Наш школьный учитель биологии, руководивший секцией юннатов, просил иногда учеников старших классов «освещать деятельность кружка» в местной украинской газете. Весной подошла очередь моему другу Толику нести свой опус в редакцию. Он был старше меня на два года, но писать не любил. Попросил меня сочинить о птицах. С материалом я был знаком слабо, в юннатах не состоял, поэтому изложил тему в общих чертах. Примерно так: «Мы любим пернатых друзей, потому что они красивые и весело щебечут. А еще они полезные. Уничтожают вредителей плодовых деревьев. Повышают урожайность фруктовых садов». И так далее. В том же духе. Эдакое бесхитростное признание школьника в любви к родной природе с учетом, как было принято в то время, интересов сельского хозяйства. Статью Толик притащил в редакцию. Вместе со мной. У входа дал еще раз нюхнуть кулак и повторил на всякий случай:

— Никому не говори, что писал ты. А если за эту муть заплатят деньги — поделим честно. Обещаю.

Нас долго гоняли из отдела в отдел, пока один человек не согласился почитать сочинение. Он сидел в отдельном кабинете. На двери висела табличка «Редактор». К кабинету нас подвела какая-то сотрудница. Сказала: «Все равно этому дяде нечего делать». Оглянувшись по сторонам, она приоткрыла дверь и толкнула нас внутрь. Редактор, кажется, спал. Он резко вскинул лохматую голову, поправил очки, удивился и долго не мог понять, что от него требуется. Потом, отругав кого-то по телефону, все же взял из Толиных рук мой листок. Начал читать.

— Не пойдет, — пробежав глазами весь текст, сказал редактор.

— Почему? — спросил Толик и выразительно посмотрел в мою сторону.

— Тебя как зовут?

— Толик.

— А это кто?

— Сережка, мой друг.

— Взял для поддержки?

— Ага. Я это… волнуюсь.

— Так вот, Толик, надо переделать. Необходима редакторская правка.

— Зачем? Я и так согласен.

— Так не годится.

— Почему? — опять спросил Толик.

— Это долгий разговор.

— У меня есть время.

Редактор улыбнулся:

— Ладно, дам тебе урок. Объясню, зачем начинающим корреспондентам нужен редактор. Только вот что. Пока мы здесь работаем, пусть Сережа погуляет.

— Нет, пусть сидит здесь, — заупрямился Толик. — Мало ли чего.

— Думаю, ему будет неинтересно.

— Можно мне остаться, — попросил я. Мне было очень интересно.

— Хорошо, — нехотя уступил редактор. — Только, Сережа, пересядь вон туда в угол. И не мешай. Чтобы ни звука, пока я работаю с автором.

Я кивнул и забился в угол.

Редактор снова нацепил очки и стал читать. Толик разглядывал стены, глупо улыбался и все время мне подмигивал.

В кабинет несколько раз заходили сотрудники, но редактор не отвлекался. Жестом просил всех ожидать за дверью. Наконец отложил мой листок. Сказал, как бы размышляя вслух:

— В общем, казалось бы, придраться не к чему.

Толик разулыбался. И мне было приятно. Похвала обнадежила.

— Но! — редактор поднял вверх палец. — Все любят щебетание птиц. Многим известно, что они полезны. А надо, — редактор искал нужные слова, — хочется, чтобы материал был необычным. Нужно писать как-то особенно. Станешь ты читать газету, в которой печатают одно и то же — «мы любим птиц, потому что они красивые»?

— Нет, — уверенно сказал Толик. — Я вообще газет не читаю.

— Зачем же ты принес это? — редактор поднял листок над столом.

— Учитель попросил.

— Он у вас кто?

— Николай Иванович. Руководитель кружка.

— Может, тебе написать об учителе? Что вы делаете на уроках. Как вы конкретно любите природу. Вы же любите ее не просто так? Наверное, что-то на занятиях делаете? Отправляетесь за город… Слушаете щебетание… Учитесь различать голоса…

— Да, — говорит Толик, — не просто так. На занятиях мы делаем чучела птиц.

Редактору показалось, что он ослышался:

— То есть?

— Ну, конечно, вначале слушаем щебетание. Учимся различать голоса. Учитель нам рассказывает… А потом ставим силки, ловушки с приманкой. Бьем из рогаток.

— Зачем?

— Для чучел.

— А чучела для чего?

— Мы птиц любим. Они красивые. Я же написал…

— Интересный поворот темы, — говорит редактор. — И много вы делаете чучел?

— Все шкафы в классах забиты, — отвечает Толик. — В учительской полно. Если места не хватает, Николай Иванович продает чучела на рынке. Синички, ласточки, жаворонки идут по пять рублей, совы по десять, орлы и соколы по три червонца.

— Стоп! Что-то мы не туда заехали…

— Вот и я думаю — лучше об этом не надо.

— Ладно. Не будем углубляться в детали. Вернемся к твоему варианту.

Редактор начал перекладывать лежащие на столе газеты. Нашел карандаш, ластик и углубился в текст.

— Давай напишем так. Зимой птицы улетают на юг. И нам не хватает, нам не хватает…

— Их песен, — подсказывает Толик.

— Тонкой и неброской красоты, — подхватывает редактор.

— Нас радует их стремительный полет, — читает Толик. — Это оставляем?

— Восхищает гордое парение, — добавляет редактор.

— Веселит душу соловьиная трель… — выхватывает фрагменты из текста Толик. — Пойдет?

Редактор одобрительно кивает. И тут же вписывает от себя, бормоча под нос:

— Тревожит сердце прощальный клекот журавлей…

— Клекочут орлы, — мягко, чтобы не обидеть человека, уточняет Толик, — журавли курлычут.

— Молодец. Материал знаешь.

— Так сколько ж перебито…

— Об этом не надо.

— Понял. Тогда, может, хватит исправлять?

— Пожалуй, да, — соглашается редактор. — И в конце добавим: чтобы пернатые друзья всегда оставались с нами, мы, мы… — запнулся он. — Как вы это делаете?

— Что?

— Ну, эти. Чучела.

— Очень просто. Сначала потрошим. Кишки выбрасываем. Потом аккуратно, чтобы не повредить оперение, снимаем кожу. Выворачиваем наизнанку.

— Все?

— Нет. Шкурим. Протравливаем раствором мышьяковистого натрия или медного купороса. Оголенный череп отрезаем от тушки. Удаляем глаза, язык, мышцы. Через затылочную кость вытаскиваем мозг…

— О боже! Это зачем?

— Чтобы не гнил. Протравливаем весь череп…

— Стоп! Хватит, — поморщился редактор, — обойдемся без этих ужасных подробностей.

— Я понимаю. Поэтому не рассказываю, сколько от них кровищи. А какой запах — настоящая вонь! Кстати, об этом можно «написать как-то особенно…» — Толик с намеком посмотрел в мою сторону.

— Не думаю, что это понравится читателям.

— Но это правда.

— Запомни, не всякая правда годится для печати, — назидательно сказал редактор.

— О том, что тушки мы жарим на углях, тоже не упоминаем?

— Жарите? — удивился редактор. — Но зачем?

— Для еды.

— Вы их едите?

— Естественно.

— О господи!

— Не пропадать же добру. Тем более в магазинах никогда не бывает мяса. Да и хлеб с перебоями. Причем хлеб кукурузный. Вы не знаете, когда, наконец, появится нормальный пшеничный хлеб? Я не говорю белый там или серый. А хотя бы черный обычный хлеб.

— Стоп! — редактор почему-то разозлился. — При чем тут это? Ну при чем тут это?!

— Я понимаю. Мне и родители говорили: «Это нельзя обсуждать вслух».

— Вернемся к птичкам, — недовольно сказал редактор. — К природе!

— Хорошо, — говорит Толик. — Вернемся. Что, если написать честно? На природе, с дымком — птицы очень вкусные.

— Ты вообще нормальный?

— Как все. Не верите? Спросите у любого из наших. Можете сами попробовать.

— Боже упаси!

— Понятно.

Редактор долго не мог сосредоточиться:

— Давай изложим так. Чтобы сохранить воспоминания о наших пернатых друзьях, мы оставляем их на зиму в классах… неживыми.

— Да, — говорит Толик, — можно и так написать. Неживыми чучелами.

— На переменах мы долго любуемся ими…

— Нет, про это не буду.

— Почему?

— Мы же не сумасшедшие. На переменах мы стоим в очереди за чаем. Или играем в футбол. Или гоняем девчонок по школе…

— Логично, — согласился редактор. — Теперь давай поработаем над концовкой.

— Давайте.

— Мы не просто рассказываем о любви к природе. Правильно?

— Так.

— Через газету мы обязаны давать пример. Газета не только информатор, но и пропагандист, организатор.

— Вам видней.

— В конце должен быть какой-то толчок. Призыв к действию.

— Согласен, — отвечает Толик. — Это как у нас в классе. Кто-то говорит: «Ленька Слободянюк ябедничает учительнице». И призывает к действию: «Давайте набьем ему морду!»

— Верно, — согласился редактор, — ты все схватываешь на лету.

— Как птичек из рогатки.

— Подумай, как закончить.

Над концовкой они трудились вместе. Получилось оптимистично. «Ребята, если вы любите природу, записывайтесь в наш кружок. Мы научим вас делать чучела птиц. И вы будете окружены пернатыми друзьями каждый день. Вы всегда будете общаться с прекрасным!»

— Что ж, неплохо, — потер ладони редактор. — Есть изюминка. Есть необычный поворот. Ищем подзаголовок. «Лабораторные опыты учащихся!» Нет? «Забавы перерастают в ремесло!» Уже лучше.

— Может, «С ножом по жизни!», — предложил Толик. — Недавно я видел фильм с похожим названием. Про гитариста.

Редактор поморщился:

— Давай так: «Маленькие шаги в большой мир взрослых».

Толик повернулся ко мне. Подмигнул. Наискось царапнул большим пальцем по шее, уронил голову и вывалил язык.

Редактор вписал подзаголовок и откинулся на спинку кресла, как бы любуясь хорошо выполненной работой:

— Что было — и что стало. Видишь?

— Вижу.

— Есть разница?

— Есть.

— Вот зачем нужен редактор! Ясно?

— Ясно.

— Что именно?

Толику было ясно: если сам газетный начальник приложил руку к тексту, он обязательно будет напечатан. Но об этом он промолчал.

— Так, что тебе ясно?

— Материал стал лучше.

— Во-от.

— И длиннее, — добавил Толик. — Мне учитель сказал: «Пиши много. Больше начислят денег». Вы мне заплатите?

— А ты, я смотрю, — редактор шутливо погрозил, — мальчик не промах. Вот что. Завтра я направлю в школу фотокорреспондента. Он снимет ваш кружок юных натуралистов. Передай Николаю Ивановичу, чтоб готовился.

Толик передал. Учитель пообещал ему пятерку за четверть. В смысле оценки.

Статья в газете вышла с огромной фотографией. На снимке — все юннаты нашей школы. Отъявленные любители природы. Человек двадцать. Каждый держал в руке чучело. Все, кроме птиц, счастливо улыбались. Публикация называлась «ПТАХЫ — НАШИ ДРУЗИ!». Что в переводе с украинского означало «ПТИЦЫ — НАШИ ДРУЗЬЯ!».

Из-за этой фотографии хулиган и трижды второгодник Юрка Вишневый двинул Толику правой по морде. Попал в левый глаз. Понять Юрку можно. Он фотографировался на переднем плане. В одной руке держал чучело совы, в другой — свою знаменитую рогатку. Этим инструментом он очень гордился. На ручке делал зарубки по количеству точных попаданий. В газетном варианте сова и рогатка таинственным образом исчезли — Юрка красовался с журналом «Пионер» в корявых руках.

— Ты куда дел рогатку, писатель? — долго пытал он Толика в темном углу школьного коридора.

Ни я, ни Толик сами не могли понять. С «Пионером» в руках Юрка действительно смотрелся как-то придурковато…

Был в этой истории и приятный момент.

За статью Толику прислали гонорар — шестьдесят две копейки. На них мы купили две бутылки лимонада. И три конфеты «Ласточка» на сдачу.

— Завязываю с этим писательством, — осторожно трогая фингал, сказал Толик. — И тебе не советую. Не доведет это до добра. Да и платят в газете не очень. Скажу тебе как юннат со стажем, — ловкими движениями Толик аккуратно вырвал тело «птицы» из бумажного фантика. — Иди к нам. На одном чучеле ласточки можно заработать в десять раз больше.