Негасимое пламя
(1)
Капитан Андерсон отвернулся, сложил ладони рупором и проревел:
— Эй, на мачте!
Матрос, что возился у недвижного тела юного Виллиса, махнул рукой, показывая, что слышит. Андерсон опустил руки и крикнул:
— Ну что он там, не помер?
Матрос что-то ответил, но голос у него был много слабее, чем у капитана: за шумом ветра и волн, не говоря уже о скрипе судна, я ничего не расслышал. Тридцатью футами ниже, с марсов, лейтенант Бене — голосом ничуть не тише капитанского, разве что тенором вместо баса — повторил ответ:
— Пока не знаю, ледяной совсем.
— Спускайте его!
На мачту забрался еще один матрос, началась какая-то сутолока. Виллис покачнулся и свесился вниз. Я вскрикнул, но, к счастью, его пристроили в некое подобие веревочного сиденья, которое поползло к палубе, крутясь и покачиваясь в такт движению судна и время от времени стукаясь о мачту.
— Держите же, твари ленивые! — рявкнул Бене.
Виллиса начали передавать из рук в руки. Вахтенные, во всяком случае, те из них, что лазили по снастям вокруг мачты, поддерживали Виллиса бережней, чем мать — младенца. Лейтенант Бене соскользнул по канату с марсов и легко спрыгнул на палубу.
— Молодцы! — похвалил он матросов и опустился на колени около парнишки.
— Ну что, умер, мистер Бене? — крикнул стоявший у леера на мостике капитан.
Элегантным жестом Бене сдернул шляпу, обнажив густую и, на мой взгляд, слишком уж золотистую шевелюру.
— Вовсе нет, сэр. Тащите его в кают-компанию, ребята, да поживей!
Несколько матросов заторопились вниз по лестнице, верней, трапу (название становилось мне все привычней и привычней), лейтенант Бене последовал за ними так уверенно, будто и в медицине он смыслил лучше всех на свете.
Я повернулся к мистеру Смайлсу, штурману, который как раз стоял на вахте.
— А на вид — словно мертвый.
Капитан что-то яростно прошипел. Разумеется, заговорив с вахтенным офицером, я нарушил любезные его сердцу «Правила для пассажиров»! В этот раз, однако, он чувствовал, что перегнул палку, чуть не доведя Виллиса до смерти, и потому со злобной миной удалился в каюту.
Мистер Смайлс внимательно оглядел горизонт и поднятые паруса.
— Для смерти-то самое время.
Его слова и потрясли, и рассердили меня. Я считаю себя человеком, свободным от предрассудков, однако услыхать такое на поврежденном, готовом утонуть корабле не очень-то приятно. Тем более что недавняя перемена погоды, напротив, взбодрила меня. Несмотря на то, что мы шли на юг, к полярным морям, погода казалась не хуже, чем на Ла-Манше. Только лишь я собрался заспорить со Смайлсом, как из пассажирского коридора появился мой друг, лейтенант Чарльз Саммерс.
— Эдмунд! Говорят, вы спасли юного Виллиса?
— Я? Да ни в коем случае! Я пассажир и не вмешиваюсь в дела команды. Всего лишь намекнул лейтенанту Бене, что юнец не подает признаков жизни, а уж он, как обычно, доделал все остальное.
Чарльз огляделся и отвел меня к лееру, подальше от Смайлса.
— Конечно же, вы выбрали единственного офицера, которому ничего не будет, если он не согласится с капитаном.
— Что, собственно, и зовется дипломатией.
— Вам ведь не нравится Бене, правда? Я с ним тоже не во всем согласен. Фок-мачта…
— Я от него в восторге. Он безупречен. Даже слишком.
— Намерения-то у него хорошие.
— И по вантам он лазит не хуже гардемаринов. Кстати, Чарльз, знаете, за несколько месяцев плавания я так ни разу и не забрался на мачту. Сегодня немного качает, но ведь меньше, чем раньше!
— В самом деле? Я настолько привык к качке…
— Что касается вас — я уверен, вы сможете, не споткнувшись, подняться вверх по стене дома. А я… Ветер, похоже, крепчает, так что, может статься, сегодня мой единственный шанс почувствовать себя простым матросом.
— Хорошо, только не выше марса.
— Не представляете, как мне пригодится подобный опыт. Предположим, угораздит меня стать членом парламента. «Мистер спикер, — начну я, — те из нас, кто во время сражений, стоя на марсе…»
— Не соблаговолит ли уважаемый член парламента от Тимбукту умолкнуть, ухватить канат и развернуться? Тише, тише! Вы не гардемарин, чтобы в салочки играть!
— О господи, здесь же некуда сапог поставить!
— Пробуйте ступеньку ногой прежде, чем перенести на нее вес. Вниз не глядите. Соскользнете — я подхвачу.
— В руце Твои, Господи…
— Все богохульничаете!
— Простите, святой отец. Случайно вырвалось. Это не я, но мой сапог, как мог бы сказать Еврипид, хотя не сказал. Соскользнул со ступеньки.
— Теперь сюда, в марсовую дыру.
— А попроще никак нельзя? Вы настаиваете?
— Вперед!
— О Господи! Как здесь просторно: хватит места поселить полдюжины матросов! Разве что под нужник пришлось бы использовать дыру, через которую я влез. «Продается вилла с видом на море. Роскошная отделка, деревянные панели, джентльмен в морской форме следит…»
— Фосетт, теперь, когда мистер Виллис… освободил топ, вы вполне можете туда вернуться.
Матрос отдал честь, перекатил комок жевательного табака за щекой и исчез из виду.
— Ну и как вы себя ощущаете?
— Стоит мне поглядеть вниз, и я тут же понимаю, что наш корабль съежился. Нет, правда, Чарльз! Как можно втыкать эдакую здоровенную мачту в такую крошечную скорлупку?! Удивительно, что мы еще не перевернулись! Все, я вниз не смотрю — закрыл глаза.
— Лучше окиньте взглядом горизонт, это интереснее.
— У меня и так волосы дыбом встали — шапка сваливается.
— До палубы футов шестьдесят, не больше, уверяю вас.
— Не больше?! Однако наш золотоволосый друг соскользнул туда по канату.
— Бене — энергичный молодой человек, бодрый духом и полный идей. А что бы вы делали, если бы вас привязали к мачте?
— Как беднягу Виллиса? Да умер бы! Кстати, Смайлса послушать, так самое время для смерти.
Я осторожно уселся, не выпуская из рук спасительных вант, окружавших площадку. Что ж, вполне терпимо.
— Так гораздо лучше.
— Его слова напугали вас?
— О ком он говорил — о дочерях Пайка?
— Насколько я знаю, им немного легче.
— О несчастном Дэвисе? О миссис Ист? Должно быть, ей лучше — я видел ее с миссис Пайк. А может быть, он подразумевал мисс Брокльбанк?
— Мистер Брокльбанк говорит, что ей очень плохо. Угасает на глазах.
Очередная догадка заставила меня улыбнуться:
— Или он имел в виду нашего горячего доморощенного политика, мистера Преттимена? Мисс Грэнхем жаловалась, что удар оказался очень тяжелым.
— Преттимен вам смешон?
— Как вам сказать… Совсем конченым его не назовешь, иначе такая достойная леди, как мисс Грэнхем, не сделала бы его счастливейшим из смертных. Но смешным? Да он мерзок! Порочит правительство, корону, государственную систему — все, что сделало нас величайшей державой на Земле.
— И все-таки сейчас ему очень плохо.
— Что ж, если он нас покинет — невелика потеря. Кого мне жаль, так это мисс Грэнхем. Хоть она несколько раз и отчитывала меня, это, повторюсь, очень достойная леди, которая питает к жениху искреннюю привязанность. Странные создания — женщины.
К нам карабкался кто-то еще. Мистер Томми Тейлор с обезьяньей ловкостью перелез через край марсовой площадки вместо того, чтобы выбрать более простой и безопасный путь сквозь дыру.
— Мистер Бене шлет наилучшие пожелания и рад уведомить, сэр, что мистеру Виллису уже лучше. Он уснул и храпит, сэр.
— Прекрасно, мистер Тейлор. Ваша вахта?
— Да, сэр. С мистером Смайлсом, сэр. Рассыльный, сэр.
— Тогда возвращайтесь на шканцы.
— Простите, сэр. Моя вахта только что кончилась, сэр.
И верно — пробил судовой колокол.
— Выходит, вы сменились… Замечательно. Тогда поработайте-ка немного учителем. Как видите, мистер Тальбот забрался сюда, чтобы побольше узнать о нашем судне.
— Нет, нет, Чарльз! Пощадите!
— К примеру, мистер Тейлор, мистер Тальбот хотел бы выяснить, к какому типу относится эта мачта.
— Это грот-мачта, сэр.
— Шутить изволите, мистер Тейлор? Как она устроена?
— Это так называемая составная мачта, ну, значит, она составлена из частей, сэр.
Мистер Тейлор так оглушительно расхохотался, что я решил считать его слова шуткой. С другой стороны, юноша всегда отличался бодростью духа, и наше плачевное положение могло казаться ему веселой забавой.
— Назовите эти части, Тейлор.
— Ну, вот эти обручи называются бугели. Марсовую площадку поддерживают лонг-салинги и краспицы, а для их укрепления к мачте с обеих сторон присоединены толстые брусья, называемые чиксами. Мистер Гиббс, плотник, говорит… — Юнец заливисто расхохотался. — Он говорит, что у каждой мачты их две — и хорошенькие, а у меня ни одной.
— Пошутили, молодой человек, и хватит, убирайтесь вон! Грязные мысли заберите с собой.
— Есть, сэр. Спасибо, сэр.
Тейлор исчез с проворством, свойственным его полу и возрасту. При виде того, как он скользит по тому же канату, которым недавно воспользовался мистер Бене, мне стало дурно. Я поднял глаза и, дабы унять головокружение, зацепился взглядом за фок-мачту, что высилась между нами и носом.
— Да она же движется, Чарльз! Глядите, глядите! Нет, остановилась. Самая верхушка — она описывает такие маленькие неровные круги…
— Заметили? Мы надеялись, что это просто надлом, точнее — небольшая трещина, но на самом деле оказалось, что разбит так называемый степс, то есть гнездо и опора мачты, и надо принимать меры. Успокойтесь, Эдмунд. Вы тут все равно ничем не поможете.
— Она ведь не должна так качаться!
— Разумеется, нет. Именно поэтому мы не ставим парусов ни на фок-, ни на бизань-мачту. Видите клинья, вон там, где мачта входит в палубу? Нет, не видите — ну и ладно. В общем, их постоянно выдавливает при движении. Но чтобы ее застопорить, больше ничего не сделаешь.
— Голова кружится.
— Тогда отвернитесь. Не сообразил я, что отсюда вы все заметите. О! Гляньте-ка! Да не на мачту, а туда, на горизонт! Ветер, южный ветер, который нам ну совсем не нужен!
— Почему?
— Потому что он принесет холод. Придется менять курс и поворачивать на восток… Собственно, путь наш туда и лежит, но сперва надобно спуститься южнее, где дуют устойчивые, сильные ветра. Пора вниз. Лезьте за мной.
Мы спустились на палубу, и я встал по правому борту, у грота-штага, глядя, как наша посудина неуклюже ложится на правый галс под порывами южного ветра, в котором не было ни капли той мягкости, которую мы, жители более спокойных широт, ассоциируем со словом «южный». Чарльз задержался на палубе: мистер Камбершам и капитан Андерсон меняли курс. Не успел Саммерс вернуться к своим делам, как я снова его перехватил.
— Не могли бы вы уделить мне еще пару минут? Я понимаю, как вы заняты, и не хотел бы посягать на ваше личное время…
— Да кто может быть свободней старшего офицера во время плавания?! Главное — постоянно быть на виду и вовремя замечать страшные преступления, вроде нескатанной койки или несвернутого каната — вот этот свернут, как полагается, обратите внимание. Поэтому мы вполне можем, как водится, пройтись по шкафуту.
— С превеликим удовольствием.
Мы с Чарльзом бодро прогуливались взад-вперед. Перешагивая натянутые тросы обнайтовки, мы прошли мимо грот-мачты с ее несмоленым линем, через мешанину клиньев, канатов, блоков и кнехтов и добрались до полубака, где описывала почти невидимые круги лишенная парусов фок-мачта. Когда мы поравнялись с нею в первый раз, я остановился. Оплетенная не хуже грот-мачты, фок-мачта была не менее трех футов в диаметре. Там, где она входила в палубу, ее окружало кольцо громадных клиньев. Я присмотрелся повнимательней: оказалось, они действительно движутся — чуть заметно и неравномерно. Рядом, опершись на огромный деревянный молот, стоял матрос. Он заметил лейтенанта, вскинул молот на плечо и, понаблюдав немного, опустил его на тот из клиньев, что торчал из палубы чуть более гордо, чем его собратья.
Чарльз кивнул. Я почувствовал, как он тянет меня за руку, и мы продолжили прогулку.
— Есть от этого какая-то польза?
— Вряд ли. Тем не менее лучше уж так, чем вообще ничего не делать. Хоть пассажиров успокоим.
— Да, a propos, Чарльз, я тронут учтивостью, с коей вы, офицеры, позволили мне поселиться в одной из ваших каморок… кают, я хотел сказать. Но пора и честь знать, настало время вернуться к пассажирам, в свою каюту.
— А вы разве не слышали? Ее заняла мисс Брокльбанк! Я не стал возражать, учитывая состояние несчастной страдалицы. Разумеется, у вас не хватит жестокости выставить ее вон?
— Нет, она поступила, как подобает истинному скваттеру. Я имею в виду другую каюту.
— Ту, где Колли замучил себя до смерти, а Виллер совершил самоубийство? Да вы там заснуть не сможете! Разве общество в нашей кают-компании — мое общество — утомило вас?
— Вы знаете, что это не так.
— Тогда послушайте, дорогой друг! Неотесанный моряк, вроде меня, может запросто ночевать в подобном месте, но для вас там слишком мерзко.
— Да уж, не очень приятно.
— Тогда к чему эти разговоры?
— Дело в том, что от моей решимости зависит гораздо больше, чем вы думаете — да вам и думать-то об этом не стоит, это целиком мое дело.
— Не понимаю.
— Вопрос личной ответственности. Не буду рассказывать подробно — в общем и целом смысл в том, что рано или поздно я приму участие в управлении колонией. Какая репутация сложится у меня, если станет известно, что я отказался ночевать в каюте, испугавшись призраков? Теперь понимаете? Вы служите королю — у меня тоже есть служба.
— Что ж, ваша мысль ясна и достойна уважения.
— Я тоже так считаю.
Чарльз расхохотался.
— В любом случае вам придется пару дней подождать. Я распорядился там все вычистить, покрасить и так далее.
— И так далее?
— Полноте, Эдмунд, человек пустил пулю в висок в такой тесной клетушке… В общем, у вас есть день-два на то, чтобы все обдумать. Кстати, вы заметили, насколько быстрее пошел корабль, едва ветер переменился? И воды забираем меньше — легче откачивать.
— Я одного не могу понять. Почему бы нам не пойти севернее, в сторону Африки, к мысу Доброй Надежды? Пополнили бы запасы еды, питья и так далее, починили бы фок-мачту, отправили на берег больных и — в конце концов — прошлись бы по надежной, твердой земле! Как же мне ее не хватает!
— Этот ветер долго не продержится — слишком уж он внезапный, не по сезону. Если доверишься ему, начнется «погоня за ветром»: судно ходит взад и вперед, описывает круг за кругом, никуда не попадая, прямо как «Летучий голландец». Удовлетворимся тремя с половиной узлами, которые делаем сейчас — пусть медленно, но приближаемся к цели. Лучше, чем ничего, не так ли?
— Наверное. Прошу прощения, меня совершенно измучил непрекращающийся зуд, даже сыпь между ног появилась.
— Сыпь? Да она у всех — от соленой воды.
— Одежду невозможно носить. Филлипс забрал мою рубашку в стирку и вернул совершенно сырой. Отругать я его отругал, но пришлось натягивать как есть.
— Дождевая вода, что вы хотите.
— Я думал, дождевая вода — пресная.
— И чему только учат в нынешних школах? Разумеется, нет. Дождь пресный дома, на суше — если жить достаточно далеко от моря. Здесь вода всегда будет солоноватой. Вы же ею моетесь, как и все.
— Разумеется, моюсь, хотя мыло совсем не мылится, а покрывается какой-то коркой.
— А каким мылом вы пользуетесь?
— Своим, разумеется!
— Разве Веббер не выдал вам кусок из корабельного запаса?
— Господи, так это мыло? Я думал — какой-то кирпич! Пемза или что-то в этом роде, чтобы бриться в шторм, по примеру древних.
— Не сомневаюсь, что про древность вы знаете все. И все-таки это мыло, юноша, мыло для соленой воды!
— А мылом не пахнет.
Лейтенант Саммерс расхохотался почти так же громко и заливисто, как мистер Тейлор.
— Вы полагаете, что мыло ароматно от природы?
— А разве нет?
Но Чарльз уже не слушал. Он лизнул палец и выставил его вверх.
— Ну, что я вам говорил? Ветер не продержался и полувахты! Гляньте, что творится.
