События следующего дня врезались мне в память до мелочей. Я даже запомнил, что по радио, после короткой информации о поездке генерала Лебедя в Чечню, передавали песенку в исполнении популярной певицы. «Голубые глазки, неземные ласки», — весело неслось из транзистора, и я механически подумал, что, наверное, это не очень умно — веселиться на всю страну, когда война еще не кончилась.

Мы, как обычно, работали в паре с Игорем. Метрах в ста пятидесяти от нас, выше по течению, возились с промывочным лотком Ваганов, Кандыбин и приданный им в помощь Захар. Опираясь на самодельную клюку, Марат подошел сначала к ним, потом, присев на камень, минут пять понаблюдал за нами.

— Идет дело?

— Идет понемногу, — отозвался Игорь, так как вопрос в первую очередь был адресован ему.

Старшим в нашей группе, несмотря на возраст, считался Игорь. Он был «своим», а я его лишь подневольным работником.

— Получше, чем вчера, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, — сказал Игорь.

— У Ваганова слабовато, — сказал Марат. — И вчера похуже было…

— А чего с бродяги возьмешь? Он сейчас на нас на всех злой как собака. Считает, что обделили, да еще вчера с Женькой сцепились. Спасибо, что ты вмешался, а то бы Ганс его урыл.

Марат ничего не ответил и долго рассматривал золотые чешуйки, которые мы намыли с утра.

— Ну ладно, — сказал он, возвращая Игорю замшевый кисет. — Работайте. Обед через час.

Марат неторопливо заковылял в сторону палаток. Но никакого обеда в тот день у нас не было.

Сначала я услышал пронзительный крик. Кричал Захар. За изгибом реки не было видно, что там происходит. Мы выскочили на берег.

— Дед тонет, что ли? — пробормотал Дорошенко, но я подумал, что опять сцепились Ваганов и Кандыбин. Так оно и вышло. Но дело получалось куда серьезнее, чем вчера. Кандыбин сидел и, привалившись спиной к камню, зажимал ладонью левое плечо. Штормовка набухла кровью. Андрей, весь мокрый, в разорванной рубашке, стоял в нескольких шагах поодаль. Волосы слиплись от крови, из разбитого носа тянулись две красные струйки.

От палаток в сопровождении Захара в нашу сторону ковылял Марат. Наклонившись над Кандыбиным, ощупал плечо. Тот дернулся от боли и застонал.

— Что у вас, б… опять случилось?

— Да вот он, — Захар показал пальцем на Ваганова, — Женьку лопатой уделал.

— Ты знаешь, что ключицу Гансу сломал? — вытирая платком с пальцев кровь, тихо спросил Марат.

— Догадываюсь, — хмуро ответил Андрей. — Только ваш Ганс перед этим меня башкой о камень ударил, а когда увидел, что не добил, попытался еще раз повторить. Не успел…

Ваганова качало словно пьяного. Он опустился на песок. Я видел, как кровь из раны на голове стекает по щекам, по шее, исчезая за воротником рубашки.

— Захар, сбегай за бинтом, йод тоже захвати, — приказал Марат и вдруг рявкнул на меня, когда я с носовым платком в руке подошел к Ваганову, чтобы вытереть кровь. — Назад! А ты встань!

Марат передернул затвор «кольта» и направил ствол на Андрея:

— Ты что же, паскуда, делаешь? Ты хоть соображаешь, на кого дергаешься?

Ваганов продолжал сидеть. Подскочил Дорошенко и с силой пнул его в бок:

— Тебе сказали встать! Не понял?

— Игорь, отойди, — понижая голос почти до шепота, проговорил Марат. — Он сейчас встанет и ляжет. И объяснит нам, почему лапшу на уши вешает… фарт у него не идет, золото неизвестно куда девается. Ты кого дурить вздумал, урод?

Два выстрела ударили отрывисто и быстро, один за другим. Ваганов, вскрикнув, схватился за ногу выше колена. Вторая пуля ушла в песок.

— Вставай… вставай!

Еще два выстрела. Пули прошли в сантиметре от ног Ваганова. Андрей с трудом поднялся.

— Ну что с тобой дальше делать? Золото ты мыть не хочешь… На хозяев своих прыгаешь. Что с ним делать, Ганс?

— Может, ты сначала разберешься, бригадир? — Ваганов стоял неестественно прямо, опустив руки, и я видел, что это требует от него огромных усилий. — Или все решено заранее? Бродягу Ваганова пришить, как ненужного свидетеля, благо сезон заканчивается. Чья очередь следующего? Стаса? Захара?

Снова выстрел. Ваганов невольно дернулся. Марат играл с Андреем, как кошка с мышью. Пуля прошла между ног, вырвав клок штанины. Марат приподнял ствол пистолета, и Ваганов невольно сделал шаг назад, понимая, что игра идет к жестокому концу и легкой смерти не будет. Наверное, Марату нравилось отрывать куски мяса выстрелами из пистолета.

Убийство, готовое вот-вот произойти на моих глазах, что-то переломило во мне, выводя из шока. Я словно со стороны видел себя, глазеющего на то, как убивают такого же работягу, как я. А потом наступит моя очередь. Молчание ягнят… Кажется, так назывался известный фильм о маньяке? Вот и нас убивают будто овец!

Я оглянулся вокруг. На мелководье валялась лопата, которой Андрей ударил Кандыбина. Но дотянуться до нее Марат мне не даст. Я прыгнул на него всей массой своего девяностокилограммового тела. Конечно, я подзабыл приемы борьбы, которые освоил в своей бродяжьей юности, но многолетняя шоферская работа сделала мои руки крепкими как крюки. Я схватил Марата за правую кисть и сдавил локтем горло.

Выстрел ударил оглушающе звонко, над самым ухом. Пуля зарылась в песок. Запрокидывая голову, я душил его, зная, что в запасе у меня считанные секунды. Сейчас на помощь Марату кинется Дорошенко, и все будет кончено.

Игорь принял боевую стойку, сделал шаг, готовясь к удару, но выворачивая руку с пистолетом в его сторону, я сдавил палец Марата. Пуля прошла рядом с Дорошенко. Игорь шарахнулся в сторону. Ваганов ударил его кулаком в лицо и тут же полетел на песок, сбитый мощным толчком ноги в живот. Драться эти ребята умели. И он бы достал, свернул бы мне челюсть, мой бывший напарник, студент, если бы из последних сил я не сдавил пальцы Марата еще раз.

Девятимиллиметровая пуля ударила Дорошенко в живот. Я услышал шлепок о живую напряженную плоть. Игорь, вскрикнув, согнулся. Подскочивший Андрей выкручивал, рвал «кольт» из руки Марата.

Кандыбин, с перекошенным от злости и боли лицом, с маху рубанул меня ладонью по шее. Ощущение было, как от удара доской. В глазах заплясали огненные круги. Отпустив Марата, я свалился на песок. Тело одеревенело. Подгребая руками, я пытался встать на четвереньки.

Даже с перебитой ключицей Кандыбин, наверное, справился бы с Вагановым. Но золотоискатель все же сумел выдернуть из руки Марата пистолет и выстрелил ему в лицо. Марата отбросило назад. Он шагнул, пытаясь удержаться на ногах, и упал рядом со мной.

Ударили еще три выстрела подряд. Кандыбин, дернувшись, застыл. На спине набухали, сливаясь в одно, три темно-красных пятна. Ганс, боец-тяжеловес, убийца и один из самых жестоких рэкетиров в банде Монгола, стоял, раскачиваясь, словно раздумывая, что делать дальше. Три пули остановили его, но мощное тело упрямо сопротивлялось, а мозг, если он у него был, еще не до конца воспринимал происходящее. Привыкший побеждать и убивать других, Ганс не понимал, что сейчас умрет:

— Сука… брось…

Закончить фразу он не успел. Ваганов выстрелил четвертый раз. Сгибаясь пополам, Кандыбин сунулся лицом в песок.

В неподвижном воздухе стоял тошнотворный запах крови. Все это напоминало бойню. Огромная вздрагивающая туша Ганса. Марат с окровавленной головой. Игорь Дорошенко, свернувшийся клубком и зажимающий ладонями живот… И всюду кровь, быстро впитывающаяся в песок.

В пятьдесят восьмом за тайну Илима заплатили жизнью три человека. Драма повторялась снова. Марат и Кандыбин были убиты наповал, а спустя час умер от раны в живот Игорь Дорошенко.

Захар, напуганный стрельбой, убежал в лес.

Андрею досталось крепко. Обессиленный, он лежал на траве возле палатки, и я выстригал ему слипшиеся от крови волосы. Кожа на затылке от удара лопнула, но черепная кость выдержала.

— Крепкая у тебя башка, — заметил я.

— Кишка у этих уродов тонка меня угробить, — пробормотал Ваганов.

Я зашил рану обычной суровой ниткой и, густо залив йодом, перебинтовал.

Подскуливая от боли, Андрей попросил:

— Дай водки хлебнуть…

Я открыл бутылку «Столичной» и налил по полстакана ему и себе. Потом взялся за его ногу. Пуля прошла навылет под кожей, сантиметрах в десяти выше левого колена. Из двух небольших дырочек кровь уже не текла. Я осмотрел рану и налил Ваганову еще полстакана водки. Потом с силой сдавил края раны. Ваганов, извиваясь как угорь, отчаянно матерился.

— Давай, давай! — поддержал я его. — Только ногой не дергай.

— Мать твою! — заорал Андрей, когда, выдавив из отверстий загустевшую кровь, я кончиком ножа вытащил нитку от брюк, вбитую в тело пулей. — Коновал!

Я промыл спиртом кожу вокруг раны и, наложив вату, пропитанную йодом, стал бинтовать ногу.

— Ты где так научился? — спросил Ваганов, прикуривая очередную сигарету.

— Что, думаешь, я меньше тебя всего повидал? Ты еще под стол ходил, когда я тут срок отбывал.

— Людей ты только убивать не научился. А меня вот жизнь заставила…, впрочем, какие это люди? Козлы позорные… Ты руку еще у меня посмотри.

Я снял с Ваганова штормовку, рубашку и обработал йодом глубокую ссадину на руке. Локоть опух, и кожа на нем тоже была содрана.

— Тебя, что, по камням за ноги таскали?

— Так и было, — усмехнулся Ваганов. — После вчерашнего Ганс очень уж хотел со мной рассчитаться. Прямо на глазах у Захара. Чтобы тот тоже видел. Выждал момент и заехал кулаком в челюсть. Хорошо, что я все время был настороже. Увернулся… Он меня ногой! Я свалился и — башкой о камень. Если бы сознание потерял — конец! Но вывернулся, я же легкий, а тут лопата под руку подвернулась. Я Ганса этой лопатой и уделал! Хотел по кумполу, да мал-мала промахнулся. Угодил в плечо. Хорошо, что ты вмешался. Спасибо…

— Пожалуйста, — буркнул я.

Приходя в себя, я начал осознавать, в какой переплет попали мы оба с Вагановым.

— Они уже давно решили меня убрать, — сжимая и разжимая пальцы на правой руке, сказал Андрей. — Я для них лишний свидетель. Месторождение здесь не слишком большое, но богатое — я это уже в первую неделю понял. Большую бригаду с техникой сюда посылать смысла нет. Человек шесть-семь за пару сезонов россыпь полностью бы выбрали. Видать по всему, Монгол решил втихаря Илим отработать. А я ведь мог разболтать или без спроса сюда влезть. Да и расплачиваться со мной им не очень хотелось. И самое главное: меня даже искать никто не будет — ни семьи, ни детей… Марат за нами следил, а я вокруг них крутился. Зрение и слух у меня хорошие. Слышу, как-то Кандыбин Марата спрашивает: «Что с бродягой (то бишь со мной) делать будем?» Марат плечами пожимает и усмехается: «Неужели золотом с лохом делиться?» В общем, понял: устроят они мне здесь несчастный случай и в Якутск я уже не вернусь. Когда с Гансом вчера сцепились, он решил ускорить события. Ну вот и ускорил…

— Ты встать сможешь?

— Попробую.

— Надо бы трупы в лес оттащить, а к вечеру я их закопаю.

Ваганов с трудом поднялся, его пошатывало. Он сделал шаг, второй и опустился на траву:

— Башка кружится…

— Лежи, я сам. Смотри не засни. У Марата в палатке оружие, и как бы Захар не пожаловал. Он хоть и слепой, но подползти сумеет.

— А пушка на что? — Ваганов достал из-за пояса «кольт».

— Ладно. Если что, стреляй в воздух. Я минут через десять вернусь.

Перетащить трупы с отмели в лес оказалось непросто. Через каждые десять метров присаживался отдохнуть. В горячке я не заметил, что у меня повреждено левое запястье. Видимо, подвернул его, когда упал после удара Ганса. Теперь кисть опухла, и я с трудом шевелил пальцами.

Когда я вернулся к палаткам, Ваганов сидел в той же позе, держа на коленях пистолет.

— Захар не появлялся? — спросил я.

— Нет.

— Далеко он не ушел. Где-то рядом прячется.

— Ну и черт с ним!

— Ты как себя чувствуешь?

— Спасибо, хреново.

— Может, съешь чего-нибудь? Давай я тушенку открою.

— Не хочу, — покачал головой Андрей. — Глаза закрою — и опять вижу трупы… Если к вечеру в себя приду, закопаем?

— Закопаем…

Я вытащил из палатки Марата все оружие. Оба карабина СКС и двустволку. В двух сумках лежали боеприпасы — штук триста патронов к карабинам и пачки с патронами к двустволке. Почти все заряды были картечные или пулевые. Вооружены бойцы Монгола были основательно и отнюдь не для охоты на уток.

Кожаный кейс Марата с наборным цифровым замком был закрыт, и я отковырнул крышку охотничьим ножом.

Там лежал замшевый мешочек с золотом, которое мы добыли после визита Монгола, деньги в целлофановом пакете и стопка разных документов.

Я вслух пересчитал деньги:

— Семьсот двадцать долларов и шесть миллионов с мелочью — наших…

— Хватит до дому добраться, а потом бежать куда глаза глядят, — сказал Андрей. — Мне-то еще ничего, а у тебя семья.

Кроме документов на оружие и разных бумажек, я обнаружил разрешение, выданное фирме «Хоуп-Север» на производство разведки и добычи ценных ископаемых в долине реки Нора. Предусмотрительные ребята — ничего не скажешь!

Под бумагами лежала запасная обойма к «кольту», картонная коробка пузатых 9-миллиметровых патронов с покрытыми красной эмалью капсюлями и пара наручников.

— Я посплю, — зевая, сказал Андрей. — А ночью подежурю. Я хорошо вижу в темноте… как кошка.

— Ты и правда на кота похож, — засмеялся я. — Только ободранного.

Напряжение страшного дня давало о себе знать. Смех звучал почти истерично.

— Может, выпьем? — предложил Ваганов. — Меня до сих пор трясет.

Мы выпили еще по полстакана, а когда Андрей проснулся, лег спать я. Сон словно оглушил меня. И все же я мгновенно вскочил, услышав выстрел.

Ночь, подсвеченная убывающей лунной горбушкой, висела над распадком. Отражение луны серебрилось в речных струях… Ваганов разжигал погасший костер. Вспыхнула береста и сразу же занялись мелкие сухие ветки.

— Захар? — спросил я, хотя и так догадался, в кого стрелял Ваганов.

— Он самый!

— Попал?

— Еще бы! В такую тушу не промахнешься. Вон там валяется, шагов сто отсюда, — Андрей показал направление. — Если хочешь, сходим посмотреть.

— Чего на него смотреть…

— Тебе его жалко?

— Нет.

— Тогда все в порядке!

— Слишком много смертей для одного дня.

— Не мы с тобой это начинали. Нас бы они тоже не пощадили.

Мы сидели возле костра и ели консервы с заплесневевшим хлебом. Сваренную покойным Маратом уху из хариусов я выплеснул в кусты: это была еда мертвых. Мы допили семисотграммовую бутылку «Столичной», и Ваганов принес фляжку со спиртом. Он заметно опьянел, и мне это не нравилось: завтра мы должны с этого места исчезнуть и уйти как можно дальше.

Монгол прилетал на Илим дней восемнадцать назад, так что вертолет можно ожидать дня через три-четыре, а может, и раньше. Впрочем, скорее всего, Монгол не станет слишком спешить. Лишние дни — это несколько тысяч долларов. А оставлять нас здесь еще на один срок уже не получится — на носу якутская зима.

Я снял с костра закипевший чайник и засыпал в него горсть заварки. Где-то неподалеку вдруг отчетливо завыл волк.

— Мертвецов чует, — со смешком проговорил Ваганов.

— Там, где золото, всегда смерть рядом!

Я много раз слышал эту фразу. Наверное, так оно и было. Золотая россыпь Илима безжалостно увеличивала счет погибших. И вряд ли старик Захар будет в этом ряду последним.

— Я по старательским артелям с семнадцати лет мотаюсь, — прикуривая сигарету, рассказывал Ваганов. — Много чего насмотрелся. Видал, как люди за граммы песка друг другу глотки грызли. И сам убивать научился. Рассказать? Я про это никому не рассказывал… Лет двенадцать назад искали мы артельно золото на Туре. Неудачный был сезон: дожди, холод и самое поганое — нет фарта. К июлю артель распалась, остались мы с Колькой Брянцевым. Некуда нам ехать. Харчи кое-какие имелись, решили еще с месячишко песок поковырять… И вот что, значит, вышло. Отлучился я по каким-то делам, прихожу к стану, а там двое гостей. Не знаю, кто они были. То ли из колонии сбежали, то ли просто уголовники, но явно, что сидели не по одному разу. Татуированные, разговор сплошь блатной и морды такие, что добра не жди. Один уже нашу двустволку в руках держит, у другого — берданка. Колька связанный лежит, лицо в крови. Ну, скрутили они и меня и давай выспрашивать про наши капиталы. Любой разговорится, когда ему горящую головню в лицо сунут. Только дым от волос да шкура как на свинье трещит. Деваться некуда — выдали мы им все свои капиталы: грамм семьдесят золотого песка да сорок рублей денег. Вначале они поверили, что больше ничего у нас нет, только водку все искали. Потом накурились анаши — она у них с собой была — и совсем охренели. Одежку более-менее справную с нас содрали, консервы в свои мешки покидали и давай снова допытываться, где мы золото прячем. И пинали, и головней жгли. Потом Кольку изнасиловали… Под утро, когда они заснули, выпутался я кое-как из веревок и сначала одного, а потом другого лопатой по башке. Там их и закопали. А Колька со мной с той поры ездить перестал. От стыда, значит, и от злости…