Некоторое время я почти не занималась Роандой. Наши эксперты решили, что пока находиться там слишком рискованно, и мне поручили работу в другом месте. Для Сириуса это было время тяжелейшего кризиса; происходящее подорвало нашу веру в свои силы, и поэтому наши исследования в тот период — социологические и биологические — имели весьма ограниченные масштабы.

Численность населения в колониях поддерживалась на минимально допустимом уровне.

Что до меня, я много думала о былых успехах Канопуса в ускорении эволюции, и, слыша, как сотрудники Колониальной Службы и представители правящих слоев публично вопрошают: «Ради чего?» — я размышляла, как бы они, интересно, отреагировали, если бы увидели то, что видела я, — как существа, по уровню развития близкие к обезьянам, стремительно превращались в цивилизованных и ответственных граждан. Мы с Амбиеном Первым снова работали вместе, и я поделилась с ним своими мыслями. Впрочем, в то время наша империя была куда менее толерантна, чем сейчас, и мой оптимизм воспринимался в определенных кругах как «безответственность» и «социологический эгоизм». Надо сказать, что я давно усвоила: если кто-то вынашивает непопулярные идеи, ему лучше держать язык за зубами, дожидаясь, пока невидимые колеса повернутся и эти идеи станут последним словом передовой мысли.

Между тем я продолжала заниматься своей работой. Случилось так, что я оказалась неподалеку от Колонии 25, куда переселили ломби. До сих пор я не вспоминала о них, но сейчас решила заглянуть к ним из любопытства. Теперь было понятно, что эксперимент с ломби потерпел неудачу. За исключением редких визитов персонала Колонии 22 им не позволяли контактировать с другими, более развитыми видами, чтобы проверить, можно ли притормозить социальное развитие и сохранить первобытную наивность племени, которую так удобно использовать при «открытии» новых планет. Но с недавних пор мы прекратили заниматься тотальной — или, позволю себе сказать, неуемной — колонизацией новых планет. Мы расширяли свои владения только после длительной и всесторонней оценки. Мы не вполне утратили интерес к ломби и хотели понаблюдать за тем, как у них начнет проявляться потребность в «высших ценностях». С космического корабля я связалась с Сириусом и попросила разрешения провести небольшой эксперимент — надо сказать, что мне вряд ли дали бы такое разрешение, если бы ломби не списали со счетов, как бесполезный материал.

Мы не посылали сюда своих специалистов более тысячи Р-лет. Продолжительность жизни ломби по-прежнему составляла примерно двести Р-лет. Это означало, что тех, кто помнил о визитах «пришельцев с небес», уже не было в живых.

Я хотела осмотреть Планету 25 с обеих сторон (с той, что освещалась солнцем, и с той, где царила ночь), облетев ее на максимальной скорости, чтобы нас не заметили ее обитатели. Мы летели так быстро, что в ночном небе нас можно было принять за метеорит. С солнечной стороны мы были невидимы вовсе. Затем, выбрав густонаселенную зону, мы парили на виду у всех в течение нескольких часов, пока внизу не собралась толпа.

Как и было задумано, я постаралась обставить свой выход из корабля как можно торжественнее. К сожалению, у меня не было с собой нарядной одежды, поскольку поездка носила рабочий характер, но я смастерила себе длинный плащ из белого изоляционного материала и взъерошила свои светлые волосы. Хотя у меня не слишком густые волосы, не могу сказать, что я завидую обладателям более пышной шевелюры. К тому же светлые волосы встречаются значительно реже темных, и поэтому блондины нередко вызывают благоговейный трепет. Я величественно спустилась на землю и увидела, что бедные твари упали передо мной ниц. Должна признаться, это тронуло меня до глубины души, хотя я привыкла к тому, что вызываю у дикарей подобную реакцию.

Я подготовила невразумительные ответы на возможные вопросы, но мне было достаточно сказать, что я «спустилась с небес» и что я их друг, — благоговейный трепет мешает задавать умные вопросы.

Они помнили — или знали из легенд и песен — про «сияющих» и про страх, который им пришлось испытать на других планетах. Я торжественно поклялась, что не собираюсь забирать их с собой.

Но почему они так боялись, что я увезу их в другое место? Ответ на этот вопрос был смешным… и в то же время грустным… Он объяснял больше, чем история ломби… За время долгой работы в Колониальной Службе я неоднократно сталкивалась с подобными ситуациями…

Но сначала несколько общих замечаний об их привычках и нравах.

Нельзя сказать, что ломби сильно продвинулись в развитии и обогнали своих предков на Планете 24.

Запреты прикрывать свое тело и есть приготовленную на огне пищу не исчезли, но претерпели изменения. Теперь во время церемоний им предписывалось быть обнаженными и есть сырое мясо, коренья и плоды. Как и прежде, ломби жили в простых хижинах или пещерах. Они охотились, носили шкуры и использовали огонь. Основной ячейкой общества была семья, а не племя, и это сдерживало их развитие. Путешествуя по этой планете, где растений и животных было достаточно, хотя и меньше, чем на Роанде, я сравнивала ломби с дикарями, которых обучал Клорати, и их различия были столь разительными, что я задумалась — не вызвано ли превосходство аборигенов Роанды какими-то внутренними достоинствами, которые сириане не умели использовать? Может быть, обнаружить такие достоинства было под силу лишь людям уровня Клорати? Судя по всему, ломби попросту не обладали потенциалом для развития или нам казалось, что такого потенциала нет.

Я внимательно наблюдала за этими невысокими, коренастыми созданиями с чрезвычайно мощными руками и плечами. Они жили небольшими группами — от трех до восьми особей в каждой, но не более. Каждая группа ревностно охраняла клочок земли, на котором она охотилась, собирала плоды диких фруктовых деревьев, овощи и коренья. Отдельные группы общались между собой только во время церемоний, когда все ломби собирались вместе. Где обычаи, что сплачивают сотни индивидов и превращают их в единую общность, которая позволяет оказывать взаимную поддержку и способствует развитию культуры? Где замысловатые ритуальные танцы и тонко выделанная одежда с бахромой и узорами, убранная украшениями и перьями? Где ожерелья из резной кости и камней? Где назидательные легенды и обучение молодого поколения ремеслам? Где специализация индивидов в соответствии с врожденными способностями, где сказители, ремесленники, охотники, певцы? В среде ломби и в помине не было того, что было обычным делом в племенах навахи и хоппе.

Теперь я расскажу о том, что неприятно поразило меня на Планете 25. Как часто, путешествуя по нашим колониям, я невольно вспоминала Роанду с ее сияющей луной и мерцающими в ночи созвездиями.

На Планете 25 всегда было темно и мрачно. Здесь не было луны. В генетической памяти ломби должны были сохраниться воспоминания о бесконечном разнообразии ночного освещения, о том, как луна постоянно меняет свои размеры, превращаясь из полного яркого диска в тонкий, еле заметный желтый ломтик… На Роанде ломби знали, что, когда солнце исчезает, нырнув во тьму, на небе вспыхивают мириады звезд, которые освещают все вокруг, даже если нет луны.

На Планете 25 не было луны, а ночное небо было пустым и черным. Кое-где виднелись слабые проблески света, больше похожие на легкие сумерки, — это были звезды далеко за пределами нашей Галактики. Солнце было далеким и маленьким и не шло ни в какое сравнение с горячим солнцем Роанды, от которого по-прежнему приходится прятаться, несмотря на то что оно отдалилось.

Образ «сияющих», про которых говорили ломби, теперь был связан в их сознании с этими слабыми, почти невидимыми звездами. Празднества, которые раньше устраивались при полной луне, теперь происходили раз в год, когда ломби, преодолевая огромные расстояния, собирались на необъятной, продуваемой ветрами равнине, — здесь они стояли семьями, подняв плоские печальные лица к черному небу, и пели про «сияющих».

Их солнце тоже относилось к «сияющим», но культ солнца носил неоднозначный характер. Ломби считали его обманщиком, который требовал больше, чем заслужил.

Когда наш корабль — прозрачный сверкающий шар — совершил посадку, это всколыхнуло в их памяти отзвуки воспоминаний о далеком прошлом, для них словно забрезжил древний свет. О, эта черная, душная ночь на Планете 25… бесконечная ночь, которая приходит с закатом солнца и давит тяжким грузом. Беспросветная, вязкая чернота всей тяжестью наваливалась на огонь, разожженный у входа в пещеру или в шалаш из листьев. Я никогда не встречала ничего подобного ночам на Планете 25 и никогда не была на планете, где после заката солнца было нечем заняться. Днем ломби были заняты поисками пропитания, а с первыми признаками приближения ночи собирались группами и жались к своим маленьким кострам, ожидая того момента, когда забрезжит серый рассвет и очертания скал и деревьев, проступающие из темноты, скажут им, что они пережили еще одну ночь.

Я постаралась уехать оттуда как можно быстрее, однако позаботилась о том, чтобы наше расставание было ярким и драматичным. Ломби благодарили меня за то, что я посетила их планету и была великодушна и милосердна. Но я ничего не обещала, ничего не говорила, ничего не давала — как легко принадлежать к «сияющим»! — и с облегчением поспешила прочь из этого мрачного места. Я вспоминала обезьян на Роанде, которых опекал Канопус, и ко мне вернулась моя прежняя мечта, или, если угодно, честолюбивый замысел. Я подумала, что, может быть, теперь мне все-таки удастся убедить Канопус одолжить нам гигантов, — как-никак прошло уже достаточно времени.

Какой смысл продолжать возиться с ломби, если они остановились в своем развитии?

По возвращении домой я послала начальству отчет, напомнив об удивительной физической силе ломби. Примерно этого от меня и ожидали. Между тем у меня возникла еще одна смелая идея; впрочем, даже теперь я не вижу в ней ничего противозаконного: речь шла всего лишь о более вольном истолковании долгосрочных задач, которые мне поручили.

Поскольку мы решили приостановить работы по развитию колоний, наши отношения с Канопусом на некоторое время стали более сдержанными.

Я созвала своих коллег, членов Большой Пятерки, и напомнила им, что мы всегда старались поддерживать тесную связь с Канопусом. Я попросила позволить мне вновь встретиться с Клорати и получила такое разрешение. Мне давно хотелось возобновить наши отношения с Клорати, но сделать так, чтобы инициатива этой встречи исходила не от меня. Хотя в прошлом наше общение ни к чему не привело, это еще не означало, что оно не имеет перспектив. Я чувствовала, что члены Большой Пятерки поддержали меня без особого энтузиазма, но я не смутилась, мне было не привыкать чувствовать себя среди них белой вороной. Коллеги не осуждали меня за это — такова была моя роль. Более того, они не отговаривали меня, заметив лишь, что, поскольку Канопус не в состоянии решить собственные проблемы, вряд ли он поможет решению наших. Хотя планеты Канопуса процветали и вели оживленную торговлю, его предприятия работали бесперебойно, а граждане отличались усердием и трудолюбием, на Сириусе привыкли считать, что «поверхностным канопианцам недостает практических знаний и целеустремленности». Я цитирую научный журнал того времени.

Клорати прислал мне приглашение, предлагая встретиться на Планете 11. Сначала я обрадовалась, потому что мне давно хотелось увидеть эту планету, которая, как мы слышали, была «важна» для Канопуса и не похожа на другие. Но моя радость вскоре сменилась подозрением: почему Планета 11, а не Планета 10? Видимо, Клорати считает, что я до сих пор имею виды на гигантов!

Планеты 10 и 11 были расположены по соседству и принадлежали к одной солнечной системе. Поначалу я подумывала о том, не совершить ли мне по дороге посадку на Планете 10, сославшись на неполадки с управлением, но потом решила не делать этого. Первое, что я увидела на Планете 11, была группа гигантов, которые шагали от терминала к летающему автомобилю. В душе у меня вновь шевельнулось подозрение — не входило ли в планы Клорати сразу показать мне гигантов за работой, чтобы я была готова к очередному отказу. В эту минуту за мной тоже приехал автомобиль.

Из окон автомобиля виднелась унылая плоская равнина под сероватым небом. Солнце было большим и бледным. Прямо на моих глазах оно исчезло из виду, и тотчас с противоположной стороны горизонта показался красноватый диск. Минуту спустя в небе появился еще один диск, на этот раз желтоватый, и пара светил начала двигаться по бледному небу так быстро, что у меня закружилась голова. Посмотрев вниз, я почувствовала подступающую тошноту и, чтобы избавиться от нее, принялась читать информационную табличку на стене.

Там было написано, что данная планета относится к хорошо освещенным: здесь две луны, а ночью видно много звезд. Здесь нет времен года, но есть разные климатические зоны. По большей части территории отличаются теплым, мягким климатом. Холодно бывает только на полюсах, и поэтому полярные зоны не заселены. Гости планеты должны быть готовы к тому, что ее обитатели почти не носят одежды. Вновь прибывшие нередко ощущают сонливость, такова обычная реакция на частую смену дня и ночи. Кроме того, акклиматизация может привести к временной потере аппетита. Адаптация занимает довольно много времени, но когда вы познакомитесь с этой планетой поближе…

Как путешественник со стажем, я знала, что стоит за сведениями такого рода. Меня не ожидало ничего хорошего. Я заснула, а когда проснулась, опять наступил день, но мы продолжали скользить над серовато-зеленой землей под серым небом. Я поискала глазами что-нибудь похожее на Математические города старой Роанды — для меня они стали своего рода навязчивой идеей. Мне казалось, что в Канопианской Империи непременно должны быть планеты, где можно увидеть эти легендарные, удивительные города. Я знала, что непосредственно на самом Канопусе их нет… Но почему? Однажды вечером, когда мы были среди шатров дикарей, я просила Клорати, где можно увидеть эти города, и он ответил: «Сейчас нигде». Пейзаж внизу был унылым и однообразным. Среди равнин изредка мелькали группы убогих строений, похожих на сараи, которые я сначала приняла за склады. Я заметила, что рядом с ними мелькали гиганты и еще какие-то существа, которые поначалу не привлекли моего внимания.

Когда я поняла, что на этой планете нет ничего, кроме этих убогих хижин, и что здесь я не увижу никаких городов, летающий автомобиль остановился рядом с одним из строений, и мне навстречу вышел Клорати. Это было одноэтажное здание с плоской крышей. Территория вокруг поросла низкорослой жесткой сероватой травой, которая была широко распространена на этой планете. Когда я вошла в дом, снаружи опять воцарилась тьма.

Мы с Клорати оказались в прямоугольной комнате. Ее стены и потолок были выкрашены в белый цвет, который ласкал глаз после тусклых красок суровой природы. Комната была освещена рядами настенных светильников, которые автоматически включались и выключались при смене дня и ночи.

Поскольку мы были одни, я подумала, что могу рассчитывать на откровенный обмен мнениями, — ведь друзья ведут себя именно так, — но мои надежды не оправдались. Впрочем, в этом была и моя вина — я сразу заняла оборонительную позицию и была не расположена к беседе, поскольку чувствовала тошноту и легкое головокружение.

В комнате стояли несколько низких стульев и стол. Оконные и дверные проемы были снабжены чем-то вроде рулонных штор, которые были подняты. Клорати сразу сказал:

— Не опускай их, так ты быстрее привыкнешь.

Я подчинилась. На столе была еда — стандартный галактический набор. Клорати сказал, что, если я поем, мне станет лучше, но я не могла проглотить ни кусочка. Он принялся за еду, а я наблюдала за ним.

Мы сидели друг напротив друга за низким столом. Клорати был весел и раскован, я же держалась официально, стараясь сохранить лицо.

Я подумала, что специалистам по контрастам — а наша империя никогда не могла пожаловаться на недостаток последних — было бы любопытно увидеть меня и Клорати вместе. Клорати, сильный, мускулистый, с бронзовой кожей, и я — «хрупкое создание» со светлыми локонами и «прозрачной» или «болезненно-бледной» кожей. Такими эпитетами меня награждали как друзья, так и враги. Подобные контрасты издавна были лейтмотивом многих произведений сирианского искусства и служили неиссякаемым источником эстетического наслаждения, особенно в сочетании с сексуальными сценами или непристойностями. Должна признаться, что даже я находила в этих произведениях нечто забавное. Но в ту минуту мне хотелось одного — лечь и уснуть. Внезапно я действительно заснула, а когда проснулась, за окном наступил день, и я увидела куда более любопытное зрелище, чем представляли собой мы с Клорати. Неподалеку виднелась другая хижина, а рядом с ней — два гиганта вдвое крупнее Клорати и втрое крупнее меня. Один из них был абсолютно черным, другой — шоколадно-коричневым. Оба были абсолютно голыми. Я привыкла видеть гигантов в одежде, поскольку встречала их преимущественно на конференциях, где участникам полагалось одеваться по всей форме независимо от местного климата, чтобы не оскорбить своим видом других. Гиганты выглядели впечатляюще — я никогда не встречала таких богатырей. Вокруг суетились какие-то странные создания, которые едва доставали им до пояса и напоминали хилых, прозрачных насекомых.

Когда я выглянула в окно, все вокруг поглотила тьма, и почти сразу в небе появились две луны, большая и маленькая, озаряя все вокруг ярко-желтым светом. Мне показалось, что, когда я увидела их из окна автомобиля, они были другого цвета. Почувствовав смертельную усталость, я снова заснула, а когда проснулась, снаружи было светло. Во дворе Клорати беседовал с группой «насекомых». Впрочем, для нашей галактики подобные существа не были чем-то из ряда вон выходящим.

На самом деле они были довольно крупными — ростом выше меня, — но казались невысокими и прозрачными из-за хрупкого сложения и серебристо-серой окраски. Их вытянутые куполообразные головы были безволосыми. В первую очередь в глаза бросались их руки. На каждой было по десять очень длинных пальцев, которые непрерывно двигались, напоминая пучки щупалец. У каждого из них было по три круглых ярко-зеленых глаза с вертикальными черными зрачками и подобие ноздрей — несколько отверстий в центре плоского лица, три-четыре или даже больше. Нос как таковой отсутствовал. Рот тоже.

К счастью, рядом не было Клорати, и я могла разглядывать «насекомых», не опасаясь, что кто-то видит мою реакцию. Я никогда не могла преодолеть инстинктивное отвращение к созданиям, не похожим на представителей нашего вида. Это очень мешало моей работе в Колониальной Службе. Попытки преодолеть эту слабость давались мне куда труднее, чем изучение языков и диалектов или необходимость приспосабливаться к непривычным условиям вроде резкой смены дня и ночи на Планете 11.

Из окна я видела, что Клорати оживленно рассуждает о чем-то, но не могла понять, как его собеседники разговаривают без помощи рта. Спустя некоторое время к группе присоединились два гиганта, которых я уже видела раньше, а Клорати вошел ко мне.

На его лице не было и тени враждебности.

Не говоря ни слова, он подвинул низкие стулья к окну, и мы сели рядом и стали наблюдать за гигантами и «насекомыми».

Разглядывая их щупальца, которые словно струились в воздухе, я мысленно произнесла это нелестное прозвище. Клорати сказал:

— Ты не права. Это одни из самых высокоразвитых существ на наших территориях.

— Более развитые, чем гиганты? — В моем голосе невольно прозвучала насмешка: слишком уж разителен был контраст между благородными и красивыми исполинами и серыми насекомыми.

— Они дополняют друг друга, — последовал ответ.

Чуть подавшись вперед, Клорати внимательно посмотрел на меня своими янтарными глазами, зная, какой силой обладает его взгляд.

Я не удержалась от вздоха — усталость и раздражение делали свое дело. Я чувствовала себя не в своей тарелке, и причиной этого был не химический состав атмосферы, хотя в ней присутствовало меньшее количество кислорода, чем то, к которому я привыкла, а внезапная смена дня и ночи. Стоило солнцу сесть, в небе появлялась багрово-оранжевая луна, а следом тут же всходила ее зеленоватая товарка. Зрелище, которое все время было у меня перед глазами, тоже не радовало. Щетка сероватой травы, два черных гиганта и группа блеклых, нелепых созданий. В жутковатом свете багровой луны кожа гигантов приобретала кровавый оттенок, а фигуры «насекомых» делались едва различимыми, заметными оставались лишь пучки непрерывно движущихся щупалец. Я встала и отвернулась от окна.

— Похоже, Колония Одиннадцать не для меня. — Я попыталась сказать это шутливым тоном.

Он промолчал, и я спросила:

— А что думаешь ты?

— Я провел здесь уже много времени.

— Зачем?

— В настоящее время эта планета важна для наших текущих потребностей.

Я поняла, что за этими словами скрывается информация, за которой я охотилась. Но я чувствовала себя усталой и разбитой. В голове у меня была лишь одна мысль — если за целую жизнь я не смогла преодолеть естественного отвращения к существам, которые не похожи на меня, пришло время бросить все и уволиться!

— Физические различия не так уж велики, — заметил Клорати.

— Они общаются с помощью щупалец?

— Нет. Щупальца — это своего рода чувствительные элементы. С их помощью они определяют изменение окружающих условий.

— Значит, они используют телепатию?

В Сирианской империи не было видов, которые общались с помощью телепатии, но мы слышали, что такие встречаются, и думали, что они наверняка есть на планетах Канопуса. Я высказала свое предположение, намереваясь съязвить, но Клорати кивнул:

— Да. Они используют телепатию. Гиганты разговаривают так же, как и мы, а этот вид общается иначе. При этом они отлично ладят между собой.

— Но у них нет рта. — Я невольно передернулась.

— Ты не заметила, что у этой планеты есть одна удивительная особенность?

— Нет. Я заметила лишь одно: здесь меня постоянно тошнит, и поэтому я хочу уехать как можно скорее.

Я снова выглянула в окно. В небе появились обе луны, но солнце осталось. Отражая солнечный свет, две луны, окруженные ореолом светящихся газов, слабо сияли зеленым и желтым светом.

— Подожди чуть-чуть.

— Здесь нет городов. Даже поселков нет.

— И здесь не выращивают зерно. Ты заметила?

— Гиганты решили объявить голодовку?

— Нет, мы ввозим сюда достаточно продовольствия. Но местные жители его не едят.

— Они питаются воздухом, — усмехнулась я.

— Именно так. Их щупальца определяют составляющие атмосферы, и они вдыхают те вещества, которые доступны в тот или иной момент.

Я приняла это к сведению. Мне стало не по себе. Нельзя сказать, чтобы я жила для того, чтобы есть, но мне было трудно представить жизнь без еды.

— А гиганты обучают их, как обучали обезьян на Роанде?

— Нет. Я же говорил тебе, — мягко сказал Клорати. — Это своеобразный симбиоз. Они представляют собой единое целое.

— В каком смысле?

Когда я произнесла эти слова, то поняла, что Клорати ждал этого вопроса. Он немедленно ответил:

— Речь идет о необходимости.

Я не сумела сдержать разочарования:

— Необходимость, необходимость, необходимость. Ты все время твердишь о необходимости. Но в чем именно она заключается?

Клорати не ответил. Мучительно пытаясь сформулировать правильный вопрос, я снова уснула, а когда проснулась, обе луны исчезли. Небо было усыпано яркими звездами. Я встала и выглянула во тьму. Мне стало хорошо и спокойно, но ненадолго, поскольку вскоре в небе снова появилась большая луна и освещение приобрело неприятный зеленовато-металлический оттенок. В эту минуту я поняла, что хочу уехать. Я не могла видеть Клорати.

На столе я обнаружила большую белую табличку — записку от Клорати.

Летающий автомобиль ждал меня. Я забралась внутрь и закрыла глаза, чтобы больше не видеть эту тошнотворную планету. Я покинула ее, не дожидаясь очередного наступления зловещей ночи, которая каждый раз была непохожа на предыдущие.

Двадцать канопианских дней равны одному сирианскому году. Выполнив еще несколько заданий, я отправилась на Роанду.