь человека.

— Из любопытства спросила, извини! — покраснела женщина.

— Низменное качество! Не думал, что ты этим страдаешь!

— А что тут предосудительного? — обиделась Роза.

— Ну вот если я спрошу, сколько тебе платят за ночь наши знакомые? Что ответишь? Неприятно будет? Не поймешь меня, не станешь отвечать! Сочтешь дураком! Так этот вопрос почти однозначный твоему. Их не стоит задавать вслух. Да и не стану отвечать за Андрея Михайловича. Если нужно, он сам тебе скажет…

— Славик, а почему он не возьмет в содержанки другую? Помоложе меня!

— Его спроси о том! Видно, консерватор, однолюб! Я этим не болею!

— А ты знаешь, что мой отец вернулся из Израиля, теперь опять туда уехать хочет!

— Знаю! Намыкался человек! Устал! Думал тут ему все обраду

ются. Оказалось, никто не ждал. Сам виноват, что стал кочевником. Такие нигде не нужны! Он, как саксаул! Без корней и сердца! Зачем уехал, зачем вернулся, сам не знает. Не судьба — сплошная ошибка! Не бери пример с него! — затормозил машину в знакомом дворе, открыл дверцу машины, поцеловав руку Розе, сказал тихо: — Будь умницей, моя радость! — и, не входя в дом, уехал со двора.

Андрей Михайлович, тепло поздоровавшись с Розой, провел в гостиную, усадил у камина в глубокое, мягкое кресло. Сам сел рядом. Расспросив о здоровье, предложил кофе с ликером.

— Я слышал, вы помирились с родителями?

— С матерью… С отцом не виделась.

— Обо мне ей рассказали?

— Нет! — увидела Роза, как расслабился, вздохнул человек, будто с его души свалился камень.

— Понимаете, хотелось бы, чтобы обо мне не складывалось впечатление, как о старом распутнике, совращающем молодых девиц…

— Теперь девицы сами совратят кого угодно. На возраст не смотрят.

— Я думаю, мне не придется пользоваться их услугами. Но родители, узнав, что мы встречаемся шестой год, поймут, вам тогда было семнадцать лет и вы были несовершеннолетней!

— Это уже прошло! И я знала, на что шла. Не было иного выхода!

Роза увидела, как смутился человек.

— Я понимаю. Вы неохотно приезжали ко мне. Вот и теперь — отказывались встретиться, откладывали визит… Видимо, на это есть свои причины. Я ваши отказы расцениваю по-своему, — глянул на пламя в камине, задумался.

— Вы на меня обиделись? — нарушила молчание Роза.

— Что вас не устраивает в общении со мной? Стыдитесь разницы в возрасте? Так прочие ваши друзья даже старше меня!

— Возраст ни при чем! Я, честно говоря, предпочитаю тех, кто старше меня! И встреч с вами не избегала!

— Я не мальчик, Роза! Давайте говорить откровенно! Вам нравится ваше нынешнее положение — повелевать мужчинами! Быть желанной для многих и в то же время оставаться свободной от всяких обязательств! Вы любите порхать по жизни и знаете лишь удовольствия! Снимаете пенки! Но ведь это — пока! Сегодня вы молоды, а эта пора не вечна! Она проходит. И что тогда? Вы знаете, какие подножки ставит судьба! Сколько молодых девиц споткнулись на этом пути и закончили жизнь в больнице, либо скатились на самое дно! И теперь лишь существуют. Они тоже были красивы и молоды. Не всем повезло устроить свой завтрашний день. Многие его просмотрели, не задумались. Другим просто не повезло.

Роза незаметно для себя согласно кивнула головой.

— Як чему завел весь этот разговор. Хочу знать, как представляете свой завтрашний день? Подумали над ним, подготовились? Что решили, как жить станете? — встал, медленно прошелся по залу, остановился перед Розой. — У вас имеются какие-то планы, задумки на будущее?

— Есть один вариант!

— Какой? — удивился Андрей Михайлович.

— Уехать вместе с родителями в Израиль.

— А что вы станете там делать? Вас не возьмут, узнай, чем занимались в России! Да будет вам известно, в Израиле очень крепкие семьи, и разврат пресекается на корню. Тем более, что там главой семьи считается женщина. Можете представить себе, как вас там воспримут…

— Там я освою какую-нибудь профессию.

— Желающих много. В Израиль из России поехали сотни тысяч эмигрантов. Спасаясь от голода и анархии, пытаются найти свое счастье там. Но… Не всем повезло. Дипломированные, опытные специалисты не выдерживают жесткой конкуренции и вынуждены браться за любую работу, лишь бы зацепиться и хоть как-то выжить. Там требования суровы. Вам не выдержать. Потратите все, что здесь накопили, а через полгода запроситесь обратно. Таких случаев полно. Об одном заранее хочу предупредить, чтобы не питали пустых иллюзий. Я помогаю до тех пор, пока вы живете здесь. Когда решитесь уехать, я тут же забываю ваше имя. Ваша судьба перестанет интересовать всех нынешних знакомых.

— А почему так жестко? — удивилась Роза.

— Всякая ошибка и непослушание наказываются. Обществу не нужны неудачники. С ними много хлопот и забот. А отдачи, как всегда, мало. Тем более, никто не гарантирован, что оступившийся не повторит ошибку. Вон ваш отец — яркий пример тому. Нигде не смог себя найти. Мотается из крайности в крайность. Везде лишний, везде чужой.

— Я, если уеду, уже не вернусь!

— Не зарекайтесь. Так говорят все уезжающие…

— Что же вы предлагаете?

— Хорошенько подумать! Взвесить то, чем бросаетесь и что приобретете взамен.

— Но ведь и здесь нет будущего. Еще лет пять. А что дальше? Я никому не буду нужна. На мое место тоже хватит конкурентов, более молодых, сговорчивых, согласных на все!

— Верно! Такие, как Славик, не надежны. Они любят перемены, новые, острые ощущения и не болеют постоянством. Потому предлагаю остаться со мной…

— С вами? В каком качестве?

— Многого я не обещаю. Я привык к вам, но не влюблен! Сами

понимаете, нельзя требовать невозможное от человека моего возраста. Будете жить на содержании. Но на том и все! Без обязательств и гарантий. Я потребую одного, чтобы вы не сожительствовали с другими. И если это условие будет нарушено, мы расстанемся в тот же день!

— А на какое время вы собираетесь взять меня? Пока не надоем?

— Женщине не к лицу задавать подобные вопросы! Все зависит от вас!

— А если я захочу уйти? Ну, через год или через два?

— Силой держать не буду. Рассчитаюсь, попрощаемся и все на том. Вас должен интересовать один вопрос: сколько я буду платить на содержание?

Роза покраснела. За все годы она никогда не называла сумму. Ей платили сами, щедро. Этот же разговор бил по самолюбию.

Андрей Михайлович ждал. Роза молчала, чувствуя себя неловко с человеком, какого знала годы.

— Что вы ответите мне?

— Как предложили — подумать нужно хорошенько! — ответила женщина.

Ей было обидно, что этот пожилой человек разговаривает с нею, как торгаш. Раньше он не позволял себе такого тона.

— Как долго ждать мне вашего ответа?

— Я позвоню! Сама скажу вам, что надумаю.

— Что ж, пусть будет по-вашему! Но не тяните долго. И давайте обговорим условия! — предложил сухо.

Роза слушала молча, только внутри все дрожало от возмущения.

— Вы подыщите подходящую квартиру. Конечно, без размаха. Я считаю, двухкомнатной Достаточно. Я ее буду оплачивать. Обставим поуютнее. Там у вас представится возможность проявить себя хозяйкой. Поймите, оставить в своем доме — не могу. Это может быть плохо воспринято моим окружением. Да и не стоит нам постоянно быть вместе. У меня не тот возраст, да и вам такое ни к чему. Но навестить могу в любой момент, без предварительного звонка. Вы не станете нуждаться ни в чем. Я имею в виду материальную сторону жизни. Ограничено лишь общение. Вы можете сами пойти по магазинам, навестить родителей. Поможете им деньгами. Обо мне желательно не говорить. Излишне. Думаю, за пару месяцев свыкнетесь со своим новым положением и не захотите его изменить. Привыкнете к постоянству. Оно необходимо каждому из нас.

— А когда надоем, что меня ждет?

— Я выкуплю эту квартиру и документы оформлю на вас. Обеспечу будущее. И мы расстанемся добрыми друзьями. Даже если между нами не будет интимности, я буду помогать, опекать вас.

— Короче, вы предлагаете мне жизнь без забот, но в золотой клетке! — усмехнулась Роза.

— Такому предложению обрадовались бы теперь многие. И не брали время на размышление, боясь, чтобы я не передумал.

— Наверное, я глупее прочих! — выдохнула женщина, села перед пламенем камина, напряженно обдумывая услышанное, взвешивая все «за» и "против".

— Я понимаю, ситуация необычна, не хочется жертвовать привычным. Зато приобретаете большее. Я не буду клясться в любви и от вас того никогда не потребую. Рассчитываю лишь на понимание и уважение, со временем, возможно, появится привязанность, и мы сможем прожить так много лет!.. — добавил тихо и признался: — Я не могу оставить вас здесь еще и потому, что живу с сыном. Не хочу лишних вопросов и осложнений. Он может неверно понять меня.

— Не стоит объяснять. Я поняла все!

Роза уже на следующий день решила навестить родителей. Узнать, что надумали. Они оба оказались дома.

Мать, обрадовавшись дочери, сразу засыпала ее вопросами. Роза отвечала скупо, боясь проговориться, и поинтеровалась, собираются ли уезжать.

— Отца берут. Нам с тобой — отказали. Нет профессии. Там своих таких много. Остается одно — прежнее. Отправить отца. И когда устроится, вызовет к себе. Но как иждивенцев. Это единственный выход. Государство не хочет брать обузу на свою шею! — ответила мать.

— Вот как? — растерялась Роза.

— Никому мы с тобой не нужны. Ни здесь, ни там! Всюду чужие! — выкатились слезы-горошины.

Роза через две недели позвонила Андрею Михайловичу.

— Я согласна! Я все обдумала! — сказала твердо.

— Это похвально, что вы умеете принимать верные решения. Что ж, я жду вас! — ответил без особой радости в голосе.

Роза уже через неделю поселилась в новой квартире, снятой для нее Андреем Михайловичем. Он и впрямь выполнил все свои обещания. И Роза приказывала себе свыкнуться с человеком хотя бы из благодарности. Но однажды позволила себе слабину и оставила на ночь старшего брата Славика, думая, что об этой встрече никто не узнает. А через три дня пошла в магазин напротив дома. Едва стала переходить дорогу, как из-за угла на громадной скорости вылетел знакомый «Мерседес». Роза увидела улыбавшееся лицо Славика. Больше ничего не заметила, не успела. Тот не успел затормозить…