Без пятнадцати восемь Ахмет спустился на три лестничных пролета вниз и позвонил в квартиру Джемиля. Из кухонной двери выглянула молоденькая горничная и улыбнулась, будто увидела что-то забавное. Парадную дверь она открывать не стала, пригласила Ахмета пройти через кухню. Ему захотелось немного задержаться на кухне, чтобы вдохнуть запахи еды, посмотреть, как торопливо работает повар, выяснить, какие блюда будут поданы к столу, и подготовиться к встрече с таким количеством родственников разом; поэтому он решил выпить стакан воды. Закрыв дверцу холодильника, Ахмет сказал себе: «Да, я художник. Мое призвание — живопись!» — и вышел из кухни.

Первой, кого он увидел, войдя в гостиную, была тетя Айше. Заметив племянника, она встряхнула головой, будто что-то вспомнила, и сказала:

— А! Я ведь собиралась зайти к тебе наверх. Дочь одной моей подруги выходит замуж. Мы решили преподнести ей на свадьбу одну из твоих картин.

— Конечно, тетя, пожалуйста. Заходите, я вам что-нибудь подарю.

— Нет-нет, мы хотим купить! — запротестовала тетя. Увидев упрямое выражение на лице Ахмета, прибавила: — Иначе не возьмем! — и крикнула мужу: — Слышишь, Ремзи, он хочет бесплатно отдать нам картину!

Ремзи пил виски в компании Джемиля и Недждета, мужа Лале. Увидев Ахмета, они оживились и громко его поприветствовали. Ахмет подошел к ним. В комнате клубился табачный дым. На столике перед мужчинами стояли блюдца с фисташками и лесными орехами. На какое-то мгновение все трое задумчиво уставились на Ахмета, потом Недждет пригласил его присесть.

— Пить будешь? — спросил Джемиль. — Виски, джин с тоником?

— Нет, спасибо.

Но Джемиль явно был уверен, что перед едой необходимо что-нибудь выпить:

— Тогда, может быть, вино или ракы? Или апельсиновый сок? — И он крикнул, чтобы принесли апельсинового сока. Потом снова повернулся к Ахмету: — Ну, кузен, рассказывай, как поживаешь. — Ему нравилось напоминать Ахмету о родственной связи между ними. — Что-то ты совсем к нам не заходишь.

Ахмет что-то пробормотал в ответ и стал прислушиваться к возобновившемуся разговору. Недждет рассказывал о недавно купленной стереосистеме и пытался выяснить у Ремзи, правильно ли он расставил колонки, но тот никак не мог представить себе, как именно они размещены. В конце концов тему закрыли, решив, что Ремзи как-нибудь на неделе заглянет к Недждету и увидит всё своими глазами. Потом Недждет задал Джемилю вопрос по поводу страховки. Ремзи тоже нашлось, что сказать на этот счет. Джемиль заявил, что на всех заправочных станциях бензин разбавляют водой. Недждет поинтересовался, доволен ли Джемиль своим новым транзисторным радиоприемником. Ремзи рассказал, как, будучи в Анкаре, смотрел в отеле телевизор, и прибавил, что не верит, что такие штуковины когда-нибудь научатся делать в Турции. Тем временем Лале принесла Ахмету апельсиновый сок. Недждет сказал, что их с Лале сын Тамер буквально на днях вернулся из армии и не смог приехать навестить больную прабабушку, потому что отправился встречаться с друзьями, которых столько времени не видел. Ахмет спросил, что поделывает сестра Тамера, Фюсун, и тут же сам вспомнил, что она изучает во Франции филологию. Потом наступило непродолжительное молчание, которое нарушил Недждет:

— Ну-ка, Ахмет, расскажи нам немного о себе. Как дела, чем занимаешься? Рисуешь? — Взгляд его говорил: «Ты же художник! Наверняка ты ведешь необычную жизнь, и с тобой происходят всякие интересные события. Поделись с нами!»

— Да, рисую, — ответил Ахмет и, решив, что нужно все-таки чем-то их развлечь, прибавил: — Сейчас делаю серию, посвященную футболу.

— Как интересно! — сказал Недждет. — Раньше, кажется, никому не приходило в голову взяться за такую тему. Ты ходишь на матчи, чтобы делать зарисовки?

Ахмет начал рассказывать что-то о живописи, но быстро понял, что эта тема никому не интересна. Взгляд Недждета говорил: «Да, жаль, что у вас, художников, тоже есть свои заботы!» Потом он вдруг развел руки в стороны и спросил:

— А вот такой величины картина, интересно, сколько примерно сейчас стоит? — Увидев, что Ахмет затрудняется с ответом, повторил: — Примерно!

— Три-четыре тысячи лир.

— А, вы тут беседуете об искусстве? — сказала, подсаживаясь к ним, Мине. — Ужин уже скоро.

Ахмет, решив все-таки рассказать что-нибудь такое, что могло бы заинтересовать родственников, завел разговор о ценах на картины. Те сначала сочли цены высокими, но потом, вспомнив, что в Турции, где искусство не ценят по достоинству, художнику удается продать всего несколько картин в год, пришли к мнению, что цены все же следует считать низкими. Ахмет припомнил несколько историй, которые могли бы показаться родственникам небезынтересными. Сначала рассказал об одном французском художнике, которого десять лет назад никто и знать не хотел, а теперь он стал миллионером; потом — про знаменитого изготовителя подделок, отбывающего сейчас срок в немецкой тюрьме. Ремзи поинтересовался, как тому удавалось подделывать подписи, Ахмет же ответил, что это-то как раз самая легкая часть работы, и объяснил, что сложнее всего найти старые холсты и рамы и правильно высушить краски. Говоря об этом, он вдруг подумал: «Лучше бы я съел яичницу Эмине-ханым!» Джемиль вспомнил об одном фильме, в котором рассказывалась история изготовителя поддельных картин, но тут в гостиную вошел Осман. Все встали со своих мест и пошли садиться за стол. Ахмет посмотрел на часы: десять минут девятого.

— Что это ты на часы смотришь? — спросила Мине. — Тебе уже скучно?

— Нет-нет!

— Почему ты никогда к нам не заходишь?

Раньше Ахмет, бывало, заглядывал к ним немного поболтать, но теперь не находил на это времени. Пробормотав что-то невнятное и улыбнувшись, он уселся за стол между Османом и Джемилем.

В гостиную вносили еду. Ахмет уже знал, что будет на ужин, — видел, когда пил воду на кухне, — но все равно пригляделся: так и есть, жаркое с картошкой. «Хорошо, что я не стал есть яичницу. Мне нужно внимательнее относиться к своему питанию!» — подумал он, отбросил тоскливые мысли и протянул повару свою тарелку.

— Ну, что скажешь? Чем это всё, по-твоему, закончится? — спросил Осман. На лице у него было печальное выражение — как бывало всегда, когда он чувствовал необходимость поговорить о бедах родины.

— Да ничем, наверное, — сказал Ахмет, но потом прибавил: — Хотя, похоже, кое-что все-таки будет!

— Вы о чем? — спросил Джемиль.

— Он говорит, что военные устроят переворот! — сказал Осман наставительным тоном, словно желая упрекнуть сына в том, что он ничем не интересуется и ни о чем не думает, кроме фабрики и своей семьи.

— Да, в газете что-то об этом писали, — вспомнил Джемиль.

— Зийя об этом говорил, Зийя! Пришел вчера вечером и заявил, что военные возьмут власть в свои руки.

— О, я столько лет его не видел! — сказал Джемиль.

— Но мы поговорили с Ахметом и решили, что ничего не будет! Так, Ахмет?

— Разве? — пробормотал Ахмет, торопливо режа мясо ножом.

— Хотелось бы мне повидать дядю Зийю! — проговорил Джемиль и, повернувшись к Недждету, пояснил: — Это папин двоюродный брат. Отставной полковник, но, кажется, очень интересный человек.

— Я сегодня сидел наверху, думал, может быть, он снова придет. Но нет, теперь уж мы его нескоро дождемся. Заявится через несколько лет, не раньше. Если, конечно, жив будет! — сказал Осман и осекся. — Да придет он, придет, что ему станется. Словно этот, как его… Словно призрак!

— Как призрак… — повторил Джемиль.

— Мы недавно ходили к Тарыку, — заговорил Джемиль, улыбаясь. — Его жена говорит: давайте вызовем духов! Я в эти дела не верю, Лале тоже, но они очень настаивали. Сели за стол… Так я даже перепутался. Его жена уж больно во всё это верит. Вышла из себя, стала говорить что-то несвязное… Я, знаете ли, пожалел Тарыка. Весь дом у него забит подшивками журнала «Дух и материя».

— Это у его жены когда-то была депрессия? — спросила Мине. — Передай мне, пожалуйста, салат.

— Да, с головой у нее немного того… — усмехнулся Джемиль.

— Кажется. Тарык связался с другой женщиной, — сказала Лале.

— Э, давайте не будем сплетничать при детях! — улыбнулась золовке Мине.

— Дорогая, какие такие дети? — возразил Джемиль. — Если просят дать им машину покататься, то уже не дети!

Все посмотрели на Джевдета и Кайю.

— Ты ведь, Джевдет, в этом году окончишь лицей? Куда потом? — спросил Ремзи.

— За границу его отправим. Здесь разве можно учиться? — ответил вместо сына Джемиль и краем глаза посмотрел на Османа, пытаясь понять, одобряет тот его слова или нет. — И отец с нами согласен.

— Да, университеты в ужасном состоянии! — сказал Ремзи. — Хвала Аллаху, наши уже окончили!

— Да разве только университеты? — воскликнул Недждет. — Всё в ужасном состоянии, за что ни возьмись. Рыба, как говорится, гниет с головы. А когда голова сгнила, что заднице делать?

За столом прыснули, но потом наступила тишина.

— Недждет, ты, пожалуй, больше не пей сегодня, — сказала Лале.

— А что, разве он не прав? — вопросил Джемиль. — На заправках бензин водой разбавляют! Я об этом уже говорил, да? Если никто за этим не следит и не наказывает за такие проделки — как тут не разбавлять? Видит человек — все разбавляют, и думает: я что, один такой дурак, что ли? Кстати, смотрите-ка, что я придумал насчет нитей накаливания для наших лампочек…

— Ты тоже, кажется, выпил лишнего! — обеспокоенно сказал Осман.

Джемиль раздраженно посмотрел на отца. Ахмет, сидевший между ними, решил, что нужно как-то смягчить обстановку, но не нашел, что сказать. Впрочем, остальные, похоже, ничего не заметили.

— Я вчера ходила в зеленную лавку Азиза, — сказала Лале. — Дедушка в свое время так ему помог! Он раз десять сказал, что очень уважает моих родителей, а потом подсунул самые лежалые фрукты!

— Видали? — спросил Недждет. — А почему он так делает?

— По привычке! — сказал Ремзи, потянувшись за добавкой.

— Ты и так уже много съел, — строго посмотрела на него Айше.

— Не по привычке, а из-за порочной системы! — проговорила Мине и посмотрела на Ахмета.

— Да, конечно, дело в системе, в порочной компрадорской системе! — сказал Джемиль. — Действовать пора, действовать! — Усмехнувшись, он тоже посмотрел на Ахмета. — Вот скажи-ка, этот зеленщик — компрадор?

— Нет, компрадорами считаются импортеры и экспортеры, — сказал Ахмет и, чтобы немного позлить родственников, прибавил: — И еще те, кто собирает вещи из импортных деталей.

— Ну-ну! — сказал Осман. На этот раз он, похоже, не встревожился.

— Да, все жалуются на порочную систему, и никто ничего не делает, — проговорил Недждет и посмотрел на Ахмета. — Только молодежь…

— Кстати, знаете ли вы историю о нашем последнем президенте? — спросил Джемиль и начал рассказывать.

— Это мы слышали! — сказал Недждет и рассказал другую историю.

Все засмеялись. К столу между тем подали второе блюдо: шпинат в оливковом масле.

— Как славно! И почему мы так редко собираемся все вместе? — воскликнула Мине и тут же, похоже, вспомнила, по какой причине все родственники пришли сегодня в этот дом. Улыбка исчезла с ее губ.

— Как себя чувствует мама? — спросила Айше.

— Поужинаем и сходим к ней, — успокаивающим голосом произнес Ремзи.

— А врач сегодня вечером придет? — поинтересовался Джемиль.

— Да, после ужина мы все вместе к ней поднимемся, — сказала Мине и, немного замявшись, прибавила: — В самом деле, почему мы так редко собираемся?

— Когда будет праздник? — спросила Лале.

— Дорогая, две недели назад был! — ответил Недждет.

— Да зачем ждать праздников? Можно иногда встречаться и просто так! — сказала Мине и посмотрела на Ахмета. — И твоя сестра с мужем пусть приходят!

— На Новый год мы уедем за границу, — предупредил Недждет.

Мине вздохнула и посмотрела на Джемиля.

— С Мелек мы совсем не видимся! — сказала Лале. — И с Феррухом тоже. Он мог бы разок пригласить нас к себе в Дженнетхисар!

— Ну, мы его тоже на остров не приглашали, — напомнил Недждет.

— Кстати, как вы там обогреваетесь? — спросил Джемиль. — У Ферруха, кажется…

— Камином, камином. Еще есть газовая плита. Вокруг так спокойно! Мне очень понравилось. Правда, Лале? Самое хорошее место, чтобы сбежать из города на выходные. Нужно будет заказать на фабрике электрический обогреватель.

— Как здоровье жены Ферруха? — спросила Мине. — У нее в груди…

— Да, была маленькая опухоль. Хвала Аллаху, вовремя заметили. Она женщина умная, раз в год проходит медицинское обследование.

— Да, без этого никак нельзя! — Мине посмотрела на мужа: — А ты совсем не следишь за своим здоровьем.

— Дорогая, да где же время найти? Столько дел! Если бы еще все шло себе заведенным порядком, как в Европе, — еще можно было бы приобрести привычку в определенное время ходить по врачам. А здесь…

— Да, брат, ты прав. Здесь всё плохо, — сказал Недждет. — И с чего начинать, непонятно.

Ахмет управился со шпинатом, встал из-за стола, подошел к Мине и тихо, чуть ли не шепотом сказал:

— Мне нужно уйти. Обещал…

— Уходишь? Снова скучно стало? — расстроилась Мине. — А как же десерт? Я велела приготовить твой любимый апельсиновый кадаиф… Поешь хотя бы немного на кухне, прежде чем уходить. — И она подозвала горничную.

Ахмет еще раз извинился, прошел на кухню, отрезал себе большой кусок кадаифа и засунул в рот. Выйдя из кухонной двери на лестницу, с набитым ртом побежал вниз по ступеням — точь-в-точь как в школьные годы.

На площади Нишанташи, как всегда субботними вечерами, было еще многолюдно. Магазины были по большей части уже закрыты, однако в цветочные лавки, кондитерские и закусочные посетители еще заходили. Из распахнутой двери кофейной лавки доносился запах каленого гороха. Пробка уже рассосалась, но машины все равно ехали медленно. У дверей банка расположился продавец газет. Парикмахер выливал на тротуар грязную воду На автобусной остановке собралась толпа. На углу у участка образовался автомобильный затор, загоралась и гасла мигалка полицейского джипа. Пройдя немного по улице, подышав свежим воздухом, Ахмет почувствовал, что и легкие, и душа очистились от грязи. «Зачем я хожу к ним в гости? Чтобы увидеть жизнь! — думал он. — Чтобы посмотреть, как живут люди, и поучаствовать в этой жизни. Хотя нет. Поучаствовать как раз не получается. Поэтому-то мне иногда и становится скучно. Наверное, вид у меня тогда бывает высокомерный. А на самом деле я им завидую, потому что не могу разделить их радость». Он проходил мимо мечети. «Да нет, не так всё плохо! Меня позвали в гости — очень настойчиво позвали, я и пошел. Вкусно поел». Повернув налево, Ахмет прошептал вслух имя Илькнур. Мысль о том, что с ней можно будет обо всем поговорить, успокаивала. Без двух минут девять он дошел до дома, где она жила, остановился напротив подъезда и стал ждать.