Глава 4
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
Вслед за Рефиком Омер поднялся наверх. Войдя в кабинет, он стал внимательно его оглядывать, словно думал найти забытую здесь четыре года назад вещь.
— Ну что, как тебе у нас? — спросил Рефик.
— Когда я заходил в контору, твоего отца там не было. Как он, оказывается, постарел!
— Да, за последние годы он очень изменился.
— Четыре года назад был бодрым, энергичным — и вот каким стал. — Омер сгорбился и опустил руки. — И говорить стал медленно.
— Плохо это, конечно.
— Да, жаль.
Омер подошел к книжному шкафу с раздвижными створками, склонил голову набок и стал читать названия на корешках.
— Книги, книги… Ты всех их прочел?
— Нет, — рассмеялся Рефик. — Покупаю, а читать — не читаю. Все думаю, что надо бы, да не получается. Курить будешь?
— Это потому что ты женился, — сказал Омер, но Рефик не захотел развивать эту тему.
— Если хочешь открыть, толкай в другую сторону, — сказал он, подошел к другу и открыл одну из створок.
Взяв наугад книгу, Омер подошел к столу.
— Мухиттин, вот кто наверняка читает. Как, кстати, его поэтическая карьера?
— Да он сейчас сам сюда придет. Ты ведь останешься на ужин?
— Нет, я должен ехать в Айазпашу. Пообещал одному родственнику. Ты его, может быть, знаешь — депутат от Манисы Мухтар Лачин.
— Кто он тебе?
— Сам толком не знаю. Моя мать приходилась его покойной жене не то сводной сестрой, не то еще кем — не могу вспомнить.
— Да ты вечно все забываешь, — сказал Рефик как будто немного обиженно.
— Нет, дружище, только эти родственные связи никак не уложатся у меня в голове. А больше я ничего не забыл.
— Ладно. Так как тебе у нас?
Омер обвел кабинет взглядом.
— Здесь, например, все осталось как было. Ничего не изменилось. А в доме, как всегда по праздникам, оживление, шум. Сейчас даже оживленнее, чем раньше: вас ведь стало больше. — И Омер улыбнулся.
Рефик тоже улыбнулся, будто вспомнил что-то приятное, а потом покраснел:
— Вот, как видишь, женился я.
— И правильно сделал.
Рефик, не обращая внимания на его слова, продолжал, словно жалуясь:
— Женился… Жена у меня, сам видишь, красавица, мы друг друга очень любим. Работаю в отцовской конторе — вместо инженерного дела занимаюсь вместе с ним коммерцией. Покупаю книги, а читать не получается. Женился — вот и все, что я сделал за эти четыре года. Но я не жалуюсь, не думай.
— Да и с чего тебе жаловаться? — спросил Омер. Краем глаза взглянул на лежащую перед ним книгу, потом поставил ее на место. — У меня на чтение тоже времени нет. Раньше я мог позволить себе иногда почитать. А теперь думаю — и как у других получается? У меня внутри все кипит. Хочется жить — вволю, досыта. Мне нужно многое сделать. — Омер начал ходить по кабинету из угла в угол. — Вот увидишь, как много я сделаю!
— Ты окончательно решил, что будешь работать на строительстве железной дороги?
— Да. А может… Я ведь внизу так сказал? Но я еще не окончательно решил, нет. Впрочем, не так уж важно, какое решение я приму. Важно то, что я с каждым днем все сильнее испытываю жажду деятельности. Ты меня понимаешь? Я многое хочу сделать. Все покорить, всем овладеть… Дай-ка сигарету. Ты меня понимаешь?
— Очень хорошо понимаю, — сказал Рефик, которому тоже передалось волнение друга.
Омер остановился у окна.
— Вот этот сад… Он совершенно не меняется. Каштаны и липы точно такие же, какими были четыре года назад. А я хочу, чтобы все менялось, летело сломя голову, чтобы каждый день было что-то новое! Даже не так. Я хочу сам все менять. Оставить свой след, перевернуть все вверх дном! — Он снова начал ходить по кабинету.
Рефик взволнованно слушал друга, чувствуя, как в душе у него происходит какое-то странное, внушающее тревогу движение, и время от времени поддакивал.
Дверь вдруг открылась, и в кабинет вошла Эмине-ханым, неся на подносе чай.
— Вот, молодые люди, принесла вам чай. Омер-бей, я вас сразу узнала, как увидела. Вы ничуть не изменились. Я положила вам в чай лимон, как вы любите, — я все помню!
— И правда люблю. Спасибо!
— И улыбаетесь вы совсем как раньше. Ничуть не изменились! Да и у нас все по-старому… — Выходя из кабинета, она обернулась к Рефику: — Не принести ли вам тех маленьких пирожков, бейэфенди?
— Не надо, — сказал Рефик. Потом, смутившись, бросил взгляд на Омера и, когда дверь закрылась, сказал ему: — По поводу женитьбы я тебе вот что скажу… Перихан мне очень… очень нравится. Я хотел и тебе посоветовать жениться, но передумал. Не знаю даже, что тебе посоветовать…
— Почему?
— Не знаю, не знаю! Сказал вот, а сам не знаю… — быстро заговорил Рефик. Ему явно не хотелось, чтобы друг подумал, будто он жалуется. — Да… Об этом надо бы хорошенько поговорить… Но сегодня не получится, так ведь? В такой суматохе разве можно поговорить о чем-нибудь серьезном? Праздник, ничего не поделаешь! — И он нервно сцепил пальцы.
— Я тебя понимаю, — сказал Омер с улыбкой. — А вот ты меня понимаешь?
— Конечно, конечно… Мы об этом потом поговорим. Поставим внизу самовар, как раньше бывало, Мухиттин придет… До утра будем говорить!
— Да где он, кстати?
Дверь неожиданно открылась, и в кабинет вошел улыбающийся Осман.
— Привет, молодежь, привет! — сказал он. Сам Осман был старше их всего на несколько лет, но ему очень нравилось изображать из себя доброго дядюшку. — Как встретились, так сразу забились в уголок. В покер, что ли, будете играть? — Он сделал движение рукой, будто раздавал карты.
— Четыре года прошло, как мы последний раз играли, — сказал Рефик.
Осман рассмеялся, словно услышал веселую шутку:
— Так почему бы сейчас не повторить то, что было четыре года назад?
— Ну да, конечно, — сказал Омер. — Может, и сыграем снова. — Ему вспомнилась старая шутка: — Мы четыре года играли тут в покер, а ваша мать сидела внизу. Мы стали инженерами, а она никем не стала.
Эта была шутка Ниган-ханым, которую она в свое время очень любила повторять, но Осман усмехнулся, как будто услышал ее впервые, и похлопал Омера по спине — неожиданно, но не сильно.
— Да, четыре года игры в покер… Кстати, вы ведь втроем играли. Где же третий?
— Мухиттин обещал прийти, — сказал Омер. — Я его, между прочим, уже один раз видел.
— На ужин вы, конечно же, останетесь? Нет? Как же так? Это никуда не годится. Ну хорошо, тогда расскажи еще немного, что делал в Лондоне. Сильно они нас обогнали?
— Сильно!
— Да… Но у нас теперь тоже кое-что делается. Как тебе на родине? Виден прогресс, а?
Дверь открылась, и вошел Мухиттин — как всегда, резкими, быстрыми шагами. Внимательно поглядел на Османа, точно не был с ним знаком.
— Ну, вот и третий пришел! — оживился Осман. — А мы как раз о тебе говорили.
Мухиттин никогда не был особенно дружен с Османом, поэтому его, должно быть, удивило это горячее приветствие. Насмешливо улыбнувшись, он переспросил:
— О чем говорили?
— О тебе! — сказал Рефик. — Вспоминали, как мы в старые времена играли в покер.
Мухиттин пожал руку Осману. Потом осведомился у Рефика и Омера, как они поживают, уселся в кресло, стоящее в углу взял со стола газету и принялся ее листать.
— Пожалуй, оставлю я молодежь наедине, — сказал Осман. Уже подойдя к двери, он остановился и спросил Мухиттина: — Как поживает твой сборник стихов?
— Спасибо, неплохо, — пробормотал тот.
— Да, оставлю-ка я вас наедине. Вы теперь инженеры, а мама так никем и не стала. — Он еще раз усмехнулся и осторожно прикрыл за собой дверь.
— Что случилось? — спросил Омер. — Почему ты нынче такой смурной?
— Ты же знаешь, я его недолюбливаю, — кивнул Мухиттин в сторону двери. — Или забыл? Ты, Рефик, не обижаешься на меня за то, что я так говорю?
— Нет, что ты!
— Кстати, а что вы обо мне говорили, пока меня не было?
— Да так, ничего особенного. Вспоминали старые шутки, — сказал Омер.
Замолчали. Никому не хотелось говорить. Слышны были голоса снизу и тиканье часов, стоящих у двери.
— Ох уж эти радости семейной жизни… — протянул Мухиттин. Встал с кресла, снял очки и начал протирать их платком.
— Ты их тоже недолюбливаешь? — спросил Омер.
— Даже и не знаю, что сказать. Не пойму: то ли любить, то ли ненавидеть.
Омер, улыбаясь, подошел к Мухиттину.
— Я тебя понимаю, — сказал он, положив руку другу на плечо. Поскольку он был намного выше Мухиттина, выглядело это так, как будто старший брат утешает младшего.
— Омер немного рассказал о себе, — сказал Рефик.
Мухиттин снова сел в кресло и надел очки.
— И что же ты рассказывал?
— Давай поговорим об этом как-нибудь потом.
— Хорошо. К тому же я сейчас надолго не задержусь. Мне нужно ехать в Бейоглу, я обещал. Зашел на минутку, чтобы тебя повидать.
— Все еще ездишь в Бейоглу, а? — спросил Омер. Он думал, что друг в ответ улыбнется, но тот не стал ни улыбаться, ни делать смущенный или лукавый вид — нахмурился и посмотрел строго.
Тут открылась дверь, и на пороге снова появилась горничная с подносом в руках. На подносе стояли три чашки с чаем.
— А я тебя видела, негодник ты этакий, — укоризненно сказала Эмине-ханым Мухиттину. — Сразу сюда убежал!
Увидев хмурое выражение на лице у Рефика, она больше не стала ничего говорить, взяла пустые чашки и ушла.
— Я не стал заходить на нижний этаж, — извиняющимся голосом сказал Мухиттин. — Увидел, что там гости…
— Когда будем уходить, зайдем туда вместе, — предложил Омер.
Снова замолчали, прислушиваясь к голосам внизу.
— А еще о чем говорили? — спросил Мухиттин.
— Ну, я немного рассказал о своих планах и идеях. А Рефик говорил о супружеской жизни. Точнее…
— Да-да, об этом мы и говорили, — перебил Омера Рефик. Сейчас, однако, при словах о супружеской жизни на лице у него появилась счастливая, беспечная улыбка.
— Женитьба сделала его очень смирным и благоразумным, — кивнул Мухиттин в сторону Рефика.
— Да он всегда таким был, — рассмеялся Омер.
Усмехнулся и Мухиттин:
— Это правда, но сейчас он стал еще более благоразумным, чем был.
Рефик посмеялся вместе с друзьями, но ощутил при этом какое-то смутное чувство вины. Потом Мухиттин начал рассказывать, как встретил по дороге одного своего школьного приятеля — из тех людей, которые словно специально созданы, чтобы другие могли над ними посмеяться. Затем начали вспоминать студенческую жизнь и еще больше развеселились.
Омер взял газету, которую только что листал Мухиттин.
— Гляньте, что пишут: «Вчера на площади Таксим произошло столкновение между трамваем и каретой, принадлежащей адвокату Дженапу Сорару. Карете причинен незначительный ущерб. Жертв нет». Узнаю Турцию! Английская газета такую, с позволения сказать, новость…
— Ты, выходит, теперь тоже, как некоторые, стал считать Турцию захолустьем? — внезапно перебил его Мухиттин. — Эту заметку напечатали, потому что в последнее время было много аварий, связанных с трамваями!
— Нет, он Турцию считает не захолустьем, а бесхозной страной, ждущей завоевателя, — вставил Рефик.
— Да нет, друзья, ну что вы такое говорите, — пробормотал Омер. — Ладно, мне пора. Ты ведь тоже пойдешь, Мухиттин?
Спускаясь по лестнице, они встретили Перихан. Рефик заметил, что жена покраснела, а друзья тоже как будто смутились.
Фуат-бей с семьей уже уехали. Джевдет-бей, сидевший, по обыкновению, в кресле, обрадовался, увидев молодых людей, и стал так настойчиво уговаривать их посидеть с ним немного, что пришлось согласиться.
— Ну что, куда теперь собираетесь? — спросил Джевдет-бей. — Развлекаться?
— Они-то уезжают, а я останусь, — сказал Рефик.
— Понятное дело. Ты теперь женатый человек. А вы, интересно, куда направляетесь? В Бейоглу бываете?
— Бываю время от времени, — сказал Мухиттин.
— Ишь, проказник! Слишком-то не увлекайся. Я в молодости совсем нигде не бывал. Сейчас думаю: надо было пожить в свое время, погулять! Но семья и дело важнее, не правда ли? Ты сейчас где работаешь?
— В строительной компании.
— Молодец, хвалю! А ты, Омер, не засиживайся, ищи скорее работу. Здесь не Европа. Здесь все по-другому…
— Я знаю, эфенди, — сказал Омер, поднимаясь.
Джевдет-бей, протягивая ему руку для поцелуя, проворчал:
— Только посмотрите на них! Не успели присесть, уже убегают. А ведь могли бы многому еще у меня поучиться!
— Вы такие красивые, — вздохнула Ниган-ханым и тут же, видимо поняв, что к Мухиттину это определение никак не подходит, прибавила: — Такие молодые… Непременно приходите как-нибудь к ужину. Обещаете? Я буду вас ждать.
Осман заулыбался, снова вспомнив ту старую шутку.
Выйдя на лестничную площадку, Рефик увидел спускающуюся вниз Перихан и встал так, чтобы ей было понятно — ему не хочется, чтобы она еще раз встречалась с его друзьями. «Зачем я так сделал?»
Рефик проводил Омера и Мухиттина до садовой калитки, взял с них слово, что они обязательно как-нибудь снова зайдут и тогда уж поговорят вволю, а потом смотрел им вслед, пока они не растворились в праздничной толпе, заполнившей площадь Нишанташи. «Всю мою юность, всю студенческую жизнь они были рядом со мной», — пробормотал он вслух и пошел назад. Снег, выпавший два дня назад, еще не растаял, лежал кое-где на земле и на ветвях деревьев. Дул резкий, холодный ветер, с ветвей слетали снежинки. Рефик поторопился вернуться в теплый дом. Присел около печки, согрелся и присоединился к беседе.
