Оставление нами Ставрополя, бои под Армавиром, на Урупе и в Баталпашинском отделе. Очищение от большевиков левого берега Кубани. Двадцативосьмидневное сражение под Ставрополем (10 октября – 7 ноября)

10 октября Невинномысская группа большевиков перешла в наступление на север, на фронт Дроздовского. Это было началом решительного для Добровольческой армии двадцативосьмидневного сражения под Ставрополем.

Отряду Дроздовского предстояло всемерно задерживать противника до подхода с севера 2-й и 2-й Кубанской дивизий.

10-го Дроздовский отразил наступление большевиков, и только на правом фланге его большевики сбили пластунов и овладели Барсуковской. На следующий день он сам перешел в контратаку, понес серьезные потери, но безуспешно. Ввиду того, что на западе была потеряна важная позиция – гора Недреманная, Дроздовский с рассветом 12-го отошел к Татарке, в 11 верстах от города, где в ночь на 14-е был вновь атакован большевиками и отброшен к северу. В течение дня 14-го Дроздовский вел напряженный бой на подступах к Ставрополю, стараясь при помощи подошедшего с севера Корниловского полка вернуть захваченную большевиками гору Базовую. Атаки корниловцев и самурцев не имели успеха, и пополудни дивизия очистила Ставрополь, отступив к северу. Толпы мирного населения покидали злополучный многострадальный город, спасаясь от большевистского нашествия. В Ставрополь вошли красные войска и приступили к расправе…

Одновременно с наступлением главных сил большевиков в направлении Ставрополя колонна их продвигалась вниз по Кубани, захватывая переправы, причем к 14-му весь правый берег до У беженской оказался в их руках.

В течение ближайших дней противник вел частные атаки в северном направлении для обеспечения Ставрополя, не стремясь или не будучи в силах развивать свой успех над ослабленными и разрозненными частями нашей Ставропольской группы. И к 18-му, когда подтянулись части 2-й и 2-й Кубанской дивизий, Ставропольская группа Боровского располагалась по фронту Ново-Марьевка—село Пелагиада—Дубовка, в 13–20 верстах от города. Фронт большевиков шел кругом Ставрополя через Надеждинское—Михайловское—Сенгилеевское—Ново-Екатериновку.

Я с полевым штабом и, как всегда, с начальником штаба, с которым мы были неразлучны, находился в эти дни на армавирском направлении. Отдав генералу Казановичу последний батальон и не имея более в своем распоряжении резервов, я видел возможность успеха только в настойчивом выполнении основного плана, и в частности в развитии активности нашего Западного фронта. Генералам Казановичу, Врангелю и Покровскому было подтверждено напрячь крайние усилия, чтобы сбросить Левобережную группу противника в Кубань и тем развязать нам руки на ставропольском направлении.

Генерал Казанович 13 октября внезапной атакой овладел Армавиром, захватив большие трофеи. На другой день его дивизия отбросила противника за Уруп, разбила его вновь у Коноково и, преследуя обоими берегами, к 16-му дошла до Николаевки и Маламино.

Конница генерала Врангеля не могла развивать этот удар: с 10-го числа она была прикована к Урупу настойчивыми атаками противника, причем Бесскорбная несколько раз переходила из рук в руки. Только 15-го дивизия вышла частью сил на правый берег Урупа и имела там некоторый успех. Но 17-го большевики перешли в контратаку на всем фронте между Урупом и Кубанью и оттеснили конные части генерала Врангеля за Уруп, а дивизию генерала Казановича – под Армавир к разъезду Вольному…

В эти дни Минераловодская группа несколько раз возобновляла наступление на полковника Шкуро по всему фронту от Невинномысской до Суворовской, но безрезультатно, и партизаны по-прежнему совершали удачные набеги на железную дорогу.

Не было ни сведений, ни донесений от генерала Покровского. Наблюдая 17-го бой у Казановича, я убедился, что здесь разрешения задачи искать трудно. Послал вновь приказание Покровскому о крайней необходимости взятия Невинномысской и выхода в тыл Армавирской группе противника…

Только 21-го мы получили радостное известие, что 18-го Покровский после упорного боя овладел и станцией Невинномысской, захватил там большую военную добычу и преследует большевиков на северо-запад и на юго-восток… От Армавира и Урупа потянулись уже большевистские резервы в сторону Невинномысской, вступившие в бой с Покровским 19-го, но отброшенные к северу, в то время, как часть нашей конницы, распространяясь вдоль железнодорожной линии, заняла станцию Барсуки.

Этим ослаблением сил Армавирской группы воспользовалась 1-я конная дивизия, 20-го генерал Врангель произвел перегруппировку, оставив заслон у Урупской и перебросив главные силы к Бесскорбной 21-го, перейдя реку, он обрушился на большевистскую дивизию, разбил ее наголову и преследовал уцелевшие остатки ее в направлении Успенской; юго-восточнее такая же участь постигла еще два большевистских полка… 22-го доблестная дивизия продолжала преследование, добивая отставшие части противника, и захватила станцию Овечка, куда вскоре подошла пехота Казановича с бронепоездом За эти два дня кубанцы Врангеля взяли около 2 тысяч пленных, 19 пулеметов, огромные обозы.

Немногие уцелевшие войска Армавирской группы, прижатые к Кубани, текли безостановочно на юго-восток; совместно с отрядами, остававшимися на левом берегу Кубани, они с мужеством отчаяния обрушились на Покровского и 21-го выбили его из Невинномысской Только 23-го после трехдневных тяжелых боев он вторично и окончательно овладел Невинномысской.

1-я конная дивизия сосредоточилась в районе Успенской, 1-я – у Овечки.

18 октября в одной из хат станицы Рождественской собралось офицерство 3-й, отчасти 2-й дивизий; я ожидал, что после перенесенных безмерно тяжелых боев и ставропольской неудачи увижу хоть тень моральной усталости и разочарования… И был глубоко обрадован их настроением. Они жадно ловили всякий намек на улучшение общего положения и интересовались только тем, что облегчало нам дальнейшее ведение борьбы. Я видел части – сильно поределые, истомленные, полуобмерзшие, в обтрепанный легкой одежде – зимняя стужа наступила в этом году рано – и тем не менее готовые к новым боям.

Я мог порадовать их последними сведениями о европейских событиях, о падении Германии, торжестве союзников и об открывающихся перспективах. Помогут ли нам союзники войсками – не знаю, но материальную частью – несомненно и в широком масштабе. Это, впрочем, дело будущего. А теперь я привез с собою немного теплой одежды, несколько сот пополнений, на сей раз много патронов и… глубокую, ничем не сокрушаемую уверенность в доблести добровольцев, которая приведет, несомненно, к нашей победе в предстоящем решительном сражении.

Первые успехи на Шурупе и под Невинномысской вызвали большой подъем в нашей Ставропольской группе, несколько отдохнувшей и пополненной.

22-го генерал Боровский перешел в наступление по всему фронту.

2-я и 3-я дивизии направлены были на Ставрополь с севера по обеим сторонам железной дороги, 2-я Кубанская дивизия – через Надеждинскую с востока. В первый же день Боровский имел некоторый успех: пластуны заняли Сенгилеевскую, Улагай – Надеждинскую, а 2-я и 3-я дивизии, хотя и с тяжелыми потерями, дошли до самой окраины города, 23-го бой продолжался, причем 2-й Офицерский полк дивизии Дроздовского стремительной атакой захватил монастырь Иоанна Предтечи и часть предместья. Мой полевой штаб находился в эти дни под Ставрополем на станции Рыдзвяная, и я с генералом Романовским и несколькими офицерами штаба, следуя со 2-м Офицерским полком, вошли в монастырь несколько преждевременно: попали под контратаку противника, вскоре, впрочем, отраженную.

Далее войскам Боровского продвинуться оказалось не под силу. 24-го противник сам переходил многократно в контратаки, особенно настойчивые на фронте 3-й дивизии и Корниловского полка; обе стороны понесли тяжелые потери, и наступление наше захлебнулось.

Так как к тому времени левобережные дивизии закончили свою операцию, я получил возможность все силы Добровольческой армии направить против Ставрополя.

Генералу Боровскому на северном Ставропольском фронте приказано было временно перейти к активной обороне; генералу Врангелю, очищая попутно правый берег Кубани в сторону Убеженской и Николаевской, сосредоточиться в Сенгилеевской для атаки Ставрополя с запада; генералу Казановичу – наступать через гору Недреманную и Татарку с юга; генералу Покровскому, совместно с Партизанской дивизией Шкуро, через Темнолесскую – с юго-востока; для удержания Невинномысской оставался отряд генерала Гартмана – пластунские батальоны 1-й и 1-й Кубанской дивизии, а ополчения Баталпашинского отдела должны были обеспечивать операцию со стороны Минераловодской группы противника.

Я съездил вновь на армавирское направление, видел войска Казанозича и Покровского под Невинномысской, куда приехал и Шкуро. И по вынесенному впечатлению от чудесного настроения войск и начальников не беспокоился более за окончательный исход Ставропольской операции.

Вернувшись к Ставрополю, я застал все то же положение. В течение четырех дней большевики вели упорные атаки на всем фронте Боровского. Мы потеряли Сенгилеевскую, но сохранили свое положение под Ставрополем ценою новых тяжелых потерь. В то же время 2-я советская Ставропольская дивизия, воспользовавшись ослаблением заслона генерала Станкевича, с 17-го перешла в наступление и к 24-му отбросила его от Большого Джалги к Тахтинскому, где он и сдерживал в дальнейшем противника.

Войска с юга между тем подвигались. К 29 октября генерал Врангель, очистив берег Кубани и разбив большевиков у Сенгилеевской, подступил к Ставрополю с запада; генерал Казанович атаковал гору Недреманную; генерал Покровский, сбивая арьергарды противника, к вечеру 28-го дошел до горы Холодной, в 10 верстах к юго-востоку от Ставрополя; обе фланговые дивизии вошли в связь с частями Боровского.

Это тактическое положение внесло крайнюю нервность в настроение обложенного кругом города и в ряды большевистских войск. Город был забит тысячами раненых, больных, тифозных большевиков, и каждый день увеличивал число их. Все пути подвоза были отрезаны. В Ставрополе, как передавали вырвавшиеся оттуда, носились уже зловещие слухи об измене… Некоторые большевистские части постановляли тайно сдаваться нам, но попытки их в этом направлении ликвидировались поставленными сзади позиций пулеметами. Только Таманская группа, стоявшая против войск Боровского, оставалась вполне надежной и решила «драться до последнего…»

Большевистское командование решило, очевидно, прорвать блокаду, 29-го советские войска крупными силами обрушились на весь фронт генерала Боровского и отбросили 3-ю дивизию, понесшую вновь громадные потери, версты на две от ее позиций. На прочих участках многократные атаки противника успеха не имели.

Этот день стоил и нам, и в особенности противнику, очень дорого. Изнуренные потерями большевики 30-го не возобновляли атак.

Между тем с юга кольцо сжималось: генерал Казанович, атаковав 29-го гору Недреманную с крутыми скатами, взял ее, отбил несколько контратак и 30-го подошел к Татарке; рядом и восточнее генерал Покровский атаковал гору Базовую и Холодную. На горе Холодной был захвачен и закрыт ставропольский водопровод.

К 29 октября с занятием Покровским станицы Темнолесской вся Кубанская область была освобождена от большевиков.

Большевистское командование еще раз напрягло все свои силы, чтобы вырваться из окружения, и на рассвете 31-го вновь атаковало на севере фронт группы Боровского, на юго-востоке – конницу Покровского. На этот раз совершенно растаявшие полки 2-й и 3-й дивизий не выдержали и опрокинутые и преследуемые противником поспешно уходили на северо-запад, остановившись только на высоте селения Пелагиады. Конница Улагая отошла к Дубовке. Части Покровского были также несколько потеснены.

Отбиваясь от наступавших большевиков с перемешанными остатками своей дивизии и ведя их лично в контратаку, доблестный полковник Дроздовский был тяжело ранен в ступню ноги… Пал сраженный пулей в висок командир Корниловского полка полковник Индейкин…

Ввиду пассивности большевиков на западном их фронте генерал Врангель, оставив против него часть сил, с четырьмя полками кубанцев свернул на Ново-Марьевку, ударил в тыл наступавшей там левой колонне противника и, отбросив его к северо-востоку, занял вновь монастырь и предместье, оставленные дроздовцами.

Наступила ночь. На севере все стихло, но на юге и западе шел еще сильный огонь…

Прорыв удался. Большевики вырвались из кольца. Образовав новый фронт по линии Дубовка (южнее) – Михайловское – Ставрополь – гора Базовая, они поспешно стали перебрасывать свои тылы в направлении Петровского…

Еще из Невинномысской я и старшие кубанские начальники снеслись телеграфно с кубанским правительством по вопросу об отсрочке открытия Краевой Рады, назначенного на 28 октября, до окончания Ставропольской операции, чтобы дать возможность кубанским начальникам, избранным членами Рады, принять участие, по крайней мере, в первых ее шагах… Это предложение вызвало возмущение в рядах Черноморской группы и обвинение командования в саботировании Рады. Кубанское правительство не сочло возможным отложить открытие Рады. Частное совещание ее 27-го постановило лишь в программу первых дней включить вопросы внутреннего распорядка, а торжественное заседание в моем присутствии назначить на 1-е ноября.

Считая весьма важным в политическом отношении мое обращение к Раде до начала ее работ, я в ночь на 1-е решил поехать на несколько часов в Екатеринодар. Во время произнесения мною в Раде речи пришла телеграмма, что бригада 1-й конной дивизии генерала Бабиева ворвалась в Ставрополь… Это известие, которым я поделился с Радой, вызвало бурную радость всех собравшихся… Той же ночью я вернулся в Пелагиаду. Оказалось, что генерал Бабиев занимал 1-го вокзал, но противник остался еще в городе, и только пополудни 2-го при поддержке Самурского и 1-го Кубанского стрелковых полков и броневиков 1-й конной дивизии удалось окончательно овладеть городом.

Ставрополь был взят. Большевики оставили в нем 21/2 тысячи непогребенных трупов и до 4 тысяч невывезенных раненых. На дверях лазаретов были надписи: «Доверяются чести Добровольческой армии…» Они могли рассчитывать на безопасность своих раненых. Мы – почти никогда. Во всяком случае, наши офицеры, попадавшие в руки большевиков, были обречены на мучения и верную смерть.

Но большевики, понесшие огромные потери, проявили все же упорство необыкновенное, 3-го я двинул войска в наступление на восток, и в тот же день большевики тоже перешли в наступление, опять оттеснив наши части, действовавшие севернее Ставрополя, и оказывая вместе с тем упорное сопротивление Казановичу у Надеждинского. Четыре дня еще шли бои возле Ставрополя, и только 7-го путем полного напряжения сил наша атака лучших и наиболее сохранившихся красных войск – Таманской группы, сосредоточенной в районе Тугулук—Дубовка—Пелагиада, увенчалась окончательным успехом: наступление остатков пехотных дивизий с запада, дивизии полковника Улагая с севера, конницы генерала Врангеля с юга от Ставрополя – войска противника были окружены, разбиты наголову и обратились в паническое бегство. Их преследовали в направлении Петровского 1-я конная и 2-я Кубанская дивизии, сведенные после своего соединения в конный корпус под начальством генерала Врангеля. Восточную группу красных, отходивших на Старо-Марьевское и Бешпагир, преследовали части Покровского и Шкуро.

А в те же памятные дни случилось и другое знаменательное событие, произведшее на Юге огромное впечатление: союзный флот вошел в Черное море, и 9 ноября первые суда его появились на рейде Новороссийска.

Сражение под Ставрополем имело громадное значение для Добровольческой армии Пройдет еще 21/2 месяца в непрестанных боях, Северо-Кавказская большевистская армия, развертываясь и пополняясь, вновь будет насчитывать 60–70 тысяч бойцов, но уже никогда не оправится от нанесенного ей поражения.

Основные части Добровольческой армии во второй раз, казалось, гибли. 2-ю, 3-ю дивизию, некоторые пластунские батальоны пришлось вывести на длительный отдых для формирования и пополнения, 1-я оставалась еще на Ставропольском фронте. В добровольческих полках, проведших через свои ряды по многу тысяч людей, оставалось налицо 100–150 штыков. Несколько лучше было положение кубанских конных дивизий, в которые безостановочно с занятием каждой новой станицы приливала живая волна.

Люди гибли, но оставались традиции, оставалась идея борьбы и непреклонная воля к ее продолжению. Старые, обожженные, обрубленные, но не поваленные стволы обрастали новыми ветвями, покрывались молодой листвой и снова стояли крепко в грозу и в бурю.