Салтыков Петр Семенович

«Старичок маленький, седенький, в простом ландмилицейском кафтанчике», «курочка», «простак» — все это оценки, данные когда-то современниками личности одного из выдающихся полководцев Российской империи середины XVIII века, графа Петра Семеновича Салтыкова.

Он родился в 1698 г. в семье стольника Семена Андреевича Салтыкова в фамильном имении Никольское (Ярославская область). Семен Андреевич приходился племянником Прасковье Федоровне Салтыковой, жене царя Ивана V (1682–1696), брата и соправителя Петра Великого. Так род Салтыковых породнился с Романовыми.

В 1714 г. Петр Салтыков был зачислен солдатом в лейб-гвардии Преображенский полк и отправлен для обучения во Францию морскому делу, хотя и не имел к нему склонности. В Россию вернулся в 1731 г., после восшествия на престол императрицы Анны Иоанновны (1730–1740). Возведен в сан камергера и чин генерал-майора. Человек чрезвычайно скромный, стеснительный, патриот до мозга костей, чуравшийся двора, граф в начале войны за польское наследство (1733–1735) был определен на должность командира небольшого отряда в составе корпуса генерал-фельдмаршала Миниха, осаждавшего Данциг (Гданьск).

Положение гарнизона стало безнадежным, и, почувствовав это, Станислав Лещинский, переодевшись крестьянином, бежал из города 17 июня в Пруссию. 26 июня 1734 г. Данциг капитулировал. Ликвидация мелких отрядов сторонников Лещинского продолжалась до конца года. За отличие в этих боях П. С. Салтыков был удостоен ордена Святого Александра Невского.

По окончании военных действий граф вернулся ко двору. В 1741 г. получил чин генерал-поручика и был направлен на должность командира отряда к генерал-аншефу Ласси, действовавшему против шведов в Финляндии. Очередная русско-шведская война (1741–1743) была вызвана желанием правящих кругов Швеции вернуть территории, утраченные в ходе Великой Северной войны (1700–1721).

25 ноября 1741 г. в России произошел дворцовый переворот, возведший на престол дочь Петра Великого Елизавету. Генерал-поручик граф Салтыков был уволен со службы, но после ходатайства генерал-аншефа графа Джеймса Кейта его вернули в действующую армию. Петр Семенович отличился при взятии Фридрихсгама, а затем командовал экспедиционным отрядом русских войск в Швеции. За отличие в этой войне ему была пожалована наградная золотая шпага с бриллиантами. Однако из-за своего родства с императрицей Анной Иоанновной и природной простоты Петр Семенович не пришелся ко двору Елизаветы Петровны (1741–1761). Его отправили командовать Псковской дивизией, а затем ландмилицейскими полками на Украину.

В 1756 г. Российская империя, верная своим союзническим обязательствам, выступила на стороне австрийских Габсбургов, Франции, Швеции, Саксонии в войне против Пруссии и Великобритании (непосредственно боевые действия русская армия развернула лишь летом 1757 г.). Этот длительный общеевропейский конфликт вошел в историю как Семилетняя война (1756–1763).

Генерал-аншеф П. С. Салтыков принял участие в кровопролитнейшем сражении у деревни Цорндорф (1758), за что получил орден Святого Андрея Первозванного.

В 1759 г. Высочайшая конференция при государыне императрице назначила Петра Семеновича на пост главнокомандующего русской заграничной армией. Хотя в Петербурге не ждали особых успехов от простоватого, на взгляд придворных стратегов, командующего, он поразил всех.

Во-первых, Петр Семенович стал действовать исключительно в интересах Российской империи, не оглядываясь на Вену, что очень не понравилось нашим ветреным союзникам, которые привыкли воевать чужими руками.

Во-вторых, командующий быстро навел порядок в интендантской службе, лично озаботившись снабжением нижних чинов всем необходимым.

В-третьих, Петр Семенович, боготворя русского солдата, ел с ним из одного котла, чурался пышности и праздности, за что и был любим подчиненными.

О назначении Салтыкова — Суржик Д. В., научный сотрудник Института всеобщей истории РАН:

Карьера его выстраивается достаточно традиционно, однако скорее по направлению царедворца, чем военного деятеля. Иностранцы и соотечественники отзывались о нем одинаково, говоря, что это предобрый, обходительный и ласковый человек, страстный охотник, но никогда не командовавший в действующей армии и ничем положительно не выказавший способностей быть боевым генералом и в особенности главнокомандующим.

Тем неожиданнее для всех было его назначение.

1759 год — третий год Семилетней войны с Пруссией. Непопулярность в рядах войск главнокомандующего русскою армиею генерал-аншефа Фермора заставляет правительство искать среди наших, русских, генералов человека более достойного занять этот ответственный пост, и выбор падает на П. С. Салтыкова. К этому времени ему 61 год, и писатель А. Т. Болотов, видевший Салтыкова в Кенигсберге, при проезде его в действующую армию, в своих записках так его характеризует: «Старичок, седенький, маленький, простенький, в белом ландмилицком кафтане, без всяких украшений и без всех пышностей, ходил он по улицам и не имел за собою более двух или трех человек. Привыкнувшим к пышностям и великолепиям в командирах, чудно нам сие и удивительно казалось, и мы не понимали, как такому простенькому и, по всему видимому, ничего не значащему старичку можно было быть главным командиром столь великой армии и предводительствовать ей против такого короля, который удивлял всю Европу своим мужеством, проворством и знанием военного искусства. Он казался нам сущею курочкою, и никто и мыслить того не отваживался, что б мог он учинить что-нибудь важное». Однако именно этому «старичку» и удалось прославить Россию, победив в нескольких сражениях некогда непобедимого Фридриха.

Согласно полученным от петербургской конференции указаниям, предстоящие действия нового главнокомандующего были заключены в следующие рамки: воспрещалось маневрировать вверх по Одеру выше Колората, где должны были соединиться русско-австрийские силы; избегать рискованных операций; не отдаляться от левого берега Одера, даже по соединении с Дауном, далее 2–3 переходов; главное же, настойчиво рекомендовалось принимать все советы и предложения Дауна и как бы подчиниться этому, по мнению Петербурга, отличному боевому генералу. Фридрих II, со своей стороны, поставил себе целью воспрепятствовать соединению неприятельских армий и для этого особым отрядом графа Дона действовать на сообщения с нижней Вислой со стороны их правого фланга. 20 июня, на другой день своего прибытия в Познань, граф Салтыков произвел смотр своей армии; в строй было выведено 38 814 чел.; войска представились новому главнокомандующему в прекрасном виде и в полном порядке.

С этого дня начинается для Петра Семеновича новая, полная ответственности, тревог и лишений жизнь: прусские войска уже вошли в соприкосновение с русскими; необходимо было энергично приниматься за выполнение намеченной конференцией задачи, т. е. так или иначе соединиться с австрийской армией.

Салтыкову было предписано действовать совместно с австрийцами, и для соединения с ними он двинулся к Одеру.

После того как Фридрих II потерял летом 1759 г. доверие к генералу Дона, не сумевшему остановить русских, он 20 июля назначил на его место командующего корпусом генерал-лейтенанта Карла Генриха фон Веделя. Его войска, всего 27 400 человек, имели дело с противником, превосходившим их почти вдвое — до 40 000 человек. Пытаясь остановить движение русских к Одеру, генерал Ведель принял решение атаковать 23 июля около Пальцига.

С железным спокойствием русские встретили атаки прусских батальонов. Задавленные превосходящими силами противника пруссаки должны были вернуться на исходные позиции. Вторая решительная атака, предпринятая ими, также захлебнулась. Потери Веделя составили 6776 офицеров и солдат (почти четверть его сил), русские потеряли 4833 офицера и солдата, из них 813 убитых.

О ходе сражения при Пальциге — Суржик Д. В., научный сотрудник Института всеобщей истории РАН:

Занятие пруссаками Цюллихау пресекло прямое движение русских войск к Кроссену, и нашему главнокомандующему приходилось при этих обстоятельствах принять одно из следующих трех решений: 1) уклониться от решительного боя и продолжать маневрирование с целью соединиться с Дауном выше или ниже Кроссена (на что он имел указание конференции); 2) продолжать марш-маневр к Кроссену, выиграть свои сообщения с австрийцами и, в крайности, принять бой на марше и 3) атаковать армию Веделя у Цюллихау. Атаковать пруссаков на позиции у Цюллихау было более чем рискованно: болотистые ручьи, проходимые лишь в некоторых пунктах, болотистый кустарник и таковые же леса, река Обра с ее притоками и наконец река Одер — все эти местные препятствия, преграждающие подступы к позиции, неминуемо сильно бы утомили и расстроили войска атакующего раньше, чем они пошли бы в атаку. Гора же Эйхберг, ключ позиции пруссаков, командовавшая всею окружающею местностью, представила бы утомленному уже атакующему непреодолимую преграду. Но если подобные условия местности не позволяли атаковать противника, то они в значительной степени способствовали обойти пруссаков, так как те естественные препятствия, которые мешали бы при атаке, теперь в такой же степени должны были стеснять пруссаков при переходе в наступление против обходящей их русской армии. Эти соображения не допустили совершенно уклониться от боя, на что имелось указание конференции, и Салтыков решается всеми своими силами обойти пруссаков с северной стороны и, заняв находящуюся в тылу у противника деревню Пальциг, выйти таким образом на прямую дорогу к Кроссену; в случае же перехода пруссаков в наступление принять бой, прикрываясь ручьем, протекавшим в тылу позиции противника.

Русская армия была в составе: 54 батальона, 34 эскадрона регулярной конницы, 29 эскадронов гусар, 40 сотен казаков и 186 орудий; всего около 40 тысяч строевых. Прусская армия имела в день боя: пехоты 30 батальонов, т. е. до 18 тысяч человек, конницы 67 эскадронов -9380 человек, число орудий неизвестно, но меньше, чем у русских. Рано утром 11 июля граф Салтыков после личного осмотра неприятельского расположения и местности отдал приказания для движения армии к д. Пальциг, в обход левого фланга и тыла неприятеля. После 4 часов пополудни русская армия, построившись «с такою в ордер-де-баталии осторожностью, что при всяком случае, поворотясь только во фронт неприятеля встретить могла», выступила на Клемциг к Букову, куда благополучно и прибыла около полуночи. Здесь войска, оставаясь в том же боевом порядке, заночевали, а сам главнокомандующий с чинами главной квартиры расположился на ночлег в д. Букове. В 3 часа утра 12 июля русская армия выступила в дальнейший путь по направлению к Пальцигу. Как само движение, так и выбор позиции свидетельствуют, насколько основательно ознакомился с местностью наш главнокомандующий и каким верным взглядом на положение вещей обладал этот никогда до сих пор не командовавший войсками в больших битвах генерал.

Произведенное русскими обходное движение было полною неожиданностью для прусского главнокомандующего. Только в 5 ч. утра 12 июля, т. е. когда русская армия уже заканчивала свое обходное движение, Ведель во главе значительного отряда выступил на рекогносцировку в направлении к Лангенмейлю. Выйдя из прилегающего леса, прусская конница обнаружила, что у Гольцына находится вместо русской армии лишь небольшой отряд, готовый к бою (прикрытие к обозу). Только убедившись в том, что Салтыков, не думая сам атаковать пруссаков, обошел их и благополучно занял кроссенскую дорогу, Ведель решается перейти в наступление и атаковать русских на занятой уже ими позиции. В 3 часа дня неприятель вызвал свои батареи на левый берег ручья, и с обеих сторон загорелась канонада. Под покровительством артиллерийского огня, войска левой колонны Веделя двинулись к переправам с целью атаковать русских со стороны Глоксена. Четыре полка прусской пехоты и три эскадрона кавалерии, прикрываясь буграми, должны были охватить первую линию графа Салтыкова и ударить ей во фланг, а главным силам левой колонны, под начальством генерала Мантейфеля, приказано пройти через находящийся здесь редкий лес и атаковать с фронта.

Петр Семенович, вовремя заметивший обход, заблаговременно уже приготовившийся к нему, спокойно ожидал момента, когда пруссаки двинутся в атаку. После почти часовой неумолкаемой канонады генерал Мантейфелъ, не выждав результата обхода, к 4 часам пополудни атаковал бригаду князя Волконского. Несмотря на благоприятные условия местности, смело веденную атаку и личную храбрость раненого генерала Мантейфеля, его войска были отброшены назад сильным фронтальным артиллерийским и ружейным огнем бригады Волконского. Эта первая неудача не остановила прусского главнокомандующего, приказавшего повторить атаку. Но и она была отбита также, как и первая, без рукопашного боя. Около 6 часов вечера генерал Ведель решился на третий удар в том же направлении. Атака была произведена с неотразимою лихостью и вначале имела успех: прусской коннице удалось прорваться между двумя русскими полками, но далее она напоролась на фронтальный огонь батареи и в полном беспорядке отброшена назад. Русская конница, под начальством прибывшего на место боя Панина, бросилась на врага и обратила его в полное паническое бегство. Русская армия, построившись покоем «на костях», уже поздно вечером слушала благодарственный молебен. Русские потеряли до 900 чел. убитыми и 3904 чел. ранеными. Пруссаки — 4269 чел. убитыми, 1394 ранеными и 1495 без вести пропавшими. Трофеи русских состояли из 4 знамен, 3 штандартов, 14 орудий и более 4000 ружей, «кроме другой амуниции».

Разбирая действия Салтыкова, нельзя не прийти к заключению, что в этом первом своем опыте он выказывает себя безукоризненным, талантливым полководцем: решившись на обход и занятие Пальцигской позиции, не колеблется в своем смелом решении ни одной минуты; изучает и пользуется местностью — безукоризненно; скрытность марша вполне соблюдена, приняты должные меры для возможной быстроты опасного движения. При расположении войск на Пальцигской позиции он руководствуется не рутинными правилами, а исключительно здравым смыслом и требованиями обстановки. Во время боя полное хладнокровие, верный глаз и своевременно отдаваемые распоряжения сделали то, что все усилия пруссаков сломить русскую армию оказались тщетными, и они, разбитые, принуждены были искать спасения в бегстве. «Победа сия, — говорит современник, — произвела многие и разные по себе последствия, из которых некоторые были для нас в особливости выгодны. Из сих наиглавнейшим было то, что все войска наши сим одолением неприятеля ободрилися и стали получать более на старичка, своего предводителя, надежды, который имел счастие с самого уже начала приезда своего солдатам полюбиться; а теперь полюбили они его еще более, да и у всех нас сделался он уже в лучшем уважении».

За успех при Пальциге императрица поощрила нижние чины полугодовым окладом жалованья (с выплатой которого казна не спешила), сам же главнокомандующий получил из Петербурга лишь письменную благодарность — победа в столице явно осталась недооцененной.

Продолжив с армией движение к Одеру, Салтыков в районе Кроссе-на соединился с австрийским корпусом генерала Лаудона и, заняв Франкфурт-на-Одере, предложил австрийскому главнокомандующему Дауну развернуть совместное наступление на Берлин. Пока тот колебался, Фридрих II с главными силами прусской армии, переправившись через Одер севернее Франкфурта, решил ударом с тыла разгромить союзников.

Союзная армия под командованием Салтыкова заняла позиции на высотах у деревни Кунерсдорф. Общее число русско-австрийских сил, сосредоточенных на Кунерсдорфской позиции, доходило до 60 тыс., против 48-тысячной армии Фридриха II.

Как только обнаружился обход королем правого фланга русских, Салтыков приказал армии повернуться кругом, вследствие чего условия, при которых приходилось принимать бой, резко изменились. Графу нужно было или атаковать неприятеля, или немедленно отступить к Кроссену или еще в более опасном направлении к Познани. Но он решился дать бой, заняв позицию тылом к Одеру.

Одной из главных особенностей расположения русских войск на позиции было массирование конницы союзников и австрийской пехоты до начала боя, как бы в виде общего резерва, за правым флангом.

Около 9 часов утра две сильные прусские батареи открыли огонь с Третинских высот. Несколько позднее неприятельская артиллерия выехала на позицию около прудов южнее Кунерсдорфа; в этих же двух направлениях показались маневрирующие прусские войска. Русская артиллерия, со своей стороны, тотчас же отвечала сильным огнем, и в 10 часов утра артиллерийская канонада была уже в полном разгаре.

Зорко следя за маневрами Фридриха II, граф Салтыков окончательно остановился на предположении, что король «в одно время против нашего правого и левого крыла атаку начнет», ввиду чего остановился на контрманевре, основная идея которого состояла в том, чтобы «навлечь всю неприятельскую армию на одно левое крыло…»

Таким образом, план оборонительного боя графа Салтыкова и заключался в том, чтобы беречь свой правый фланг и не слишком упорствовать Фридриху II при первой его атаке маловажного левого фланга, действуя впоследствии в зависимости от «предприятий» противника. Войскам было приказано зажечь Кунерсдорф, дабы тем уменьшить неприятелю удобство развертывания сил по другую сторону оврага, южнее этой деревни.

Только в 12-м часу дня неприятель явно обнаружил направление своей атаки на войска князя Голицына. Кроме пяти полков русской армии, здесь никого не было.

Невыгоды линейного расположения окопов, — т. е. без применения их к местности — тотчас же обнаружились: лощины, бывшие впереди русских укреплений, не могли быть обстреливаемы, вследствие чего в самое нужное время русские войска «стрелять перестали, а ожидали непоколебимо неприятельского приближения».

Атакующие значительно превосходили в своих силах войска князя Голицына, вынужденные принять атаку с фронта и фланга и при крайне неблагоприятных условиях. Последствия этой атаки были закономерны. Пруссаки заняли Мюльберг и стали готовиться к форсированию оврага Кунгрунд.

С занятием Мюльберга королем были достигнуты немаловажные результаты: силы обеих армий почти уравновешивались; русская армия сразу уменьшилась в своем составе на 15 батальонов и 42 орудия; моральный дух прусских войск от этого первого блестящего успеха поднялся. К счастью, теснота на Мюльберге не дала возможности прусским батареям развернуться на этой горе; но тем не менее огонь ставшей там артиллерии был так действителен, что на позициях на Большом Шпице «…места почти не было, где бы пушки его (неприятеля) не вредили, отчего многие у нас ящики подорваны и у пушек лафеты повреждены».

Успешная атака Фридриха II на Мюльберг убедила графа Салтыкова в том, что неприятель главным образом «до самого нашего правого крыла и до реки Одера пробиваться будет». Полки на Большом Шпице стали перестраиваться фронтом к Кунгрунду. Последовавшие затем многочисленные атаки прусской пехоты и кавалерии были отражены с большими для них потерями.

Пытаясь переломить ситуацию в свою пользу, король бросил в лобовую атаку на союзные укрепления свой последний козырь — кавалерию Зейдлица. Зейдлиц перевел всю свою конницу через пруды восточнее Кунерсдорфа, развернул ее на глазах у русских и затем бросился на окопы, занятые Псковским, 3-м и 4-м гренадерскими, Невским и Казанским полками. Пехота русского центра, давным-давно готовая к защите своих окопов, — дождалась, наконец, случая покрыть свои знамена новой славой. В данном случае ей пришлось лишь разделить эту славу с артиллерией: атака Зейдлица «под сильным пушечным огнем с наших батарей» была моментально отбита с большим уроном для нападавших.

Только теперь, когда главный нерв был надорван, когда могущественная конница неприятеля отброшена, слабейшая конница союзников получила возможность развернуться на местности, удобной для ее действия.

Честь перехода русских в наступление выпала на долю бригадира Берга (2-й Московский, Казанский и рота Низовского полков) совместно с полками, приведенными Вильбуа (Нарвским и Воронежским). Эти войска «…на неприятеля во фланг ударили (со стороны правого фланга), батареи наши освободили, на которых уже несколько пушек заклепано было, и в самую лощину (Кунгрунд) неприятеля погнали». Вологодский и Апшеронский полки поддержали Берга, левее которого перешел в наступление князь Волконский с 1-м гренадерским и Азовским полками. Результатом этого общего перехода в наступление было полное отступление неприятеля за Кунгрунд и беспорядок в рядах пруссаков, занимавших Мюльберг. Не выдержав артиллерийского огня, пехота Фридриха Великого обратилась в паническое бегство. Положение прусской армии стало критическим.

Видя это, Фридрих II бросал в бой все, что оставалось у него под рукою, включая и несколько эскадронов своих лейб-кирасир. Однако жертвенные атаки прусской кавалерии не смогли спасти положение.

Поражение прусской армии было полное. Сам король едва не попал в плен. Его спасли гусары ротмистра Притвица.

Общие потери выбывшими из строя в сражении при Кунерсдорфе составили:

Прусская армия (по сведениям немецких источников) — до 17 000;

Русская — до 13 000;

Австрийская — немногим более 2000.

Трофеями Кунерсдорфской победы были: 26 знамен, 2 штандарта, 172 орудия и большое количество огнестрельных запасов (одних патронов — более 93 000).

Сражение под Кунерсдорфом стало знаковым для русской армии. В тактическом отношении необходимо выделить факт хорошей подготовки поля боя в инженерном отношении. Это видно из сильного укрепления важных пунктов русской позиции, сочетания укреплений и засек для прикрытия пути отступления, а также устройства мостов в тылу. Кроме того, расположение войск на позиции соответствовало стратегическому и тактическому значению разных участков позиции. Наконец, в армии Салтыкова отсутствовала рутина царствовавшего тогда линейного порядка.

Потрясенный неудачей, Фридрих едва не покончил с собой. «Всё потеряно, спасайте двор и архивы», — писал он в Берлин. Шляпу прусского короля, бежавшего после сражения, подобрали русские солдаты. Как реликвия Кунерсдорфа она доныне хранится под стеклом на стенде в музее А. В. Суворова в Санкт-Петербурге.

За победу под Кунерсдорфом Елизавета удостоила Салтыкова фельдмаршальским чином, польский король — орденом Белого Орла, а австрийская императрица Мария Терезия подарила ему бриллиантовый перстень и табакерку с бриллиантами. Для армии была отчеканена наградная медаль с надписью «Победителю над пруссаками».

Характерно, что сам главнокомандующий скромно оценивал свою роль в армии, отдавая должное русским офицерам и солдатам. «Ныне ее императорское величество, — писал Петр Семенович Елизавете, — имеет у себя много таких храбрых и искусных генералов, каких сомневаюсь, чтоб где столько было; а все свои».

О тактике Салтыкова при Кунерсдорфе и в Семилетней войне — Суржик Д. В., научный сотрудник Института всеобщей истории РАН:

При Кунерсдорфе прусский король подтягивал все новые силы, но в «игре резервов» он был переигран русским главнокомандующим. Салтыков, не придерживавшийся догматически линейной тактики, жестко контролировал ход боя и непрерывно подбрасывал резервы и войска с неатакованных участков на угрожаемые направления, ликвидируя превосходство пруссаков в силе в пунктах их ударов.

В дальнейшем, несмотря на несогласованность действий с союзной австрийской армией и противоречивые указания из Петербурга и Вены, войска Салтыкова вели успешные бои в Померании и даже взяли Берлин. Так прежний «старичок» стал национальным русским героем, талантливым полководцем, сочетающим в себе военный талант и мудрую любовь к русскому солдату.

После Кунерсдорфа прусская армия, используя несогласованность в действиях русских и австрийских войск, происходившую от противоречивых указаний из Вены и Петербурга, все же смогла оправиться от поражения и повести затяжную оборону. Поскольку Даун уклонялся от совместных наступательных действий, Салтыков в 1760 г. перенес главные усилия русской армии в Померанию, а часть сил направил в рейд на Берлин. 28 сентября (9 октября) 1760 г. берлинский гарнизон капитулировал перед генералом Тотлебеном.

При известии о подходе армии Фридриха корпуса генерал-майора Тотлебена и генерал-поручика 3. Г. Чернышева, принимавшие вместе с австрийским корпусом генерала Ласси участие в берлинской экспедиции, отступили, по приказу командования, на соединение с основными силами Салтыкова.

Сподвижники русского фельдмаршала замечали его неудовлетворенность затянувшимися позиционными формами ведения войны. Сковываемый инструкциями из Петербурга и бесконечными согласованиями с Веной, Салтыков тяготился тем, что фактически не имел возможности самостоятельно организовывать решительные наступательные операции. В конце 1760 г., ссылаясь на пошатнувшееся здоровье, он отпросился у императрицы уехать в Познань для лечения и вскоре покинул пост главнокомандующего.

При Екатерине II Петр Семенович стал членом правительствующего Сената, а в 1764 г. был назначен главнокомандующим и генерал-губернатором Москвы. После чумного бунта 1771 г. был отправлен в отставку, и 26 декабря 1772 г. опечаленный фельдмаршал скончался в Марфино. Из знатных лиц на его похороны прибыл только генерал-аншеф П. И. Панин.

Герой Пальцига и Кунерсдорфа остался в памяти потомков как талантливый полководец, возвысивший авторитет русской армии в Европе. Именно с Салтыкова начался процесс укрепления национальных начал в развитии военного искусства России. В сражениях Салтыков выходил за пределы господствовавшей тогда линейной тактики, смело маневрировал силами и средствами, выделял резервы, при проведении контратак применял колонны. Продолжателями заложенной им школы военного искусства стали Румянцев и Суворов.