Книга: Джевдет-бей и сыновья
Назад: Глава 41 ДОЧЬ РЕСПУБЛИКИ
Дальше: Глава 43 ГОСУДАРСТВО

Глава 42
В ГОСТЯХ У ДЕПУТАТА

Омер шел по улице, поглядывая на типовые дома. Однажды, помнится, он начал говорить Назлы о том, какое в этом квартале все одинаковое — и дома, и жизнь их обитателей, но, заметив, что Назлы расстроилась, замолчал. Сейчас ни о жизни этого квартала, ни о своей собственной думать не хотелось. Из отеля они с Рефиком вышли двадцать минут назад, но Рефик вскоре отстал, сказав, что хочет прогуляться по главным улицам. Омер, испугавшись, как бы не брякнуть что-нибудь язвительное по поводу праздничного настроения друга, пробормотал только, чтобы тот не опаздывал на обед. Они собирались пообедать у Назлы, а потом все вместе пойти на стадион. Мухтар-бей уже не раз говорил им о параде, который должен был состояться на стадионе, и при каждом удобном случае напоминал, что пойдут они туда все вместе, а Омер злился, что, будучи помолвленным, вынужден безропотно принимать участие в подобных скучных мероприятиях. Злило его и многое другое, однако наружу раздражение прорывалось только в виде насмешливой улыбки.
Свернув на улицу, где жила Назлы, он снова улыбнулся сам себе все той же насмешливой улыбкой. Сворачивая на эту улицу, он каждый раз вспоминал тот день, когда приезжал сюда с дядей и тетей. Сколько времени прошло с тех пор? Год и восемь месяцев. Омер пытался сравнить себя тогдашнего, взволнованного и жадного до жизни, и сегодняшнего, насмешливого и раздраженного. «Я лучше узнал жизнь! — говорил он себе, но так обычно говорят неудачники. — Осталось ли во мне прежнее честолюбие? Сильны ли во мне прежние чувства?» Раньше, сворачивая на эту улицу, он всегда испытывал волнение, сейчас — только раздражение. «Теперь я богат!» Вот и дом Назлы. На соседнем балконе сидел человек в пальто, накинутом поверх пижамы. Омер удивленно посмотрел на него и нажал кнопку звонка. «Когда же мы наконец поженимся?» — думал он, стоя у двери, как будто не он сам всё откладывал и откладывал день свадьбы под разными незначительными предлогами, как будто не он, Омер, каждый раз морщился, когда этот вопрос задавал кто-то другой. «Может быть, я и вовсе не женюсь!» Эта мысль его удивила. «Но что мне это даст?» Из-за двери послышались шаги спускающейся по лестнице горничной. Омеру вспомнилась церемония помолвки и весь тот затянувшийся вечер. «Смогу ли я снова выдержать такое испытание? А смогу ли смириться с последующей семейной жизнью? Кухня, тапочки… Э, да где застряла эта клуша?» Он вдруг поймал себя на желании замолотить в дверь кулаками и испуганно засунул руки в карманы.
Горничная, открыв дверь, улыбнулась Омеру. Он давно привык к таким улыбкам: с самого детства пожилые женщины, завидев его, начинали ласково улыбаться, уж больно милым он был ребенком, а после — симпатичным молодым человеком. И все-таки, поднимаясь по лестнице, Омер недовольно пробормотал: «И чего улыбается? Потому что я симпатичный, но главное — потому что кандидат в зятья!» Быстро вошел в гостиную и, встретившись глазами с Мухтар-беем, понял, что симпатичным его находят все-таки не все. Пожимая будущему зятю руку, депутат меджлиса улыбался, но как-то вымученно. Омер обвел взглядом гостиную, отмечая про себя: Назлы надела красное платье, Рефет-бей, частый гость в этом доме, как всегда, самодовольно покачивает головой, кошка устроилась на подушке и томно посматривает на людей, стол накрыт. Еще раз взглянув на Назлы, подумал: «Оделась в красное, как маленькая девочка!» Потом уселся в свое всегдашнее кресло напротив венецианского пейзажа.
— А где же наш молодой реформатор? — спросил Мухтар-бей, имея в виду Рефика.
Омер сказал, что Рефик решил немного прогуляться, но скоро придет. Мухтар-бей кивнул, покивал и Рефет-бей. Незадолго до прихода Омера они начали слушать радио — новую анкарскую станцию, которая должна была вещать весь день. Утренняя программа состояла из нескольких лекций. Омер тоже стал внимательно слушать: диктор говорил о внешней политике Турции и успехах страны на международной арене. Все слушали молча, долгое время никто не говорил ни слова. Потом голос другого диктора объявил, что лекция, подготовленная министерством иностранных дел и озаглавленная «Значение сильной Турции для сохранения всеобщего мира», завершена. После этих слов Мухтар-бей с неожиданной для своей комплекции быстротой вскочил с кресла.
— Прекрасные, замечательные слова, но что будет дальше? Кто знает, что будет дальше?..
— Дальше будет лекция о Деловом банке, — сказал Рефет-бей, поднимая глаза от газеты. Он был из тех людей, для которых цель жизни, кажется, заключается в том, чтобы не упустить случая ввернуть шуточку, не задумываясь о том, уместна она или нет. — Стало быть, еще одна программа, подготовленная окружением Джеляль-бея.
— Пронеси Аллах! — раздраженно сказал Мухтар-бей и стал мерить комнату шагами. Проходя мимо Назлы, наклонился и снял приставшую к подолу ее платья нитку. Взглянул на часы и пробормотал: — Где же наш юный реформатор? — Потом задумчиво посмотрел на Рефет-бея. — Ты, выходит, думаешь, что все будет идти по-прежнему, да?
Людям, для которых цель жизни заключается в том, чтобы не упустить случая ввернуть шуточку, часто приходится сожалеть о своих словах. Вот и Рефет-бей решил пойти на попятный.
— Ну что ты, Мухтар, дорогой, ты неправильно меня понял! Все изменится, вот увидишь! — Заметив тоскливое выражение на лице друга, прибавил: — Зачем так переживать? Сегодня праздник. Подумай о хорошем. К чему эта печаль и тревога?
— Папа, сядьте, пожалуйста, — сказала Назлы и осуждающе поглядела на Рефет-бея.
Поймав этот взгляд, Рефет-бей, похоже, понял, как сильно оплошал.
— Ну что же, давайте выпьем вина! — поспешно предложил он и, словно был в собственном доме, подошел к буфету и достал бутылку. Наполнил бокал и вручил его разгуливающему по гостиной Мухтар-бею, потом налил вина и Омеру с Назлы и начал рассказывать историю про то, как на днях к нему в лавку зашел Хаджи Ресуль, мулла и в то же время депутат меджлиса. Он собирался купить холодильник, но сказал, что сначала хочет его осмотреть. Рефет-бей открыл холодильник, а там стояли бутылки с вином. Хаджи сначала удивился, а потом… Закончив эту историю, Рефет-бей рассказал еще одну в том же духе. Затем они вместе с Мухтар-беем стали вспоминать разные случаи, произошедшие с ними в меджлисе. Посмеялись над мракобесами и противниками реформ. Мухтар-бей стал рассказывать, как, будучи губернатором Манисы, проводил в жизнь закон об одежде, развеселился и выпил еще стакан. Остальные тоже выпили. Вдруг Мухтар-бей прервался на полуслове и выкрикнул:
— Нет, вы посмотрите! Он все сидит в своем мерзком наряде на балконе!
— Кто? — спросил Рефет-бей.
— Наш сосед, полковник. Ни стыда ни совести! Да еще и небритый! И это в пятнадцатую годовщину Республики!
— Послушай, нам-то что с того? Сегодня праздник! Каждый отдыхает и развлекается как хочет.
— Нет-нет! — снова закричал Мухтар-бей. — Я сейчас пойду и постучу ему в дверь! У меня найдется, что ему сказать! Что ты улыбаешься, Рефет, что тут смешного? Ты тоже стал, как они. Пьешь вино и смеешься. Но мы еще живы! Живо еще поколение строителей Республики!
— Мухтар, дорогой, остынь. Дай человеку спокойно насладиться утром.
— Папа, вам не стоит больше пить, — сказала Назлы.
— Каким еще утром? Половина двенадцатого! Кстати, где наш юный друг?
— Папа, мы же сказали, что обед будет в двенадцать.
— Скоро придет! — с беспокойством в голосе сказал Омер.
— Успокойся немного, остынь! — снова заговорил Рефет-бей. — Как на тебя, однако, вино подействовало.
— Вот только не надо начинать о вине! Он сейчас и умирает-то из-за вина этого… — Лицо Мухтар-бея стало кирпично-красным. — Пойду и постучусь к этому типу! Утро, видите ли… Где же наш юный друг?
Назлы встала на ноги.
— Папа, сядьте, пожалуйста.
— Разве можно сегодня рассиживать? Я опоздаю в меджлис. Потом все будут говорить: ага, Мухтар не принес поздравления председателю! Опоздаю! Пойду-ка я переоденусь.
— Не надо, папа, а то еще за обедом закапаете фрак жиром. Потом переоденетесь!
— Да что с вами сегодня такое? — сказал Мухтар-бей. — То не делай, это не делай! Нет, в самом деле, вот пойду сейчас и постучусь к соседу! — И он засмеялся.
Засмеялся и Рефет-бей:
— Да ладно тебе, Мухтар, оставь! Сейчас не времена Абдул-Хамида, в самом деле. Пусть как хочет, так и одевается. Свобода!
Назлы тоже засмеялась. Кошка проснулась от общего смеха и встала.
— Я сейчас все-таки переоденусь во фрак, — сказал Мухтар-бей. — И шляпу надену. Полюбуетесь на меня. И наш молодой реформатор тоже пусть на меня посмотрит. Есть еще у нас порох в пороховницах, есть! — И снова засмеялся.
Горничная прибежала на шум и остановилась в дверях, недоуменно глядя на смеющихся и сама улыбаясь, словно вот-вот поймет причину всеобщего веселья. Потом увидела пустую бутылку на столе, слегка нахмурилась, но затем снова улыбнулась.
Рефет-бей подошел к другу и взял его за локоть:
— Пойду-ка я с тобой. Научишь меня фрак надевать! — шутка, похоже, не понравилась ему самому — он не улыбнулся.
Выходя из гостиной, Мухтар-бей усмехнулся. Потом вспомнил о чем-то и вернулся. Сморщив нос, будто увидев сальное пятно на одежде, посмотрел на Омера и снова вышел.
Горничная поглядела вслед ушедшим, потом посмотрела на Омера и Назлы.
— Какой бейэфенди сегодня веселый!
— Да, — откликнулась Назлы.
— Вот так бы и всегда, — сказала горничная и ушла на кухню.
Наступила тишина.
Омер заметил, что Назлы смотрит на него, встал, закурил, выключил радио и уселся обратно. Сегодня атмосфера этого дома ему особенно не нравилась, но что делать, он не знал. Для поднятия настроения сказал сам себе: «Я богач, сижу рядом со своей невестой. Живу! В жизни будет еще много интересного!»
— Как тебе сегодня отец? — спросила вдруг Назлы.
— Да как обычно, — ответил Омер, но потом понял, что нужно сказать что-то другое. — Разве что какой-то нервный и нетерпеливый.
— Да…
Наступила долгая пауза. Омер вернулся к прерванным размышлениям, потом решил, что они глупы.
— Где же Рефик? — спросила Назлы.
— Скоро придет, — пробормотал Омер.
Назлы нервным движением руки поправила подол платья.
— Ты сегодня совсем не разговариваешь.
— В чем дело? Чего ты хочешь? — Омер не отводил глаз от поправляющей подол руки.
— Ни в чем. Ничего я не хочу, — сказала Назлы и посмотрела на Омера с каким-то непонятным выражением на лице.
Сначала этот взгляд показался Омеру странным, но потом в нем шевельнулось старое, полузабытое чувство. Захотелось сказать Назлы что-нибудь ласковое. Он отвел глаза, вдохнул сигаретный дым и понял, что Назлы продолжает смотреть на него все тем же странным взглядом. Выдерживать его и дальше было невозможно, и Омер быстро проговорил:
— Ты знаешь, как сильно я тебя люблю.
Сказав это, он устремил взгляд в какую-то точку на стене, словно увидел там что-то очень важное: потом понял, что уставился на венецианский пейзаж, но посмотреть куда-нибудь в другое место было уже невозможно, поэтому он принялся внимательно рассматривать картину словно впервые ее увидел. Потом скосил глаза на кончик сигареты и понял, что Назлы заговорила.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала Назлы.
— Хорошо, давай поговорим.
— Я хочу кое-что у тебя спросить.
— Спрашивай, дорогая, пожалуйста! — Омер быстро взглянул на Назлы и снова воззрился на кончик сигареты.
— Ты в последнее время очень нервный.
— Это, кажется, не вопрос.
— Хорошо, почему ты такой?
— Я вовсе не нервный, — сказал Омер и понял, что нервничает.
— Тогда в чем дело? Что с тобой происходит?
— Ничего, ровным счетом ничего! — закричал Омер и вскочил с кресла, сам испугавшись этого неожиданного движения. — С чего ты взяла? — Хотелось сесть, но ноги не слушались.
— Не знаю, — прошептала Назлы. — Я хочу тебя прямо спросить…
Испугавшись, что, задавая этот вопрос, Назлы заплачет, Омер быстро отошел в другой конец комнаты, остановился у буфета и стал рассматривать висящую над ним полочку. Сигарету он потушил.
— Я хочу тебя спросить. Я долго об этом думала. — Назлы тоже встала и подошла к Омеру. — Я хочу прямо спросить. Мне кажется, я не покраснею, что бы ты ни ответил.
Омер глядел на перламутровую полочку и думал о том, что уголки рта у него подергиваются — должно быть, неприятное зрелище.
— Да, я краснеть не буду. Спрашиваю. Ты хочешь взять меня в жены или нет? — Назлы стояла прямо за спиной Омера. — Если не хочешь, скажи!
— Что за чушь! — закричал Омер и резко, делано резко обернулся. Увидел лицо Назлы, обхватил ее голову руками, притянул к себе, потом слегка отдалил и крепко поцеловал в губы. Ни одной мысли не было в его голове, им овладело какое-то странное возбуждение.
— Если не хочешь, скажи прямо!
Омер снова поцеловал ее, так крепко, словно хотел причинить боль, и произнес:
— Я — завоеватель. Я — мужчина. Я не похож на других!
— Почему ты все время откладываешь свадьбу? — прошептала Назлы. Кажется, она дрожала.
— Ты же знаешь, у меня появляются все новые дела, — сказал Омер, не глядя ей в лицо.
— Неправда!
— Ну вот, покраснела!
— Не кричи так, пожалуйста, не кричи, услышат! — проговорила Назлы, и из глаз ее покатились слезы.
Омер отпустил ее и отошел в сторону. Обернулся и посмотрел на красный подол.
Назлы вытерла слезы и подняла голову.
— Ты смотришь всё так же насмешливо и презрительно. Что я тебе сделала? Если ты меня презираешь и не хочешь брать в жены — скажи!
— Я хочу, это ты не хочешь, — сказал Омер и улыбнулся.
Назлы снова заплакала. Омер подошел к ней, чтобы успокоить и утешить, взял за плечи, но услышал шаги в коридоре и испуганно отпрянул.
— Ну-ка, садись сюда. Не нужно было тебе пить. Все из-за этого вина. Ты же знаешь, как оно на тебя действует!
Они поспешно сели на свои прежние места. Из коридора донеслись веселые голоса, и вскоре в гостиную вошел Рефет-бей.
— Ну и оригинал твой отец! — улыбаясь, сказал он. Потом взглянул на Омера и, кажется, понял, что между ним и Назлы был неприятный разговор, но улыбка на его губах все-таки удержалась.
Вошел Мухтар-бей, облаченный в чистый и блестящий фрак, улыбнулся Назлы и спросил:
— Ну, как я выгляжу а?
Назлы вдруг встала с кресла, подбежала к отцу и обняла его.
— Замечательно, папа!
Мухтар-бей, расчувствовавшись, тоже обнял дочь и похлопал ее по спине. Потом, должно быть, заметил, что она дрожит, взял ее за плечи и заглянул в глаза.
— Э, да ты плачешь! В чем дело?
— Не знаю, плачется почему-то! — и Назлы заплакала, уже не пытаясь сдержаться.
Все растерялись. Мухтар-бей крепче обнял Назлы и стал гладить ее по голове. Потом о чем-то вспомнил и улыбнулся:
— А, понял, это от вина. Мать ее такая же была. Конечно… Я ей, помнится, говорил: одна рюмка вина у тебя равняется столовой ложке слез… Мамина дочка. Эх, вот бы она сейчас была с нами! Встретила бы пятнадцатую годовщину… — Он расцеловал Назлы в щеки, потом встретился глазами с Омером, и улыбка исчезла с его губ.
Омер пытался не обращать внимания на этот обвиняющий взгляд, но не получалось. Он чувствовал себя преступником, скверным и низким человеком. Чтобы избавиться от презрения к самому себе, он пытался думать, что ничего особенного не произошло, пытался принять веселый вид…
Мухтар-бей еще раз расцеловал дочь в щеки и улыбнулся:
— Сегодня праздник, все должны веселиться! — Увидев, что Назлы улыбается в ответ, обрадовался и спросил: — Нет, в самом деле, как тебе мой наряд?
Тут снизу послышался звонок.
— А, вот и наш юный друг! — сказал Мухтар-бей. — Ну-ка, что он скажет, увидев меня при параде? Поколение строителей Республики еще твердо стоит на ногах! Да, так он и скажет!
Назад: Глава 41 ДОЧЬ РЕСПУБЛИКИ
Дальше: Глава 43 ГОСУДАРСТВО