Разобрался, называется. Я обвёл взглядом белоснежные, без единого стыка, стены и скривился, бросив взгляд на сияющий одной огромной лампой, потолок, так раздражающий меня своим тихим, но очень неприятным гудением. Оригинальные камеры у господ преображенцев, оказывается. Эдакий белый кубик со сторонами в два метра, без каких-либо удобств. Впрочем, какие к черту удобства, если здесь вообще ничего нет. Даже какого-нибудь завалящего топчана… Унылое местечко.

Покосившись на еле видимый в стене абрис двери, я вздохнул и, усевшись на холодный, просто до жути холодный пол, в очередной раз погрузился в медитацию. Можно было бы попробовать подстелить под задницу кинетический щит, но… «кубик» оказался не только унылым и начисто лишённым комфорта. Он, зараза такая, был ещё и артефактом, вроде браслетов — подавителей. С той лишь разницей, что наручи вытягивают формирующиеся стихийные техники, а эта идиотская камера разрушает даже эфирные воздействия… правда, лишь те, что направлены вовне тела заключённого. Так что, с холодом пола я справился, воспользовавшись старыми, еще Тамошними методиками. Подкрепленные легкими эфирными воздействиями на мою пятую точку, они позволили начисто игнорировать пробирающий до костей холод. К сожалению, пока на этом мои победы и закончились. Что ж, зато у меня есть время, чтобы разобрать всё произошедшее у моего дома, и разложить по полочкам. Опять.

Не успел. Мой уже восьмичасовой, судя по внутреннему хронометру, отдых в этом «кубике» был прерван тихим шипением, с которым дверь камеры ушла в сторону.

— Задержанный, встать. Лицом к стене, руки за спину. — Равнодушный, усталый голос проговорил уже слышанную мною сегодня формулу приказа. Что ж, последую совету… Стук двух пар каблуков по полу. На руках щелкнули знакомые браслеты и руки охранников, подхватив меня под локти, резко развернули лицом к выходу. — Пошёл.

И ведь знал же, что ничего хорошего от тех «чипэндэйлов» ожидать не придётся. И всё равно прозевал. Точнее, даже не так. Попал. Поняв, что прибывшие машины, это и есть та самая пресловутая «кавалерия из-за холмов», как говаривали представители нашего самого вероятного противника Там, я непозволительно расслабился. Ну как же, это ж «наши»! А то, что в Преображенском приказе народу служит не много, а очень много, и не каждый из них осведомлён о моём великолепии, как-то не учёл. В общем, получилось как в дурном анекдоте: я к ним с распростёртыми объятиями, а они меня мордой в пол… Расслабился. Впрочем, не воевать же мне было с государевыми людьми? Я человек наглый, но лезть в одиночку против тех, кого опасаются даже именитые? Хм… Да и приказных тоже понять можно. Выехала тревожная группа на автоматический сигнал опасности. А на объекте, вместо прячущегося под матрацем пятнадцатилетнего юнца, какая-то «минирэмба» стволами размахивает, с тактического шлема пот стирает, и ни следа супостата… Понимаю, да. Картинка настолько нетипичная, что сам господь велел действовать по инструкции. Но мордой в грязь-то зачем?!

Мимоходом бросив взгляд за спину и, чуть не схлопотав от дернувшегося было конвоира, предупреждающий окрик с «тычком доходчивости», с удовольствием замечаю грязные разводы на белоснежном полу, оставшиеся после моего пребывания в «кубике». Остальная грязь, к сожалению, до сих пор засохшим ровным слоем покрывает мои ботинки, штаны и руки. Куртку, вместе с прочей амуницией у меня отобрали ещё перед посадкой в машину. Хорошо ещё, что увидев характерную черно — красную расцветку вездеходов, я предусмотрительно припрятал свою «трещотку», перед тем, как выйти этим самым «вроде нашим»…

Вообще, всё это, конечно, ерунда. Больше всего меня беспокоит нападение, но за проведенное в «кубике» время, я уже успел прокрутить столько вариантов, что голова пухнет. И вывод прост и незатейлив. В отсутствие какой-либо информации, любые гипотезы будут абсолютно недоказуемы. А значит… Значит, придётся постараться прикрыться со всех возможных сторон и… искать, искать все возможные сведения. Хм… когда выберусь из здешних застенков, разумеется. Ведь, выберусь же, а?

Наш поход по широким безликим коридорам, выкрашенным в деловито — унылый серый цвет, подошел к концу. Окрик конвоя и я опять стою враскоряку у стены, пока открывается дверь… в кабинет. Ага. Значит, сейчас будет допр… впрочем, нет. Допрос, это для обвиняемых. А мне пока ничего не предъявили, только промурыжили почти девять часов в том идиотском «кубике»… Значит, беседа. Которая, конечно, может плавно перейти в допрос обвиняемого… ну, это в худшем случае и, надеюсь, до такого не дойдёт. Иначе, я буду очень разочарован в господине Брюхове лично, и «клубе эфирников» в целом.

Мне, наконец, разрешили отлипнуть от стены, и я смог толково рассмотреть помещение, только что увиденное мною, что называется, краем глаза.

М — да, это не Эрмитаж. Всё те же, уныло — серые, словно окрашенные шаровой краской стены, низкий и такой же серый потолок. Металлический стол со скругленными углами, привинченная к полу табуретка… тоже стальная. Ну да, аскетический подвиг моей задницы продолжается. Не отморозил на полу «кубика», продолжу в допросной, но доведу процесс до конца.

Да… а собеседника, похоже, мне подобрали с учётом соответствия общему декору помещения. Блёклое невыразительное лицо, какая-то усредненная вялая фигура, жидкие волосёнки неопределенно — мышиного цвета. Сонный взгляд… Снулая рыба какая-то, а не человек. Бр — р. И ведь, судя по обручальному кольцу, кто-то ж на него польстился! Впрочем, это я уже со зла ворчу. Кто его знает, может сей господин просто образец идеального мужа. А что на рыбу смахивает, так… с лица воду не пить. Верно?

— Присаживайтесь, Кирилл Николаевич. — А голос… хоть бы масла выпил, что ли? Скрипит же, как несмазанное тележное колесо! — Жалобы, просьбы?

— Ага. Подстилочки не найдется? А то я в вашем «кубике» себе всю задницу отморозил! — Кивнул я. О! Оно живое! Вон как глазками залупал, болезный… и в эфире, кстати, что-то эдакое, колыхнулось. Ха… значит, не всё так страшно. Будем разговаривать. — И сигаретку бы, если не сложно… а?

— Полагаю, вы не знаете, что курение до совершеннолетия запрещено? — Почти моментально справившись с собой, проговорил мой собеседник…

— А ведь он тебя уел, Законник. — Досмотрев запись до конца, рослый и тучный майор в черно — красном мундире Преображенского приказа, крутанулся на вращающемся кресле, жалобно под ним скрипнувшем, и весело подмигнул сидящему напротив него коллеге из Следственного стола. Тот, в ответ, только лениво пожал плечами, отводя свой рыбий взгляд в сторону, но майор не отстал, наоборот растянул губы в улыбке и процитировал, — «насколько мне известно, запрещена продажа табачных изделий лицам не достигшим восемнадцати лет. А о запрете указанным лицам курить, нигде не сказано»…

— Да, я был непозволительно небрежен в формулировках. — Равнодушно кивнув, проскрипел его собеседник. — Больше такое не повторится, обещаю. И рекомендую подать от Приказа прошение на Высочайшее имя, о формировании в нашем законодательстве соответствующего запрета на курение для лиц не достигших восемнадцатилетнего возраста.

Майор тяжело вздохнул. У него опять не получилось раскачать этого… этого зануду, не сказать ещё хуже. Приказной махнул рукой и поставил запись на повтор.

— Ладно, давай ещё раз посмотрим, что там нагородил наш гость… — На широком экране опять потянулась тягомотина долгой трёхчасовой беседы. Правда, на этот раз, майор не стал крутить её от начала до конца, останавливаясь только на тех моментах, что зацепили его во время предыдущего просмотра.

— Проверили его слова об этом бывшем конном клубе? — Тормознув воспроизведение, спросил майор. Снулый кивнул.

— Да. Есть решение суда, по которому четыре гектара земли, где находится бывшая конная база, принадлежат Кириллу Николаеву на праве собственности. Так что, если следовать закону о защите частной собственности, наш «гость» был в своём праве, пытаясь изгнать незваных посетителей, доступными ему методами. Конечно, есть кое — какие огрехи в части отсутствия на территории соответствующих предупреждающих табличек, но в целом…

— И как он этого добился, интересно. — Пробормотал майор, небрежно перебивая собеседника. — Конечно, территория парковая лишь условно, но… вплотную к таковой прилегает, а та точно запрещена к продаже. Что скажешь, Законник?

— О! — В этот момент снулый преобразился. И куда только девалась его сонная заторможенность. Сейчас, перед майором сидел именно тот человек, от одного имени которого дрожали все поверенные Москвы. Въедливый гений казуистики, с легкостью щелкавший любые «серые» схемы и процессуальные ловушки, словно белка кедровые орешки. Глаза горят, спина прямая… ну, хоть сейчас на парад! — Это, действительно, было красивое решение. Превышение лимита срока аренды указанного в договоре… на пятьдесят лет. Девяносто девять, вместо сорока девяти. Опечаточка. Документарная проверка выявила нарушение, дело было направлено в суд. Штрафы и сборы выплачены сторонами в полном объёме. Умысел чиновника, некоего Ренна, занимавшегося подготовкой договора, не доказан. За халатность получил выговор и… отправлен на курсы повышения квалификации. Скорее всего, по завершении их, будет поставлен на должность соответствующую его навыкам и знаниям, с испытательным сроком, разумеется.

— И? — Поторопил разливающегося соловьем приказного, майор.

— А после завершения разбирательства и уплаты всех присужденных сумм, господин Николаев подал иск о признании его права собственности на полностью оплаченную им недвижимость. Ввиду известных обстоятельств, суд принял положительное решение по делу, которое и вступило в силу, в середине октября.

— И никаких аукционов. — Восхищённо покачал головой майор. — Глава муниципалитета отделался лёгким внушением, исполнитель получил повышение в качестве компенсации за выговор, а наш пострел — четыре гектара земли в столице по минимальной цене. Хм. Надеюсь, ты догадался перевести его из карцера, в обычную камеру?

Но, глянув на вытянувшееся лицо коллеги, майор понял: нет, не додумался.

— Кошкин! Бегом, пока он не свихнулся, или не начал писать ещё один иск. — Пытаясь сдержаться, проговорил он. Законник с неожиданной прытью сорвался с места, хлопнула дверь кабинета, и майор, наконец, позволил себе выматериться.