Очередное письмо от герцога Лауэнбургского прибыло утром нового, семь тысяч четыреста десятого года, и я уже не был удивлен, обнаружив на краю вложенных в жесткий конверт бумаг, тонкий, но такой характерный бурый перлюстрационный след. Ну да, ни ментальными конструктами, ни иными не оставляющими следов методами, найти скрытый текст в письме не удалось, вот "Черный кабинет" и решился на химическую проверку. И тут облом.

Впрочем, ожидать иного, после всех прошлогодних событий было бы, как минимум, наивно. Я вздохнул и, отложив в сторону так и не прочитанное письмо моего возможного компаньона, пригубил горячий ароматный кофий, как всегда безупречно приготовленный моей женой. С испорченным настроением, этот напиток справился очень и очень неплохо. А уж когда меня обняли нежные руки Лады, а щеки коснулись ее теплые губы, мысли об идиотской инициативе излишне рьяных розыскников и вовсе улетучились из моей головы.

— Спасибо за подарок, Витушка… — привычно устраиваясь у меня на коленях, проговорила жена. — Ты его сам заговаривал?

— Разумеется. Неужели ты думаешь, что я бы смог доверить кому-то свои чувства к тебе? А вот основу сделали ладожские златокузнецы… правда, по моему же эскизу. Это лучшее, что пришло мне в голову… — улыбнулся я, с удовольствием рассматривая изящный в своей простоте серебряный кулон-открытку, удобно устроившийся в ложбинке меж двумя полушариями высокой груди Лады, едва скрытых полупрозрачным пеньюаром.

Тихо зашуршала невесомая ткань и мы, как-то незаметно, перекочевали из-за бюро, у которого я пил кофий, в кровать…

Я уже говорил, что люблю свою жену? Так вот, это неправда. Я ее обожаю! Глядя на нее, я ловлю себя на мысли, что не чувствую всех тех лет, что прошли с момента нашей первой встречи. Мальчишка? Да, и этим горжусь!

Конечно, в определенном смысле, спасибо за наши неугасающие чувства друг к другу, можно было бы сказать и одному шибко ушлому интригану, но… он свое уже получил, да и общаться с его сиятельством сейчас, меня совершенно не тянет.

— Это самый лучший твой подарок… — проговорил я, когда страсти немного улеглись, и мы с Ладой вновь обрели способность к вербальной коммуникации.

— Ты так говоришь каждое новогоднее утро. А я, как всегда, отвечу, что настоящий подарок все еще ждет тебя под ёлкой, — улыбнулась Лада, старательно укрываясь одеялом и бросая короткий взгляд в сторону двери. Прислушавшись, и я ощутил приближающийся к нашей спальне фонтан восторга. Да не один, а сразу два. Беляна тоже решила этим утром присоединиться к брату. Впервые, между прочим.

Лёгкий пасс рукой и короткий наговор избавляют спальню, а заодно и нас с Ладой от мускусного запаха, за секунду до того, как дверь спальни с грохотом врезается в стену и на нашу кровать запрыгивает Родик. Рядом пыхтит и сопит Беляна. Для нее, кровать слишком высока и, поняв, что не в силах преодолеть это препятствие, ребенок сосредоточенно дергает старшего брата за штанину пижамы. Тот прерывает свой довольный писк и, обернувшись, принимается помогать сестре, преодолеть столь серьезную преграду.

Минута пыхтения и высота взята, после чего в кровати воцаряется веселая возня с поздравлениями и хвастовством подарками. Этого гвалта не в силах прервать даже наш дворецкий, появившийся на пороге спальни во всем сиянии своей невозмутимости. И это несмотря на то, что вошел он к нам в комнату, не в своеобычной черной тройке, а в стильной, тщательно отутюженной… пижаме. Фиолетовой.

В доме каких-нибудь "природных аристократов", его за такую выходку уволили бы с "волчьим билетом", но в этом дурдоме… как иногда называет наше жилище "мамка" Рогнеда Болховна, ему такое счастье не светит. Хотя, честно говоря, я сильно подозреваю, что вот такое "праздничное одеяние" Грегуара, всего лишь следствие его собственного представления о том, как должен вести себя по-настоящему верный дворецкий. Ведь, по устоявшейся традиции, каждое новогоднее утро, равно, как и в дни рождения детей, мы спускаемся к завтраку в пижамах. И он, по-моему, просто не желает портить праздник своим чопорным видом застегнутого на все пуговицы педанта.

— С добрым утром, Грег! И, с новым годом! — я машу дворецкому рукой, и тот сдержанно улыбается.

— С новым годом, Виталий Родионович, Лада Баженовна. Прошу прощения, но завтрак уже на столе.

— И вас с праздником, Грегуар. Дети, поздравьте дядю Грега с Новым годом… — деланно строгим тоном говорит Лада.

— С вашего позволения, мы уже обменялись поздравлениями и подарками… — замечает дворецкий и, подмигнув Родику с Белянкой, исчезает из виду, закрыв за собой дверь.

— Так, заканчиваем возню, и марш в ванную. Умываемся, и за стол, — командует жена, и мы дружно разбредаемся по ванным комнатам, благо в нашем доме, в них нет недостатка.

После завтрака начинается самое главное действо дня: разбор свертков под ёлкой. Это только я не могу удержаться, и дарю Ладе свои подарки, прямо в спальне, а вот остальные обитатели нашего большого дома предпочитают придерживаться традиции, с её непременными яркими свертками и коробками под ёлкой.

Правда, подчиненные Грегуара до сих пор несколько смущаются, когда обнаруживают под деревом подарки с собственными именами. Но, тот же Родик, например, просто не понял бы нас, если бы не обнаружил на месте свертков для того же Рольфа или мамки Рогнеды. Как так?! У него куча новых игрушек, а кто-то остался без ничего?!

По крайней мере, именно с истерики, устроенной им, когда он был еще в возрасте Беляны, началась эта маленькая добрая традиция. И я должен заметить, что среди работающих в нашем доме людей, не нашлось ни единого человека, "зажилившего" бы подарок для "барчука"… А может, это был его хитрый план? Ха!

Нет, я шучу, разумеется. Родион – моя гордость. Он добр, открыт и честен, даже несколько болезненно честен, я бы сказал. Надеюсь, что и Беляна оправдает мои надежды. Пока, эта белобрысая егоза, все-таки, слишком мала, чтобы серьезно говорить о ее характере. Хотя, знаменитая беловская упертость, уже просматривается, и весьма отчетливо…

После обязательного ритуала, я вернулся в спальню и взялся за письмо Оттона Магнусовича. Как всегда обстоятельный и точный, Бисмарк описал все перипетии переговоров, которые он вел с купцами Венда и Рейха, но пока, как он вынужден был отметить, результатов не было. Впрочем, сам герцог и не думал сдаваться, продолжая зондировать почву на предмет устроения первого европейского автомобильного завода. Да уж. Напоминание о единственной возможной причине неудовольствия государя, не добавило мне хорошего настроения, а представив грядущие неприятности, я и вовсе должен был бы скиснуть. Но… сегодня утро Нового Года, и мои дети ждут обещанного похода на городской каток. А значит, финансовые и жизненные неурядицы подождут. Столько, сколько нужно!

Надежно спрятав весь негатив, я, наконец, сменил пижаму на обычный костюм и, удостоверившись, что весь мой арсенал при мне, спустился в гостиную, где, под чашку чая принялся листать утренние газеты, до которых, в виду уважительных причин, я так и не добрался перед завтраком.

За этим занятием меня и застали уже собравшиеся и готовые к выходу дети, теперь с укором поглядывающие в сторону лестницы, по которой должна была спуститься Лада. Но, как и все женщины, моя жена не могла позволить себе выглядеть хуже собственных представлений о красоте, а посему ее сборы несколько затянулись. Что, дети, вполне ожидаемо, восприняли как воровство времени, которое они могли провести на катке.

Так что, когда Лада появилась в гостиной, она была удостоена двух весьма суровых взглядов. Приподняв бровь, жена с интересом покосилась на детей. Молча. Пантомима затягивалась, и Беляна не выдержала первой.

— Каток хоцу, — заявило мелкое чудо, и Родик вздохнул. Из-за сестренки он проиграл это маленькое противостояние.

— Уже идем, — кивнула Лада и, растрепав вихры на макушке сына, взяла дочь на руки.

Честно говоря, когда я впервые услышал про эту зимнюю забаву, то был немало удивлен. Ведь, вспоминая "тот свет", я прекрасно помнил, что каток был любимым развлечением детворы, но никак не взрослых. А здесь… Нет, хольмградцы тоже приходили на городской каток всей семьей, вот только родители ничуть не уступали своим детям, и с удовольствием рассекали по льду. Представьте себе эдакого джентльмена в пальто и котелке, в модных перчатках, чинно катящегося под ручку с супругой в довольно пышных юбках, подбитой мехом пелерине и огромной шляпе, и вы поймете, почему, в свое первое посещение этого зимнего аттракциона, я весь день улыбался, как идиот. Полностью стереть ухмылку с лица, я был просто не в состоянии. Но потом, ничего, привык… Да и трудно смеяться над людьми, когда сам выглядишь так же нелепо, как они.

— Выбрались на прогулку, Виталий Родионович? — голос Толстоватого нагнал меня, едва я ступил на лед, придерживая за руку Ладу. Дети же, уже укатились вперед, и теперь мы могли наблюдать, как Родион уверенно тащит за собой, вцепившуюся в него Беляну, эдаким куцым паровозиком…

Повернувшись к другу, я улыбнулся.

— Доброго дня, Вент Мирославич, Верея Нискинична. С праздником вас, — я наметил короткий поклон. Весьма аккуратный, иначе можно было и равновесие потерять. Все-таки, на льду я чувствую себя несколько неуверенно.

— Ох, простите мое невежество. Доброго дня и вам… Лада Баженовна, с праздником. Вот, что я говорил! — Толстоватый попытался хлопнуть себя ладонью по лбу и чуть не грохнулся, но был удержан от падения своей супругой, полненькой смешливой Вереей. Вот и сейчас, она еле удержала веселую улыбку. И деланно строго покачала головой, напомнив мне Ладу, когда она отчитывает сына за какой-то проступок.

— Вентик, ну нельзя же быть таким неаккуратным, — проворковала Верея голосом, абсолютно не вяжущимся с выражением ее лица.

— М-да, признаться, коньки, это, всё же, несколько не моё… хм, — смущенно проговорил Толстоватый, восстановив равновесие, и тут же переключился на другую тему. — Да! Виталий Родионович, а я же-таки исполнил вашу просьбу! Нашел, представляете, нашел замечательнейшего специалиста, представляете! И где бы вы думали?! Здесь же, у нас в Хольмграде. Оказывается, он недавно вернулся из Иль-де-Франс, там проходила встреча конструкторов, как вы бы сказали… энтузиастов воздухоплавания, да! А уже через месяц, он должен был отправиться в Рейх, для совместной работы с каким-то тамошним коллегой… Такая удача, что удалось застать его в городе… Иначе как везением, такое и не назовешь, да.

— Подождите, Вент Мирославич, не частите, — притормозил я полковника, до сих пор не утратившего юношеского задора, особенно, когда дело касается его голубой мечты о небе…

Но мне не удалось как следует расспросить друга, поскольку в тот же момент, откуда-то со стороны катка донесся громкий матерный перебор и возмущенно-испуганный крик… Родиона!

Молниеносно обернувшись на возглас, я с изумлением увидел огромного и явно поддатого мужика помятого, но еще недавно франтоватого вида, заносящего кулак над головой моего сына, за спиной которого сжалась в комочек Беляна. Расстояние было слишком велико, и я решился на то, чего никогда еще не делал вне учебных полигонов. Ладони сошлись в беззвучном хлопке и пьяного урода швырнуло вверх, спеленав по рукам и ногам внезапно ставшими плотными потоками воздуха. Еще один хлопок, и тело отчаянно матерящегося мужика, снарядом впечатывает в сугроб на той стороне катка. Слышатся возмущенные и испуганные крики, кто-то зовет городовых, а я, подхватив Ладу под руку, подлетаю к детям.

Из рваных объяснений напуганного Родика я узнаю, что он нечаянно налетел на катящегося по непредсказуемой траектории пьяного мужчину и, естественно, сбил его с ног. Он хотел извиниться, но мужчина вскочил на ноги и принялся орать, напугал Беляну, а когда пьяный франт занес руку, Родик, и сам перепугавшись, закричал. Вот так… Ну ничего, посмотрим еще, кто будет кричать следующим. Я окинул взглядом взбудораженных свидетелей произошедшего, заметил краем глаза, пробирающегося через толпу городового и, остановив взгляд на Ладе, вздохнул. Жена обнимала детей, гладила по голове Родика и одновременно старалась успокоить ревущую в три ручья Беляну.

— Родион, ты молодец. Правильно поступил, что позвал меня на помощь. Все-таки, это… — я мотнул головой в сторону что-то хрипящего из сугроба придурка, — не твоя весовая категория. Пока.

Я обернулся и, найдя взглядом подошедшего к нам Толстоватого, мгновенно растерявшего всю свою неуклюжесть, попросил его присмотреть за моими, пока я поговорю с виновником переполоха.

— Присмотрим, не волнуйтесь, Виталий Родионович. Все будет в лучшем виде, — заверил полковник, бросив короткий взгляд на супругу. — Только, вы уж там до смертоубийства не доводите…

— А это, друг мой, как получится… — я ощерился, и Вент Мирославич, кивнув, отошел в сторону.