Глава 37
УКЛАДКА РЕЛЬСОВ
Рефик проснулся от шума. На улице, прямо под окном, лаяла собака. Он узнал ее по голосу: лохматый пес Наджи. А вот и сам Наджи говорит ему: «Тише, Великан, тише!»
Рефик посмотрел на часы: начало первого! «Сегодня последний день. Восьмое сентября 1938 года». Сегодня в построенный Омером туннель должен был въехать рельсоукладочный состав. Если Омер не успеет сдать туннель вовремя, ему придется оплачивать простой состава из своего кармана: тысяча лир за полдня. Рефик, впрочем, еще до того, как лечь спать, понял, что Омер успевает.
Четыре часа назад он сходил к туннелю, посмотрел на лихорадочную суету и понял: успеют! Омер не спал уже двое суток, большая часть рабочих работала две смены подряд.
Рефик встал с кровати, потянулся и прошелся по комнате. Вчера вечером он не смог уснуть из-за мыслей о работающих из последних сил людях и о своем собственном будущем. «План развития деревни» был готов, его оставалось только переписать набело, но что с ним делать дальше, Рефик в точности не знал. Всю ночь он просидел за столом, перечитывая свой труд и кое-что исправляя. Потом попытался уснуть, но не смог. Утром сходил к туннелю, вернувшись, все-таки уснул и вот сейчас проснулся от собачьего лая.
Рефик вышел из комнаты и пошел в уборную. Каждый раз, заходя сюда, он вспоминал день своего приезда, когда они с Омером разговаривали, глядя на этот каменный пол. Посмотрел в зеркало — вид совершенно здоровый. Если бы его сейчас увидела Перихан, обрадовалась бы, что на щеки мужа вернулся румянец. В первый же день по приезде он сбрил усы — семь месяцев назад. Плеснув холодной водой в лицо, Рефик вернулся в комнату и присел на кровать. «Семь месяцев!»
На столе лежал его «проект» — целая груда исписанной бумаги — и книги, к которым он часто возвращался. Стопка книг была увенчана портретом Гете в рамке. Этот портрет подарил ему герр Рудольф месяц назад, когда уезжал в Америку. Пока вещи немца, упакованные в два огромных чемодана и сундук, грузили в машину, он, смущаясь, протянул Рефику этот портрет, пробормотал что-то невнятное, покраснел, потом вдруг гордо поднял голову, став в кои-то веки похож на немецкого аристократа и сына генерала, и сказал, что очень переживает за будущее Омера, Рефика и их молодой страны. Рефик встал с кровати и пробормотал: «Что ждет меня в будущем? Что мне сейчас нужно делать?» Работа над проектом была завершена: вот уже десять дней он только перечитывал его. В ближайшее время он собирался вместе с Омером поехать в Анкару, встретиться там с Сулейманом Айчеликом, автором книги «Реформы и экономическое планирование» и лидером движения «За экономическое планирование», и с помощью будущего тестя Омера завести знакомства с политиками и банкирами. «А что бы мне сделать прямо сейчас? Напишу-ка я письмо Перихан. Что меня ждет в Анкаре? Поживем — увидим».
Рефик пересел к столу, но никак не мог приступить к письму. В каждом послании жене он писал одно и то же: еще немного задержится, очень скучает по ней и по дочке. Иногда он пробовал написать о здешней жизни и людях, но не мог отделаться от мысли, что это только рассердит жену Сейчас он снова понуждал себя написать что-нибудь кроме обычных фраз, но не получалось. Потом его взгляд остановился на одной из книг: Якуп Кадри, «Анкара». Рефик успел перечитать этот роман несколько раз: ему очень нравилось восторженное отношение автора к новой Турции и реформам. Каждый раз, читая эту книгу, он начинал думать, что в Анкаре есть люди, которые, как и он сам, хотят сделать для страны что-то полезное, и тревога отступала. Взяв книгу, прочитал полстраницы и подумал: «Интересно, что сейчас делается в туннеле? Успевают ли?» Встал из-за стола, немного походил по комнате и в конце концов решил сходить к туннелю.
Выйдя на улицу, Рефик увидел Хаджи, — со своим всегдашним безмятежным видом тот чистил картошку. На лице у него было написано такое глубокое спокойствие, словно он собирается чистить здесь картошку до конца жизни, словно не придет сегодня рельсоукладочная машина, словно через неделю не будут свернуты все работы и не опустеют бараки. Пес Великан спал рядом, пригревшись на солнышке. Рефик не хотел их тревожить. Тихо прошел мимо и начал взбираться на холм — не по вытоптанной узкой тропинке, а как в голову взбредет, среди колючек и обломков скал, поглядывая по сторонам. Склон, семь месяцев назад лежавший под толстым слоем снега, теперь был покрыт травой и колючками. Внизу, как и тогда, виднелись бараки, но теперь их желтые стены, косые крыши и маленькие окошки не казались Рефику чужими и странными. То же и с рекой: Рефик так привык к ее шуму, что для того, чтобы его услышать, нужно было специально прислушаться. Снова, как делал каждый раз, он медленно поднял голову, давая глазам привыкнуть к свету, и посмотрел на небо — все то же небо, которое так взволновало его в день приезда, яркое, спокойное, широкое и глубокое. Но сейчас он думал о другом. «Что будет с моим проектом? Что, интересно, делает Перихан? С кем познакомит меня этот депутат? Ну вот, я уже запыхался, а ведь когда приехал сюда, обещал каждый день делать зарядку!»
Войдя в туннель, Рефик, как обычно, почувствовал угрызения совести, но сразу заставил себя от них отвлечься. Туннель был закончен, оставалось только привести в порядок потолок у входа и завершить кладку стен в средней части. Узкоколейка была уже разобрана, так что камень к стене приходилось доставлять самым примитивным способом, на ослах, что очень раздражало инженеров. Два молодых партнера Омера были тут, хотя их часть работы была уже завершена. Они бегали туда-сюда, кричали, пытаясь внушить рабочим мысль о серьезности момента и о том, что время терять ни в коем случае нельзя, помогали разгружать ослов и подтаскивать камень к стене. То же самое делал и Омер. Некоторые рабочие, смущенные тем, что инженеры выполняют такую грязную работу, похоже, чувствовали себя виноватыми в этом и со всех ног кидались выполнять порученное им дело, чтобы за него ни в коем случае не взялись господа; у других от усталости все падало из рук — если им что-нибудь поручали, они только создавали сутолоку и мешались под ногами. Увидев посреди всей этой суматохи Рефика, Омер насмешливо улыбнулся и покачал головой. Рефик подошел поближе, желая помочь в разгрузке, но, едва прикоснувшись к притороченной к спине осла корзине, почувствовал, как глупо, делано и фальшиво это будет выглядеть. Отошел в сторону и направился к противоположному выходу, прислушиваясь к шуму за спиной. Посмотрел на молчаливых каменщиков, но сразу отвернулся, потому что снова ощутил угрызения совести.
Выйдя из туннеля, Рефик пошел на запад по подготовленной для укладки рельсов каменной насыпи. Ему хотелось посмотреть на рельсоукладочный состав, прикинуть, с какой скоростью он приближается к туннелю, последний раз взглянуть сверху на стройплощадки и вообще на окрестности. В голову снова лезли мысли о проекте, о Перихан, о доме, о работе Омера, о будущем… Но ничего нового придумать не получалось, мысли беспорядочно сменялись одна другой, он то и дело отвлекался, глядя то на реку то на какое-нибудь странное растение, то на бараки, то на облако, похожее на человеческое лицо.
Пройдя метров шестьсот, Рефик увидел на недавно достроенном мосту рельсоукладочный состав. Глядя на локомотив и рабочих, попытался вспомнить процедуру укладки рельсов — когда-то он изучал ее во всех подробностях. Потом увидел среди рабочих знакомое лицо: знаменитый Укладчик Бекир, единственный рельсоукладчик во всей Турции, ненавистный всем железнодорожным подрядчикам. О нем тоже рассказывали на уроках в инженерном училище, но Рефик и сам видел его в Нишанташи. На деньги, заработанные прокладкой рельсов, он скупал земельные участки в Нишанташи, потом снова приступал к работе со своей опытной и мастеровитой командой и снова покупал землю. На мгновение Рефику показалось, что он встретился взглядом с Укладчиком Бекиром, расхаживающим среди рабочих. «Что я здесь забыл?» — пробормотал он и вдруг, вспомнив, как говорил когда-то, что его жизнь пошла под откос, усмехнулся и повернул назад.
Хаджи и собаки у дверей уже не было; без них барак выглядел каким-то осиротелым. Рефик прошел в свою комнату, сел за стол и начал листать «Анкару». Поняв, что читать не выходит, заставил себя взяться за письмо жене. Быстро написал привычные фразы, справился о здоровье дочки, спросил, что поделывает Перихан и как поживают другие домашние, а под конец, как всегда, прибавил, что еще немного задержится. Написав это, смутился, почувствовал, как вспотела спина, и решил объяснить причины задержки. Обдумывая их, снова вспомнил свой проект развития деревни, основанный на принципе особого турецкого пути, и стал представлять себе, какое впечатление произведет на описанных в романе «Анкара» замечательных людей, убежденных сторонников реформ та часть проекта, в которой говорится о способах предоставления объединенным в централизованные группы деревням всех возможностей, которые существуют в современных городах. От этих мыслей на душе стало легко. «Мой проект непременно будет принят, я в этом не сомневаюсь!» — сказал себе Рефик и встал из-за стола. Взглянул на портрет Гете, закурил и стал ходить по комнате. Потом снова сел, поспешно закончил письмо, несколько раз потянулся, понял, что хочет спать, и улегся.
Когда он проснулся, было уже темно. «Десять вечера! Семь часов проспал, однако!» Встав с кровати, Рефик зажег свечку и перечитал письмо. «Неплохо получилось». Из-за стены доносились голоса и смех. Войдя в столовую, он неожиданно почувствовал густой запах ракы.
— О, вот и он! — произнес чей-то голос. — Где был, рассказывай!
— Спал, — ответил Рефик и понял, что это сказал Салих. Рядом сидел и Энвер.
— Спал он! А мы закончили работу. Всё, кончено! — заорал Энвер. — Сейчас укладывают рельсы. Локомотив подошел, свистнул в свисток, а мы ему помахали зеленым флажком. Давай, мол, Бекир, сукин ты сын, приступай к работе! — Энвер смеялся и рассекал воздух рукой, изображая, как размахивал флагом. Потом вдруг посерьезнел, словно вспомнил что-то важное, и протянул Рефику бутылку ракы. — Пить будешь?
Рефик пытался привыкнуть к свету газовых ламп, стоявших на столе и в углу, и думал: «Успели!»
— Будешь пить или нет? — насупившись, спросил Энвер.
— А где Омер?
— Патрон, должно быть, на улице, — насмешливым тоном сказал Энвер. — Разговаривает с одним из чиновников, которых подмасливал взятками.
Рефик вышел на улицу. Закрывая дверь, услышал, как за спиной смеются. Перед бараком, за столом, освещенным газовой лампой, сидели друг напротив друга и о чем-то разговаривали Омер и государственный контролер, с которым Рефик познакомился три месяца тому назад на приеме у Керим-бея. Издалека, со стороны рабочих бараков, доносились звуки дарбуки.
— А, проснулся? — сказал Омер, завидев Рефика.
Тот уже собирался поздравить друга, но государственный контролер встал, поспешно пожал Омеру руку, пробормотал что-то неразборчивое, потом пожал руку Рефику, поздравил и его тоже и ушел.
— Поздравляю, — смущенно сказал Рефик.
Омер, махнув рукой в ту сторону, куда ушел чиновник, проговорил:
— Пришлось и этому дать кое-что, хотя за что, собственно? — Глубоко вздохнул и прибавил: — Покарай их всех Аллах!
— Да, брать взятку ни за что — очень плохо!
— Я не об этом… Да покарает Аллах всех этих чиновников из Анкары вместе с Керим-беем за всю эту мерзость, за всё!..
— Как бы то ни было, все уже закончилось, — осторожно сказал Рефик.
— Да, закончилось! Я заработал много денег. Теперь всё.
Оба замолчали. К доносившимся от рабочих бараков звукам дарбуки присоединился голос скрипки. Тихая ночь наполнилась приятной, веселой, живой музыкой. Из-за стены время от времени доносился пьяный хохот.
— Я тоже выпью, — сказал Омер. Потом кивнул в сторону рабочих бараков: — Видишь, все веселятся. Цыгане приехали. Перед кофейней пляски. Все радуются, что эта проклятая стройка закончена. Я тоже выпью.
— Может, сходим, посмотрим? — предложил Рефик.
— Ладно, давай.
Они встали и направились к рабочим баракам. Музыка становилась все громче и веселее, но сейчас, в этой недвижной ночи, она казалась Рефику непривычно странной и далекой. Омер сказал, что знает этих цыган, видел их раньше. Они уже несколько лет с весны до осени бродят от Сиваса до Эрзурума, объезжая все строительные площадки, играют и поют, ночуют у мастеров, а то и у субподрядчиков, и отправляются дальше. В прошлом году, прибавил Омер, у них вышла ссора с двумя субподрядчиками из-за одной цыганки, очень красивой. Последние слова он пробормотал почти неразборчиво. Когда они уже подходили к кофейне, повернулся к Рефику и спросил:
— Что ты обо мне думаешь? — Похоже, он сразу пожалел о своем вопросе, потому что, не дожидаясь ответа, указал куда-то в сторону толпы: — Правда, красивая?
Перед кофейней собралось в крут человек шестьдесят рабочих. Музыканты сидели в сторонке, а посредине плясали две девушки. Обе не красавицы, лица усталые, улыбки вымученные. Рабочие тоже не выглядели особо веселыми. Человек десять хлопали в ладоши и время от времени выкрикивали что-то одобрительное, а остальные сидели с усталым и сонным видом, зевали. Они были похожи на измученных долгой войной солдат которые одержали наконец последнюю, дорогой ценой давшуюся победу, но никак не могут поверить в то, что война закончилась, и всё чего-то ждут, хотя утке можно возвращаться по домам. Внутри кофейни за столами клевали носами несколько человек. К двери, пошатываясь, прислонился пьяный, хлопал и порой мычал что-то невнятное. Дарбука вдруг смолкла, одна из цыганок стала обходить рабочих, собирая деньги. Кто-то начал к ней приставать, она его оттолкнула, вызвав несколько смешков. Толпа зашевелилась, открылась и закрылась дверь кофейни. Человек пять-шесть медленно побрели к баракам, спать. Музыканты снова заиграли.
Рефик глядел на толпу и думал: нужно что-нибудь сделать, чтобы этим людям жилось лучше. Он снова почувствовал стыд и угрызения совести, как это бывало с ним каждый раз в туннеле. «Я никогда не думал, что смогу стать для них своим, но и быть настолько в стороне — нехорошо, совсем нехорошо! Зачем я на них смотрю? Они закончили работать, устали, решили немножко развлечься, прежде чем идти спать. А я? Мне все это…»
— О чем думаешь? — прервал Омер ход его мыслей.
— Ни о чем.
— А я вот думаю. Вернусь сейчас в барак и выпью.
— Хорошо, я тоже скоро приду. Только сначала немножко пройдусь.