ГЛАВА 45. ТРЕТЕЙСКИЙ СУД
Лесник ни от кого не скрывал своего приезда в Москву, но и не собирался его афишировать. Однако пребывание в столице одного из патриархов, уважаемого козырного авторитета воровского мира, единственного из всех воров страны, сумевшего наладить сотрудничество российской мафии с американской, а через нее с итальянскими мафиозными группами, не осталось незамеченным. Интерес столичных воров к Леснику вызывался разными причинами, не только теми, о которых я говорил выше. Ворам хотелось воочию убедиться, что даже таким авторитетам, каким был Лесник, ведущим активную воровскую жизнь, предоставляется возможность дожить до глубокой старости и умереть естественной смертью. Каждому из них хотелось бы иметь для себя именно такой жизненный конец. Чтобы влить в себя определенную дозу оптимизма, уверенности в завтрашнем дне, они стремились к контакту с Лесником.
Другие авторитеты желали с ним встретиться как со старым знакомым, чтобы окунуться с ним в воспоминания десяти-двадцатилетней давности, когда они были не такими старыми, как сейчас. Такие воспоминания были приятными для всех участников.
Третьи стремились к встрече с Лесником как с признанным авторитетом, желая использовать его как третейского судью в разрешении ведущихся между ними споров. Разрешение такого спора доверять кому-либо из столичных авторитетов стороны не желали потому, что, если одна сторона выбирала для решения спора, допустим, Князя, то другая сторона желала, чтобы этот спор разрешал, скажем. Граф, тогда как первая сторона именно Графу не очень-то доверяла как судье. В такой ситуации Лесник был самым приемлемым вариантом, устраивающим все враждующие стороны.
Желающих встретиться с ним было так много, что Душман отказался от ее проведения у себя дома, перенеся на вечер в ресторан «Надежда», закрыв его от повседневных посетителей.
Как бы между прочим, Душман в беседе с ворами сообщал, что месяц тому назад Леснику исполнилось семьдесят лет, что дало повод наиболее давним знакомым юбиляра преподнести ему свои подарки и поздравить его с прошедшим днем рождения.
К шести часам вечера в ресторане собралось тридцать семь воровских авторитетов города. Желающих попасть на встречу с Лесником было гораздо больше, но многие были по воровскому рангу еще недостойны присутствовать на таком высоком собрании. Исключение составляли те молодые воры, которые имели козырных родителей, удостоенных встречи с Лесником. Представляя ему своих взрослых, уже вставших на путь совершения преступлений детей, побывавших в местах лишения свободы, они как бы показывали ему живучесть и преемственность воровских профессий.
Я обращаю внимание читателей романа на один немаловажный момент. Масть Лесника не делала его таким непререкаемым авторитетом, перед которым все собравшиеся должны были раболепствовать, заискивать и унижаться. При всем уважении собравшихся к козырной масти кого бы то ни было, воры обязаны были следить за своими словами, чтобы не обидеть разговаривающего с ним. Вот почему, обращаясь друг к другу, они говорили «свояк», «брат». Любое бестактное слов, вылетевшее нечаянно из уст одного вора в адрес другого, могло послужить причиной конфликта. Обиженный таким обращением вор мог тут же привлечь виновного к ответу и требовать от него или извинения, или удовлетворения. При этом допустивший бестактность по отношению к другому у окружающих никогда не получил бы поддержки, каким бы он при этом ни был до этого авторитетом.
Нашим зажравшимся чиновникам государственного аппарата в этой части есть чему поучиться у воров. Ведь у чиновников всегда прав тот, кто стоит на служебной лестнице выше остальных. И эти «остальные», зная, что их начальник хам и негодяй, заискивающе улыбаясь, молча терпят вылитую на себя бурю его «культуры». Может быть, поэтому госаппарат, состоящий из таких послушных винтиков, позволяет отдельным лидерам государства на определенных этапах его развития вращать его механизм то в одну, то в другую сторону.
Мы, обыватели, видя ошибки своих руководителей, тоже молча и послушно выполняем их волю. Мы, жители России, еще не погибли и не утонули на корабле своего государства лишь потому, что наш корабль огромен и крепок, и при всем желании самодуров-вождей им не удается его ни перевернуть, ни посадить на мель. Поэтому у нас есть крепкая уверенность в том, что когда-нибудь за руль нашего корабля станет опытный, мудрый капитан, достойный своего многострадального, терпеливого и трудолюбивого народа. Но я несколько отвлекся от собравшихся в ресторане «Надежда». Извините за отступление, я возвращаюсь к прежней теме.
Рядом с Лесником сидели по обеим сторонам стола воры в законе: Душман, Оборотень, Граф, Штука, Король, Бунтыл, Прима и Гуцул. Они известны читателям романа по первым двум книгам. Многих из старых знакомых по Москве Лесник за столом не видел. Одни из них умерли, другие были убиты при разборках, третьи отбывали наказание в местах лишения свободы, четвертые просто находились в данное время вне столицы и не знали о таком приятном мероприятии.
Встреча козырных воров с Лесником была всего лишь благовидным предлогом для общения между ними и решения важных вопросов.
Жизнь воровских авторитетов в последние годы очень усложнилась, она стала многоукладной и разносторонней. Воры теперь решали задачи не только криминального плана, но и проблемы выживаемости предприятий, принадлежащих им на правах собственности, и умножении своих банковских вкладов, вложение их в прибыльные производства. Поэтому собравшиеся за столом не только употребляли спиртное и поглощали продукты, но и решали иные вопросы, обращаясь за помощью к своим друзьям. Некоторые из воров, поднявшись со своего места за столом, подходили к нужному им человеку, беседовали с ним, после чего радостные или опечаленные возвращались вновь к своим тарелкам.
У воров в законе шла более непринужденная, но тоже не менее важная беседа.
—Ты знаешь, свояк, меня совсем замучала язва желудка, —пожаловался Леснику Оборотень.
— А я смотрел на тебя и думал, чего это ты всем спиртным напиткам предпочитаешь спирт?
— Понемногу пью его, как лекарство!.. — пояснил смущенно Оборотень.
— Почему операцию не сделаешь?
— Боюсь хирургов. Зарезать, гады, могут.
— Если хирург тебя зарежет, скажешь своей торпеде, чтоб ему жизнь укоротили.
— Трудно будет кому-то говорить, когда уже зарежут. Да и жизнь этого чмура будет мне тогда до лампочки, — рассудил Оборотень.
— То нельзя, это нельзя — ну что это за жизнь Я бы на твоем месте рискнул с операцией. Вон смотри, как Гуцул со всем лежащим на столе управляется, — обратил Лесник внимание собеседника на жующего товарища.
Выпив рюмку коньяка и закусив, Гуцул, слышавший их разговор, довольный встречей и происходящей гулянкой, проглотил последний кусок и произнес:
— Я потому много пью и кушаю, что теперь приходится стараться еще и за вот этого парня, лишенного всех благ по своей глупой трусости.
— Я тоже когда-то был таким едоком, — завистливо заметил Гуцулу Оборотень.
— Если не секрет, ты зачем посетил нашу «деревню»? —поинтересовался у Лесника Бунтыл, вступая с ним в беседу.
— Отправляюсь за океан, в Штаты, а туда путь, как тебе известно, лежит через эту «околицу».
— Понятно! А зачем туда летишь?
— Там один пидор сел на хвост моему сыну, может даже его фирму разорить.
— А сможешь ли ты там один его дело исправить? — поинтересовался у Лесника Прима, тоже подключаясь к разговору.
— Я там буду не один заниматься разборкой этой проблемы. В Штатах живет несколько моих корешей, которые должны помочь мне справиться.
— Бывшие наши эмигранты? — спросил Штука.
— У меня на них тоже есть выход, но помогать мне будут коренные американцы. Я когда-то с их помощью вытаскивал Лапу из их академии.
— Помню такой случай, — кивнул головой Штука. — Но я бы на твоем месте и от помощи наших, живущих там, тоже не отказывался.
— А я и не отказываюсь. Если сильно приспичит, то обращусь, конечно, и к ним, — заверил его Лесник.
Довольный услышанным ответом Штука оставил его в покое. Граф, убедившись, что сидящие за столом все реже и реже вступают в беседу с гостем, обращаясь к ближайшему его окружению, извинился:
— Друзья, как вы смотрите, если я на время уведу у вас Лесника?
— Зачем он тебе понадобился? — спросил его Гуцул.
— Гапа с Субуром скоро до ножей дойдут по одному принципиальному вопросу, но я их уговорил свой спор мирно решить через Лесника. Как он решит, так и будет.
— Мое согласие на судейство я дал им два дня назад, — пояснил Гуцулу Лесник.
— А я им уже подготовил зал судебного заседания, — пошутил Душман, указывая на деревянную дверь, ведущую в отдельный кабинет.
Просьба Графа к собравшимся ни у кого из них возражений не вызывала. Когда Лесник вошел в кабинет, там его уже ждали Гапа и Субур. Они сидели за столом друг против друга. Граф немногословно представил Леснику каждого из участников спора и попросил всех соблюдать порядок и не базланить, иначе беседа их слишком затянется.
— Ну что, друзья, сами не можете решить свои проблемы? —присаживаясь к столу, поинтересовался у авторитетов Лесник.
— Выходит, что не можем, — пробурчал Гапа, которого в детстве знали как Куприянова Никиту Агановича, получившего свою кличку по отчеству.
— Хотите, чтобы я по справедливости решил ваш спор?
— Да! — подтвердил Сабур, известный работникам милиции как Решетов Константин Владимирович.
— Я вашего дела не знаю, так же, как не знал и вас самих до сегодняшнего дня. Судить буду по справедливости, но учтите, мое решение для вас обоих окончательное и никто из вас потом не имеет права с ним не считаться или не соглашаться. Мои условия понятны? Вы их принимаете?
— Я да, а как решит Сабур, не знаю, — сообщил Гана.
—Я тоже их принимаю, — ответил в свою очередь Сабур.
— Кто из вас будет излагать суть вашего конфликта?
— Мне все равно, — отмахнулся Гапа.
— Пускай говорит он, — предложил Сабур, указывая рукой на Гапу.
— Значит так, — начал Гапа. — На моей территории проживает один фраер, к месту будь сказано, довольно денежный. Где-то месяца два тому назад он обратился ко мне за защитой, чтобы я предоставил ему свою крышу, не от кого-то конкретно, а вообще. За мою крышу он ежемесячно дважды отстегивал мне приличные бабки. И вот где-то полмесяца тому назад Сабур наехал на моего фраера с целью разделать его, как бог черепаху. Я же, отрабатывая бабки, полученные мною у фраера, и выполняя свое обещание, данное ему, всеми силами защищаю его от Сабура. Вот все, что я хотел сказать. Я ничего не выдумал? — завершая свой рассказ, обратился к своему противнику в споре Гапа.
— Все верно изложил, — подтвердил Сабур.
«Видать, в этом споре прав Гапа», — подумал Лесник.
Его положение судьи обязывало выслушать, пускай хотя бы формально, доводы другой стороны, поэтому предоставил слово Сабуру. Тот незамедлительно воспользовался своим правом:
— Ко мне обратился сосед, работающий инженером на одном заводе. Мужик с головой, трудолюбивый, компанейский. Я с ним даже несколько раз выпивал по случаю. Он мне пожаловался, что директор и главный бухгалтер их завода втихаря выкупили завод с отсрочкой платежей на пятьдесят лет, о чем впоследствии узнал весь обманутый коллектив. Работяги избрали актив, который через Госарбитраж стал бороться за свои интересы с бывшими своими руководителями. Сразу оговорюсь, что мой сосед не состоял в этом активе. Со своей головой он всегда найдет себе работу, а поэтому за свое будущее не боится. Короче, арбитражный суд сделку купли-продажи завода его бывшими руководителями признал недействительной со всеми вытекающими из этого решения последствиями. Сами понимаете, что работяги на место директора и главного бухгалтера поставили своих людей. Мой сосед как пахал на заводе добросовестно, так и продолжал работать, что бывшим его руководителям не понравилось. В один прекрасный вечер моему инженеру в дом, в окно кто-то забросил баллон с бензином, в спальню, где отдыхал его десятилетний сын. А соседа моего как раз в это время дома не было. Его старший сын, только вернувшийся из армии, сумел погасить возникший поджар. А если б его так кстати не занесло домой, то сгорела бы у инженера и хата, и младший сын. К тому же, в эту ночь аналогичным способом подожгли дом нового директора завода, что говорит о действиях, совершенных одними и теми же поджигателями и с умыслом. Сосед кинулся ко мне за защитой. Поклялся мне, что никому ничего не должен и никому ничего плохого не делал, а поэтому не желает быть жертвой какого-то дундука, чтоб на него страх наводил. И еще переживает, что если сейчас за руку того не поймать, дундука этого, так при новой попытке поджечь чего-нибудь может пострадать кто-либо из его семьи. Дал мне наводку, кого подозревает в шалости с огнем, И я согласился за него заступиться бесплатно, человек это просто хороший. К тому же он, когда наводку делал, сказал, что там очень богатые люди и я могу себя взять «се, что смогу из них выдавить. Мои ребята нашли поджигателей, — сопливые фраера, туфта, — через них вышли на организаторов. Один из них оказался главным бухгалтером, и заодно и тем самым фраером, которому Гапа предоставил свою крышу...
Слушая длинное, но толковое повествование Сабура,
Лесник постепенно изменял свое первоначальное мнение относительно правоты Гапы, понимая, что придется решать не такую уж простенькую задачу.
— Вот такие пироги, — закончил изложение своих мыслей Сабур. —А теперь, Лесник, выноси свой приговор: кто из нас прав.
Проведя несколько раз ладонью но щетине не щеке, Лесник задумчиво заговорил:
— Теперь такие фраера пошли грамотные, что с наскока их финты не очень-то расколешь. Но я думаю, что с вашей помощью мы эту задачу решим. Скажи, Гапа, откровенно, твой фраер, когда просился тебе под крышу, говорил, что он раньше натворил и какой хвост за ним тянется?
— Нет, не говорил.
— А если бы он тебе рассказал то, что ты сейчас услышал вместе со мной от Сабура, стал бы ты его брать по свое покровительство?
—Трудно вот так, не подумав, дать ответ, но вероятнее всего, я бы его отшил от себя.
— И правильно бы сделал. Ведь он живет на твоей территории, наверное, годы, а не два месяца, но, набедокурив, втихаря спрятался под твое крыло. Твой фраер не имел права поджигать дом человека, который ему ничего не должен. А он, сволочуга, едва не сжег к тому же пацана и только ради того, чтобы кого-то устрашить, получить моральное удовлетворение. Сабур так должен был наказать фраера поганого, чтобы у того не осталось бабок на покупку спичек! Ты, Гапа, морально перед собой и фраером чист. Деньги за свою крышу законно получил. А фраер, утаивая от тебя свой секрет, тем самым подставил тебя перед собратьями по общему ремеслу. Кроме ментов, ребята, очень много еще есть козлов, желающих сталкивать нас лбами. Поэтому мы всегда должны видеть, кто свой, а кто пират с чужого корабля. Как ты считаешь, я верно рассудил?
— Возражений не имею.
— Конфликт между тобой и Сабуром из-за фраера разрешен?
— Вполне.
— Пожмите друг другу руки, и на этом разойдемся.
Гапа, улыбаясь и пожимая руку Сабуру, пошутил:
— Мой фраер жирный бабками. Когда будешь его топить на сковородке, не забудь баночку жира и мне отстегнуть.
— Обязательно сделаю, — заверил его Сабур. — Мы с тобой на эту тему потом еще потолкуем.
Так удачно Лесник провел третейский суд. После закрытия заседания они втроем вернулись в зал ресторана, где продолжили отдых со всеми до глубокой ночи.
