6

Они начали спуск по склону, по меловому песку, в который давным-давно люди, жившие в домах, похожих на тазы и кастрюли, выбрасывали своих мертвецов. Костей незаметно. Может, занесло песком. Да этот песок и есть истолченные временем кости. Ветер быстро покрыл их мучнистой пеленой, они смеялись над призрачным обличьем друг друга, скользили вниз по склону, который становился все круче, заставив наконец поискать обходного пути. Отклонившись от маршрута, брат и сестра нежданно-негаданно оказались на берегу ручья, который когда-то был рекой, но еще не иссяк, еще сочился откуда-то, питая влагой береговую траву и деревья. Чистая, прозрачная вода. Оба завопили, содрали с себя рубахи… и замерли, опомнившись. А водные драконы? А жалохвосты? Змеи? Данн потыкал в воду палкой, но дна не достал. Они прошли по берегу до песчаной отмели, где просматривалось дно. Данн потыкал в дно и здесь, отбросил шест, и они сиганули в воду, опустились на донный песок, лежали, впитывая воду всем телом. Затем Данн полез в мешок и вытащил кусочек настоящего мыла, и они вымылись с мылом, покрывая воду пузырями и пеной, измылив весь кусочек без остатка.

Они осмотрели друг друга. Из-под пыли появились новые люди. Конечно, их телам далеко было до плотной основательности женщины-пилота, но кожа весьма ладно прилегала к костям и мышцам, даже у Маары. Тут оба застеснялись, опустили глаза: Маара, оторвавшись от созерцания толстой трубки и двух катышков в малом мешочке, а Данн — от ее слегка опушенной щелки.

Очень не хотелось натягивать на себя грязную одежду. Маара подхватила платье и бросилась отстирывать его в мыльной, все еще покрытой пеной воде. Данн присоединился к ней со своей рубахой, повернувшись к сестре сильной, мускулистой спиной. Выстиранную одежду положили на горячий валун, предоставив солнцу вытянуть из нее излишнюю влагу. Голод давал о себе знать, и Маара слепила лепешки из остатков муки, выложила их на тот же крупный камень, рядом с одеждой. Они съели хлеб, напились вволю, и Данн заверил, что скоро у них будет вволю еды и воды.

Оделись. Конечно, Маара не смогла отстирать свою рубаху добела, уж очень прочно окрасила ее всепроникающая пыль. Однако приятно было ощутить на теле чистую одежду. Отошли подальше к свежей заводи, набрали воды, отправились к Хелопсу, следуя вдоль русла ручья, и вскоре натолкнулись на преграду. Забор, в несколько раз выше их роста, сплетенный из ржавых шипастых металлических лент, местами проржавевших и рассыпавшихся. В заборе большие ворота. Они попытались эти ворота открыть, и тут же на них набросились двое: крупные мужчины с желтоватой кожей, плотные, с холодными глазами.

Данн крикнул Мааре, но один из желтокожих уже схватил ее. Она сопротивлялась, но скоро ее руки оказались прочно, до боли, связанными веревкой. Та же участь ожидала и Данна.

Таким образом, не успев оказаться в Хелопсе, Маара и Данн попали в плен. Их обвинили в загрязнении источника вод, в проникновении в запретную зону, в оказании сопротивления при задержании. И в тот же день они предстали перед судебным чиновником. Маара ожидала увидеть кого-то похожего на стражей, которые, как она узнала, были хадронами. Но человек, сидевший на небольшом возвышении и глядевший на них, как показалось Мааре, с любопытством, вовсе не был хадроном. Похож на махонди, подумала девушка, только крупный слишком… даже толстый. Звали его Юба, и очень скоро стал он добрым другом Маары. Фигуры, подобные стоящим сейчас перед ним, возникали перед Юбой несколько раз в неделю: оголодавшие оборванцы, все устремления которых направлялись к одному — украсть пищу. Эти двое ничего не крали, хотя и пищи при них не обнаружили. Юба пойманных воров не наказывал — просто отсылал для пополнения корпуса рабской рабочей силы. Но в данном случае его интересовало, почему эти двое оказались у источника вод. Почему они появились с юга не по дороге, как все остальные? С какими преступными намерениями вскарабкались через горы?

Отвечала на вопросы Маара. Данн, как только руки его стянула веревка, обмяк, потерял всякий интерес ко всему, похоже, ни на что более не надеялся. Он понуро стоял рядом с сестрой, не видя даже пола под ногами.

— Мой брат болен, — сказала Маара. Он истощен. Юба с этим не спорил.

— Это я вижу. Но вы совершили серьезные преступления, карающиеся смертью. Осквернение источников. Сопротивление представителям власти.

— Я не знала, что они представители власти.

— Откуда вы?

— Из скальной деревни.

— Но вы не скальные люди, вы махонди.

— Да, махонди.

— Где вы родились?

— В Рустаме.

— Зовут вас как?

Снова встрепенулись воспоминания.

— Маро.

— Нет, семейное имя.

— Я не помню.

— Как вы попали к источникам, в горы?

Маара не хотела упоминать Фелис, но неожиданно для себя сказала:

— Фелис высадила нас на вершине.

Он нахмурился… или ей показалось?

— Фелис? Чем же вы ее прельстили?

— Она… она пожалела нас, — сказала Маара, понимая, что Фелис тоже вскоре придется отвечать на вопросы.

Их впихнули в каморку без окон рядом с кабинетом Юбы, кого-то послали разыскивать Фелис. Юба приказал их накормить, и пища оказалась очень хорошей, горячей, подкрепила силы. Данн, впрочем, так и не пришел в себя. Маара смотрела на брата и сокрушенно вспоминала ту ночь, одну-единственную ночь, которая так на него повлияла. Хотя сам он и не мог вспомнить о той ночи.

Посланный к Фелис вернулся и сообщил, что разбудил ее и что она подтвердила, что подбросила до города двоих парней, потому что ей все равно нужно было лететь в Хелопс. Платить они ей ничего не платили. Стражники, не слишком внимательно обыскивая мешки, перевязь с монетами обнаружили, но посчитали ее каким-то дикарским амулетом и небрежно швырнули обратно.

Юба немного, не слишком утруждая себя, поразмышлял над этим заковыристым случаем. Фелис подбросила двоих оборванцев… Что ж, насколько он знал Фелис — он летал с нею иной раз по служебным делам, — такое вполне возможно. Хотя, конечно, возможно и иное… Докапываться до истины? К чему? Истина ради истины — от нее зачастую больше вреда, нежели проку.

В конце концов он велел снять с рук задержанных веревки и отвести их в казармы рабов. И растирающих затекшие запястья Маару и Данна отправили в жилища основной местной рабочей силы. Махонди и рождены для того, чтобы служить Хадрону. Так «всегда» было и пребудет вовеки. Сразу на работу их не выгнали, несколько дней откармливали, чтобы хоть чуть-чуть на людей стали похожи. Потом начали поручать легкую работу. Рабы мели улицы, таскали паланкины с восседающими в них хадронами, толкали сломанные небоходы, которые уже не могли летать, но еще исправно катались по улицам. Кормили рабов очень неплохо, работали они по двенадцать часов ежедневно, а один день в неделю отводился для физических упражнений, они боролись в большом зале, специально отведенном для этой цели. Спали мужчины и женщины в разных зданиях.

Поговорить Мааре и Данну удавалось редко, ибо приставленные к рабам стражи отнюдь не поощряли контакты между ними.

Места, откуда родом были Маара и Данн, упоминались здешними жителями с презрением, маскировавшим опасение, что подобное может случиться и с Хадроном. Слово «юг» считалось чуть ли не ругательным. «Там, у них», «в пыльных пустынях…» Да и в Маджаб, кроме как в служебные командировки, никто из Хелопса не ездил. А махонди — они же низшая раса. Рабы и слуги…

Кое о чем в Хадроне лишь шептались. Никто не жил в двадцати пяти мрачных громадах административного центра, хотя беглые рабы, преступники и тайком проходящие через город беженцы не боялись проникать туда. Во времена, когда город страдал от наплыва населения, жили там нелегально и обычные граждане, но сейчас Хелопс пустел, народ потихоньку перебирался на север, боясь наступления засухи. Множество домов стояло незанятыми, численность населения уменьшилась до одной десятой прежнего количества жителей. Воду не рационировали, но за небрежное с ней обращение наказывали. Пищи хватало, но такого изобилия, как прежде, не наблюдалось.

На улицах во время работы Маара наблюдала и размышляла. Прежде всего деревья. Вялые, иные уже засыхали. Были и мертвые. В бассейнах уличных фонтанов ветер шелестел мусором, рабы усердно вычищали эти импровизированные помойки.

Разумеется, не все рабы были махонди, ряды их пополняли все попавшиеся в городе беженцы, независимо от того, к какому народу они принадлежали. Да и махонди не все происходили из Рустама, некоторые жили дальше на юге, иные вспоминали об утраченных богатствах и высоких постах.

Маара пребывала в постоянном напряжении, которое становилось особенно нестерпимым, когда подходил час ежевечернего омовения. Рабы окружали лохани с водой, мылись под бдительным присмотром стражников. Большинство из них полностью обнажались, сдирая с себя одежду для стирки, но Маара лишь мыла ноги, задирая длинную рубаху, а затем спускала ее с плеч так, чтобы не показать никому пояс, и мылась сверху. Стражники обратили на это внимание, что-то заподозрили, хотя грудь ее по-прежнему, как ей казалось, оставалась мальчишеской. Однажды наконец произошло неминуемое. Когда Маара управлялась с подолом, один из стражников решил ей «помочь» и решительным жестом задрал рубаху. Все присутствующие сначала ахнули, затем в зале дружно грохнули громовые раскаты хохота. Послышались первые комментарии, а Маара, и часа не прошло, оказалась вместе со своим мешком в другом конце города, не успев даже оповестить Данна, рысившего в это время при портшезе какого-то важного хадрона. Охрана сдала Маару надзирательнице женского корпуса, которая, к немалому удивлению Маары, оказалась махонди. Об этом стражи сообщили пленнице еще по дороге. Представ перед этой женщиной, Маара сначала подумала, что над ней подшутили. Махонди, как ей хорошо было известно, — народ стройный, худой, а эта женщина оказалась весьма в теле, и ноги ее, покоившиеся на стоявшей перед креслом скамеечке, также худобой не отличались. Тут Маара впервые подумала, что, возможно, худоба махонди объяснялась в первую очередь недостатком пищи, скудным питанием. Следовательно, ее соплеменники могут быть такими же толстыми, как и хадроны. При этой мысли Мааре почему-то стало не по себе.

Маара стояла перед женщиной, а та рассматривала ее, подперши голову рукой, на пальцах которой сверкали металлические перстни и кольца с камушками и без камушков. Тело ее чувствовало себя удобно в просторном чистом платье из хлопковой ткани, белом с черными колечками полос вокруг рукавов. На шее у женщины болталось несколько ниток ожерелий, в черных, тщательно расчесанных волосах красовался алый цветок. Запах от нее исходил какой-то тяжелый, сонный.

Звали эту женщину Ида, и от нее зависела судьба Маары.

Маара не знала, что ей думать о своей теперешней начальнице, но исходившая от Иды свежесть, чистота ее одежды, цветочный запах… — от всего этого хотелось зарыдать. Как она хотела бы жить в таких условиях… Неожиданно для самой себя Маара услышала, что губы ее шепчут:

— Ты жестокая?

Глаза Иды расширились, снова сузились, губы раздвинулись в улыбке. Наверное, это должно было показать Мааре, сколь глуп ее вопрос.

— Зависит от обстоятельств, — ответила Ида, разглядывая свое новое приобретение: тощая, хрупкая девица, плоская, с громадными голодными глазами, костлявая до невозможности.

— Расскажи о себе, — велела Ида, смахивая с подола платья какую-то пылинку. Пыль, конечно, и в этом помещении можно было отыскать, но уж очень тщательно пришлось бы выискивать.

Маара вздохнула. Хотелось сесть, потому что рассказывать придется долго, но Ида сесть ей не предложила. Маара начала с момента, когда их с братом допрашивал тот злой дядька, таким и оставшийся в ее памяти. Ида сразу же насторожилась, слушала внимательно, не перебивая. Маара рассказала все и о бегстве, и о Горде, и о тех, кто доставил ее и Данна в скальную деревню, и о Дэйме… Тут наконец Ида перебила ее:

— Тебя зовут Маро?

— Нет, Маара.

Ида прищурилась, явно не доверяя ответу и не скрывая этого.

— Ты расскажешь нам все. Мы хотим знать, что там произошло. У нас есть родственники в Рустаме. Может быть, и ты мне родня… Мы это выясним. А пока что надо тобой заняться. Привести в нормальный вид. Выпьешь микстурку — заснешь. Проснешься — поешь и опять заснешь. Так и будешь есть да спать, пока в себя не придешь. Пусть хоть что-то между кожей и костями нарастет.

Маара считала, что она уже и так поправилась, но, глянув вниз, увидела пальцы рук и ступни ног… Как у паука. Мысль о сне… что может быть прекраснее! В бараке с молодыми рабами, все время боясь разоблачения, да к тому же еще беспокоясь о Данне, как следует не выспишься. Она ждала от Данна какой-нибудь глупости, нового побега, драки, чего-нибудь еще…

— Мой брат… — начала Маара. — Мой брат Данн…

Ида слегка повела рукой.

— Ни о чем не беспокойся. Я займусь и твоим братом. А главное, займусь твоей историей. А пока отложим разговор.

Она хлопнула в ладоши. Вошла молодая женщина, остановилась у двери.

— Кайра, отведи Маару в дом здоровья, скажи Орфне, что я велела полечить ее сном. Питание усиленное. Пять дней, думаю, достаточно.

Кайра вывела Маару во двор, где в куче растений, от которой исходил терпкий аромат, ковырялись, сортируя их, молодые женщины, непрерывно тараторя и смеясь. Все враз с любопытством уставились на Маару, но Кайра сказала:

— Потом, потом. Она спать идет.

По жарким пыльным проулкам они подошли к значительной величины зданию, где Кайра передала Маару, повторив указания Иды, еще одной молодой женщине, Орфне, и удалилась.

Орфна, тоже крупная, плотная, как и Ида, пышущая здоровьем, чистая, с цветами в волосах, повернулась к Мааре.

— Ты действительно с далекого юга? Там и вправду так плохо? Впрочем, по тебе видно, можешь не рассказывать. — Она обошла Маару, прикоснулась к ее щетке волос, провела по плечам, по рукам. — Надо тебя слегка почистить.

Маара не считала себя грязной, но Орфна усадила ее, срезала ногти на руках и ногах, очистила наждачным камнем подошвы, выковыряла серные пробки из ушей, проверила глаза, закапала в них какую-то жидкость, поахала над расшатанными зубами, растерла руки и ноги каким-то маслом. Затем заставила Маару выпить какой-то микстуры и отвела в комнату с двумя кроватями.

— Когда проснешься, будешь совсем иначе себя чувствовать, вот увидишь.

С этими словами она оставила Маару, и та, едва улегшись, заснула.

Проснувшись, она увидела рядом фрукты, сласти и тот же напиток. Она засыпала и просыпалась, однажды увидела как будто в полусне Кайру.

— Я тебе сейчас сделаю массажик, и ты снова заснешь, — сказала Кайра.

— Нет-нет, не надо массажик, — испугалась Маара, думая о спрятанном золоте.

— Ну, как хочешь. Я тут за тобой последила. Ты кричала: «Помогите!» и «Данн!». Данн — это кто?

— Мой маленький брат, — ответила Маара и заплакала. Кайра позвала Орфну, и Маара увидела перед собой разом двух красивых женщин с округлыми телами, здоровых, цветущих. «Какая я безобразная, — подумала она. — И всегда такой останусь». И заплакала еще горше. Ее снова напоили микстурой и уложили.

В другой раз Маара проснулась ночью. В комнате горел фитилек масляного светильника, а на второй кровати спала Орфна.

И вот наконец однажды, проснувшись, она снова увидела обеих женщин, и Орфна сказала:

— Все, хватит тебе спать, не то заболеешь. Теперь мама Ида пусть с тобой занимается.

— Если мы рабы, все махонди, то почему тут все так хорошо и вы такие добрые? — спросила Маара.

Орфна обняла Маару, как ребенка.

— Все было еще лучше, поверь мне. Сейчас тяжелые времена.

— Но мы-то и вправду хороши, так ведь, Орфна? — рассмеялась Кайра.

Орфна взъерошила ежик волос на голове Маары и сказала, что ее непременно нужно искупать.

— Мы тебя вымоем в ванне.

Сначала Маара не поняла значения этого «мы», но потом испугалась. Они не должны узнать о спрятанных монетах! А может быть, довериться им… Попросить, чтобы хранили секрет… Нет, это, разумеется, ерунда. А ведь золото уже спасло их, и еще раз спасет, купит путь из Хелопса на север.

— Что с тобой? — заметила ее замешательство Орфна.

— Я хочу мыться сама.

— Ишь ты, какая стеснительная… Ладно, мойся сама.

В комнате с каменным полом стояло корыто, наполненное водой, не горячей, а просто очень теплой, выдержанной на солнце. Орфна положила на стул одежду и вышла. Дверь не запиралась. Маара быстро скинула платье, развязала жгут с монетами, сунула его под чистую одежду и влезла в воду, погрузилась в нее по самый подбородок. Вошла Орфна с мылом.

— Я только мыло принесла. Уже ухожу.

Она, однако, окинула одобрительным взглядом плечи Маары.

— Неплохо поправилась, — похвалила Орфна и вышла.

Вода остыла, и Маара вылезла, снова обвязалась своим денежным поясом, накинула новую одежду — свободное белое платье вроде тех, что носили Кайра и Орфна. Она вышла из ванной. Орфна обняла и поцеловала ее, сообщила, что пора и к маме Иде.

Снова Кайра повела Маару по проулкам и через двор, опять Ида сидела, поставив ноги на подставку, на этот раз обмахиваясь веером, сделанным из птичьих перьев. Маара подумала о птицах и отметила, что не видела в Хелопсе ни одной птицы.

Ида внимательно осмотрела Маару, не прекращая обмахиваться, кивнула.

— Неплохо. Пришла в себя? Тебя не узнать. Теперь хоть лицо появилось. — Она сняла ступни со скамеечки, поднялась на ноги. — Пора предъявить тебя хадронам. Но ты не бойся, ты еще недостаточно похорошела, чтобы им понравиться. Лучше сейчас, чем потом. Показать надо — положено. Больше о тебе не вспомнят. Надеюсь, во всяком случае.

Она накинула на голову Маары белый платок и за руку повела ее к выходу. Маара подумала, что действительно как будто пришла в себя после очень долгого периода какого-то приглушенного полуосознанного существования. Она улыбнулась, готовая рассказать все, что знала.

— Пожалуй, в скальной деревне я все эти годы не чувствовала себя сама собой, — сказала она, но Ида засмеялась и подтолкнула девушку к двери.

— Потом, позже расскажешь, а мы все послушаем.

Выйдя, они оказались перед одним из паланкинов, которые Мааре с Данном еще недавно приходилось таскать по городу на своем горбу. Ида сразу уселась на сиденье, потянув за собой задержавшуюся Маару, представлявшую, как вес ее сейчас распределится по плечам двух худосочных носильщиков. Один из рабов ее узнал и мрачно отвел глаза. Рабы вынесли паланкин через проулок на широкую улицу, обсаженную цветущим кустарником, и Мааре показалось, что цветы взывают о помощи, жаждут дождя. Затем они оказались в большом саду, ухоженном и обильно политом. За большим домом, к которому они приблизились, начиналась обширная лужайка, засеянная какой-то травой, от нее исходил неприятный одуряющий запах.

— Это мы использовали для твоего сна, — показала Ида на лужайку. — Но злоупотреблять им опасно, можно превратиться в такое вот животное. — Она кивнула в сторону нескольких рабов с бессмысленными остекленевшими глазами.

Дом окружала веранда, на которой скучало полдюжины мужчин, вооруженных чем-то похожим на палки. Они грозно направили эти палки на паланкин.

— Не бойся, — успокоила Маару Ида. — Тут все не работает, и оружие их тоже. А если вдруг сработает, они сами испугаются еще больше нас.

Они вышли из паланкина, и носильщики сразу же свалились в сторонке и заснули. Прошли мимо охраны, оказались в большой затененной ставнями комнате, где вдоль стен на мягких подушках расположились толстяки в разноцветных просторных одеждах. Такого жирного безобразия Маара и представить себе не могла. Собравшиеся напоминали ей драконов — и еще кого-то. Да, действительно, они сильно смахивали на скальных людей: такие же шапки светлых волос, угадывались и схожие черты. Все они что-то курили или жевали, почти как Мишка или Мишкита — когда им было что жевать.

Ида вывела Маару в центр комнаты, поклонилась собравшимся, хлопнула в ладоши, снова поклонилась. Некоторые из присутствующих повернулись в ее сторону.

— Господа! — провозгласила Ида. — Новая девушка, прошу вас.

Взгляды присутствующих обратились на Маару. Эта безволосая жердь не вызвала энтузиазма ни у одного из них, к тому же в этот момент четверо рабов внесли в зал два больших блюда с какой-то горячей пряно пахнущей пищей, и Ида потащила Маару прочь.

— Вот и все. Им положено предъявлять каждую новоприбывшую. А потом, когда ты похорошеешь и волосы отрастут, они тебя уж не увидят.

Тем же путем они вернулись обратно, Ида отвела Маару в комнату с одной кроватью.

— Отдохни пока. Не надо перенапрягаться после лечения.

Когда Маара поднялась, она нашла Иду на прежнем месте, уныло созерцающей свои изящные ножки. Увидев Маару, Ида улыбнулась и предложила ей сесть рядом.

— Итак, что ты видела?

Маара улыбнулась сквозь слезы, невольно выступившие на глазах от этого простого, знакомого с детства вопроса. В памяти всплыли Дэйма, родители…

— Махонди — рабы, но они всем тут управляют, а их господа ничего не понимают, потому что ленивы и все время жуют мак.

— Прелестно. Наблюдательная девочка. Но слишком поспешно делаешь выводы. Вовсе не всем мы тут управляем. И не можем помешать им использовать наших девушек. И парней, кстати, тоже. — Маара недоуменно уставилась на Иду. — Что, никогда о таком не слыхала?

— Мужчина с мужчиной? — Маара помотала головой. — Как же так… — Она сразу подумала, что Данну угрожает опасность.

— Что еще видела, Маара?

— Хелопс пустеет. И поэтому нужны рабы, ведь работать некому. И скоро Хелопсу конец. — В голосе ее вместо злорадства ощущалась печаль.

— Но они утверждают, что Хадрон простоит еще тысячу лет.

— Ерунда.

— Пищи хватает. Своя растет. Хранилища полны, молочные животные дают молоко, север поставляет продукты за мак и коноплю.

Маара молчала, и Ида подбодрила ее:

— Так что же ты видела?

— Видела, что детей нету. Детей совсем не видела.

— Детей ожидают от наших рабынь, но они очень редко беременеют.

— А местные?

— Их женщины беременеют еще реже.

— Что-то с ними не так?

— Похоже, что и с нами что-то не так. Сейчас со всем что-то не так.

У Маары в памяти всплыли давние беседы с Дэймой.

— Но ведь каждая женщина рождается со всеми положенными ей яйцами. И в каждом мужчине хватает семени на весь Хелопс.

— О-о, какая ты у нас грамотная. Откуда ты это знаешь?

— Дэйма рассказывала. Она из Рустама.

— Она хранительница памяти?

— Я не знаю, что это такое.

— Это человек, который запоминает все, что знает семья.

— Может быть. Похоже, что так.

— Мы много забыли. Многое потеряли. Что она еще тебе говорила?

— Что бывает каждый месяц время, когда можно безопасно… ну…

— Говори, говори, не стесняйся.

— Хотела бы я пойти в школу, учиться…

— Мне сдается, что ты кое о чем знаешь больше, чем мы. А с семенем нашим что-то случилось, уж с мужским ли, с женским — кто знает…

— Но ведь лучше не рожать детей, когда времена такие… тяжелые.

— Здесь вовсе не плохая обстановка, — возразила Ида. Она вздохнула, опустила ноги на пол, снова задрала их на табуреточку. — Маара, роди мне ребеночка, когда поправишься. — Она как будто чуть не заплакала, увидев реакцию Маары. — Нет? Почему? Я стану и за тобой присматривать, и за ребенком, ни в чем не будете нуждаться.

— Я насмотрелась на детей, я видела, как они умирают, большие и маленькие.

— Но у нас здесь пищи на долгие годы! Я так хочу ребенка! Но у меня не получается. Сколько раз беременела, и каждый раз теряла. — Она заплакала. Крупные слезы стекали по накрашенным ресницам, нарумяненным щекам, падали на чистое платье, оставляя пятнышки. — Ты не представляешь, что это такое, страстно хотеть ребенка, зачать — и потерять его.

— Кроме того, я такая уродина, что на меня никто и смотреть не пожелает. — Мааре хотелось, чтобы это прозвучало шуткой, но получилось ожесточенно, лицо ее страдальчески сморщилось. Вокруг столько привлекательных женщин с пышными выростами на груди, а у нее…

— Ой, Маара, перестань! Ты меняешься на глазах. Мы еще об этом поговорим. Кайра пробовала, но никак не может зачать.

Маара вдруг подумала, что никогда не видела такого несчастного создания. Много она видела отчаяния на лицах, встречала людей до смерти перепуганных, взбудораженных, но такой печати горя припомнить не смогла. А ведь у этой женщины вдосталь воды и пищи, всегда наготове чистая одежда, удобные помещения для отдыха… И собой она хороша… Чего еще желать?

— Пора тебя представить нашим девушкам, — резко сменила тему Ида. — Они умирают от любопытства. Много можешь с ними не болтать, тебе еще придется подробно рассказать все нам завтра.

И почти тут же Маара оказалась в центре внимания букета красавиц, улыбающаяся, но втихомолку страдающая из-за своей безобразности. Ее приобщили к приготовлению творога, засыпали вопросами, но ответов не понимали. Они выросли в Хелопсе, с трудностями не встречались. Чашка воды на день — этого им не понять. Ничего, кроме желтого корня да лепешек из муки хлебного плода на столе в течение месяцев и целых лет, — такое они считали явным преувеличением. Не мыться — как это так, для мытья вода всегда имеется! Они улыбались Мааре, обхаживали ее, как глупое дитя или мелкого беспомощного зверька.

Маара попросила Иду разрешить ей спать одной, желая избежать шумного общества молодых женщин, их беспрестанных поцелуев, объятий, похлопываний и поглаживаний. Она к такому не привыкла. Ида пожала плечами и согласилась.

— Я, правда, не понимаю, как можно спать в одиночку. Места у нас, однако, хватает, так что будь по-твоему.

У самой Иды в спальне стояли две кровати, и всегда кто-то из женщин ночевал с ней, чаще всего Кайра.

На следующий день Ида привела Маару в большое помещение, где их поджидали несколько человек. Она узнала Кайру и Орфну, увидела и судью Юбу, который глянул на нее несколько насмешливо и дружески улыбнулся. Заседание открыла пожилая худощавая женщина высокого роста, спросившая ее:

— Итак, что ты видела, Маара?

Понимая, что вопрос относится не к виденному ею в Хелопсе, Маара снова начала со сцены допроса в Рустаме. Ей казалось, что повествование занимает слишком много времени, и она начала сокращать рассказ, однако эта женщина, которую звали Кандас, сказала:

— Нет-нет, рассказывай все, самые мелкие подробности. Спешить некуда, мы продолжим завтра.

И Маара рассказывала, вспоминая подробности, припоминая даже то, о чем, казалось, прочно забыла: как стягивается иссушенная кожа, как молочницы вылизывают землю, чтобы подцепить с нее опавшие семена давно съеденной сухой травы, как тяжко дышат, широко разевая рты, иссохшие от жажды люди. Рассказывая о руинах древних городов в холмах возле скальной деревни, она вдруг вспомнила цветное изображение на одной из стен позднего города. На голове той особы — не понять, мужчину изобразил художник или женщину — красовался сложный головной убор. Теперь она поняла, что не головной убор видела на изображении, а сложную прическу из кос, уложенных короной. Женщина, увенчанная такой прической, сидела напротив нее, в том же помещении. Звали ее Лариса. Маара вслушивалась в имена и старалась уяснить характер отношений между присутствующими. Рядом с Юбой несколько увядшая спокойная женщина по имени Дромас. Они сидят, держась за руки. Молодой человек с живыми глазами и бодрой улыбкой — их сын Мерикс. Два солидных господина средних лет, Йан и Йон — сыновья Кандас. Из беззаботных хохотушек, толкущихся во дворе, здесь присутствовала лишь Лариса. Почему только она? Почему именно она? Еще с полдюжины присутствующих сидели тихо и ни разу не раскрыли рта.

Маара все еще рассказывала о руинах городов:

— Мне повезло, я жила там, где древние говорили со мной. Если бы рядом оказался тот страшный город, на который мы натолкнулись в горах возле Хелопса, я ничего бы не узнала о его прежних обитателях. — Подгоняемая старым, давно знакомым порывом, она спросила: — Можно, я буду ходить в школу?

— Конечно, — тут же ответила Кандас. — Но сначала подробно разберемся с твоей историей. Не часто приходится общаться со свидетелями того, что происходит на юге. Мы должны составить картину происходящего, должны запечатлеть ее, чтобы передать следующим, тем, кто моложе. Хранителям памяти. Продолжай, Маара.

И Маара продолжила рассказ. Уже стемнело, когда Кандас прервала ее:

— На сегодня достаточно.

Маара оказалась одна в отдельной комнате. Никогда в жизни еще ей не приходилось спать одной, и ее переполнило ощущение свободы, граничащее с ликованием. Комната невелика. Низкая кровать, горит светильник, у кровати кувшин с водой и чашка — но много ли человеку для счастья нужно?

На следующее утро Мааре предложили присоединиться к женщинам во дворе, но она попросилась к Орфне в дом здоровья, учиться целительству и узнавать о травах. Главное же — Орфна лучилась бодростью, внушая ее окружающим, заражая ею. Маара тайком мечтала стать похожей на эту жизнерадостную красавицу.

Вечером ее пригласили продолжить рассказ. В том же помещении собрались те же люди. Маара рассказала о приключениях в дороге, в горах над Хелопсом, закончив тем, как они купались и стирали грязную одежду в питьевых источниках. Юба нахмурился, вздохнул и махнул рукой. Все, забудем, говорил его жест. Инцидент, однако, не забыли. Анекдот с двумя рабами, загадившими городские пруды и оставшимися безнаказанными, получил огласку, и Юба спешно издал циркуляр о том, что впредь нарушителям будут грозить страшные кары вплоть до смертной казни.

— Мы тебя выслушали, Маара, — сказала Кандас. — О чем ты хотела бы спросить?

— Когда обнаружилось, что я женщина, меня доставили сюда, потому что всех женщин проверяют. Но потом вы узнали, что я вам родня. Но ведь Данн тоже состоит в родстве, а он по-прежнему с остальными. — Это звучало упреком, несмотря на тихий голос и скромный, даже робкий тон Маары.

— Сбежал твой Данн. И мы его не можем найти.

Маара ахнула. Вспомнилось, как ужасно она переживала, когда брат сбежал из скальной деревни.

— Мы его ищем, — сказал Мерикс. — Рабы говорят, что он собирался на север.

Маара не верила, что Данн мог убежать без нее. Конечно же, он где-то прячется. Может быть, в башнях центральных кварталов. Каково ему сейчас? У нее здесь вдосталь пищи и воды, чистота и уют, ее лелеют и балуют, а он?

Она спросила:

— Махонди контролируют запасы и производство пищи, так?

— Так. — Мерикс слегка склонил голову. — Перед тобой комиссар по пищевому довольствию собственной персоной.

— И армия, полиция, охрана?

— Тоже, — кивнул Юба.

— Но хадроны контролируют воду?

— Да, — сказала Кандас.

— Или воображают, что контролируют? — потребовала уточнения Маара.

Кандас и Юба переглянулись. Юба слегка кивнул и пробормотал негромко:

— Можно и так сказать. Но очень важно, чтобы они и далее пребывали в этом заблуждении.

— Понятно.

Юба подался в сторону Маары и произнес:

— Маара, мы хотим попросить тебя заняться очень важным для всех нас вопросом. Нужно заняться маком и коноплей. — На ее лице отразилось такое разочарование, что все заулыбались. — Вспомни, что ты видела, когда тебя показывали хадронам, и ты поймешь, насколько это важно. Маара задумалась.

— Главное различие между нами и хадронами в том, что они потребляют мак и коноплю, а мы нет, — подсказал Мерикс. Маара кивнула, а Мерикс повернулся к Иде и повторил: — Махонди не употребляют этих растений.

Все присутствующие тоже повернулись к Иде, которая заерзала и нервно улыбнулась.

— А ты, Кайра, показываешь дурной пример, — не по возрасту сурово отчеканил Мерикс.

— И всего-то попробовала разок-другой, — огрызнулась Кайра, стрельнув в него взглядом исподлобья.

— Больше не пробуй, — отрезала Кандас.

Ида не смогла сдержать слез, вскочила и выбежала из помещения. Веер свисал с ее руки, как сломанное крыло. Кайра сидела надувшись и глядя в пол перед собой. Не похоже, что она ощущала себя виноватой.

На следующий день Маара вышла во двор к женщинам, занимающимся растениями, принялась расспрашивать о маке и конопле, но, к ее удивлению, не получила толковых ответов. Понимала ее лишь Лариса, и Маара сообразила, почему именно ее ввели в общину. Эта женщина наблюдала, размышляла, делала выводы. Люди, задающие вопросы, понимающие, способные отвечать на вопросы, заданные им самим, всегда остро необходимы в любой организации, в любом обществе.

Маара понимала, что к ней еще присматриваются, что ее испытывают. Юба, затем Мерикс и еще раз Мерикс вывозили ее на делянки мака и конопли, посещали с нею амбары, в которых работники, мужчины и женщины, добывали из мака млечный сок, сушили его, скатывали в клейкие шарики, готовые к воскурению; сушили коноплю, молотили ее и фасовали в мешки. Мааре дали отведать мака. Она понимала, что это тоже проверка: сможет ли она воздержаться от зелья, даже испробовав его. И действительно, когда перед глазами поплыли видения, она вообразила, что жить не сможет без этого наркотика. Но, протрезвев, Маара жутко испугалась и поклялась никогда более не прикасаться к этой отраве. Отведала она и конопли, но впечатление оказалось гораздо слабее. И ее испытывали еще не раз: рабочие, Ида и сам Мерикс, с видом уже несколько виноватым. Когда ей предлагали наркотик Юба и Кандас, Маара уже улыбалась наивности этого способа проверки. После этого ей сказали, что с маком и коноплей она уже достаточно поработала.

Маара старалась больше времени проводить с Орфной, с Ларисой, избегая общества Иды. Иногда ее приглашали в комнату заседаний и расспрашивали снова и снова. Особенно интересовал всех вопрос воспроизводства. Что Маара узнала от Дэймы? Махонди чрезвычайно беспокоила низкая рождаемость. Что говорила Дэйма о циклах?

— Нет-нет, Маара, попытайся вспомнить точные ее слова.

Маара морщила лоб, напрягала память.

— «Послушай старуху, Маара, — цитировала она Дэйму по памяти, подражая ее интонациям. — Жила однажды на свете девушка, очень похожая на тебя, И полюбила она юношу, как и ты когда-нибудь полюбишь, как пора подойдет. Умолял он ее лечь с ним, и не устояла она, но о циклах и думать забыла. И понесла она от него. Юноша обвинил ее, сказал, что каждая женщина должна точно знать свой цикл, и когда кровь течет, и какие дни безопасны. И дошел случай до суда, и судья с юношей согласился и сказал, что первый долг каждой женщины перед собой и перед обществом — знать свой цикл».

Юба встрепенулся.

— Да-да, рустамский суд. Что-нибудь знаешь о работе суда в Рустаме, Маара? Законы страны?

Дромас дернула мужа за рукав.

— Юба, опомнись, ей же семь лет всего было, какие суды, какие законы!

— Ну, все равно, — не сдавался Юба. — Дэйма могла ей рассказать. Правда, Маара?

Но Маара молчала. Она горько жалела об утраченных возможностях. Как она относилась к Дэйме все эти годы? Добрая старая бабушка — хотя не так уж та была и стара, вовсе не древняя старуха — ухаживала за свалившимися ей на голову среди ночи детишками, растила их, любила их. Трудно жила, скудно питалась, никогда не жаловалась. Но когда-то Дэйма была важной особой при дворе предшественников родителей Маары, где тоже жила спокойно и мирно. Она так много знала — но Маара никогда не расспрашивала ее. Теперь она мертва, и все, что эта женщина знала, умерло вместе с ней.

— Однажды я спросила Дэйму, откуда ей известно о старых городах на холмах, и она ответила, что у махонди имеется много разных сведений из прошлого. Но не сказала откуда.

— К сожалению, не у всех махонди. Не у нас, — проворчала Кандас.

— А почему?

— Не забывай, мы уже давно рабы. Твоя семья ведь никогда не была в рабстве.

Маара сделала над собой усилие и спросила:

— Вы знаете, что случилось с моими родителями?

— Их убили в ту же ночь, когда спасли вас.

— Откуда вы знаете?

— Горда был здесь. Он и рассказал.

— Он жив? Где он?

— Он поднял восстание против Хадрона. Дурацкое восстание, непродуманное, неподготовленное. Его убили и людей его перебили.

— Это значит, что вы не знали о восстании… Нет, это невозможно. Вы знали, но не одобряли.

— Мы предпочитаем идти иным путем, — сказал Мерикс. — Менее шумным.

Маара думала о той ночи, о доброте Горды.

— Извините, — прошептала она. — Он ведь спас нам жизнь.

— Да, конечно, — вздохнула Кандас. И тут же, когда Маара совершенно этого не ожидала, спросила: — Как тебя зовут?

Ей казалось, что настоящее имя тут же всплывет на ее языке, здесь, среди друзей, на собрании общины, но лицо Горды всплыло перед нею. «Маара. Тебя зовут Маара…»

— Маара, — ответила она. Все закивали и заулыбались. — Но мое настоящее имя! Вы знаете его?

— Лучше тебе его не знать, — ответила Кандас. — Кто знает, что известно хадронам… Что они у Горды выведали, прежде чем убить его.

— Может быть, однажды я снова смогу вспомнить свое настоящее имя.

— Будем надеяться. У махонди неплохие шансы в один прекрасный день завладеть этой страной. Хотя и не все так думают.

Тем самым следующий ответ Маары на вопрос «Что ты видела?» упразднялся. «Я видела будущее, — думала она. — Но они мне не поверят».

Вместо этого она сказала:

— Я видела жука там, наверху. Они и в Хелопс забегают?

— Да, и мы их бьем, — ответил Мерикс. — Некоторые считают, что жуки живут в туннелях. Горда видел их там. Он использовал туннели как базу для восстания.

— Где он брал воду? — спросила Маара.

— Хороший вопрос, умница, — похвалил Мерикс. — Водоснабжение башен давно отрезано, но сочувствующие, жившие рядом, снабжали Горду водой.

— Может быть, Данн в башнях? Живет там кто-нибудь?

— Вряд ли, — сказала Кандас. Значит, вопрос о Данне они обсуждали.

— Если он там, то долго не протянет.

— Вы посылали туда рабов?

— Послушай, Маара, мы стараемся не привлекать к себе лишнего внимания, — тихо, но строго заговорил Мерикс. — Не забывай, что мы рабы. За проникновение в район башен грозит смертная казнь. Мы ведем себя тихо, облегчаем жизнь хадронам, за это нас и терпят.

— Не усложняй нам жизнь, Маара, — добавила Кандас. — Ты ведь туда собираешься, в башни? Оставь эти мысли, пожалуйста.

На этом встреча завершилась.