Утром, вопреки своему обещанию разбудить всех в шесть часов, Марат поднял лишь меня и Ваганова.

— Пошли прогуляемся, — сказал он, — ребята пусть поспят.

Было, как и вчера, сумеречно, солнце еще не успело перевалить через восточный хребет. Слоистый густой туман плыл над водой. На песке, камнях, нейлоновых крышах палаток крупными каплями выступала влага. Забытая на столе газета насквозь промокла. В заводи с шумом плеснул хвостом крупный хариус. Вдалеке, выше по течению речки, трещала вспугнутая кем-то сойка.

— Марат, возьми ружье, — предложил Ваганов. — Может, что подстрелишь на обед.

— Не надо лишнего шума, — отрицательно покачал головой бригадир. — Пусть лучше Захар рыбу ловить учится.

Мы прошли километра два вверх по течению и определили участки, где в первую очередь начнем промывку. Русло Илима почти не изменилось, я узнавал места, которые отложились в моей памяти тридцать восемь лет назад. Больше стало поваленных деревьев. В некоторых местах нам приходилось карабкаться через завалы.

Солнце, поднявшееся над горами, быстро рассеивало туман. Искрились бьющие между камней речные струи, а поднимающуюся мелкую водяную взвесь окаймляли небольшие яркие радуги. Там, где было глубже, гладкая поверхность речки, как в зеркале, отражала голубое безоблачное небо и зеленую стену деревьев.

За все время пути мы не встретили никаких признаков пребывания людей. Возможно, после нас здесь никто не появлялся. Ни одного звука, кроме журчания воды, не нарушало тишины августовского утра.

— Мрачное место, — оглядываясь по сторонам, проговорил Марат. — Вроде и солнце светит и водичка прозрачная, а как в другом мире.

— Золото, оно такие места и любит, — отозвался Андрей Ваганов. — Укромные, и чтобы люди поменьше шлялись. Сюда же ни на чем, кроме как на вертолете, не доберешься.

После завтрака, нагрузившись лопатами и промывочными лотками, мы отправились на указанные Вагановым места. Мне и Игорю Дорошенко достался участок метрах в ста ниже лагеря. Ваганов с Маратом и Кандыбиным перебрались на другой берег.

Комаров было меньше, чем вечером, но раздеться они не дали. Несмотря на жару, пришлось работать в куртках, густо намазав шеи и лица диметилфталатом.

Загрузив лоток песком, мы принялись за промывку. Игорь работал с азартом, жадно заглядывая на дно лотка, не замечая, что вода порой перехлестывает через края высоких болотных сапог.

— Есть, да?

— Немного есть…

Я осторожно собрал несколько крохотных желтых чешуек и острый, похожий на обломок иголки, кусочек золота. Игорь пощелкал языком:

— Уже веселее! Два года назад мы на Сосьве золото мыли, так за первую неделю вообще ни грамма не нашли. -

— А потом?

Игорь насмешливо посмотрел на меня и раздавил комара, присосавшегося к щеке.

— Потом кое-что намыли…

Три следующих лотка оказались пустыми, потом золото стало попадаться снова, хотя и в меньших количествах, чем в первый раз. К нам подошел Андрей, внимательно осмотрел нашу добычу, которую мы складывали в жестяную банку из-под чая, и сам взялся за лоток. Делал он все куда сноровистее и быстрее, чем мы с Игорем.

— Наклоняйте в эту сторону, чтобы вода шла вот так.

Он показал, как правильно держать лоток. Собрал на ладонь три добытые чешуйки золота и, бросив их в банку, скомандовал:

— Переходите шагов на двадцать выше.

К вечеру у меня одеревенела поясница. Игорь, тоже уставший, едва ворочал лопатой. Мы сменили уже третий участок, и лишь одна промывка оказалась по-настоящему удачной. Вместе с чешуйками нам попался маленький самородок, величиной с абрикосовую косточку. Весил он больше, чем вся дневная добыча.

Вечером у костра Марат с Вагановым взвесили на складных весах добычу. Сто девять граммов золота. Из них семьдесят четыре намыли мы с Игорем.

— Новичкам везет, — разглядывая самородок, сказал Андрей. — Передовики! А вообще слабовато. Ты, Захар, хвалился, что за полтора дня почти килограмм намыли.

— Намыли, — подтвердил Захар. — Поэтому в такой тайне все и держали. Думали, как освободимся, соберемся: Алдан, Дега, я — и поковыряемся на Илиме.

— Ну и что помешало? — ссыпая добычу в кожаный мешочек, спросил Кандыбин.

— Судьба-индейка, — засмеялся Захар. — Хотел стать миллионером, да не вышло. Сначала Малек Дегу застрелил, через полгода Алдана на пересылке зарезали. Мощный был вор! На всю Якутию известный, а не уберегся. Остался я один. Освободился в шестьдесят втором, запил-загулял, пошли, как водится, новые дела, снова загремел на семь лет. Вот так она, жизнь, и катилась. Только в этом году и сумел собраться.

— Хрен бы ты сюда собрался, если бы хозяин денег не отстегнул, — проговорил Марат. В голосе его звучало раздражение. — Знаешь, в какую копеечку нам эта прогулка вылезла?

— Знаю…

— Может, врешь про тот килограмм? Намыли десяток чешуек, и глаза от жадности на лоб полезли.

— Клянусь, не вру. Зачем бы нам тогда понадобилось Лунька и еще троих зеков мочить? Алдан начисто все хвосты отрубал. Чтобы ни одного свидетеля!

— Может, после вас кто-то здесь побывал?

— Сюда невозможно добраться.

— А ты как думаешь, Андрей? — Марат повернулся к Ваганову.

— Непохоже, что кто-то здесь ковырялся. Следов никаких не видно. Да и можно неделю вокруг да около крутиться, и лишь потом фарт попрет. Для первого дня мы неплохо намыли. Другие речки победнее были.

— Один вертолетный рейс да билеты сюда оправдать, пять раз по столько намыть надо, — буркнул Марат. — Не говоря уже о других расходах. А бумажки эти с печатями, думаешь, задаром достались?

Он смотрел на Захара. Старик ежился и разводил руками:

— Ей-богу, все нормально будет… Есть здесь золото.

— Золото есть, — подтвердил Ваганов. — Будем искать.

Как я понял, когда-то авторитетный вор Захар сидел на мели. Никому не нужный старик, страдающий диабетом и гипертонией… Выйдя каким-то образом на Монгола и сумев его заинтересовать, Захар надеялся в случае удачи поправить свое финансовое положение. Но я был уверен, что вряд ли одряхлевший вор получит много, даже в случае удачи. А если россыпь окажется совсем мелкой, то Марат, разозлившись, может вообще бросить старика на Илиме. Выбирайся как хочешь! Такие намеки за эти дни я слышал не раз. Почтения к бывшему вору никто из компании Марата не высказывал.

— Смотри, Захар… старайся! — Кандыбин, зевая, ласково шлепнул старика по плечу своей огромной пятерней. — А то обидимся. Хреново тогда тебе придется!

От Захара сейчас уже ничего не зависело. Все равно золото искать не ему. Но то, что Захар нервничает, было хорошо заметно…

Мы молча разошлись по палаткам. Сквозь туман неярким пятном светила луна. Костер уже прогорел. Захар, сгорбившись, сидел возле тлеющих углей. Жалости к нему я не испытывал.

Как я и подозревал, ни через пять, ни через семь дней вертолет не прилетел. Никто меня возвращать домой не собирался.

— Работай, Стас, — поморщился в ответ на мое предположение Марат. — Отпуск идет, кормежка бесплатная. Плюс пять процентов с добычи, твои законные…

— Ну и сколько мне здесь торчать с вами?

— Не можем мы каждый день вертушку взад-вперед гонять, — изобразил нечто вроде сочувствия бригадир. — Дорого слишком. Недели через полторы будет вертолет, и тогда отправим тебя домой. С полными карманами денег!

Он усмехнулся и подмигнул мне.

Дни на Илиме были похожи один на другой. Мы просыпались в шесть часов утра, завтракали макаронами с тушенкой или консервированной колбасой и шли мыть золото. Обед, короткий отдых и — снова работа до темноты.

Ваганов нащупывал жилу, делая многочисленные пробы по системе, понятной лишь ему одному. Иногда мы теряли россыпь, работая целые дни вхолостую.

К исходу второй недели мы добыли пять с половиной килограммов золота. Это была огромная удача. Россыпи с высоким содержанием драгоценного металла попадались редко. В другой ситуации я испытывал бы куда больший азарт — шли огромные деньги. Даже если золото сдадут тысяч по тридцать за грамм, мы уже заработали почти сто семьдесят миллионов рублей или тридцать четыре тысячи долларов. Обещанные мне пять процентов тянули миллионов на девять «деревянными» — без малого моя годовая зарплата.

Но деньги интересовали меня мало. В те дни в Грозном снова начались бои.

По транзистору я жадно ловил новости из Чечни. Каждый день там гибли десятки наших солдат и меня, не оставляя, мучала мысль, что в числе тех, кого бросили разблокировать кольцо вокруг Грозного, находится мой сын. Петька, светловолосый, щуплый. Какой из него солдат? Он же еще ребенок! Господи, неужели никто не остановит эту бойню?

Марат и вся остальная компания слушали новости равнодушно. Война их не касалась ни с какой стороны.

Наконец прилетел вертолет. Но дальнейшие события развивались совсем не так, как я ожидал.

К нам прилетел сам Монгол. Я впервые видел знаменитого авторитета, невольно сравнивая его с Алданом, хозяином «Медвежьего» пятидесятых годов.

Монгол выглядел внушительно. Низкорослый, с огромными вислыми плечами и ушедшей в плечи остроконечной головой, он осмотрел нас по очереди узкими раскосыми глазами…

Передо мной стоял человек, подмявший под себя в "нашей области десятки крупных и мелких фирм, обладавший огромной реальной властью, не меньшей, чем какой-либо провинциальный губернатор. И вот теперь он дотянулся даже сюда, до золота «Медвежьего», за тысячи километров от своих владений.

Я не ожидал, что Монгол прилетит лично. Считал, что скорее всего он пошлет к нам своих помощников. Но, видимо, россыпь на Илиме очень уж заинтересовала Монгола.

Одетый в потертую джинсовую куртку и такие же брюки, он несколько раз присел, разминая мощное, уже заметно расплывшееся тело после долгого полета. Затем поздоровался со всеми за руку.

За спиной Монгола маячил высокий подтянутый мужчина лет тридцати — телохранитель. По выправке угадывался бывший военный. Его сосредоточенное лицо с тонкими чертами представляло контраст с расплющенной широкой физиономией Монгола.

— Ну, как жизнь? — поинтересовался Монгол, и Марат ответил за всех, что жизнь идет нормально.

— Надоело только, — подал голос Кандыбин. — Ни женщин, ни пива.

На правах заслуженного бойца он мог позволить себе некоторую фамильярность. Монгол никак не отреагировал и пошел вместе с Маратом к вертолету, где они о чем-то долго разговаривали.

Вертолетчик ковырялся в моторе, тихо плескалась вода, и утреннее солнце ярко освещало прибрежный песок. Покой и умиротворение! Добрый хозяин приехал позаботиться о своих работниках и раздать им подарки за ударный труд.

Но умиротворения не чувствовалось. В воздухе висело почти ощутимое напряжение. Женька и Игорь курили, перебрасываясь редкими фразами. Захар в засаленной рубахе сидел у костра, я видел его грязные босые пятки и унылое морщинистое лицо, обросшее седой щетиной. Ваганов нервозно грыз травинку. Я тоже чувствовал себя не слишком уютно. Лететь назад вместе с Монголом мне не улыбалось.

Тем временем Марат принес кожаную сумку с намытым золотом и опустил ее на траву у ног Монгола. Присев на корточки, тот зачерпнул пригоршней золотой песок, долго рассматривал его, потом достал из замшевого кисета один из золотых самородков. Марат, наклонившись к хозяину, что-то вполголоса ему объяснял.

Монгол кивнул и сделал знак телохранителю. Тот подхватил сумку и полез с ней в вертолет. Ваганов коротко выругался и отбросил перекусанную надвое травинку:

— Суки! Так я и знал.

Монгол снова подошел к палаткам и негромко заговорил:

— Значит, так, мужики… Командировка ваша продлевается еще дней на двадцать-двадцать пять. Таковы обстоятельства. Еду и теплую одежду мы вам привезли. Водки тоже, чтобы не скучали. Резиновую бабу брать не стали, так что потерпите до возвращения. Деньги идут, каждый свою долю знает. Все, начинайте выгрузку.

— Всем оставаться, да? — в повисшей тишине спросил Женька Кандыбин.

В его голосе слышались просящие нотки. Самый здоровый и крепкий как бугай, Женька ненавидел физическую работу, воспринимая ее как самое страшное наказание. Возня с лотками, перелопачивание песка и гальки вызывали у него растущее с каждым днем раздражение. Он был уверен, что сегодня эта пытка для него кончится, прилетят работать какие-то другие люди, а он вернется в город заниматься привычными ему делами: разъезжать в машине, выколачивать деньги, сопровождать шефа в деловых поездках, ужинать в ресторанах, где шумно, весело и всегда под рукой женщины.

— Всем, — коротко отозвался Монгол, и я понял: бесполезно напоминать, что насчет меня договор был всего на несколько дней.

Монгол ведет свою игру и не хочет тащить сюда еще каких-то других людей, посвящать их в тайну Илима. Под руками послушная рабочая скотина, и хозяин вполне в силах заставить нас пахать хоть до морозов.

— Послушай, Монгол, — поднялся с песка Ваганов, — у меня к тебе пара слов… по секрету.

Они отошли в сторону и о чем-то заговорили. Мы тем временем принялись выгружать из вертолета тюки и коробки. Когда разгрузка заканчивалась, Монгол подозвал меня к себе:

— Хорошо, что ты не дергаешься и все понимаешь. С сыном все нормально, служит в той же части. Я давал задание узнать.

— Спасибо.

Монгол повернулся, чтобы уйти.

— Я могу черкнуть несколько слов жене, чтобы не волновалась? Ничего лишнего писать не буду.

— Давай. Только поторопись.

У Монгола была манера быстро и отрывисто говорить и так же быстро принимать решения. Спорить с ним не имело смысла.

Визит Монгола и все переговоры длились не больше сорока минут. Вертолет с грохотом пошел на взлет и вскоре исчез за горным хребтом.

В тот вечер мы все крепко напились. Игорь быстро осовел и заснул прямо у стола рядом с Захаром. Кандыбин бил о камни пустые бутылки. Потом стал стрелять из карабина по пивным банкам. Марат отобрал у него оружие и отправил его спать в палатку.

Мы с Андреем Вагановым остались у костра вдвоем. Светлые северные ночи уже заметно сгустились, и был хорошо виден перевернутый ковш Большой Медведицы.

— Сколько они тебе пообещали? — спросил Андрей, перекатываясь ближе к огню.

— Пять процентов.

— От чего?

— От цены за проданное золото.

— Ну и как ты узнаешь эту цену? Марат скажет, что цены упали, песок низкой пробы и больше чем двадцать тысяч за грамм никто не дает. Вот и вся твоя прибыль.

— Дай Бог, хоть бы это отдали. А еще лучше — живыми домой попасть. Я ведь на неделю всего договаривался. Показать место, сделать несколько проб — и назад. А торчу уже две недели, и еще на месяц запрягли, ни о чем не спрашивая.

— Да я здесь хоть три месяца торчать буду, — яростным шепотом отозвался Ваганов, — лишь бы золотишко шло. Только чую, они и меня нагрели. Я ведь на десять процентов сговаривался. И не от вырученных денег, а от количества намытого золота. Десять процентов добытого песка и самородков. За эти две недели моя законная доля — пятьсот пятьдесят граммов. Отдай и не греши! Что с ними дальше делать и за сколько продавать, я лучше их знаю. Двадцать лет по старательским артелям шатаюсь. А мне, старому бродяге, фигу под нос! Как паршивому лоху! Монгол говорит: в конце сезона расчет будет. А я на его морду поглядел и сразу понял: обуют они меня! Копейки какие-нибудь бросят, и гуляй, Вася!

— А раньше, когда договаривался, не понял? — прикуривая от головни сигарету, спросил я.

— В том-то и дело, что не понял. Меня один местный делец с Маратом свел. Мол, человек срочно сколачивает артель, ищет опытного старателя. А я как раз на мели сидел. У нас своя артель распалась, участок на Тунгуске пустой оказался. Марат мне аванс в зубы — полтора лимона, пей-гуляй сутки, а утром будь на месте, отвезем в аэропорт. Ну и отвезли!

— Кто такой Монгол, слышал?

— Не слышал, но догадываюсь. Если бы я его морду тогда увидел, ни за что бы не согласился.

Мы долго проговорили с Андреем Вагановым в тот вечер. Нам никто не мешал, все спали. Даже если бы Марат проснулся, вряд ли бы он вмешался. Какая от нас опасность? Два лоха выпустят пар, успокоятся и утром — снова пахать. Куда они денутся!

Опытный и хитрый бригадир Марат приобрел между тем опасного врага. Бродяга и золотоискатель Андрей Ваганов был далеко не лохом и умел постоять за себя.