9

Маара и Данн сидели в носилках, сжимая мешки и монеты, обнаженные ножи лежали рядом на сиденье.

Прибыв к месту стоянки небохода, они удивились, увидев Фелис застывшей в странной позе и рассматривавшей что-то на земле, как будто она увидела змею и боялась пошевелиться, чтобы не привлечь внимания опасного животного. Маара подумала, что, когда она впервые увидела Фелис, та показалась ей небесным видением — в синем рабочем наряде, с чистым лицом и чистыми расчесанными волосами. Но с холеными женщинами махонди утомленную, изработавшуюся Фелис, конечно, никак нельзя было сравнить. Потом она увидела, на что пристально смотрит Фелис, но тоже не сразу поняла, в чем дело.

Под небоходом и вокруг него валялись желтые шары, смахивающие на кислофрукт, размером с кулак Маары, блестящие, без всякой пыли, скользкие, покрытые слизью, похожей на слюну. Шары эти пульсировали, дергались, один из них тут же лопнул, из него вылупился жук-клешневик и замер, отдыхая и привыкая к новой среде обитания. Приглядевшись, они увидели и мамашу. Самка клешневика, прикрытая колесом небохода, вибрировала яйцекладом, из которого медленно выползали все новые и новые яйца. Самка не сводила глаз с троих людей и угрожающе вытягивала в их сторону клешни, каждая из которых в состоянии была отхватить руку взрослого мужчины. Лопнуло еще одно яйцо, еще, еще… Один из новорожденных жуков залез на колесо, за ним другой.

— Живо! — бросила Фелис, перешагнула через кишевшую под ногами массу и оказалась в небоходе. Маара и Данн последовали за ней.

Зачихал, закашлял и наконец загудел двигатель, небоход покатил, давя колесами зазевавшееся потомство. Навстречу показались несколько солдат. Увидев движущуюся машину, они побежали к ней.

— Не хотят с вами расставаться! — закричала Фелис через плечо и оторвала машину от земли.

Солдаты, чтобы израсходовать боевой пыл, принялись обрабатывать дубинами, ножами и сапогами матку и ее потомство. Один поскользнулся на слизи, его вырвало от отвращения. Мамаша, бросив потомство на произвол судьбы, с невероятной скоростью шмыгнула прочь и скрылась за сараями. Фелис открыла люк в полу, выглянула вниз. Два жука еще цеплялись за колеса.

— Ничего, скоро их сдует, — сказала она и захлопнула люк.

Фелис направила небоход вдоль северного шоссе, дорожное покрытие которого сияло, как водная поверхность. На проезжей части пусто, но по параллельной грунтовой дороге толпы беженцев передвигались в северном направлении. Хелопс умирал. В восточной части города еще замечалось на улицах какое-то движение, но центр вымер. Воды в резервуарах мало, она покрыта пленкой пыли и не блестит. Виднеется дом общины махонди, во дворе которого, наверное, народ собирается сейчас к утренней трапезе. Может, и о ней вспоминают. Сердце Маары сжала тоска, она остро ощутила утрату. Она страдала, но глаза ее оставались сухими, и думала она, что и Мерикс, и все остальные скоро превратятся в полузабытый сон и сердце ее остынет.

Вскоре башни центральных кварталов Хелопса уже превратились в крохотные выросты на горизонте, а затем и вовсе исчезли. Иссякло и шикарное шоссе, теперь они летели над поросшими засохшим кустарником пустошами.

Данн открыл люк в полу, ему не давали покоя жуки, и как раз успел увидеть, как они отвалились от колес и исчезли внизу. «Интересно, — думала Маара, — как жители Хелопса, как махонди, так и хадроны, справятся с нашествием клешневиков?» Их гигантские клешни, казалось, угрожали ее сердцу, но все же она уже чувствовала, что оставшееся позади бледнеет, покрывается дымкой. И она даже радовалась этой растущей отчужденности.

Час полета над сухими кустами, над полупустыней, снова над кустами — и снизу показалась тонкая темная полоска мелкой речки, окаймленная пышной зеленью. Впереди замаячил город, и Фелис сообщила, что здесь придется остановиться для заправки сахарным маслом и что им следует оставаться в кабине и вести себя тише воды, ниже травы. Народ в городе весь оказался на одно лицо, что видевших такое впервые шокировало, пугало, ввергало в панику.

— Нам ведь это не впервой, правда, Данн? — Маара старалась подбодрить брата, помня его реакцию на одинаковые лица странников, пришедших в скальную деревню. — Понимаешь, Данн? Они все на одно лицо.

Данн усмехнулся:

— Не беспокойся, Маара. Со мной все в порядке. Я их уже видел раньше, когда бродил один. Целый город таких видел на востоке.

Что ж, речь не малыша, но зрелого мужчины. Маара успокоилась.

Небоход опустился на обширную площадку. В кабину хлынул жаркий воздух, с пассажиров ручьями лил пот. Фелис схватила две емкости, еще раз предупредила:

— Не выходить! — Затем спрыгнула на землю и зашагала прочь, не обращая внимания на народ, сбежавшийся, чтобы поглазеть на диковину.

Люди на первый взгляд такие же, каких запомнила Маара: крупные, плотные… Но нет, глаза у этих не светлые, а карие. Кожа не сероватая, а матово-коричневая. Шапки волос не светлые, а каштановые. Физиономии одинаковые, носы круглым клубнем, лбы низкие из-за нависающих волос. И одежда коричневая, как будто их целиком макали в краску, цельно-коричневые какие-то.

Данн сжал ее руку.

— Они совсем дурные. Не делай резких движений, не дразни. Недоумки какие-то. Прямо как звери.

Местные стягивались к машине даже не как звери, а как гигантские насекомые, преодолевая страх и гонимые любопытством. И как только они сами различают друг друга? Совершенно одинаковые лица, до мельчайших черточек. Переводя глаз с одного на другое, снова глядишь в то же самое лицо. Они выползали из домов, проулков, улиц, окружили небоход густой толпой, и громоздкая машина казалась хрупкой посреди этого скопления крупных коричневых фигур. Один из них вытянул громадную руку и пощупал волосы Маары.

— Не шевелись! — прошипел Данн.

Другой ткнул пальцем ей в щеку. Кажется, это мужчины. Толпа самцов? Еще один потыкался в дверь кабины пилота, но та не поддалась. Машина закачалась. Почувствовав это, они принялись пихать ее со всех сторон, но хаотичность их усилий привела к тому, что небоход лишь дрожал и колыхался, опрокидывание ему не угрожало. И тут раздался крик Данна, заставивший всех отпрянуть. Один из жуков-клешневиков пережил полет и теперь пытался удрать.

— Бейте его! — закричал Данн.

Но существа эти соображали туго. Сначала они ничего не поняли, а когда поняли и, мешая друг другу, попытались расправиться с жуком, тот уже миновал их бестолковую толпу и унесся к домам. Проводив жука взглядами, они снова сосредоточили интерес на машине. Появилась Фелис; она бежала к небоходу и вопила во все горло, испугав коричневую публику, освободившую ей проход. Она прыгнула на свое сиденье, запустила двигатель и подняла небоход. За ними потянулись коричневые ладони, к счастью не слишком проворные. Небоход рванулся прочь, накренившись на повороте, и все трое увидели под собою кошмарное бесконечное однообразие задранных вверх лепешек коричневых лиц. Отлетев от города, Фелис посадила небоход, выскочила и залила сахарное масло в топливный бак. Заправив машину, обратилась к пассажирам:

— Ну-ка, вытряхивайтесь.

Брат и сестра вылезли, остановились перед машиной, и Фелис критически осмотрела обоих, рассказав попутно о том, что город, который они только что миновали, заселен одними лишь мужчинами, а женщины — с виду не слишком отличающиеся от мужчин — живут в женском городе неподалеку. А встречаются они в дни равноденствия и солнцестояния, когда и происходит спаривание. Покончив с аборигенами, Фелис занялась Маарой и Данном.

— Слишком уж вы оба аппетитные, скажу я вам. Надо вас замаскировать.

Маара и сама побаивалась за свою безопасность. Выглядела она уже намного лучше, чем совсем недавно. И Данн тоже весьма симпатичный юноша.

— Беглые рабы! Да вы и есть беглые рабы. Но плохо, что вы так и смотритесь. Соблазн для любого работорговца. А они ведь отнюдь не все такие добренькие, как я.

— Скажи, сколько бы ты получила за нас от хадронов? — спросила Маара.

— Сущие пустяки. Уж очень вы были дохлые. Если б здоровые — другое дело, тогда б примерно около стоимости вашей золотой монеты. Я тебя понимаю. Ты хочешь сказать, что я вас отпустила, потому что за вас все равно много не выручить.

Маара улыбнулась. Обе не в обиде.

— Значит, ты хочешь сказать, что у тебя золотое сердце?

— У тебя, наверное, кое-что прикоплено, — предположил Данн.

— Да, кое-что есть. Выгодное занятие — людьми торговать.

Она подошла к машине, вынула откуда-то из-под сиденья рабочий комплект, блеклые синие штаны и куртку.

— Дешево отдам. — Данн отсчитал ей несколько монеток, пока она не остановила его. — Это ты надень, — сказала ему Фелис. — Для тебя угроза еще больше, чем для твоей сестрицы.

— Еще бы, — самодовольно ухмыльнулся Данн к тихой радости Маары, старавшейся изгнать из памяти образ брата, растоптанного и поруганного судьбою, каким он был еще совсем недавно.

Переодеваясь, Данн на мгновение остался лишь в узкой набедренной повязке. Фелис, смеясь, отпустила смелый комплимент его стати и добавила, что и сама бы не прочь его соблазнить, если бы пути их не расходились. Данн не остался в долгу, и это тоже порадовало Маару. Она втайне опасалась, как бы Данна снова не потянуло к наркотикам и к мужчинам.

Данн оделся, засунул в карман нож.

— Совсем другой вид, — одобрила Фелис. — Теперь вы сойдете за мастерового с рабыней-служанкой.

Она достала из машины хлеб и воду, все трое уселись в тени машины, перекусили. Вокруг простиралась желто-бурая равнина, покрытая прибитой к земле высохшей травой, но сидели они не на пересохшей корке, а на мягкой трухе из смеси почвы и еще не перегнившей травы. Земля еще помнила о дожде. И воздух, почти чистый, почти без надоевшей пыли, почти не закрывает высокого неба.

— Итак, летим дальше, — деловым тоном начала инструктаж Фелис. — Когда прибудем, вы прямым ходом дуете к реке и обеспечиваете себе место на завтрашней посудине. Потом баиньки, адрес я вам дам. Про братика-сестричку забудьте, прикиньтесь нормальной парочкой. Так безопаснее. В город не суйтесь, не любят там чужаков. А я постараюсь дозаправиться и пущусь на восток. Продам небоход, хватит с ним возиться. Ни запчастей, ни горючего не добыть… Одна морока.

— А потом что?

— Что-нибудь подвернется. — Фелис явно не испытывала страха перед неизвестностью завтрашнего дня. — Может, паром куплю, какая разница, в реке утонуть или с неба рухнуть.

— Наверное, мы больше не увидимся, — сказала Маара.

— Что ж, так в жизни заведено. Встречаемся и расстаемся. Чаще навсегда, а бывает… Чего загадывать?

Данн начертил на песке контур Ифрика. Он обозначил Рустам сухой травинкой, мелким камушком отметил скальную деревню, листиком — Хелопс, а еще один камушек вручил Фелис и спросил:

— Где будем вечером?

Фелис опустила камушек на расстоянии половины ладони от Хелопса. От этого места до Рустама добрая пядь.

— Видишь, Маара, куда мы уже добрались!

По физиономии Фелис Маара поняла: та не верит, что они продвинутся дальше.

— Но ведь и в Хелопсе ты не верила, что у нас что-то выйдет, — обратилась к ней Маара.

— Не верила. И сейчас не верю. И все равно — удачи вам. Вы мне чем-то приглянулись, ребятки.

— Удачи? — переспросил Данн. — Сила в знании. — Он ткнул пальцем в то место, куда, по словам Фелис, они направлялись. — На глобе здесь все зеленое, реки текут, много воды.

— Глоб? Что это такое?

— Ну, это… какой был мир раньше… давным-давно.

— Мне это неведомо, — пожала плечами Фелис.

— На карте, там, где весь верх мира белый, север Ифрика не коричневый, как на глобе, потому что до льда там была пустыня, а теперь совсем наоборот. И на глобе здесь, где мы, много рек и много зелени.

— Ну, реки-то есть, а вот насчет зелени… Но я толком все равно не понимаю, о чем ты толкуешь. — Чувствовалось, что Фелис обиделась. — И вот что я тебе скажу, парень. Не всем сказкам, которые услышишь там, в квартале махонди, стоит верить. Они там мастера сено на уши повесить, глаза пылью запорошить, себя умниками выставить.

Полетели дальше, под солнцем, вылезшим в самую верхушку незапыленного неба, а потом уползшим влево, влево и вниз, и увидели под собой реку; у реки небольшой городок, населенный немалым количеством какого-то народа. Машина приземлилась. Народ оказался самого пестрого подбора, разных цветов кожи, волос, одежды. Ни махонди, ни хадроны, а на кого похожи, и не сказать.

К машине мгновенно стянулась небольшая толпа зевак. Фелис растолковала, куда идти, указала направление, еще раз пожелала удачи и скрылась вместе со своей колымагой в восточном направлении.

Маара и Данн попали в окружение толпы, любопытной, но не враждебной. Пока, во всяком случае, не проявлявшей никаких враждебных намерений. Они выбрались из окружения и быстро зашагали в указанном направлении. Солнце все еще припекало, воздух наполнял легкие, как перегретый пар.

Дома вокруг из дерева, лишь изредка встречались сложенные из глиняного или илистого кирпича. Кровли сплошь соломенные. Местечко выглядело вполне обжитым, даже процветающим. Никаких признаков упадка и запустения.

Они нашли домик в проулке, вошли и увидели перед собой крупную женщину, рубившую на разделочной доске какие-то корнеплоды. Женщина оглядела их, выслушала, усадила за стол, на котором, кроме овощей, находились миски и ложки, приготовленные к ужину. На вопросы женщины оба отвечали осторожно, сообщив лишь, что они из Хелопса.

— Да, — кивнула хозяйка, — из Хелопса бежит народ, много вас нынче из Хелопса, даже, пожалуй, многовато будет.

Данн осведомился насчет пристани, и хозяйка сразу пообещала отправить туда сына, чтобы обеспечить им места. Им самим она настоятельно рекомендовала наружу без надобности не соваться.

— Грабят вашего брата беженца нынче уж очень часто. Хотя, — она покосилась на Маару и Данна, — что с вас возьмешь-то… Да и работорговцы тут шастают… — Хозяйка задержала взгляд на одежде Маары.

Ужин оказался необычным: какая-то тушенка из овощей, в Хелопсе невиданная и нееданная.

Об отношениях их хозяйка не справлялась, отвела им заднюю комнату с несколькими лежанками и с зарешеченными окнами. Маара легла так, чтобы видеть окна. Данн уселся и принялся считать деньги, подаренные Кандас, распределяя их по мешочкам, половину которых отдал Мааре. Девять оставшихся золотых монет он пытался приспособить в карманы, в башмаки, но в конце концов надумал засунуть их в еще один мешочек, не отличавшийся от наполненных мелочью. Проверили запасы хлеба и решили, что надо докупить у хозяйки.

На эту возню ушло больше часа.

Маара подумала, что в этом разница между изобилием и скудостью, нуждой. В Хелопсе она не задумывалась, откуда что берется, ей не надо было подсчитывать, экономить, жаться над каждой крохою. А здесь это первая забота!

Они заснули, а среди ночи проснулись и увидели за окном два силуэта. Решетка чуть скрипнула, и силуэты растаяли во тьме. Они снова заснули, Маара почувствовала себя в объятиях Мерикса и проснулась — как оказалось, не от этой приснившейся ласки, а от хрипа Данна. Брат ее бился в ночном кошмаре, скрипел зубами, выкрикивал чьи-то имена и обещания убить… Ей показалось, что помянул он и Кулика.

Утром Маара рассказала Данну о его ночных битвах. Он только махнул рукой: кошмары преследовали его каждую ночь. Кулика он ничем не выделил, сказал, что тот лишь один из нескольких складских воришек, поставщиков-посредников. Маара видела, что тема ему неприятна. Они спустились к столу, позавтракали, выпили чаю из какой-то прибрежной травы. Расплатившись с хозяйкой, спросили ее насчет хлеба, и она выдала им за пару монеток еще несколько лепешек. Распрощавшись, Маара и Данн двинулись к реке. Пристань оказалась утоптанным берегом, неуклюжая барка длиною шагов в тридцать и шириною в половину этого удерживалась единственным растрепанным канатом, кое-как привязанным к торчащему на кромке берега пню. Народ уже занимал места под бдительным оком судоводителей. Маара и Данн уселись на скамью под камышовым тентом и принялись бить кровососущих мошек, тучи которых вились над водой. Пассажиры вовсю обмахивались веерами и всем на них похожим, один даже использовал для этой цели надкушенную лепешку. Появился пацан с кучей камышовых вееров, ловко прыгнул на борт и открыл торговлю. Товар его пользовался спросом, Маара и Данн купили два веера и тут же их задействовали. Парень выполнил лихой прыжок из лодки на берег, раскланялся на взрыв последовавших за этим аплодисментов и растаял вместе с городком позади, в удаляющемся прошлом…

И вот Маара и Данн, проведшие всю жизнь свою в сухой пыли, привыкшие к скрипу песка на зубах, к жажде и беспокойству за глоток воды, плавно движутся по реке, и река эта кажется им громадной… хотя и они видят, что была она намного полноводней. Уровень воды понизился футов на десять, и там, где плескалась вода, подводные растения уступили место сухопутной траве. Драконы валялись на берегу, мокли в воде у берега, высовывали головы из-под воды. Иные достигали в длину половины лодки. С лодкой управлялись двое с длинными шестами, один на носу, другой на корме. То есть шесты уверенно доставали до дна. На лодочниках плотные штаны, заправленные в сапоги, плотно запахнутые куртки, на головы накинуты специальные полумешки, завязанные на шее, на руках тряпочные кульки, стянутые на запястьях. Лишь лица виднеются, искусанные в кровь бесчисленными мошками.

Пассажиров два десятка: мужчины, женщины, двое детей. Маара то и дело поглядывает на детей, не веря глазам своим: настоящие, живые дети, упитанные и здоровые!

Маару одолевали сомнения: уж не беременна ли она? Ее расцветшее тело страстно желало ребенка — или, возможно, Мерикса? А если она и вправду беременна, что скажет Данн? Как будто у них без того мало трудностей!

Север! Север-чародей! Сколько угодно воды, засуха неизвестна. Где он, север? Далеко ли? Да и что это вообще такое — север? На карте Кандас север там, где белый цвет. Вся вода твердая, не течет, и пить ее нельзя.

Жара и духота притомили Маару, она задремала и проснулась от шумного плеска. Драконы попрыгали с берега в воду.

Эти чудовища населяли воды много тысяч лет, она видела их изображения на стенах древних развалин в скальной деревне. Такие же кошмарные создания, с длинными челюстями, утыканными острыми зубами, жирные и самоуверенные. А вдруг они опрокинут лодку? Если бы они кинулись на нее сообща… Маара попросила Данна спросить об этом переднего лодочника, и тот рассказал, что, когда лодка перегружена и сидит в воде низко, драконы иной раз пытаются сцапать пассажира.

— И получается?

— Еще как! — подтвердил лодочник, раздраженный, искусанный летучей дрянью. — Так что сидите смирно, не вертитесь и не болтайте, чтоб их не приманивать.

День тянулся и тянулся, донимали жара и влажность, жалили и кусали летучие насекомые. Лодочники зачерпнули ведрами воды, дали пассажирам напиться, позволили и облиться, чтобы смягчить страдания путешественников. А если в воде болезнь? Но жара заглушила осторожность. Затем пришла пора помочиться. Куда? Конечно же за борт, без особенных стеснений и предосторожностей. На закате остановились в деревушке, жители которой к проезжим привыкли и не обращали на них внимания. Плотной толпой, оглядываясь по сторонам, путешественники направились к постоялому двору, где им предложили овощную тушенку, хлеб и холодный напиток с плавающими в нем кусочками кислофруктов. Спали в большой комнате на камышовых матах, сняв с себя все, что можно, и не понимая, стало ли от этого легче. Маара, однако, не раздевалась. Легла она рядом с Данном, чтобы следить за его сном и разбудить, если на брата обрушатся кошмары.

Утром снова в путь. Река все та же, медленное, ленивое течение, вода отдает зеленью, в ветвях прибрежных деревьев порхают птицы, настоящие птицы, по большей части неизвестные Мааре и Данну. По обе стороны от реки сухая саванна, ибо сезон дождей позади. Когда-то эту часть Ифрика покрывали густые леса, текли здесь многочисленные реки с притоками и притоками притоков. Теперь — саванна, сколько глаз хватает. Семь дней продвигались они вверх по реке, каждую ночь проводили на постоялых дворах, ели все ту же овощную тушенку, как будто возвращаясь в ту же деревню, на те же камышовые маты. За это время они одолели расстояние, соответствующее ширине указательного пальца Данна на пыльной карте, которую он чертил на земле. Здесь, при слиянии двух рек, можно было отдохнуть, но Данн неудержимо рвался на север. Их лодка отсюда возвращалась домой, большинство пассажиров обеспечило себе пересадку в другую, большего размера. Никто из них толком не знал, куда они направляются, но все надеялись, что там будет лучше. Не все попутчики бежали из Хелопса, некоторые выбрались из Маджаба. Маара и Данн проделали самый дальний путь, но остерегались рассказывать, откуда они. С них хватало и того, что все знали, что они махонди, и ненавидели их за это.

Река, к которой они прибыли, оказалась гораздо шире прежней, хотя тоже несколько усохшей. По сравнению с нею предыдущая казалась чуть ли не ручьем. Здесь на шестах далеко не уйдешь, поэтому в новой лодке, очень большой, с каждого борта сидело по двое гребцов, а на корме рулевой. Эта посудина держалась середины русла, дальше от берегов, у которых копошились драконы. По берегам притока городки и деревеньки встречались часто, а здесь поселения буквально лепились одно к другому, тянулись беспрерывно по обоим берегам. Дома все кирпичные, крыши тростниковые, лесов поблизости не видно; оба берега покрывала сухая полупустыня, поросшая какими-то колючками, а кое-где пятнами рыжели участки настоящей пустыни. На берегах камыш иногда сменялся бамбуком, берега украшали пальмы. Никто из пассажиров здесь ранее не бывал, и лодочники то и дело поясняли увиденное.

На первой остановке беженцы по привычке направились к постоялому двору сплоченной толпой, хотя лодочники и уверяли их в дружелюбии местных жителей, заинтересованных в проезжих и в деньгах, которые проезжие здесь оставляли. Можно было выбирать, спать в общем зале или снять отдельную комнатку. Маара и Данн уединились в комнатушке, получили возможность поговорить, пересчитать наличность. Мелочь подходила к концу, а разменять золото в этом городке, конечно, невозможно. Но тут заболел один из гребцов, и Данн вызвался его заменить. Он сел к веслу, а Маара пристроилась сзади, наблюдая, как он работает. Из-за жары брат снял проданный ему Фелис рабочий костюм, остался лишь в набедренной повязке, как и все мужчины. Маара наблюдала, как сокращаются его мышцы, играют под кожей. Красивая спина, красивая фигура. Худой слишком. Все здесь сильно потели, теряли вес, жара сбивала аппетит. Маара перевела взгляд на свою руку. Орфна явно назначила бы им дополнительное питание и приказала бы отдыхать.

Данн между тем быстро освоил греблю, работал от восхода до заката, не отказывался и воды зачерпнуть для желающих напиться, помогал людям при посадке и высадке. Его вполне могли нанять гребцом.

До середины реки кусачая мошкара не долетала. Маара наблюдала за берегами, обшаривала взглядом пальмы и камышовые заросли, щурилась от сверкания водной ряби. Ей хотелось покинуть большую лодку, улечься на твердую землю. От плеска воды кружилась голова, подташнивало. Ее стошнило раз, другой. Молчаливая женщина, сидевшая неподалеку, прошептала ей на ухо:

— Лучше бы никто не знал, что ты беременная, милая.

Только после этих слов Маара поняла, что она действительно зачала. Значит, Мерикс… Ведь все сомневались в его способности оплодотворить женщину.

— Тут полно таких, которые сразу к тебе полезут, как только узнают, что ты носишь под сердцем ребенка, — продолжала женщина. Она вынула из своего мешка сухие листики. — Пожуй, успокоят.

Маара засунула листья в рот. Вкус вяжущий, горечь… Но тошнота прошла.

Женщину, одной из последних покинувшую Маджаб, звали Саша. Она пересела к Мааре, следила за ней, заставляла жевать сухой хлеб и пить, пить, пить… «Новый друг», — подумала Маара.

Перед высадкой она снова дала Мааре сухих листьев и повторила предупреждение: никому не дать заподозрить, что она беременна. Сообщить новость Данну Маара пока не нашла возможности, они все время находились на людях. На следующий день Маара предложила Саше монету и спросила, нет ли у нее чего-нибудь против дурных снов. Монету Саша взяла и выдала Мааре какую-то кору, велев замочить ее в воде.

— У многих сон нехорош в наши дни, — промолвила Саша печально, и Маара поняла, что история этой женщины, во всяком случае, не менее печальна, чем ее собственная. Может быть, из-за этого люди опасаются разговаривать. Они боятся того, что могут услышать.

На следующее утро по пути к пристани Маара и Данн немного отстали от группы, и Маара сообщила наконец брату о беременности и попросила его остаться на несколько дней в городе, чтобы она смогла прийти в себя. Он еле слышным шепотом сообщил сестре, что за ним следят, что он это заметил там, где они пересаживались. Данн собирался рвануться за остальными, но Маара придержала его.

— Данн, иногда у тебя разыгрывается воображение. Ты уверен?

Он, казалось, снова стал маленьким Данном, протянул плаксивым детским голосом:

— Он плохой, плохой, Маара!

Сестра сжала обе его руки:

— Данн, прекрати!

К ее удивлению, он послушался, приосанился, сбросил с себя маску малыша и сказал:

— Маара, в башнях много чего случилось. — Он попытался улыбнуться. — Я тебе расскажу как-нибудь. Потом. Даже вспоминать не хочется.

— Ты вспоминаешь во сне.

— Да, знаю.

И он заторопился в лодку. Если Данн и услышал ее сообщение о беременности, то явно оставил его без внимания.

Целыми днями Маара страдала: ее тошнило, перед глазами плыли сияющие круги. Саша поддерживала ее, то и дело подсовывала травки и листики, кусочки лепешек.

— Ничего, скоро пройдет. Это самая плохая пора беременности, потом легче будет.

Срок беременности не мог превышать шести недель. До этого цикл ее толком не наладился. Менструация могла начаться, прерваться и продолжиться после перерыва; следующая начиналась с задержкой… Да и как им сразу стать регулярными, если она и женщиной-то была всего ничего…. Фактически всего год. Очень хотелось ей увидеть Мерикса. Встать рядом с ним в зале собраний и оповестить всех о своей беременности. И все бы поздравляли ее, поздравляли бы Мерикса, он стоял бы рядом, держа ее за руку, гордый, счастливый… Как далеко он от нее — но мысленно Маара то и дело возвращалась к нему, к своей общине.

День за днем она сидела за спиной Данна, наблюдала, как он работает веслом, как играют его мышцы и как впадают его щеки, пополневшие за время, проведенное в общине махонди в Хелопсе. Она боролась с тошнотой, а Саша бормотала:

— Потерпи, потерпи. Не выдавай себя.

Маара возненавидела это путешествие по середине реки, в которой отражалось небо, возненавидела берега с их камышом и пальмами, под которыми часто виднелись драконы, как неподвижные, так и движущиеся. Иногда они замирали с распахнутыми пастями, и тогда в эти пасти впархивали мелкие птички и принимались выклевывать остатки пищи между зубов чудовищ. Она мечтала об остановке, о прекращении этого медленного монотонного путешествия. На двадцатое утро Данн проснулся в лихорадке, не в состоянии двинуть не только веслом, но и ногами. Судно ушло далее без них. Как обходиться без Саши? Лица уплывших попутчиков мелькали теперь в памяти как что-то родное, близкое. Без Саши… А если о ней донесут местным властям и задержат до прибытия первого работорговца? Они с Данном заняли крохотную комнатку и отсыпались. Он оправлялся от приступа лихорадки, она — от недомоганий, связанных с начальным периодом беременности. По ночам Маара просыпалась, подходила к брату, отирала его лоб, подносила к губам его воду, сдобренную Сашиными снадобьями.

— Надо удирать, Маара… — бормотал Данн в полубреду. — Догонят…

— Кто, Данн, кто догонит?

Однажды он назвал Кулика, но чаще с губ его срывались другие имена, Мааре неизвестные.

Маара выздоровела быстрее, чем Данн, и, доверившись заверениям хозяина постоялого двора о дружелюбии жителей, выходила на улицы, точнее — на улочки города, бродила мимо кирпичных домов, ни на кого не обращая внимания, не замечаемая прохожими. Из окон комнаты она увидела на некотором удалении от города крупные сооружения и теперь направилась туда, всматриваясь в траву, чтобы не столкнуться со змеей, задевая кусты и вдыхая ароматы. Не в силах противостоять запаху, она сорвала несколько листиков, засунула в рот. Нет, не может это растение оказаться ядовитым! Разжевав и проглотив листья, Маара почти сразу ощутила чувство голода. Преодолевая желание немедленно что-нибудь съесть, она дошла до высоких, в шесть-семь этажей, зданий, очень старых, лишенных крыш и перекрытий. Одни стены остались от них, обожженные пожарами, почерневшие от въевшейся в них сажи. Стены облицованы камнем, — значит, где-то есть и карьер, ибо поблизости камня не видно. Те же ароматные кусты разрослись внутри стен, вскарабкались на кладку.

Большой город шумел здесь когда-то, продуманно распланированный, улицы его пересекались под прямыми углами; хорошо сохранилось мощение из больших прямоугольных каменных блоков, в которых колеса повозок на протяжении многих лет выели заметной глубины колеи. Город оккупировала растительность, ползучие и вьющиеся растения вскарабкивались на стены. Когда его покинули люди? Маара спросила хозяина, но тот ответил лишь, что еще до того, как сошли леса.

— Так люди говорят. Леса здесь были густые, деревья высокие, могучие… Да только так давно это было, что сейчас не то что бревна, а и куска древесины от тех деревьев, пожалуй, не сыщешь, сколько ни шагай. Дождевыми те леса звали. А какие сейчас дожди — пальмам, и то не хватает. Пальмы поливают местные жители, из реки воду таскают ведрами. Пальма — дерево полезное, оно и кормит, и поит — молока-то сейчас, почитай, только от пальмы и дождешься, молочной скотины уж совсем почти не осталось, кормить нечем… И волокно пальма дает для ткани, для одежды.

Навестила Маара и местных молочниц. Здешние мелкие молочные твари в холке едва достигали высоты ее уже чуть выпятившегося пупка. Маара подумала, как удивились бы Мишка и Мишкита, увидев свои уменьшенные копии, очень похожие: и выпуклое вымя, и рога, почти достающие до груди, у некоторых — и до плеч Маары. Увидела она и причудливых рогатых существ, у которых до плеч Маары доставало вымя — сверху. Очень высокие животные, с длинной шеей, позволявшей им объедать нижние листья некоторых пальм. Называли этих животных камелами, а привезли их с далекого севера, когда он еще весь покрыт был песками. Когда? О, давно, сотни, а то и тысячи лет назад, кто его знает… Маара спросила о небоходах — да, наведывались сюда небоходы, раз в неделю, а то и чаще, но теперь… давно не видно, уж сколько месяцев, а то и лет, кто помнит… Сейчас все рекой живут, рекой кормятся. Эта река впадает в другую, еще больше, в главную реку. Реки здесь всегда текли, но иногда вдруг русло меняли…

Дождливые дождевые леса… Маара стояла в покинутом городе, на зарастающей мостовой с сохранившимися следами колес, думала о лесах. Она закрыла глаза, услышала плеск воды, весел…

Выйдя к реке, она зажмурилась от блеска водяной ряби, сдерживая накативший приступ тошноты. Опять в лодку…

Долгие дни на воде, в жаре, в постоянном медлительном занудном однообразии… Услышала предостережения Саши. Не выдать себя! Открыв глаза, Маара поразилась, узрев чудесное видение. Перед ней стояла улыбающаяся красавица в розовом платье с заплетенными в косы волосами. Кайра.

— Вовсе не удивляюсь, — проговорило видение. — Любой, у кого сохранились хоть какие-то мозги, должен был сбежать оттуда.

Кайра подхватила Маару под руку и ввела в большой, больше соседних, двухэтажный дом, в огромную прохладную комнату, забитую множеством подушек, занавесов, вышивок, ваз, кувшинов, горшков. Маара опустилась в тростниковое кресло, а Кайра хлопнула в ладоши. Вбежала служанка, чернокожая девушка с точно такой же прической, как у хозяйки. Кайра велела ей принести напитки.

— Ну, рассказывай, рассказывай, — торопила Кайра, обмахиваясь красноперым веером, складывая его и распуская, как это делала Ида, расправляя свое просторное платье.

Поведав ей о своем странствии, Маара спросила:

— Если бы ты знала обо всех трудностях пути, решилась бы ты бежать?

Прямота и откровенность никогда не были отличительными чертами характера Кайры, она поиграла веером, посмеялась, попыталась отшутиться, но, взглянув в серьезное лицо собеседницы, вздохнула и ответила:

— Нет. Я думала, что не выдержу. Эта лодка… кошмар.

— Не жалеешь, что бросила ребенка?

— Это не мой ребенок. Это Иды ребенок.

— Кайра, ответь.

Еще вздох. Надутые губы, досадливые взгляды.

— Маара, никакой ребенок не выдержал бы этого пути. Его бы заела мошкара, он бы не вынес жары… Это немыслимо!

Вошла служанка, принесла пальмовое молоко и фрукты.

— Здесь еды хватает?

— Еще бы. К тому же мой муж купец.

— Муж? Вот уж не думала, что тебя привлекает замужество.

— Оно меня и не привлекает. Но здесь по-разному живут, существуют браки разных степеней. Муж, конечно, хочет, чтобы я полностью принадлежала ему, он от меня без ума. — Кайра засмеялась, показав свои безупречные зубы. Наклонившись к Мааре, прошептала: — Знал бы он, что я была рабыней в Хелопсе… Я не давала ему к себе прикоснуться, пока не обеспечила места в обществе, — похвасталась она и вдруг снова повысила голос: — Я его люблю, и он добр ко мне.

Сразу же после этих ее слов в комнату вошел высокий чернокожий мужчина. Он слышал последнюю фразу, явно ему понравившуюся. Улыбнувшись, супруг положил руку на плечо Кайры и с подозрением посмотрел на Маару.

— Кто твоя подруга?

— Это моя двоюродная сестра. Она из Хелопса. Замужем за сыном тамошнего главного.

Мужчина кивнул, пожал плечо Кайры и вышел.

— Ревнует, — сказала Маара.

— К каждому столбу. К мужчинам и к женщинам. К водяным драконам. Но я ни-ни, даже и не думаю. Жить еще не надоело. Сразу убьет. Да мне девицы-то никогда и не нравились. Я с ними и раньше только так, чтобы время убить… — Кайра продолжала болтать, не задавая Мааре более никаких вопросов, ибо картина жизни в Хелопсе и вне его полностью сложилась в ее голове и она не желала вносить в нее никаких изменений.

Очевидно, однако, что Кайра отчаянно скучала и нуждалась в собеседнике, точнее, в слушателе. Мааре редко удавалось вставить слово, она даже не пыталась прервать словоизвержения изголодавшейся по общению Кайры. Вскоре, однако, это удалось служанке. Та вошла с сообщением, что Маару хочет видеть хозяин постоялого двора.

Разумеется, Маара сразу испугалась, подумала о Данне и распрощалась.

— Я к вам обязательно зайду, — пообещала Кайра напоследок, и Маара понеслась по раскаленным улицам.

У хозяина она застала человека, который представился как Чомби. Увидев его, Маара еще больше испугалась. Высокий, тощий, светлокожий. Такой белой кожи Маара никогда еще не видела. Волосы совсем как у махонди, но кожа… невероятного, отталкивающе белого цвета.

— От брата твоего большое беспокойство, — сказал Чомби.

— Он муж мне, а не брат, — поправила Маара, опасаясь, что Данн забыл о необходимости маскировки.

Конечно, его опять преследовали кошмары. Она вбежала в комнату. Данн скорчился у изголовья кровати. Сестра успокоила его, уложила, дала выпить лекарства и несколько раз повторила, что им следует прикидываться мужем и женой. Данн пообещал, что запомнит, и снова заснул. Маара присела к окну, глядя в сторону текущей в сотне шагов реки. Луна бросила на водную поверхность сверкающую полосу, и Маара почувствовала тошноту от одного вида воды.

Пришел Чомби, пустился в расспросы о Данне. Вид у этого человека был недоверчивый, враждебный. Расспросил он Маару и о ее собственном здоровье. До него дошли слухи, что она прибыла в этот город больной. Маара заверила, что легкий приступ водной болезни прошел у нее бесследно.

Со слов Кайры Маара составила себе представление о городишке, в котором они оказались. В регионе этом правил народ гойдел. Соседний город так и назывался, оттуда управлялся этот речной край. В каждом городе правительство кто-то представлял, и здесь представителем власти оказался этот самый неприятный Чомби. Кайра назвала этого тощего белокожего шпионом. Кайра не заметила бы у Маары признаков недомогания, если бы ее гостью не одолел приступ тошноты, так что той пришлось удалиться. Тогда она и сказала, что нельзя, чтобы их с Данном даже заподозрили в нездоровье. В этом случае, опасаясь эпидемии, их наверняка отправят в больницу в Гойдел и упрячут там в изолятор. Здесь очень боялись всяческих заболеваний, ибо лишь недавно прокатилась волна эпидемий и многие умерли, больше всего детей. Маара ничего не сказала Кайре о беременности, но, когда ее затошнило снова, та, не спрашивая ни о чем, добавила:

— И лучше не признавайся, что ты беременна. Из города не выпустят, заберут на расплод. Но если поверят, что вы с Данном муж и жена, то все в порядке. Пары они не разбивают.

Тут нельзя быть ни больной, ни беременной. Выходит, надо бежать, бежать дальше. Выбора нет! Да есть ли на земле хоть кто-то, у кого богатый выбор? Вот Кайра, к примеру. Останься она в Хелопсе, община сплавила бы молодую женщину хадронам по причине ее несносного характера. Если бы Кайра не отдала ребенка Иде, та бы всеми силами постаралась испортить ей жизнь. А если бы она взяла ребенка с собой, тот бы наверняка умер в дороге.

Вернуться в Хелопс и предстать перед Мериксом, осчастливить его вестью об отцовстве? Но хадроны забрали бы ее к себе, как только родился бы ребенок. Да и долго ли еще протянет Хелопс?

Почему именно Кайра из всех махонди, живущих в Хелопсе, оказалась такой дальновидной? Она рано осталась сиротой, ее приняли в общину из другой, мелкой ветви тамошних махонди; она никогда не чувствовала себя полноправным членом общины, рассматривала свою большую семью словно бы несколько со стороны, с позиции стороннего наблюдателя.

Эти мысли приводили к жестокому выводу: Кайра, весьма вероятно, выживет, а ребенок, от которого она сбежала, скорее всего не выживет вместе с общиной махонди, вместе с хадронами — вместе с Хадроном.

А как поступить Мааре?

Она вслушивалась в бормотание Данна, утихомиривала брата, убаюкивала, пока он вдруг не очнулся и не потребовал немедленно уходить.

— Ты помнишь, что я беременна? — прошептала Маара. — Ты помнишь, что я твоя жена?

— На север, на север, — лихорадочно пробормотал он и снова провалился в забытье.

Кайра охотно сидела с Данном, позволяя Мааре отдохнуть и поспать. Конечно, Данн парень хоть куда, но сейчас… что в нем осталось привлекательного? Однако Кайра, похоже, придерживалась иного мнения, она как будто таяла, глядя на Данна, охотно помогала его переодевать, заахала, увидев шрамы вокруг пояса, и заявила, что скорее всего сбежит с ними. Здесь такая скукотища! Захудалый городишко захудалого речного края. Да и речушка-то… подумаешь, какой-то приток. Через десять дней пути она вливается в главную реку, по которой можно подняться до краев, откуда родом камелы. Но там другой язык в ходу, вот в чем загвоздка.

— Я думала, что на нашем языке везде разговаривают, — разочарованно протянула Маара, и Кайра звонко рассмеялась. Да, действительно, они полагали, что Хадрон — великая страна, чуть ли не весь Ифрик, и что, раз на юге все говорят на одном языке, то и везде то же самое.

Присутствие Кайры умерило пыл тощего белого, он остерегался появляться, пока она оставалась с Данном. Затем Чомби, однако, снова пришел и заявил о своих подозрениях, мол, он по долгу службы обязан доложить руководству о состоянии этой подозрительной пары.

— Но я совершенно здорова! — воскликнула Маара. Человек, вызывавший у нее отвращение, казавшийся ей чем-то вроде живущей под землей личинки жука или мелкой ящерицы, сжал тонкими пальцами ее запястье, прижал большой палец к шее, проверяя пульс, заставил ее открыть рот, осмотрел зубы, язык и нёбо, приподнял пальцами веко.

— Беременность… — бормотал он… Чего ж бояться… Значит, этот человек — твой муж, красавица?

— Да, муж.

— Уж очень вы похожи.

— Махонди все похожи. У нас часты браки между родственниками, — сказала она, не зная, так ли это на самом деле.

— Ну, этому горю можно и помочь.

Данн внимательно вслушивался в диалог, по лицу его видно было, что в нем бушуют демоны.

— И ты утверждаешь, что ее ребенок от тебя? — неожиданно обратился к нему Чомби.

— Да, утверждаю, — ляпнул Данн, забыв, что должен отрицать беременность Маары.

Маара спросила Кайру, скоро ли придет ответ из Гойдела. Два дня туда, затем два-три дня на начальственные раздумья, рассмотрение доноса Чомби, два дня обратного пути на лодке. Общим счетом неделя.

Маара сказала Данну, что местные могут забрать ее в наложницы, и он взвился:

— Еще чего!

Снова, как и раньше, требовалось подождать какое-то время, пока до него доходил смысл сказанного сестрой, и затем он отвечал. Очевидно, лихорадка не прошла бесследно. Данн поправлялся, здоровье улучшалось с каждым днем, но ночные кошмары не ослабевали, наоборот, наваливались все сильнее. Маара опасалась, уж не повредился ли разум ее брата. Иногда он был очень странным.

Неделю они провели, отъедаясь и гуляя по улочкам городка и по старому городу в саванне. За ними шпионили. Когда приходила Кайра, Маара следила, как на нее реагирует Данн. В Речных городах за мужеложство полагалась смертная казнь. Данн, кажется, действительно отвечал Кайре симпатией, но сама Кайра вела себя как-то странно, подшучивая надо всем на свете.

Прошло десять дней, и из Гойдела прибыли двое в форме. Маару и Данна они застали в таверне, где те обедали. Увидев этих мужчин, Данн вскочил, с криком выскочил в дверь и исчез в лабиринте улочек и проулков. Да, эти двое в одинаковой форме выглядели близнецами. И снова слились в воображении Данна в одно зловещее существо.

— Муж твой, как я вижу, сбежал, — добродушно заметил один из пришедших. — Что ж, нам легче будет. Собирайся, поедешь с нами в Гойдел.

Маара ничего не ответила, надеясь лишь, что Данн обратится к Кайре за помощью. Преступлений он не совершал и беременным тоже не был — чего ему бояться?

— Лучше б ты и впрямь оказалась беременной, чем больной, — рассудительно заметил второй стражник. — Больных совсем взаперти держат, это не шутка.

Под их внимательными взглядами Маара расплатилась с хозяином, причем мелочи у нее после этого совершенно не осталось. Она внимательно следила, как они совещались с Чомби, выслушивали его и в ответ сообщили инструкции начальства.

Все трое погрузились в лодку. Маара уселась на скамью так же, как и раньше, но на этот раз сзади нее сидели двое стражников, внимательно следивших за каждым ее движением. Неужели они боялись, что молодая женщина спрыгнет за борт, в зубы водных драконов? До берега мимо драконов не добраться. Да и доберешься — куда деться в сухой саванне?

Две ночи подряд Маара спала между этими двумя стражниками. Она не сердилась на них, они ведь лишь выполняли порученную им работу, да и к ней были добры, следили, чтобы она досыта наедалась, пила, сколько нужно. Вечером Маару сдали в городскую тюрьму Гойдела, где две надзирательницы накормили ее, вымыли, и все это с шутками-прибаутками, стараясь развеселить узницу.

На следующее утро Маара предстала перед пожилым судьей, который напомнил ей Юбу. Вел он себя, во всяком случае, очень похоже.

— Итак, ты утверждаешь, что замужем?

— Да.

— Какой степени брак?

Об этом Кайра ей сказать не забыла. Она посоветовала назвать вторую степень, при которой мужчина и женщина имели право поддерживать отношения с другими партнерами, но на мужчину ложились расходы на содержание любого ребенка, рожденного в браке. Разные степени брака внедрились в законодательство, когда резко упала рождаемость.

— Второй степени.

— Что ж, вне зависимости от степени, муж ведь отсутствует, так?

— Так, — пришлось согласиться Мааре.

— И поэтому придется тебе вернуться в тюрьму. Если в течение недели муж не объявится, включим тебя в программу воспроизводства.

В сопровождении двоих охранников Маара вернулась в тюрьму. Когда ее вели в суд, она слишком волновалась, чтобы много заметить. Теперь же она успокоилась, внимательно разглядывала улицы, надеясь высмотреть Данна, и видела много нового. Гойдел сильно отличался от небольших городков ниже по реке, в несколько раз превышая их размерами. Фасады домов здесь штукатурили, они уже не казались продолжением грязного речного берега, выделялись белизной, иногда желтым, розовым, чаще сероватым цветом. Чистотой и свежестью они не отличались, чаще всего нуждались в основательном ремонте, как и камышовые кровли, в которых охотно гнездились птицы — да и мало ли кто еще… Хватало и брошенных зданий. Но улицы кишели народом в пестрых цветных и полосатых одеждах из той же ткани, что и одежда, спрятанная на дне ее мешка. Тонкая, нежная ткань, вышивка на вороте и манжетах, кружева. Народ упитанный и, что бросается в глаза, уверенный в себе, спокойный, не задерганный. Люди спокойно расхаживали, стояли группами и парами, разговаривали, смеялись. В садиках перед домами люди сидели на траве, ели, пили, шутили. Охранники ее тоже шагали, как будто прогуливаясь, иной раз останавливаясь, чтобы что-нибудь объяснить узнице, обмениваясь репликами со встречными знакомыми. Так, с шуточками, легко и непринужденно они сдали Маару надзирательницам. Маара видела, что женщины эти умные, ушлые, и решилась им довериться. Что еще оставалось делать?

Маара спросила их в лоб, не помогут ли они ей избавиться от ребенка. Спрашивала шепотом, так что даже до стен звук не долетал. Женщины не удивились. Таким же еле слышным шепотом одна из них сказала, что, если такое откроется, то всем им грозит смерть. Вторая, однако, добавила, что вопрос в том, сколько им заплатят.

Маара сунула руки под платье, чтобы вытащить монету, и поняла смехотворность своего жеста. Как будто им трудно задрать ей платье и сдернуть денежный пояс… Она развязала пояс, вынула его. Двадцать две монеты. Она предложила им одну. Надзирательницы осмотрели монету, прикусили. Потребовали еще одну. Мааре показалось, что соблазн отобрать у нее все окажется слишком велик, но надзирательницы приказали спрятать остальное на прежнее место. Ей сказали, что, к счастью, в тюрьме, кроме нее, больше нет заключенных. Иначе они бы не решились. Еще пояснили, что их часто просят о лекарствах для укрепления плода и что эта их репутация только поможет скрыть то, что они проделают над Маарой.

Тут же они принялись поить свою узницу какой-то горькой дрянью, нагревая ее чуть ли не до кипения. Так прошло три дня. На четвертый, очень поздно ночью, они положили Маару на поддон и начали обрабатывать ее живот, сначала снаружи, затем перешли внутрь. Умелые пальцы нащупывали матку, искали плод. От боли Маара потеряла сознание, затем очнулась, а они все шарили в ней и тискали ее, внимательно следя за лицом страдалицы и давая ей время от времени выпить еще что-то, уже не столь противное.

К утру Маара ощутила меж ног жар.

— Хочешь взглянуть?

Маара уловила в кровавом месиве очертания крохотного существа. Она ощутила болезненный укол в сердце, больнее, чем ножом, зажмурилась и замотала головой. Она жалела, что согласилась посмотреть.

— Три месяца. Может, чуток старше.

Ребенок Мерикса родился живым, но вскоре умер. С мертвым плодом одна из женщин выскочила наружу, в саванну, — тюрьма находилась на самой окраине города. Вернувшись, как будто отрубила:

— Всё.

Был ли у нее выбор? Ребенок Мерикса или Данн. Маара утешала себя тем, что ребенок все равно бы не выжил, не пережил путешествия по реке в жару. Нет, выбора не было.

Надзирательницы оставили ее отсыпаться и разбудили, чтобы сообщить о появлении Данна. Он сразу направился в суд и предъявил на нее права. Смотрели на него с подозрением. Он всем казался больным. Маара понимала, что причина этого — страх. Чего ему стоило приблизиться к стражникам, охранявшим суд! Она ощущала страх маленького Данна, видела его лицо, лицо перепуганного до смерти малыша.

— Сказали ему, что ты выкинула, — сообщил стражник, принесший весть о прибытии Данна.

Прежде чем выйти из тюрьмы, Маара снова обратилась к надзирательницам с просьбой разменять одну или две монеты.

— Две. Каждая по одной. И полной стоимости не дадим. Слишком опасно.

Она отдала им две монеты, оставив в поясе девятнадцать, и вскоре получила кучу мелких, легких серых металлических чешуек. Примерно половина стоимости. Но Маара не жаловалась. Ссыпала мелочь в мешок, поблагодарила благодетельниц, и они обнялись на прощание.

Данн ждал в гостинице. Он выздоровел, но испуг доводил его до болезненного состояния. Когда Маара поблагодарила брата за то, что он спас ее своим прибытием, Данн разрыдался и прильнул к ней, почти как маленький, но не совсем. Чувствовалось в нем упорство взрослого, ответственность. И голос звучал по-мужски:

— Маара, если бы я тебя потерял… — Нет, это произнес не малыш.

— А если бы я тебя потеряла…

Они не привыкли к физическому контакту, но сейчас не могли без него обойтись. Обнявшись, оба сидели на кровати, отдыхали душой. Маара чувствовала, как напряжение покидает его тело, как успокаивается она сама.

— Те двое, которые пришли за нами в том городе… — начала она, ожидая, что Данн возразит: «Нет, не двое, один!» — Но он лишь беспокойно вглядывался в ее лицо.

— Маара, ты мне не хочешь верить, но за мной охотятся.

— Кто, Данн, кто охотится?

Он только застонал и уронил голову на ее плечо.

— Если бы ты не появился, меня забрали бы для их программы размножения.

— Знаю, мне сказали. — Он чуть помолчал и добавил тихо, почти кротко: — Маара, пожалуй, лучше бы тебе больше не беременеть.

В течение двух дней они отдыхали. Маара еще ощущала слабость, но уже вновь стала сама собой, как будто вернулась в себя. Она не чувствовала себя сама собой во время путешествия по реке. Маара много ела, много гуляла с Данном по этому приятному прибрежному городу. За парочкой следили приставленные судом агенты, не отставшие от них и на борту лодки. Как они узнали, делалось это для того, чтобы убедиться, что они не больны. Здесь все очень боялись эпидемий. Ужасные болезни нападали на Речные города неизвестно откуда, мучили, убивали людей и исчезали неизвестно куда и почему. Речную болезнь все понимали, ее не опасались. Ход этой болезни всем известен: приступ с ознобом и лихорадкой, потом затишье, затем снова приступ… Иногда человек умирал от нее, иногда нет. От этой болезни в каждом доме припасены средства, но беда в том, что появлялись все новые недуги. Народ поговаривал, что они приходят и уходят по течению реки.

Через два дня вечером лодка, в которой ехали Маара и Данн, подошла к пристани там, где эта река вливалась в главную, которая называлась Конг. В темноте они не смогли увидеть, насколько Конг огромный: река, по которой они начали путь, казалась в сравнении со следующей ручьем, точно так же и река, по которой они прибыли к этой пристани, выглядела незначительной в сравнении с величественным Конгом. Утром брат с сестрой покинули постоялый двор все еще в сопровождении агентов Гойдела, которые здесь расставались с ними, направились к другой лодке, очень большой, и увидели, насколько широка река: птицы на деревьях другого берега казались всего лишь белыми точками, а деревья — мелкими кустиками. Здесь росли такие же пальмы, как и в Гойделе, но появились и новые, с листьями, напоминающими задранные вверх большие ладони, а также пальмы, покрытые шипами. По бортам большой-большой лодки торчали весла, но они покоились в уключинах, а двигалась она с помощью прибора, использующего солнечный свет, собранный и направленный на скошенную тускло-матовую плоскость. Секрет действия этого прибора давно забыли, а сам прибор считался настолько драгоценным, что день и ночь охранялся специально приставленными людьми. Очень мало сохранилось таких приборов. Данн, стремясь сэкономить, сразу предложил себя в качестве охранника. Владелица и водительница громадной лодки, старая женщина по имени Хан, сухая, солнцем опаленная, морщинистая, долго смотрела на юношу и наконец кивнула. Данн внушал доверие. Он не отличался легкостью и открытостью людей, не сталкивавшихся с предательством, но его способности — так полагала Маара — угадывались в уверенности облика и поведения. Он также предложил помощь в приготовлении и раздаче пищи. За это Данн получил право бесплатного проезда. Путешествие должно было продлиться месяц. За это время они должны были одолеть путь больший, чем весь их вояж от скальной деревни. Маара заплатила три из девятнадцати золотых монет. Теперь их осталось у нее шестнадцать. Пассажиров в лодке оказалось около сотни, некоторые из Хелопса, другие из тех Речных городов, которые они миновали. Лица этих людей должны запечатлеться в памяти за время путешествия. Маара видела, как Данн внимательно в них всматривается, запоминая каждое.