Разговор у нас с послом вышел долгим, но без особых виляний и экивоков. Барон Сен-Симон, явно учел продемонстрированную мною недавно нелюбовь к манипуляциям, и говорил достаточно откровенно… для политика, желающего заполучить под крыло своего государства ценную личность. Правда, именно личность его сейчас не особо интересует, а вот ценность… это да. Сотня с лишним патентов оформленных на мое имя, представляет для Иль-де-Франс серьезный интерес, и французы уже пошли на многое, чтобы его удовлетворить. Правда, есть один нюанс. Если бы барон знал о моей осведомленности в части предпринятых его страной действий для скорейшего выпинывания князя Старицкого в эмиграцию, он бы не то что разговоры о подданстве вести не стал, на пушечный выстрел ко мне не подошел бы… и был бы абсолютно прав. Но, он не знает, и потому чувствует себя вполне комфортно в моем обществе.

— Князь, мы наслышаны о заводе, строящемся в Нордвик Дан при вашем участии… — протянул уже ближе к концу беседы, посол. — И могли бы предложить вам особые условия для создания подобного производства в Иль-де-Франс. К тому же, насколько я понимаю, в Нордвик Дан, вы вынуждены будете строить автомобили без использования магии… А наша клерикальная комиссия вполне может дать свое одобрение на использование магии при создании авто. Это обычная практика, так строятся, например, паровозы, корабли и дирижабли…

— Хм, это, несомненно, очень интересное предложение, барон, — я прикинулся валенком, не знающим, что подобные разрешения выдаются заседающей в Сен-Клу комиссией, только и исключительно, при исполнении подрядчиком военного заказа… — Я обязательно над ним поразмыслю.

— Подумайте, — покивал барон, и уточнил. — Но учтите, подобное разрешение может быть выдано лишь подданному Иль-де-Франс. И это, к сожалению, не тот вопрос, в решении которого я могу помочь, Боюсь, даже сам его величество, король Людовик не сможет приказать клерикальной комиссии выдать подобное разрешение подданному иной державы. Это будет противоречить духу и букве его присяги, и Генеральные штаты обязательно не преминут этим воспользоваться.

— Понимаю. Не хотелось бы становиться причиной политического кризиса в La Belle France. — Я усмехнулся.

В общем, результат нашей довольно долгой беседы был вполне ожидаемым. Я не ответил ни "да", ни "нет" на уговоры принять подданство Иль-де-Франс, и барон Люк де Сен-Симон, глава французского посольства в Вене и, по совместительству, глава центрально-европейской агентурной сети дипломатического корпуса Иль-де-Франс, решивший дать мне время на раздумье, откланялся, попутно заверив меня в своей поддержке, и оказании любой помощи, в случае, если вдруг в том возникнет необходимость. При этом, посол еще и мягко намекнул, что сможет помочь, даже если вдруг на меня ополчится вся полиция Европы. М-да, невысокого же мнения, оказывается господин барон о мыслительных способностях некоего Старицкого…

— Благодарю, барон. И надеюсь, что таковая помощь мне не понадобится, — растянув губы в улыбке, ответил я.

— О, простите, князь! Должно быть, мой русский не так хорош, как я смел надеяться, и вы меня неправильно поняли, — картинно всплеснув руками, проговорил посол, уже стоя на пороге. — Вы несомненно правы, в том, что касается вашего, как вы сказали, "молчаливого уговора", но русский царь злопамятен, и даже если он не сможет причинить вам прямой вред, в его силах уничтожить вашу репутацию, а то и лишить вас, если не жизни, то свободы! Подкупленные свидетели какого-нибудь преступления дружно укажут на вас, и все…

— О, если такое произойдет, то можете не сомневаться, в тот же день я отзову все свои патенты. Русские заводчики будут в восторге от такой перспективы… — протянул я.

— И все же, примите добрый совет, будьте осторожны, — покачал головой барон и, приподняв шляпу, откланялся. — Был рад составить знакомство. Честь имею, Виталий Родионович.

— Всего доброго, барон. Всего доброго, — я кивнул в ответ и, проводив взглядом садящегося в коляску посла, закрыл дверь.

Да уж, похоже, господин посол действительно не принимает меня всерьез. Что ж, тем лучше. Пусть видит вспыльчивого, несколько жадноватого князя-выскочку, обиженного на своего бывшего сюзерена и мечущегося в поисках нового пристанища, где его таланты "будут оценены по достоинству".

М-да уж. Ладно. На некоторое время я защищен от попыток французов затащить меня в подданные их христианнейшего короля, и это уже хорошо. Но терять время больше нельзя, надо форсировать события, иначе вцепятся господа дипломаты бульдогами, и черта с два от них отделаешься…

Придя к такому решению, я поднялся в кабинет и, еще раз отсмотрев список специалистов с Руси, давших согласие на работу в Нордвик Дан, заверил его своей подписью, после чего, вложив бумагу в один конверт с добрым десятком документов, запечатал письмо. Вовремя…

— Виталий Родионович… — постучав и получив разрешение войти, на пороге показался Грег. — Ваше распоряжение исполнено. Билет в первый класс до Вены. Поезд отправляется в следующий понедельник в четыре часа пополудни.

— Замечательно, — я кивнул Грегу и указал на конверт. — Это письмо необходимо отправить в ближайшее время. Сегодня уже поздно, а вот завтра с утра…

— Я отнесу его на почту, мессир, — дворецкий взял письмо и, вложив его во внутренний карман своего сюртука, выжидающе уставился на меня.

— Кофий, Грегуар. Кофий, — вздохнул я и развел руками. — И еще одно. Меня ни для кого нет. Это ясно?

— Совершенно, — невозмутимо кивнул Грег и, выйдя из комнаты, аккуратно прикрыл тяжелые створки высоких двойных дверей. Вот и славно…

Поезд привез меня в здешнюю столицу вальса и оперы, точно по расписанию. Так что, промозглым октябрьским утром я шагнул на перрон Глоггницера, или как, стало принято его называть после недавней перестройки, Южного вокзала.

И снова привокзальная площадь, экипажи и фыркающие лошади, время от времени встряхивающие головами так, что водяная пыль долетает даже до сидящих на облучках извозчиков. Впрочем, те, похоже, уже вовсе не обращают внимания на такой незапланированный душ. Морось пеленой затянувшая город давно вымочила их насквозь.

Поежившись под пронизывающим ветром, я поднял ворот пальто и, быстрым шагом преодолев расстояние от здания вокзала до края тротуара, забрался в первый попавшийся экипаж.

— В "Империал", — услышав распоряжение, извозчик хлопнул задвижкой "слухового" окошка и в следующую секунду экипаж, мягко качнувшись, тронулся с места.

Выбранная мною гостиница, несмотря на громкое название, была довольно скромной, а название ее произошло от того, что еще в позапрошлое царствование, сеть этих небольших отелей разбросанных по всем городам Острейха, принадлежала императорской фамилии. Не один государь пополняет свою кубышку подобным образом, как оказалось.

Узнал я это, равно как и собственно название самой гостиницы, во время короткого разговора со сторожем, что следит за квартирой в Инсбруке. И отзывался он о бывшем бизнесе императоров весьма лестно. Вот, заодно и проверю, так ли уж прав сей господин…

Отель, расположенный в районе Фаворитен, недалеко от Виденского дворцового комплекса, действительно, оказался небольшим, но весьма уютным зданием, построенным с витиеватостью, характерной, по-моему, только острейхской архитектуре ушедшего столетия. Округлые формы, огромное количество лепнины, высокие окна и обилие мелких деталей делали это трехэтажное здание похожим на затейливую игрушку… И интерьеры полностью соответствовали внешнему виду.

— Добрый день. Рады приветствовать вас в нашем отеле, — появившийся за стойкой, портье растянул губы в дежурной, но довольно приятной улыбке. — Желаете занять номер?

— Именно, — кивнул я и у меня перед носом тут же оказался журнал записей постояльцев.

— У нас сейчас свободны…

— Номер три "а", будьте любезны, — заполнив указанную строку в журнале, проговорил я. Улыбка чуть угасла, но не исчезла вовсе. Портье медленно кивнул и, протянув руку к стойке с ключами, не глядя, ухватил нужный брелок.

— Пожалуйста. Если пожелаете, обед можно подать прямо в номер. Это включено в его стоимость.

— Благодарю. Меню?

— На столике в гостиной, — с готовностью кивнул вновь оживший портье.

— Замечательно. Я позвоню сразу, как определюсь с выбором.

— Как вам будет угодно, — улыбнулся портье и окликнул стоящего в отдалении паренька в темно-синей униформе с узнаваемой шапкой-таблеткой. — Генрих, проводи господина в его номер.

Паренек тут же вскинул голову и во мгновение ока оказался рядом. Тут же, саквояж, словно сам собой перекочевал из моей руки в руки Генриха, и паренек, пробормотав короткое приветствие, устремился к широкой лестнице с массивными мраморными перилами.

Номер… Ну что сказать, ничего особенного. Гостиная комната, спальня и ванная. Все помещения довольно просторные, но за счет массивной мебели создается уютное ощущение какой-то камерности. На высоких арочных окнах, тяжелые темно-зеленые портьеры сочетаются с полупрозрачными белоснежными шторами, стены гостиной выкрашены в салатовый цвет, спальни – обиты мягкими тканевыми обоями палевого оттенка… и везде лепнина, лепнина. Розетки, карнизы, бордюры… Острейх, что тут еще скажешь…

Снабдив Генриха полукроной, я запер за ним дверь и, шагнув к журнальному столику в гостиной, подхватил меню. Последний раз, я ел вчера, перед отъездом на вокзал, не подумав о том, что поезд будет останавливаться только ночью, когда ни один вокзальный буфет попросту не работает. Так что, голод меня терзал нешуточный. Посему, даже не скинув пальто, я взялся за меню, посчитав, что как раз, к тому моменту, когда я приведу себя в порядок, и прибудет и заказанный обед… или завтрак? Да, черт с ним, лишь бы побольше и повкуснее.

Насчет побольше, я, кажется, немного перестарался. Понимание этого факта пришло ко мне, едва все тот же Генрих вкатил в гостиную огромную тележку заставленную не менее гигантскими блюдами. Впрочем, на деле, все оказалось не так страшно. Да, размеры того же венского шницеля меня не могли не впечатлить, но он оказался на диво тонким, так что исчез в моем желудке в считанные минуты. А вот суп с блинной стружкой и картофельный салат, я осилил с некоторым трудом… Впрочем, у меня еще хватило сил на половину немаленького кофейника с черным кофием, под привычный турецкий табачок. Явившийся в этот момент, чтобы забрать посуду, Генрих недовольно покосился на ароматную черную жидкость в моей чашке и, печально вздохнув, принялся убирать опустевшие тарелки обратно на тележку. Ну конечно, пить в Вене черный кофий, когда весь город с ума сходит по меланжу, это же не комильфо, господа…

Окинув насмешливым взглядом фонящего недовольством паренька, я хмыкнул и, вытащив из газетницы сегодняшний номер "Нойе Цайтунг", углубился в чтение.

Поняв, что на этот раз чаевых не будет, Генрих полыхнул еще большим возмущением и, нарочито громко гремя посудой, удалился из моего номера. Вот, люди… можно подумать, я ему чем-то обязан? Держал бы свои эмоции в узде, глядишь и еще полкроны получил бы, а так…

Покачав головой, я бросил взгляд в сторону закрывшейся двери и, вздохнув, вернулся к чтению. Не сказать, что это было очень увлекательно, но с другой стороны, разыскивать в этом рассаднике светских сплетен и слухов знакомые по Инсбруку имена, оказалось довольно забавно… а иногда и полезно. Так, например, я с удивлением узнал, что бургомистр Инсбрука добился проведения Рождественского Офицерского бала в Хофбурге, тогда, как традиционно, для этих целей использовался Виденский дворец Фаворита, недалеко от которого, собственно, я сейчас и нахожусь.

Вспомнив благодарность выказанную мне от имени управителя Инсбрука, я в очередной раз подивился зигзагам придворных интриг и их целям, после чего, хмыкнув, отложил газету в сторону. За окном вроде бы развиднелось, и я собрался выйти на небольшую прогулку. В конце концов, побывать в Вене и не прогуляться по ее улицам, это просто кощунство. Тем более, что эта Вена, ничуть не похожа на свою сестру с "того света". Пока мы ехали с вокзала в отель, я успел приметить и небольшие, сияющие золотом листвы, скверы, и изящные дома, внешнему виду которых уделялось едва ли не больше внимания, чем внутреннему убранству, и широкие улицы, правда, в основном пустые из-за дождя… Славный, красивый город…

От размышлений, меня отвлек стук в дверь. Пришлось открывать…

— Добрый день, Виталий Родионович. Давно не виделись, а? — гость распахнул дверь и, отправив шляпу на вешалку, шагнул мне навстречу.

— Не то слово, Ларс Нискинич, не то слово.