10
Саня Холодов, мой кум, оказался на месте. Должность его именовалась достаточно солидно — начальник отделения уголовного розыска. Он занимал крошечную комнатку в правом крыле одноэтажного здания районной милиции. В двух других комнатах по соседству размещались четверо его подчиненных — весь штат сыщиков Югорского отдела милиции.
Холодов был самым старым оперативником в отделе. Дружили мы еще с тех пор, когда зеленый опер Саня только что закончил школу милиции и носил на погонах по две маленьких звездочки. Вместе с ним мы охотились на уток и зайцев, и он же стал крестным моего старшего сына Володьки, крестить которого ездили тайно в соседний район, чтобы не узнал замполит отдела.
Я уважал Холодова за честность, рассудительность и всегдашнюю готовность помочь. Он был из старого поколения милиционеров, за два десятка лет работы в уголовном розыске успел нажить язву желудка, мотоцикл «Урал» да половину старого кирпичного дома на соседней улице.
В кабинете, над головой Сани, висел портрет Дзержинского. В углу стояла двустволка с бумажкой, торчавшей из ствола. Ружье приготовили на отправку в город для производства экспертизы. За шкафом громоздились коробки с вещдоками, изъятыми у жуликов.
Все было как обычно. И как обычно поговорить нам не давали. Без конца трещал телефон, приходили оперативники, следователи. Эксперт сообщил, что труп неизвестного, выловленный в Хопре на прошлой неделе, идентифицирован, и Александр Иванович может посмотреть фотографии. Это бродяга, который околачивался последние месяцы на мелькомбинате, и утонул он, судя по всему, будучи в глубоком подпитии.
Холодов кисло поглядел на фотографии разбухшего обезображенного тела и, собрав их в стопку, вернул эксперту:
— Молодец…
— Александр Иванович, — заглянул в дверь кто-то из молодых оперов. — Приводить Шуляка? Вы на десять назначали.
Я знал, что раз пять судимый Шуляк подозревается в кражах скота. В районе уже несколько месяцев действовала вооруженная шайка. Приезжали по ночам на фермы, овцеводческие точки, били из обрезов и охотничьих ружей коров, свиней и овец, а туши увозили на перепродажу. Одного из чабанов, пытавшегося защитить свое добро, избили до полусмерти, другому всадили заряд дроби в живот.
Милицию костерили за беспомощность, фермеры и чабаны тайком вооружались, и вот наконец, после долгих усилий Холодов вышел на след шайки.
— Ладно, подожди, — отмахнулся Холодов. — Дай пять минут с кумом переговорить, потом возьмемся за Шуляка.
Дождавшись, когда за оперативником закроется дверь, предложил мне:
— Может, вечером зайдешь? Видишь сам, какая тут у нас чехарда.
— Нет, лучше сейчас. В хреновую историю я влип. Надо бы посоветоваться.
— Ясно. Ну пойдем тогда во двор. Там спокойнее.
Мы уселись на скамейке возле кирпичных боксов, где хранилась милицейская техника, и я рассказал Холодову о найденной в пятьдесят восьмом году россыпи золота и событиях последних дней. Он слушал меня внимательно, иногда коротко уточняя детали.
— Никакого заявления я никуда подавать не собираюсь, — предупреждая вопрос Холодова, сказал я. — Не вижу смысла. А от тебя хотел бы узнать, что за птица этот Марат. Кого он представляет?
— Не знаю, — покачал головой Саня. — Сейчас столько развелось этой братвы, что знакомиться не успеваем. Тем более Ростов от нас неблизко. Давай я прогоню данные через компьютер и созвонюсь с управлением уголовного розыска. Думаю, ребята что-нибудь подскажут.
— Только про меня нигде не упоминай.
— Ясно.
Вечером мы снова встретились с Холодовым. В райотделе, кроме дежурных, никого не было, и нам никто не мешал. Кум, вздыхая, достал из сейфа бутылку водки и помидор.
— Есть еще тушенка. Открывать?
— Открывай.
Саня ловко вскрыл банку самодельным ножом и разлил водку в чайные чашки.
— За удачу!
— За нее…
Минуты две мы молча жевали, передавая друг другу банку. Потом выпили еще. Закурив, Холодов заговорил отрывисто, без предисловий.
— Марат — это кличка. Настоящая фамилия Марощук Вадим Викторович. Из выпускников физкультурного института. Занимался гимнастикой, восточными единоборствами… а оттуда — прямиком в рэкет. Вначале был рядовым бойцом, потом стал бригадиром. Ну, Марат — это полбеды. А вот кто его хозяин, знаешь?
— Марат мне не докладывал.
— Ну так вот. Хозяин у него — некий Монгол. Тоже кличка. Слыхал про такого?
— Слыхал немного. Мафиози областного масштаба.
— Можно назвать и так. Начинал, как водится, с мордобоя, рэкета, командовал наперсточниками, торговал наркотой. В общем, специалист широкого профиля — брался за все. Раза три Монгола арестовывали, но до суда дело не доходило, либо получал условный приговор. В последние годы чисто уголовный промысел забросил. Присосался к торговле иномарками, контролирует торговлю мясом на рынке, владеет несколькими магазинами…
— Значит, мной заинтересовался сам Монгол?
— Не тобой, а когда-то найденной россыпью. Принесла нелегкая твоего друга Захара!
— Я бы этого «друга» собственными руками в дерьме утопил. Он из тюрем не вылезал, и я думал, что там и подохнет. Ан нет, появился, как черт на веревочке!
Холодов разлил остатки водки и разрезал ножом последнюю дольку помидора. Жара спала и было слышно, как во дворе милиционеры стучали костяшками домино.
— Сейчас пока спокойно, — сказал Холодов. — А через час-другой пьяных с дискотеки потащат. Как вечер, так полдесятка обязательно наберется! Ну, это, в общем, ерунда… Кражи скота нас замучили. Наглеют сволочи! Чабан, которого позавчера ранили, сегодня умер в больнице. Я с хирургом разговаривал — печень и кишки как решето, полста дробин вытащили, и все напрасно.
— Шуляк раскололся?
— А куда он денется! — мрачно усмехнулся Холодов. — Еще двоих из своей шоблы сдал. Сегодня обыски делали, два обреза нашли и ТТ с полной обоймой. Ножи из рессорной стали, как бритвы — хоть скотину, хоть человека режь.
— Значит, не зря зарплату получаешь…
— А что толку? — безнадежно махнул рукой Саня. -
Они ведь в город мясо водили. Считай, к тому же Монголу. А если есть заказ, будут и исполнители. Через месяц-два другая банда объявится. Рынок сбыта есть и контроль там свой. Ладно, давай допьем: чтобы они все сдохли!
Мы выпили. Железный Феликс с поблекшей репродукции на стене смотрел на нас осуждающе и неподкупно.
— Портреты менять не собираетесь? — спросил я.
— А кого вместо Феликса вешать? Пусть уж висит.
— Пусть, — согласился я. — Слушай, Саня, ты сам Монгола видел? Что он из себя представляет?
— Видел. Маленький, глаза заплывшие. Плечи до локтей и ручищи, как два окорока. Рассказывают, однажды на этапе сразу двоих уголовников задушил. Еще по молодости… Сейчас он, конечно, другой. Костюм, галстук. Бизнесмен! Только рожа свиная…
— Как считаешь, крепко он меня прессовать будет, если я откажусь?
— Думал я уже над этим, Слава. Весь день думал. Ты мне скажи, богатую россыпь вы тогда нашли?
Я развел руками:
— Неизвестно. Может, еще пяток килограмм намоют, и конец делу. А может, такое месторождение, что целый прииск открывать надо.
— Ну, если не хочешь ехать, забирай Володьку из Ростова к себе. Сам из дома месячишко-другой не высовывайся. Здесь, в Югорске, он нам ничего не сделает. Если кого пошлет, я с его людьми разберусь. А там, глядишь, все уляжется…
— Вот и я надеялся, что все уляжется. Только не получается. Разве я всех сумею спрятать? Володька на пятый курс перешел, институт заканчивает. Семья, ребенок у него. Как их с места сдергивать? Да и каждую дорогу в Югорск не перекроешь. Достанут они меня.
— На убийство Монгол не пойдет, — сказал Холодов. — Он теперь другим стал. Но нервы помотает.
— Сегодня я откажусь, а завтра Володьку искалечат. И до Петьки запросто доберутся. А Мишку тоже в школу не пускать?
Холодов, сопя, заталкивал пустую бутылку под груду бумаг в шкафу. Было видно, что он злится. Злится на собственное бессилие.
Саня — крутой мужик. Испугать его трудно. Я не сомневался, что он отобьет охоту кому угодно соваться в Югорск. И тем не менее защитить меня вряд ли сможет. А что даст мое официальное заявление? Да и на кого мне жаловаться? Никакого насилия в отношении меня не было, а угрозы — это всего лишь слова, которые никуда не пришьешь.
Так что вопрос с поездкой на «Медвежий» был решен, и больше на эту тему я разговаривать не хотел.
