— Я протестую против такой постановки вопроса. То, в чем обвиняют подсудимых, не является преступлением по законам, которые установили люди, прежде чем удалиться за барьер и оставить остальную Землю своим друзьям, людям-животным.

Так аргументировал свое мнение Модьун. Потом он продолжал:

— Если это и проступок, то лишь совсем незначительный, и наказание за него не может быть большим, чем заключение в каюте на два или три дня.

Тут его прервал судья, заявив, что обвиняемые виновны в преступлении, караемом смертной казнью по определению.

— Определению? — переспросил Модьун.

— Да, определению, — подтвердил судья.

— Покажите мне это определение, — сказал Модьун.

Служащий суда, человек-гиена в лоснящемся черном костюме и сорочке с высоким воротником, принес книгу, в которой в главе 31 на странице 295 в параграфе 4 строка 7 начиналась словами: «…следует считать уголовным преступлением, караемом длительным тюремным заключением, штрафом или смертью».

— Разрешите мне посмотреть, — попросил Модьун.

Служащий посмотрел на судью, и, когда тот кивнул, передал том Модьуну. Модьун перечитал сроки, посмотрел последний лист, прочитал то, что было там, и, бросив торжествующий взгляд на судью, сказал:

— Это не тот закон, что был установлен человеком, а неправильная и неприемлемая редакция меньшинства из людей-животных — людей-гиен.

Гиена-судья сказал:

— Я заявляю, что закон правильный и подходящий.

Его голос явно был уже не таким вежливым.

— По моему мнению, — возразил Модьун, — вы должны признать обвиняемых невиновными на том основании, что преступление не доказано.

— Я хочу задать вам один вопрос, — сказал судья. — Вы собираетесь давать показания или нет? Если нет, то, пожалуйста, освободите место свидетеля.

Он говорил с раздражением.

Едва ли это был подходящий момент, чтобы уйти, поэтому Модьун сказал:

— Я буду давать показания, но я оставляю за собой право снова поднять этот вопрос.

Судья повернулся к гиене-прокурору.

— Продолжайте допрос этого важного свидетеля, — сказал он.

— Каким образом вы оказались на борту этого корабля? — спросил прокурор.

— Я прошел по космодрому к одному из нескольких сотен входов и подошел к подъемнику. Он поднял меня примерно на сто этажей, и я вышел из кабины лифта в какой-то коридор. Я к тому времени уже не сомневался, что благополучно поднялся на борт корабля и не могу сказать, что ошибся, — закончил Модьун.

В зале суда воцарилась тишина, когда фактическое рассмотрение дела завершилось. Высокий тощий человек-гиена, который задавал вопросы, казался растерянным. Однако вскоре он взял себя в руки и сказал:

— Посмотрите на скамью подсудимых.

Модьун подчинился и, конечно, увидел своих четырех друзей.

— Вы узнаете этих людей? — спросил прокурор.

— Да, всех, — ответил Модьун.

Арестованные с шумом задвигались. Наррл осел в кресле, словно его ударили.

— Соблюдайте порядок в суде, — закричал судья пронзительным голосом.

Прокурор продолжал:

— Присутствовал ли кто-нибудь из этих людей, — он махнул в сторону арестованных, — когда вы шли по космодрому, входили в лифт и поднимались на борт корабля?

С того места, где он сидел, человек мог видеть, как напряглись люди-животные, сидевшие на местах для публики. Он чувствовал, как многие из них невольно затаили или замедлили дыхание, очевидно ожидая, что его ответ будет утвердительным. Модьун повернулся к судье.

— Ваша честь, я понимаю, что моему ответу на этот вопрос придается огромное значение. Как будто каждый автоматически предполагает, что утвердительный ответ повредит арестованным. Вы тоже так считаете?

Высокое худое существо наклонилось к нему:

— Ваша обязанность как свидетеля только правдиво отвечать на вопросы. Какие выводы я смогу сделать в своем окончательном приговоре, определит логика, которой руководствуется суд.

— И все же, — возразил Модьун, — вы — член малочисленной группы, которая захватила все важные государственные посты, включая то, что только люди-гиены имеют право проводить судебные разбирательства и быть присяжными в суде. Поэтому я подозреваю, что ваш приговор может быть не совсем беспристрастным. Если вы сможете убедить меня, что он будет беспристрастным, то я с огромной радостью отвечу на этот вопрос.

— Он будет беспристрастным, — сказал судья.

Модьун покачал головой.

— Боюсь, что мы не понимаем друг друга. Каждый может утверждать, что суд беспристрастный. Но как вы можете убедить меня, принимая во внимание то, что вы член узурпирующего меньшинства, что вы не осудите этих арестованных.

— Боюсь, что мне снова придется попросить вас либо давать показания, либо уйти, — холодно сказал судья.

— Да, я буду давать показания, — пообещал Модьун.

— Очень хорошо. Так каким будет ваш ответ?

— Арестованные были со мной, когда я поднимался на корабль.

— Аааааааааах! — выдохнула аудитория, отреагировавшая, как один человек, и это прозвучало, словно много существ одновременно вздохнули.

Судья постучал молотком, призывая к порядку. Когда наконец в зале суда снова воцарилось молчание, Модьун сказал адвокату:

— Я понимаю, что из моих слов можно предположить, что связь четырех арестованных со мной, — важная улика против них.

— А что еще можно предположить? — спросил судья, едва скрывая свое торжество.

Человек с жалостью смотрел на него.

— То, что я сопровождал их, не может служить обвинением против них. Допустим, что хотя они и были со мной, но не догадывались о моих намерениях. — Модьун махнул рукой. — И можно привести еще с десяток подобных предположений.

Судья кивнул прокурору.

— Продолжайте допрос этого свидетеля и особенно обратите внимание на те вопросы, которые он поднял. Он, кажется, наконец-то решил отвечать честно, поэтому добейтесь от него правды.

В этом был смысл, Модьун должен был признать это. Хотя он мог философски рассуждать о правде, все дело было в том, что он не собирался лгать о происшедших в действительности событиях. Поэтому прокурор вытягивал из него одно признание за другим. Наконец, выяснилось, что да, действительно, четверо обвиняемых знали заранее, что он собирается попасть на борт звездолета; да, действительно, один из них предложил это, и остальные согласились.

Когда Модьун закончил, судья бросил взгляд на защитника:

— Есть вопросы к вашему свидетелю, сэр?

— Нет, — последовал ответ. — Признаюсь, что не вижу смысла продолжать дальше это судебное разбирательство.

— Я согласен с вами, — произнес судья.

После чего повернулся к арестованным.

— Встать! — приказал он.

Четверо обвиняемых неуверенно поднялись.

Судья продолжал:

— Ваша вина установлена благодаря этому свидетелю… — начал было он, однако громким возгласом Модьун остановил его:

— Эй!

Судья не обратил на него внимания и твердым голосом продолжал:

— Поэтому я приказываю, чтобы всех вас четверых отвели в камеру…

— А как насчет присяжных? — резким голосом закричал Модьун. — Считается ведь, что это суд присяжных.

— … и держали там одну неделю, пока вы будете ждать ответа на апелляцию в верховный суд. Если верховный суд вас не помилует, то ровно через неделю, начиная с сегодняшнего дня, вас четверых расстреляет группа стрелков, использующих N-энергетическое оружие.

Судья махнул полицейским в форме, которые стояли рядом с арестованными.

— Увести осужденных, — приказал он.

Потом он снова повернулся к Модьуну и вежливым тоном добавил:

— Я хочу поблагодарить вас за ваши честные свидетельские показания, которые помогли установить, что эти четверо обвиняемых действительно виновны в предъявляемом им обвинении и нам не нужно проводить дальнейшую бюрократическую процедуру.

— Да-а-а, — с сомнением протянул Модьун.