Прошли тысячелетия с тех пор, как мы летели этим же путем с Амбиеном Первым. С высоты было видно, что ландшафт почти не изменился, но встречались и зоны, где каменистая почва вздыбилась, виднелись следы горных обвалов, а покалеченные деревья успели засохнуть. Я знала, что города на побережье Срединного моря, над которым я пролетала с Амбиеном, превратились в руины. Мне было интересно, стало ли причиной их гибели землетрясение или что-то иное. Пролетая над прибрежной зоной огромного пустынного океана, который отделял Северный Изолированный Континент от Основного Материка, я заметила несколько новых островов, выглядевших так, словно они только что поднялись со дна океана. Остров с прекрасным городом и великолепными кораблями в гаванях успел опуститься под воду и подняться вновь. Теперь на нем было несколько убогих селений. Мне захотелось еще раз осмотреть великие Внутренние моря, и я сделала несколько кругов над ними. Повсюду вдоль каменистого, залитого солнцем побережья виднелись руины зданий. Часть из них оказалась под водой. Но это были богатые и плодородные земли, и скоро здесь появятся новые города, как уже бывало не раз. И все же было грустно видеть, как мимолетно все происходящее на этой планете, и я пришла в несвойственное мне состояние духа. На меня навалилась глубокая печаль, которую сириане называли «экзистенциалистской меланхолией», — потому что мои чувства были отзвуком самого насущного для Сирианской империи вопроса: каковы цели планирования нашей деятельности, обретения власти над природой? Я висела над землей в крохотном пузырьке космического корабля, захваченная открывшимся зрелищем. Картина внизу была полна волшебного очарования — синие моря, сверкающие, словно огромные драгоценные камни, были окружены теплыми красноватыми землями. Казалось, в этой крохотной планете как в капле воды отражается целая Галактика, которая всегда — несмотря на иллюзию бесконечности времени: рядом с ней любые перемены ничтожны, — постоянно менялась, и эта мимолетность делала каждое мгновение бесценным… Я парила над этой прекрасной пустынной землей, пока не налюбовалась ею досыта, а затем вновь направилась на север, к Адаланталэнду. Я хотела посмотреть, во что превратилось это безмятежное государство в период всеобщего упадка. В наших библиотеках можно найти массу материалов по истории Адаланталэнда, поэтому я ограничусь сведениями, которые имеют прямое отношение к моим нынешним целям.

Адаланталэнд (канопианцы называли его Адалантером) располагался на большом острове, который был частью крупного архипелага у побережья Основного Материка. Хотя в экваториальных зонах Роанды в то время было слишком жарко, климат в северной и южной части был теплым, без резких перепадов температуры, а почвы — плодородными. Адаланталэнд представлял собой миролюбивую, достаточно демократичную культуру, отчасти склонную к праздности и гедонизму. Женская династия, управлявшая страной, властвовала «милостью Канопуса» — повсюду были установлены камни с высеченными на них правилами, которые строго соблюдались. Основных заповедей было три. Первая гласила, что Канопус, незримый, но могущественный законодатель Роанды, покарает любого, кто нарушит его Закон. Вторая утверждала, что никто не вправе считать себя лучше прочих, и запрещала порабощать или эксплуатировать ближнего, унижая его достоинство. Третья запрещала гражданам Адаланталэнда брать из общих запасов пищи и предметов потребления больше, чем требовалось для удовлетворения их личных потребностей. Каждое правило содержало множество уточняющих пунктов и подпунктов. Свободно перемещаясь по этой безмятежной стране, я обнаружила, что люди хорошо знают и по большей части соблюдают эти законы, хотя третий трактуется очень по-разному. Мне сказали, что Матери, которые правят страной, подчиняются другим, тайным законам. Они дарованы им «теми, кто спустился со звезд». Меня явно не причисляли к этой категории. Внешне я напоминала жителей Адаланталэнда — они были светловолосыми, белокожими, голубоглазыми, но в отличие от меня — крупными и полнотелыми. Поскольку я была худой и высокой, все то и дело выражали озабоченность состоянием моего здоровья. Я познакомилась с королевой, или, как ее здесь называли, «Великой Матерью», которая жила не лучше, чем ее подданные, и никоим образом не демонстрировала свое превосходство. Предметом моего особого любопытства был вопрос, который я не могла обсуждать ни с кем. Я хотела выяснить, как этому государству удается поддерживать порядок и избегать преступности и гражданского неповиновения. В эпоху всеобщей деградации на Роанде такое положение дел было достаточно необычным. Великодушная и доброжелательная королева явно не понимала, что этот рай на земле — ибо она и ее подданные считали свою страну таковым и знали, что им завидуют менее развитые племена, — был не кульминацией длительного развития культуры, а всего лишь тенью былого величия, что предшествовало Катастрофе и провалу Смычки. В древних легендах содержались намеки на страшное несчастье, во многих упоминались некие «Боги», которые наблюдают за народом и должны «вернуться». Впервые «Боги» явились на Роанду во времена прапрапрапрабабушки нынешней королевы. По описанию я узнала Клорати. Он даровал жителям Адаланталэнда новые законы — по большей части то была новая трактовка уже действующих норм. Он упрекал людей в недостойных поступках и укреплял в них стремление беречь свою прекрасную, благодатную страну.

Я спросила королеву про тайные законы, и она, не смущаясь, ответила на мой вопрос. Она сказала, что единственная причина, по которой их держат втайне и не высекают на камнях, состоит в том, что, будучи весьма замысловатыми, законы сии требуют осмотрительности и педантизма, — и здесь я вновь узнала почерк Канопуса! — и могут стать тяжким бременем для простых людей, поглощенных повседневными заботами.

Оказалось, что речь идет о тех же правилах, которые Канопус установил для нас, сириан. Мы так привыкли соблюдать их, что давно считали их собственным изобретением, позабыв о том, что законы введены Канопусом. Я помню, что, когда королева стала излагать мне указания, исходящие, по ее мнению, от Канопуса, я почувствовала обиду и раздражение. Впрочем, я тут же упрекнула себя за эти нелепые чувства.

Королева не пожалела времени и сил, чтобы подробно растолковать мне эти правила. Они определяли, какое имущество следует защищать и охранять, как и в какое время его использовать, как правильно распоряжаться теми или иными артефактами, каких мест следует избегать и в какие стремиться… и так далее. Нет смысла перечислять все пункты подробно, поскольку в них постоянно вносились поправки, и нам объясняли, как нужно корректировать эти законы с учетом космических и локальных факторов.

Однако в том, что говорила мне королева, я заметила некоторые неточности. Незначительные отклонения от знакомых мне предписаний. Слушая эту мудрую и приветливую женщину, которая объясняла мне, как должны вести себя ее подданные, чтобы сохранить физическое и душевное здоровье и здравый смысл, я испытывала непривычные ощущения. Я привыкла соблюдать те же самые законы, но в несколько иной трактовке и считала, что мой подход ближе к истине, — ведь еще недавно я тесно общалась с Клорати, который контролировал мое поведение. Впрочем, еще тогда он сказал мне, чтобы я не пыталась изменить обычаи, которых придерживалась королева. Поэтому я держала язык за зубами.

Королева хотела знать, из какой части Роанды я прибыла, и я рассказала ей о Южных Континентах, о которых она уже слышала. Мореплавателям Адаланталэнда приходилось бывать на побережье обоих континентов, и у них имелась возможность обследовать их, — что показалось мне весьма интересным. Но незадолго до моего визита королева запретила дальние путешествия — за границей слишком опасно, и наверняка я тоже заметила это. Рассказывали ли мне жители Адаланталэнда о своих страхах и дурных предчувствиях? Если нет, это из-за того, что я иностранка, и было бы дурным тоном докучать постороннему человеку своими заботами. Однако сама королева и другие Матери, правящие страной, убеждены, что у них есть все основания бояться. Приходилось ли мне слышать о разрушительных землетрясениях на Юге, которые стирали с лица земли целые города? О штормах и бурях там, где раньше всегда стояла прекрасная погода? Она говорила об этом, и ее огромные глаза — синие, как моря, над которыми я летела всего несколько дней назад, — были полны тревоги. Я невольно сравнивала наши чувства — правительница Адаланталэнда переживала за свою культуру и свою страну, а я, размышляя об исчезновении планет, городов, цивилизаций или даже видя опустошение, которое оставило после себя землетрясение, испытывала примерно то же, что ощущает человек, увидевший разоренный термитник или узнавший об исчезновении отдельного вида животных.

Мне не хотелось покидать Адаланталэнд. Я медленно двигалась к побережью океана, где оставила свой корабль. Мне было жаль уезжать из этой страны с плодородными почвами, травянистыми лугами, фруктовыми садами, чистыми, ухоженными городами и не хотелось расставаться с ее приветливыми жителями. По пути я продолжала размышлять о третьей заповеди, которая запрещала брать для себя больше, чем можешь употребить. А ведь сириане столкнулись с похожей проблемой… Кто вправе пользоваться плодами общего труда, на что он может претендовать и с какой целью? Главное — с какой целью!